– Простите, мисс?
Стоило нашим взглядам встретиться, как её глаза заблестели, а затем широко и потрясённо распахнулись; а я остолбенел, лишённый способности мыслить здраво. Не знаю, что так меня поразило в этой девушке, кроме её странного одеяния, но в ней не было ничего необычного. Хотя вместе с тем, облик казался притягателен. Её волосы, её глаза, кожа, изгиб губ, её фигура – всё вместе увлекало меня.
И вот теперь она смотрела на меня пугающе пристально. Так словно мы были знакомы, что, естественно, абсолютно невозможно. Пожалуй, я бы запомнил. Так что не было никакой возможности, что мы уже встречались ранее и позабыли друг друга, хотя, почему она так удивлена?
Мне стало некомфортно. Ясно, она не собирается отвечать на мой вопрос, но не может же она и дальше стоять посреди улицы, одетая в что–то среднее между одеянием суфражистки и чернорабочего. Любой моральный ублюдок способен увязаться и надругаться над ней.
– Мисс? – снова попробовал я, внимательно смотря на неё. Люди уже начали бросать косые взгляды в её сторону. – Вы в порядке?
Она заморгала и попыталась сфокусировать взгляд на мне, и, наконец, после нескольких секунд молчания, ответила.
– Честно говоря, я немного… заблудилась.
Слова были ничем. Мне бы хотелось знать, что такого случилось; кажется, она была полностью дезориентирована. Может… тронулась умом? Время от времени такие люди сбегали из лечебниц…
– Куда вы направляетесь? – спросил я, искренне надеясь, что она здорова. С моей удачей может так статься, что первый интерес к противоположному полу я проявлю к душевнобольной особе. – Может быть, я смогу вам помочь, подсказать, куда идти?
– Хм… может быть, «заблудилась» – несколько не то слово. Мне некуда идти, – призналась она, теребя край блузки. Жест отражал её уязвимость, но я нашёл его милым.
– Вы не из Чикаго? – рискнул я.
– Нет, – медленно протянула она, по–прежнему так странно посматривая на меня. – Я из Вашингтона.
Вашингтона? Штата?
– И вы здесь без сопровождения? С вами нет никого, кто бы о вас позаботился? – Интересно, кто же позволил этой девушке разгуливать в подобном виде и без сопровождения вдали от дома?
Губы незнакомки сжались, а затем расслабились, словно бы через силу.
– Я никак не собиралась в Чикаго, но мне некуда идти, правда.
Я тут же начал перебирать в голове все возможные решения, но звон колокольчика, когда дверь лавочки открылась, отвлёк меня, и я напрягся, услышав голос матери.
– Эдвард? – Она обратилась к нам обоим, оценивающим взглядом окидывая меня и девушку рядом. – Что–то не так?
Я глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. Понятия не имею, как мама могла отреагировать на эту ситуацию.
– Я спросил у этой молодой леди, не нуждается ли она в помощи, – объяснил я, стараясь придерживаться нейтрального тона. – Кажется, ей некуда пойти.
Мама ещё раз посмотрела на нас. Её губы растянулись в улыбке, и я понял, она раскусила все мои уловки. Моё напускное равнодушие ни капли не убедило её, она заметила, что эта девушка заинтересовала меня.
– А ты представился? – спросила мама, иронично посматривая на меня. Ох, это не сулило ничего хорошего. Тут же шея покраснела, а следом за ней румянец бросился и на щёки.
– Я пока не дошёл до этой части, – пробормотал я, стыдясь того, что так легко потерял самообладание всего–то от одного взгляда своей матери. Я же мужчина, ради Бога, а не какой–то там наивный школяр. Громко откашлявшись, я исправился: – Прошу прощения. Эдвард Мейсен, а это моя мать.
– Очень приятно, – неловко ответила незнакомка. – Белла Свон.
– Белла, значит? Это твоё полное имя? – поинтересовалась мама, склонив голову к плечу. Белла звучало очень красиво. Пожалуй, