1789 год
Англия

- Нет!

Суровый голос отца эхом отразился от стен, и я зажала уши руками, чтобы не слышать этого. Снова!

- Папа, ты отказал уже восьмому претенденту на мою руку, сколько можно! – обиделась я. – Тебе никто не нравится. Ты решил меня оставить навечно при себе?
- Как раз потому, что желаю тебе счастья, я и отказываю всем подряд, - хмуро проговорил отец. – Опыта у меня побольше: все, кто просил твоей руки до сих пор – и мизинца твоего не стоят.
- Если так печешься о моем счастье, почему не даешь выбрать самой?! – продолжала возмущаться я, не замечая гневных ноток в отцовском голосе.
- Потому что ты еще молода и совсем не знаешь жизни, - непреклонно ответил отец. – Не разбираешься в мужчинах, не понимаешь их устремлений.
- Все я понимаю прекрасно, - поджала я губы. – Я даже… люблю кое-кого из них. Думаю, да, я люблю…
- И кого же из восьми, позвольте узнать, вы любите, юная леди? – прищурил папа глаза.

В обычной ситуации я бы испугалась, с детства зная, что отца не стоит злить, но сейчас была возмущена его поведением до крайности, что разбудило во мне семейный упрямый и вздорный характер.

- Мне все нравились! – задрала я подбородок, напуская в голос уверенности. Я, конечно, лукавила. Но в таком споре были уже все аргументы хороши. – Любой из них мог составить великолепную пару для меня.
- В том-то и дело, - покачал барон Свон головой с выражением, будто точно знает, что прав.
- Чем тебе не понравился лорд Креган?

Высокий, худощавый, с военной выправкой и статью, лорд Себастьян Креган был первым, кто сватался ко мне год назад, сразу после моего появления в свете, на одном из первых балов. Он был мил и обходителен, рассыпался в комплиментах, а за моменты, когда выражал восхищение, я готова была не только выйти за него замуж – жизнь отдать. Было лестно осознавать свою власть над столь взрослым и сильным мужчиной. Но отец отказал ему, даже не дослушав. И с того момента, когда бы он ни появился, лорду Крегану передавали, что никого нет дома, а на балах меня тщательно охраняла целая стая матрон, готовых во всем услужить отцу. К моему крайнему разочарованию мужчина не стал настаивать и добиваться, а испарился вскоре с горизонта.

- Староват, - отрезал папа.
- Совсем немного! – возразила я, и он закатил глаза:
- В отцы годится, – добавил он. – Играет, когда выпьет, а пьет часто. Не раз видел его в Уайт-клубе в непотребном состоянии.
- А маркиз Мельчестер? – продолжала я, вспоминая молодого франта с очаровательной улыбкой, но папа перебил меня.
- Слишком молод, герцогом станет нескоро, а пока – только тень своей честолюбивой мамаши.
- Граф Гроув? – перечисляла я самых именитых своих поклонников.
- Смотрел на тебя как на кусок дерьма, залитый золотом, - фыркнул барон.
- Папа! – возмутилась я, шокированная его грубостью.

Хотя чего я ожидала? Он никогда не стеснялся при дамах отпустить крепкое словцо, даже когда мама была жива, что послужило причиной не одной дуэли. Впрочем, из всех барон Свон выходил победителем. Отца за глаза в свете называли Флибустьером, как за редкую удачливость, которая привела к утроению семейного состояния, так и за несдержанный язык.

- Он практически разорен, но горд непомерно, - объяснил папа, проигнорировав мое возмущение. - А гордостью дыры в потолке фамильного замка не заткнешь, пусть и основана она на подвигах предков еще со времен норманнского завоевания Англии.
- А виконт Мейсен? – чуть слышно спросила я, опуская глаза. Молодой человек мне понравился куда сильнее других, и в данном случае я ни капли не кривила душой, мечтая о замужестве с ним. Если внимание остальных льстило, а предложение руки и сердца потворствовало моему желанию вырваться из-под отцовской опеки, то в случае с виконтом в ход шли и иные чувства.

Первый раз виконта Джеймса Мейсена я увидела в Лондоне, когда сезон уже был в разгаре. Стоило ему появиться в бальной зале огромного дома Девонширов, как по толпе пробежал легкий шепоток, все взгляды обратились на молодого человека. Как он сознался во время танца, на прием его занесло случайно, он приходился дальним родственником хозяйке и приехал по делу. Но, увидев самую красивую девушку сезона, не смог отказать себе в удовольствии потанцевать с ней, забыв обо всем на свете.

В течение месяца Джеймс неустанно преследовал меня всюду, не обращая внимания на грозные взгляды отца и стерегущих матрон. То, что смущало иных ухажеров, виконт Мейсен отметал одним мановением руки, не замечая препятствий, покоряя окружающих искрометным обаянием. Он оказался изящным танцором, страстным весельчаком и нежным льстецом. Все внимание света было приковано к нашей паре, и я с трудом держала себя в рамках приличий: хотелось танцевать только с ним все балы напролет. Его очаровательная улыбка отпечаталась в памяти и долго не выходила из головы, преследуя даже во сне. В самых смелых мечтах я уже была его женой, не сомневаясь в намерениях Джеймса относительно моей персоны.

Но папа был непреклонен. Не в силах устоять, я затаилась под дверью, подслушивая разговор отца и виконта Мейсена. Восприняв отказ с достоинством, Джеймс холодно поклонился и быстрым размашистым шагом вышел из дома.

Я бросилась к окну, провожая мужчину взором, полным отчаяния. Словно почувствовав, он бросил взгляд наверх. Лицо исказила гримаса недовольства, а в голубых глазах полыхал огонь. Не было сомнения: отказ отца задел его, став неожиданностью.

Не прошло и нескольких минут, как весь особняк на Беркли-сквер был поднят вверх дном: заявив, что с него хватит глупых поклонников дочери, отец приказал готовиться к отъезду в поместье, не слушая моих слез и возражений. Причем не в загородный дом в графстве Кент, а на север, в Нортумберленд, туда, где располагалось фамильное гнездо Свонов.

Я всегда любила бывать в тех местах, с детства суровые северные долины влекли меня. Обожала каждое мгновение этих путешествий, особенно долгий путь из Лондона морем на любимой игрушке барона Свона – быстроходной яхте. Добираться по суше до графства на границе с Шотландией было слишком долго, поэтому чаще всего мы выбирали морской путь.

На сей раз ничто не радовало, настолько меня охватила обида и злость на отца. Все путешествие я провела в своей каюте, а по приезде решилась вновь завести разговор, который в итоге привел к горячей ссоре.

- Этому Мейсену ты наскучишь сразу после брачной ночи, - резко бросил отец. – Он ни одной юбки не пропускает, его репутация более чем известна в свете! Я видел, Изабелла, как ты на него смотрела, и уважаю твои свежие чувства. Но я не хочу для дочери судьбы богатых наследниц, про которых мужья, прохлаждаясь в Лондоне или на скачках, отвечают, что их жена в поместье, как в сейфе.

Я не желала верить словам отца. С момента встречи все внимание Джеймса было устремлено лишь на меня. Он не стал бы искать развлечений на стороне после свадьбы.

- Ты не знаешь, какой он! – не сдерживая рыданий, прокричала я, оставляя поле боя за отцом и убегая в спальню, чтобы в который раз за последние дни вылить порцию слез в подушку.



Несколько дней прошли как в тумане. Меня охватила апатия. Я часами оставалась в спальне, отказавшись почти ото всех развлечений, кроме верховой езды. Не читала папе вслух, что было традицией в течение долгих лет, не обсуждала с ним интересных вопросов, касающихся проводившихся в разных концах страны скачек или дел поместья. Отказалась от походов на рыбалку. Папа лишь качал головой, удивляясь моему упорству.

В тот день я возвращалась с верховой прогулки через поле, когда увидела несущуюся на немалой скорости карету. Желая избежать столкновения, я посторонилась, заставив послушную кобылу сделать шаг в высокую траву, но раздался повелительный окрик, и экипаж остановился напротив меня.

- Леди Изабелла Свон?

Я удивленно обернулась. Дверца с незнакомым гербом была открыта, ладонь молодого мужчины протянута ко мне, а цепкий взгляд серьезных зеленых глаз пробирал до дрожи. Длинные каштановые волосы с бронзовым отливом распущены по плечам. Богатый камзол поблескивал серебряными и золотыми нитями шитья. Черты лица показались немного знакомыми, но я была уверена, что ни в Нортумберленде, ни в Лондоне мы ни разу не встречались.

- Да… - растерянно ответила я. – Мы разве знакомы?
- Меня прислал Джеймс Мейсен, - проигнорировал мужчина мой вопрос. – У вас есть шанс изменить жизнь прямо сейчас, если хотите стать женой моего брата. Если вы его действительно любите, в чем он уверен, я готов предоставить вам шанс на встречу.
- Джеймс – ваш брат?! – ахнула я, прижимая руку к бешено заколотившему сердцу, мгновенно наполнившемуся надеждой.

Он не сдался! Джеймс любит меня!

- Да, и он ждет вас, - ответил незнакомец. – Ваш отец категорически не согласен на свадьбу, и единственным способом остается побег. Я отвезу вас в Шотландию к брату, если вы готовы рискнуть репутацией ради любви.

Не было времени размышлять. Через несколько минут с дальних выпасов должен был вернуться отец, и я боялась даже представить его реакцию на мой разговор с незнакомым мужчиной посреди поля. А брат Джеймса, судя по всему, не намерен ждать.

Должно быть, папа прав: я была молода и наивна. Но меня полностью охватило первое сильное чувство, и мне предлагали путь к счастью. Из головы вылетели все мысли о семье, основы внушаемого годами воспитания. Все это потеряло важность. Поэтому я спрыгнула наземь, уверенная, что умная кобыла найдет путь в конюшню, приняла протянутую ладонь и через секунду сидела в карете, мчащейся прочь… Разум мой был заполнен романтическими рассказами о побегах ради любви.

Первые несколько минут я буквально парила на крыльях, ощущая небывалый подъем. Радость перед встречей с Джеймсом и восторг победы над отцом затмила здравый смысл и страх. Побег с чужим мужчиной в неизвестность был ужасающе рискованным, но понимание отрезвило меня далеко не сразу. Я считала секунды кажущейся невозможной свободы, страшась любой погони, в ожидании которой то и дело напряженно прислушивалась.

Но как только мы покинули знакомые с детства места, эйфория прошла, сменившись беспокойством. Слишком поздно я осознала, что доверилась вообще неизвестно кому. Я даже не была уверена, что он везет меня к Джеймсу. Да, мужчина, представившийся ближайшим родственником виконта Мейсена, несомненно, выглядел как дворянин и джентльмен. Об этом свидетельствовало все: от осанки до одежды. Но больше ничего о нем сказать я не могла, и, как ни силилась, не могла вспомнить, чтобы Джеймс упоминал о брате.

Мрачности положению, в котором я оказалась, добавляла и неразговорчивость спутника – за целый час пути он не произнес ни слова, только смотрел без эмоций, всякий раз равнодушно отводя взгляд, когда я обращала на него испуганный взор.

Мой голос, когда я решилась заговорить, неожиданно задрожал, выдавая волнение:
- Почему вы так смотрите?..
Он безразлично и немного пренебрежительно передернул плечами:
- Пытаюсь понять, что Джеймс нашел в вас…

Это было довольно грубо. Но зато правдиво. Папа бы сказал: «Лучше быть прямолинейным и прослыть хамом, чем льстецом».

- И не находите?.. – сделала поспешный вывод я, опуская глаза в смущении – щеки запылали.
- Почему же, вы очень красивы, - удивил меня мужчина комплиментом и добавил с едва скрытым презрением в голосе: - В Лондоне, я слышал, подобные вам девушки пользуются популярностью…

В интонации не было заинтересованности, простая констатация факта. Но от этого не стало менее приятно – я была польщена, что брат одобряет выбор Джеймса. А вот другая часть фразы отдавала пренебрежением – не ко мне, но ко всему высшему свету, олицетворением которого являлся Лондон.

- Мне кажется, наше знакомство несколько однобоко, - позволила я себе улыбку. – Я даже не знаю вашего имени.
Он помедлил дольше, чем позволяли приличия, но все же коротко кивнул:
- Эдвард Мейсен, - представился он, оставляя легкий, практически незаметный поцелуй на тыльной стороне протянутой мною ладони, словно брезговал касаться. И сразу же отвернулся, всем видом показывая, что не испытывает желания продолжать разговор.

Поведение его удивляло, но не внушало опасений: было не похоже, что Эдвард соврал насчет родства. В голосе проскальзывали теплые нотки, когда он упоминал имя брата. Но ему явно не доставляла удовольствия наша поездка. Похоже, он тяготился взятыми на себя обязательствами.

- Куда мы едем, милорд? – спустя несколько минут решилась спросить я.

Пейзажи менялись, привычные просторы, окружающие наше поместье, уступили место холмам, мы направлялись на восток, к морю. Но куда дальше проляжет путь, я не представляла: морем мы могли двинуться в любую сторону.

Мейсен, дернувшись при звуке моего голоса, обернулся. В его глазах мелькнуло странное выражение, словно мой вопрос не был абсолютно естественным в подобных обстоятельствах.

- Наша мать родом из Шотландии, леди Изабелла, - спустя пару тягучих мгновений ответил он. – И я вас везу в один из домов, принадлежащий семье матери, он расположен в горах юго-западнее Инвернесса. Изначально были планы отвезти вас в Гретна-Грин, но Джеймс решил, что вы предпочтете венчание в более тихом и благополучном месте. Шотландские законы, в отличие от английских, не требуют разрешения родителей на брак.

Меня охватило тепло при мысли о заботе Джеймса. Гретна-Грин – деревушка на границе с Шотландией, овеянная легендами о возлюбленных, которые сбегали туда ради того, чтобы свершить тайное бракосочетание, - очень романтичное место. Но далеко не всегда истории заканчивались хорошо. Другое дело – бракосочетание в домовой церкви старинного шотландского замка… Я закрыла глаза, представляя безбрежные поля вереска, опускающиеся к морю, суровые скалы, серые камни старинных стен. И Джеймса, ждущего меня у алтаря. В ушах уже звучали ноты никогда не слышанных мною волынок. До Инвернесса было далеко, но оно того стоило.

- Я нанял судно, оно ждет нас в маленьком порту на границе Шотландии и Англии, туда нужно попасть как можно скорее, - пояснил Эдвард. - Проще было выбрать сухопутный путь, но вероятность быть схваченными тогда была бы намного выше. Не думаю, что ваш отец придет в восторг от побега, и я бы предпочел с ним не встречаться.

Голос Эдварда, пусть и грубее, чем у Джеймса, обладал теми же неповторимыми нотками, что подтверждало родство Мейсенов, а его размеренная речь действовала на меня успокаивающе. Черты лица, теперь я заметила, тоже во многом совпадали с братом: пронзительное выражение глаз, изящный изгиб губ и мужественная линия подбородка. Что касается остального, то цвет волос Джеймса был намного светлее. Отличалась форма носа и ширина скул. А еще виконта я не представляла без улыбки. Его брат, по всей видимости, был угрюм и нелюдим. Не похоже, что он был склонен к веселью, и это меня смущало. Во взгляде зеленых глаз то и дело сочилось осуждение.

- Я могу на вас положиться, да? – тихо спросила я, внезапно робея перед серьезностью этого мужчины.
- Я доставлю вас в целости и сохранности, слово дворянина, - заверил он так твердо, что я сразу поверила.

Откинувшись на мягкую спинку, я устремила уставший взгляд в окно, позволив себе расслабиться и помечтать о судьбоносной встрече.

Вот так, папа. Я все равно добилась своего!



Мы торопились. Безумная гонка прервалась лишь два раза для смены уставших лошадей на свежих. Эдвард не позволял мне не только выходить, но предостерегал даже выглядывать из кареты, опасаясь слухов.

Лишь единожды, когда мы остановились возле грязного постоялого двора, находившегося на развилке шести дорог, я взмолилась о передышке: спина болела после неудачной кочки на одной из далеко не самых лучших дорог Англии, а в горле пересохло. Мейсен одарил меня пробирающим до костей суровым взглядом, но все же уступил. Кинул плащ, приказав прикрыть лицо и стать как можно незаметнее.

- Вряд ли меня станут искать здесь, в этом Богом забытом месте, - проворчала я, уставшая от правил, причин которых не понимала.
- Молодая девица в амазонке, очевидно сшитой у лучших портных с Бонд-стрит, путешествующая в сопровождении мужчины, без горничной и других слуг, - фыркнул Эдвард, поднимая брови. – Вы хотите стать жертвой местных разбойников? Думаю, мой брат предпочел бы получить невесту в первозданном виде. Во всяком случае, он уверен, что до недавних пор так и было. Я бы на его месте, зная нравы английского высшего света, сомневался бы…

Я вспыхнула до корней волос. Намек был слишком прозрачен: благодаря моему легкомысленному поведению брат Джеймса сомневался в моем благочестии. Опустив взгляд, я поспешно надела плащ и послушно закуталась в него до бровей, сделав вид, что мне холодно.

Мы вышли из кареты – Эдвард подал руку, когда я спускалась по ступеньке, но тут же отпустил. Изящные ботинки для верховой езды из тонкой кожи утонули в вязкой грязи, пахнувшей конским навозом. Спотыкаясь, я шла за Эдвардом, проклиная тот час, когда согласилась поехать с ним. Миновал почти целый день пути, и я уже была вымотана, как никогда в жизни. Хотелось пить, есть, спать, причем в чистой постели и безопасности. И я… внезапно стала думать об отце, представляя, как он сейчас беспокоится, места себе не находит. Улыбка Джеймса померкла по сравнению с положением, в котором я очутилась. Отчего он не решился сам похитить меня? Почему подослал брата? И что ему стоило, презрев отказ отца, не выдергивать меня из родного дома обманом, а добиваться снова и снова до тех пор, пока Чарльз Свон бы не уступил?

Эти мысли крутились в голове, не находя ответов, только сильнее запутывая. Я была молода и наивна, совершила, возможно, глупость, но теперь решение принято, и я должна сама справляться с последствиями своего выбора.

Эдвард провел меня мимо смеющихся, дурно пахнувших, плохо одетых людей к крыльцу гостиницы. Из распахнутой настежь двери раздавался смех и звон посуды. На меня дохнуло смесью запахов еды и спиртного. Я споткнулась, сделав шаг назад, липкая грязь взметнулась, оставив брызги на подоле платья.

- Вернемся в карету, - пробормотала я дрожащим от слез голосом.

Эдвард разозлился – я чувствовала это по грубым быстрым шагам, которыми он пересекал двор в обратном направлении, по его гробовому молчанию, предвещавшему бурю. Так же любил выдерживать паузу и мой отец, и я прекрасно знала, что за этим последует: строгий выговор.

Мы уселись, и я отвернулась, забившись в угол кареты. Обнимая себя руками, пыталась не разрыдаться. Видя мое отчаяние, Эдвард сдержался, ничего не сказав. Только о чем-то быстро и решительно поговорил снаружи, сопровождая слова звоном монет. Эйфория исчезла, я ощущала себя ребенком, попавшим в переплет. Я все еще мечтала о встрече с Джеймсом, но обстоятельства, при которых она произойдет, уже не казались романтичными. В каком виде я предстану перед женихом? Кто будет в том доме, куда меня везет его брат? Девушка, путешествующая без сопровождения компаньонки, наедине с мужчиной. Я закрыла лицо ладонями. Я слышала, что в Шотландии до сих пор придерживались более строгих взглядов, которые в Лондоне давным-давно считались устаревшими… Кем они меня посчитают?

Как только карета снова двинулась в путь, я заговорила, не поднимая глаз и не отрывая головы от стенки, к которой устало прислонилась.

- Если я скажу, что передумала и хочу вернуться домой, что вы сделаете? – Украдкой я стерла молчаливые слезы со щек.
Эдвард выдержал паузу, раздумывая над моими словами. А затем ответил:
- Я тут же отвезу вас назад. Ни у меня, ни у брата не было намеренья вас принуждать. Но, - добавил он вдогонку, - прошу вас подумать, Изабелла. Устроить ваш побег было непросто. Неужели вы хотите так быстро сдаться? Вас устраивает жизнь под диктовку отца? У меня на родине бракосочетание устроить гораздо проще, нужно лишь согласие сторон, хотя и случаются браки по договоренности родителей в некоторых семьях. Джеймс любит вас, он не решился бы на столь отчаянный поступок, если бы не возжелал вас всем сердцем. Вы передумали и теперь хотите отказаться от него?

Улыбка Джеймса тут же возникла перед моим взором. Разве я недостаточно сильно люблю его, чтобы рискнуть всем? Разве он не сделал все возможное, чтобы доказать серьезные намерения? Значит, он сможет позаботиться и о моей репутации…

Я молчала, в горле от слов Эдварда встал ком и мешал говорить. Не услышав возражений, Эдвард продолжил:

- Я понимаю, для вас такое путешествие в новинку, вы совершили рискованный шаг и, понятное дело, испытываете страх. К тому же, я не слишком с вами любезен. Простите за это, я ни в коей мере не собирался обидеть вас и постараюсь впредь вести себя более уважительно. Возможно, я что-то не так понял: Джеймс говорил о вас как о дерзкой и уверенной в себе девушке, и я не думал, что вам понадобятся ободряющие слова. С его слов выглядело, будто между вами все давно решено, и вам нужно лишь создать условия, при которых вы сможете быть вместе. Если он ошибся, если вы не готовы к браку, я немедленно отвезу вас домой.

Эдвард замолк, очевидно, ожидая ответа. Его слова, в особенности те, как Джеймс думал обо мне, внушили почти что восторг. Он считает меня дерзкой и самоуверенной? Это льстило. Это почти заставило меня увидеть себя такой. Девушка, бросившая вызов властному отцу, чей крутой нрав известен многим! Добившаяся счастья вопреки стараниям разрушить его.

Но потом я вспомнила о ломоте в спине от многочасового сидения в карете, ощутила голод, жажду, холод, растекающийся по ногам от промокшей обуви, и снова захотела домой. Гордость – единственное, что не позволило признать данный факт. Я зашла слишком далеко, чтобы возвращаться назад. К тому же, слова Эдварда дарили надежду.

- Родители Джеймса примут меня? – закусив губу, спросила я, пытаясь сделать верный выбор.
- Похищение невесты в наших краях – обычная традиция, - заверил с усмешкой Эдвард. – Никто вас не станет осуждать. Слишком часто возникали споры между кланами, нередко лилась кровь… Многие семьи враждовали. Поэтому я везу вас туда, а не в Мэйсон-корт - поместье отца в Бакингемшире. Там бы, вы совершенно правы, нас не поняли, и репутация ваша оказалась бы в опасности.

Я вздохнула, поежившись оттого, как подол платья неприятно прилегает к щиколоткам. Эдвард словно прочитал мои мысли.

- На судне вы сможете отдохнуть, - пообещал он. – Я достану вам дорожную одежду, возможно, не столь богатую, но удобную и не привлекающую лишнее внимание. А платье будет отдано в чистку по прибытии. К моменту встречи с Джеймсом все будет в порядке, не волнуйтесь. К тому же в доме, где мы остановимся, немало женских нарядов оставлено нашей с Джеймсом младшей сестрой. Она не будет возражать, если вы подберете себе что-нибудь по вкусу.

Я взглянула в глаза спутника и увидела в них чистосердечие и прямоту. Он не лгал, от этого становилось легче. Казалось, я могу доверять ему, полностью положиться на его слово.

- Почему вы, а не Джеймс, здесь со мной? – задала я вопрос, вертевшийся на языке.
- Невозможно быть одновременно в нескольких местах, - объяснил Эдвард. – Джеймс должен договориться со священником и обеспечить нам безостановочное перемещение. Должен подготовить все. И к тому же ему следует увидеться с нашей матушкой, это главное.
- Значит, вы обещаете, что со мной все будет в порядке? – попыталась улыбнуться я, искренне желая верить Эдварду.
- Даю слово, - твердо сказал лорд Мейсен. Не приходилось сомневаться в искренности его слов.
- Тогда я не передумала, - выдохнула я, принимая окончательное решение. И горько пожаловалась: - Но я ужасно, ужасно хочу есть. Мы столько часов в пути!
Эдвард протянул мне небольшую корзинку, в которой лежал белый хлеб и молоко.
- Это все, что мне удалось достать, - сообщил он без сочувствия. – Мы спешим, некоторые лишения придется перетерпеть, если вы действительно хотите стать женой Джеймса. Нормально поужинаем на судне, я попросил хозяина заказать для нас еду. Там отпадет надобность в безумной спешке. Сейчас останавливаться где-либо опасно.
- Ничего, - обрадовалась я, хватая корзинку и сглатывая слюну, - это подойдет!

Никогда прежде мне не казались такими вкусными обыкновенный хлеб и молоко.



В маленький городок на побережье, где нас ждал нанятый Джеймсом корабль, мы прибыли поздним вечером. Пахло рыбой и морской солью, на пристани суетливо разгружали торговое судно, рабочие таскали тюки и корзины, на деревянных настилах валялись сумки, мешки, стояли груженые телеги.

Я надеялась, что наш корабль будет чем-то походить на отцовскую яхту, но ошиблась. Эдвард объяснил, что поиск судна – непростое дело, и скрытно доставить пассажиров в нужный порт не каждый капитан согласится. Действительно, по виду шхуна напоминала купеческий корабль, предназначенный для грузов: я не раз видела такие во время верховых прогулок вдоль побережья в Кенте, когда они перевозили товар через Ла-Манш во Францию.

Мы спустились по шаткой деревянной лестнице и заняли две тесные каюты. Не такие плохие, как я боялась после посещения ужасного постоялого двора. Но и не богатые. Это были две малюсенькие по площади комнатушки, имеющие смежную общую дверь. Низкая твердо сбитая кровать, шкаф, тяжелый табурет и большое зеркало – все, чем помещение могло похвастаться. Вся мебель была намертво прикреплена к полу.

Пока я смущенно оглядывала более чем скромную обстановку, Эдвард распорядился принести теплой воды для умывания и предупредил, что скоро принесут ужин. Как только сопровождающий исчез, Эдвард запер входную дверь в мою комнату на замок изнутри, опустив ключ в карман.

- Я что, пленница? – поинтересовалась я удивленно.

Он приостановился, прежде чем скрыться за смежной дверью, и многозначительно посмотрел на меня.

- Это ради вашей безопасности, леди Изабелла. Вы не представляете, какой вокруг ошивается сброд. Моряки подолгу находятся в море и не видят женщин…

Я покраснела, в который раз поразившись собственной наивности, но мужчина этого уже не видел – закрыл дверь.

Находясь в растерянности, я не знала, чем заняться. Устало присела на краешек кровати, проведя по постельному белью рукой: льняное, грубой выделки, но утешало, что чистое. Приподняв юбки, я стащила с ног перепачканные грязью мокрые ботинки и откинула их прочь, массируя занемевшие от холода ступни. А еще меня мучил туго затянутый корсет амазонки, не давая даже на минутку расслабить спину. Все-таки платье для верховой езды – не совсем подходящий наряд для долгих путешествий в карете по размокшим от дождей сельским дорогам.

Дверь распахнулась, и Эдвард внес большой таз, полный горячей воды, от которой поднимался густой пар, что заставило меня посмотреть на моего спутника с огромной благодарностью. Он положил рядом отрез белой ткани, а на кровать кинул простое платье, принадлежавшее, должно быть, кому-то из крестьянок, и протянул мне пару тряпичных домашних туфель.

Я не могла не радоваться возможности переодеться и смыть с себя пыль и грязь, однако существовала проблема. И я не знала, как о ней сообщить.

- Подождите! – позвала я, когда Эдвард уже находился в дверях. Пряча глаза и заламывая руки, я вынуждена была обратиться к нему как к единственному, кому могла довериться в данном случае. – Мне нужна ваша помощь… Как я подозреваю, здесь нет горничных…
- Да?.. – непонимающе уточнил он.

Медленно, очень медленно я повернулась к нему спиной, желая провалиться сквозь землю от смущения. Но у меня не было другого выхода. Служанку он мне на корабле не найдет.

- Корсет, - прошептала я, кусая губу почти до крови. – Я не могу снять его сама.

Моя горничная каждое утро тратила добрые полчаса, чтобы затянуть его на моей спине, а по возвращении с прогулки почти столько же, чтобы расшнуровать. Зато в седле я всегда выглядела идеально…

Эдвард тихо выругался. И тем самым вновь всколыхнул воспоминания об отце – я даже представить не могла, как папа волнуется. Слишком поздно. Даже если бы я сейчас вернулась домой, моя репутация уже была полностью уничтожена, если хоть кто-то прослышал о побеге. Впрочем, зная папу, я понимала, что он будет хранить тайну...

Одна надежда на то, что я рискнула не напрасно, и вскоре меня ждет замужество с высокородным дворянином, наследником графского титула. Я поставила на кон свою честь, и не осталось выхода, кроме как идти до конца, не оглядываясь назад.

Эдвард долго медлил. Я не смела повернуться и взглянуть. Затем услышала неуверенные шаги, и моя кожа покрылась мелкими мурашками, когда мужчина остановился позади, пока еще ничего не предпринимая. Я не знала, о чем он думает, а спросить попросту не могла, иначе сгорела бы со стыда и согласилась продолжить путешествие в корсете. Это казалось невозможным, моя спина болела настолько сильно, что хотелось рыдать.

Очень осторожно Эдвард потянул тесемки на платье, заставив меня невольно вздрогнуть.

- Простите, - прошептала я, втягивая голову в плечи и мечтая, чтобы эта пытка смущением поскорее закончилась.
- Сам виноват, что не подумал об этом затруднении заранее, - тихо ответил Эдвард, и его дыхание достигло обнаженной кожи моей шеи, заставив мелко задрожать. Корни волос, казалось, встали дыбом, и я ощутила себя до крайности беззащитной. – В доме вас будут ожидать горничные, а до того момента придется потерпеть… Я слишком часто жил один и забыл, как изнежены благороднее дамы.

Его дыхание казалось сбивчивым, когда он потянул мое платье по плечам вниз, слегка касаясь кожи кончиками пальцев. Я поспешно подхватила юбку, чтобы не остаться в нижнем белье перед чужим мужчиной. Как Джеймс мог доверить такое важное дело брату? Нет, он ему, однозначно, доверял, но все же… почему не увез меня сам, а позволил постороннему человеку оставаться со мной наедине так надолго? Разве уже одно это не разрушало мою репутацию в его глазах? Я постаралась выкинуть эти пугающие мысли из головы, тем более теперь, в такой ужасающе неловкой обстановке, которую вынуждена была терпеть.

Эдвард возился достаточно долго. Корсет был тугой, а шнуровка затянута таким образом, чтобы не распуститься случайно во время скачки на горячей лошади. Я знала, что Мари делала крепкие узелки после каждой петли, так что корсет был зашнурован очень тщательно. Но вскоре я смогла вздохнуть полной грудью, освобожденная от оков.

Эдвард покинул меня немедленно, быстрыми шагами, как только понял, что остальное я в состоянии снять сама.

- В течение часа к вам никто не зайдет, а потом нас ожидает ужин, - сказал он прежде, чем закрыть дверь; его голос снова был грубым, будто он злился.

Я с облегчением избавилась от платья, намокшего почти до колен. Потратила уйму времени, распутывая сложную прическу, сделанную с утра и уже порядком растрепавшуюся. Вода к тому времени почти остыла, но все же я с огромным наслаждением умылась и обтерла себя влажной тряпицей всюду, куда смогла дотянуться.

Я слышала, что Эдвард в соседней комнате бродит, не находя себе места, чувствовала ровную качку судна под ногами, но не могла определить, отплыли мы уже или еще нет. Как сумела, я сложила волосы в незамысловатую прическу и надела предложенное скромное платье крестьянки, которое, слава Богу, не требовало никакого корсета. Однако оно скрыло от чужих глаз осиную талию и округлую грудь. Я нашла себя в зеркале совсем непривлекательной, как будто вместе с одеждой исчезли и признаки благородного происхождения. Возможно, лишь манеры теперь способны были выдать меня.

Эдвард одарил меня таким пронзительным оценивающим взглядом, когда я осмелилась появиться на пороге, что я опустила глаза, отчаянно покраснев.

- Я выгляжу уродливо, - пробормотала я стыдливо.
- Вы выглядите очаровательно, - ответил он спокойно.

Этот мужчина пугал меня. Но не той опасностью, которую обычно представляют для женщин мужчины – теперь я была убеждена, что Эдвард никогда не воспользовался бы моим беспомощным положением. Но тем, что мне казалось, будто он видит меня насквозь, читая старательно скрываемые мной мысли.

Не знаю, почему, но постоянно в его взгляде я замечала укор. Возможно – хотя я не могла утверждать этого точно – Эдварду не нравилась идея силой похитить меня. Может, он просто уступил просьбе брата, но при этом осуждал его поступок. А затем у Эдварда сложилось превратное мнение и обо мне как о легкомысленной особе, когда я легко согласилась сесть в карету. В любом случае, я не собиралась вдаваться в подробности. Когда выйду замуж за Джеймса, все встанет на свои места, как и полагается.

На низком столе ждал поднос с накрытым ужином: несколько ломтей ветчины, деревенский сыр, кувшин домашнего вина. Я привыкла к куда более изысканной пище, но жаловаться в моем положении было бы неправильно, учитывая, что за целый день съела только немного белого хлеба.

Скромно пройдя вперед, я опустилась на стул, не ожидая дополнительного внимания со стороны Эдварда. И оказалась права. Он подождал, пока я устроюсь, и сел напротив.

- Ешьте, раз голодны, - кивнул он, ожидая, что я, видимо, сама позабочусь о куске в своей тарелке. – Здесь некому вас обслуживать. Но и некому попрекнуть.



Путь по Северному морю до залива Морей Ферт оказался для меня худшим кошмаром путешествия. Я провела несколько дней пути, мучаясь ужасной тошнотой и почти не вставая с постели. Эдвард сказал, что меня терзает морская болезнь, и пообещал, что она пройдет, как только мы ступим на твердую сушу. Я могла лишь удивляться: нередко путешествуя с отцом на нашей яхте, я никогда ничем подобным не страдала. Когда я робко озвучила эту мысль Эдварду, он лишь фыркнул.

- Я хочу домой, - хныкала я, прижимая ко лбу влажное полотенце, которое Эдвард подал. Я чувствовала себя ужасно и была слишком обессиленной для того, чтобы испытывать смущение от его близкого присутствия.
- Я не могу развернуть корабль назад, - возражал он, окатывая меня пронзительным суровым взглядом, будто снова читал мысли. – И даже когда будем на берегу, при всем уважении, Изабелла, но для вас уже будет лучше двигаться только вперед. Эта мимолетная физическая слабость не должна становиться препятствием между вами и Джеймсом.

В Инвернесс мы прибыли поздним вечером. Рядом со сходнями нас ожидал слуга в незнакомой мне ливрее и большая удобная карета. Я застонала при мысли о ночной тряске, и Эдвард, сжалившись, сказал, что в дальнейший путь мы отправимся лишь наутро.

Постоялый двор на окраине города, который Эдвард выбрал для ночлега, определенно выглядел лучше, чем то ужасное заведение в самом начале нашего пути, куда я даже не решилась зайти. Дом добротный и чистый, рядом не ошивался всякий сброд, в основном тут ночевали обеспеченные путешественники, так что хозяин старался содержать место в соответствии с их запросами.

Я еле держалась на ногах, когда мы вошли в просторный трактир, где за удлиненными столами трапезничали и громко разговаривали постояльцы. Общество было преимущественно мужским. Полная женщина, одетая в пышное цветное платье с глубоким декольте, тут же устремилась к нам.

- Чего желает милорд? – обратилась она к Эдварду, не обратив на меня никакого внимания. Я оглядела зал, заметив, как многие перестали пить и смотрят на меня, не отрываясь. Казалось, они что-то подозревают или даже знают мое имя, понимают, зачем я здесь.
- Две смежные комнаты, - тем временем тихо говорил Эдвард, звеня монетами.
- Все занято, осталась только комнатушка на самом верху, но вряд ли вашей светлости она понравится... – суетливо ответила трактирщица.
- Одна кровать? – прервал Эдвард ее излияния.
- Да, - подтвердила женщина.
- Поищем другое место, - Эдвард стал убирать деньги, но я не согласилась:
- Нет-нет, пожалуйста, я не выдержу ночь в пути… - все еще мучимая тошнотой после морского путешествия, я была почти готова упасть замертво.
- Хорошо, - согласился нехотя Эдвард, ощущая, как я покачиваюсь рядом с ним от слабости.

Он пошел вперед, следуя указаниям трактирщицы, и я устало двинулась за ним.

- Странная мода у благородных нынче пошла: вместо камердинера таскать с собой девиц, - донеслась до меня язвительная фраза среди гула перешептываний, когда я поднималась по лестнице. Я отчаянно покраснела, но постаралась не выдать волнения и гнева. Дочь барона Свона – и такое ужасное унижение. Я бы возмутилась, но это было слишком опасно.

Оказавшись в комнатушке, где стояла одна-единственная большая кровать, я сразу, как только трактирщица удалилась, прилегла на подушку. Головокружение продолжалось, словно я все еще находилась в тесной каюте корабля. Эдвард, чтобы не беспокоить меня, тихо вышел.

Я не представляла, как мы будем ночевать вдвоем в маленькой комнате. Но была уверена, что Эдвард не позволит себе неподобающего поведения – он уже доказал свою сдержанность и благородство.

Хлопнула дверь, но я не пошевелилась. Распахнула глаза, только когда трактирщица дернула меня резко за платье:

- Прислуге не место на кровати благородного гостя! Молодая девица, совесть бы поимела, – крикнула она, грубо сталкивая меня на пол.
- Я не прислуга! – накинулась я на нее, мгновенно ощутив гнев в ответ на такое дерзкое неуважение.

Трактирщица недоверчиво остановилась, сомневаясь в том, что я говорю правду. И была права: одежда крестьянки, которую мне пришлось надеть, скрыло мое истинное происхождение и дало повод думать, что я служанка.

- Мое платье было испачкано, - добавила я, кипя от негодования, но сдерживая чувства.
Минуту мы с трактирщицей буравили друг друга глазами.
- Ох, простите, - наконец, уступила она, признав во мне высокородную леди – вероятно, по манерам и уверенности в себе. – Как мне вас величать?
- Изабелла… - я осеклась, вспомнив, что я беглянка и вряд ли могу назвать настоящее имя. Но нашлась, сказав фамилию будущего мужа: - Мейсен.
- Ох, жена лорда Мейсена? – махнула она рукой на моего спутника, входящего в этот момент в дверь. - Простите меня, леди Мейсен, - поклонилась трактирщица, держа в руках сверток чистых полотенец, - не признала.
- Милорд, - кивнула она и ему, - простите и вы за дерзость. Крестьянское одеяние сбило меня с толку. Могу почистить испорченное платье вашей жены в качестве извинения за грубость, если вы мне его доверите. Наши девушки отлично отстирывают одежду и умеют обращаться с благородными тканями.

За то время, пока сбивчиво и виновато трактирщица объяснялась, лицо Эдварда менялось от серьезного сначала к недоумевающему, затем к шокированному и, в конце концов, искаженному гримасой гнева. Я думала, он выхватит шпагу и убьет женщину на месте, но он лишь рявкнул, исправляя ее недочет:
- Сестра! - сузил он глаза. – Миледи - моя сестра!
- Ох, и снова простите, - смущенная вконец трактирщица быстро положила полотенца на кровать. – Это больше не повторится, - и поспешила покинуть комнату, с трудом обойдя Эдварда, застывшего в дверях с перекошенным от злобы лицом.
- Изабелла, вы не умеете держать язык за зубами? – прошипел он, пугая меня свирепостью в пылающем взгляде. – Зачем вы ей это сказали?! Вам честь не дорога?!
- Она назвала меня служанкой! – оправдывалась я, испуганная яростью лорда Мейсена, чувствуя себя беспомощной и униженной недоразумением, втянутой в которое случайно оказалась.
- И вы посчитали нормальным назваться моей женой?! – он понизил голос, делая его тише, однако же интонации звучали, будто он кричит на меня даже сильнее, чем прежде. Он был в ярости, заставляя меня и бояться, и смущаться одновременно.
- Нет! – опешила я, не понимая, отчего Эдвард так беспокоится, какая разница, что подумала трактирщица, если мы покинем постоялый двор с утра. – Это она так подумала. Я не успела…и не посчитала нужным возразить.

Эдвард зажмурил глаза, и его сжатый кулак дрожал от напряжения, пока он молчал, сражаясь с импульсами гнева, проходившими сквозь тело. После чего напряженно выдохнул, беря себя в руки.

- Осторожнее, леди Изабелла, осторожнее, - предостерег мрачно он. – Это вам не Англия. Вы попали в иной мир, очень далекий от привычного вам.

И ушел, хлопнув дверью.

Я заснула прямо в верхней одежде – благо обычное платье было удобнее амазонки. Меня разбудили звонкие птичьи трели. Стояло раннее утро, едва затеплился рассвет, из распахнутого окна тянуло свежей травой, росой, лошадьми и сеном.

Оправив на себе теплое покрывало, я перевернулась на другой бок и случайно увидела Эдварда: он спал в дверях, прямо на полу, накидав под спину подушек. Тоже не раздевался, даже шпага осталась при нем, а у головы лежали пистолеты, без сомнений, заряженные. Скрещенные ноги небрежно закинуты на высокий пуф, одна рука под головой, другая на эфесе, словно он готов был в любой момент вскочить и вступить в драку. Длинные каштановые волосы лежали вокруг головы прекрасной и пышной волной.

Я попыталась представить на его месте Джеймса и… не смогла. Ведущим в танце на балу, флиртующим с дамой, играющим в карты, смеющимся весельчаком – да. Но отчего-то образ преданного защитника в моей голове прочно занял Эдвард. Мрачного, никогда не улыбающегося, сурового и пугающего мужчины, которого я никак не могла разгадать. Он не казался опасным, но в то же время заставлял меня робеть с ним рядом.

Словно почувствовав мой взгляд, Мейсен открыл глаза. И некоторое время мы смотрели друг на друга, ничего не говоря. До тех пор, пока я, смущенная этим странным моментом, густо не покраснела.

- Доброе утро, леди Изабелла, - хрипло произнес тогда Эдвард, потирая лоб. Медленно сел, а окончательно проснувшись, поднялся и небрежно оправил одежду.
- Доброе, - прошептала я, скрывая необъяснимое волнение.
- Я закажу завтрак и попрошу принести воды для вас, - Эдвард быстрее меня отошел ото сна, выглядя бодрым, хотя, скорее всего, вообще за ночь не спал. - Через час мы должны быть в пути.

Отвлеченный разговор вернул мне ясность мысли и помог перебороть невесть откуда взявшуюся нервозность.

- Нам предстоит долгая дорога?
- Не очень, - ответил Эдвард, уже выходя за дверь. – Чуть более пятидесяти миль. Вечером будем на месте.

Дверь хлопнула, а я, воспользовавшись одиночеством, закуталась в плед. Вставать не хотелось. Пусть тошнота прошла, но тело гудело.

Через несколько минут вошла молоденькая служанка, неся мою амазонку, очищенные от грязи высушенные ботинки и парующий таз с водой. Я в очередной раз приятно удивилась предусмотрительности Эдварда.



Стоило нам покинуть окрестности города, как я забыла обо всем, вглядываясь в красоты окружающей природы. Дорога петляла, карету то и дело подбрасывало на ухабах, но я уже не обращала внимания.

Справа и слева возвышались горы, покрытые лесом, перемежаясь пологими холмами. Утро выдалось солнечным, и яркие лучи отражались в зеркальной глади попадающихся то тут, то там озер.

На исходе второго часа езды я не выдержала молчания и обратилась к Эдварду:

- Мы можем остановиться на несколько минут, милорд? – взмолилась я. – Я никогда не была в Шотландии, тут так красиво. Думаю, теперь мы не так торопимся?

Мейсен молча поднял брови и обернулся, что-то говоря кучеру на незнакомом гортанном языке. Меня он ответа не удостоил, а настаивать я не решилась. Тем не менее через несколько минут карета остановилась. Я подняла глаза на спутника, пытаясь понять, что происходит.

- Вы желали прогуляться, леди Изабелла, - фыркнул Эдвард в ответ на мое недоумение. – Или уже передумали?

Я потянулась к дверце, но мужчина опередил меня, выскочив наружу. С легким наклоном головы он вежливо протянул руку, предлагая помощь, но эта услужливость была всего лишь уступкой – в глазах по-прежнему сверкало недовольство.

Коснувшись кончиками пальцев предложенной ладони, я вышла наружу. Мы остановились на высоком обрыве над озером. Холмы были укутаны плотной дымкой, на горизонте белели снега на вершинах гор, а на блестящей глади воды играли солнечные блики. Подол платья запутывался в лиловых веточках цветущего вереска, пока я неторопливо бродила туда-сюда вдоль узкой дороги, разминая затекшие ноги и спину, вдыхая полной грудью незнакомые запахи и свежесть горного воздуха. Август стремился к середине, и даже в этих суровых краях до осени еще было далеко, лишь редкие цветные мазки разбавляли торжество зелени. Легкий ветерок игриво запутался в моих волосах, я не смогла сдержать улыбки, встречая его, как давнего друга.

Мой спутник поднялся чуть выше и замер, всматриваясь в окружающие просторы. Ни разу за дорогу я не видела у Эдварда такого выражения на лице: черты смягчились, и мне почудилось, что губы чуть дрогнули в улыбке. Я осмелилась подойти к нему поближе, чувствуя необходимость перекинуться хотя бы парой слов.

- Вы любите эти места, да? – спросила я, но тут же пожалела о нарушенном волшебстве мгновения. Звуки моего голоса вернули мужчину с небес на землю. На лбу снова залегла складка, мягкость черт пропала без следа.
- Я здесь вырос, - резковато бросил он. – Вы передохнули? Я хотел бы скорее добраться до места.

Не смея противоречить, я в последний раз взглянула на удивительный пейзаж и с сожалением вернулась в карету. Эдвард быстрым движением последовал за мной, и экипаж тут же двинулся вперед.

Дорога заняла еще часа три, и каждая миля пути поражала разнообразием. Открытые пустоши сменялись лесными кущами и серыми камнями, то с одной стороны, то с другой попадались водоемы. А стоило нам миновать узкое, заросшее мрачным хвойным лесом ущелье, как открылся великолепный вид на очередное озеро, на сей раз – достаточно большое. Деревья, казалось, произрастали прямо из воды, обступая плотным кольцом берега. Над поверхностью стелились плети тумана. На противоположном берегу виднелись очертания замка, построенного из серого камня. Башни и бойницы отражались в зеркале воды. Я залюбовалась открывшейся картиной, но дорога снова нырнула в перелесок, и деревья закрыли обзор.

Сожалеть времени не осталось: лошади замедляли ход. Мы прибыли.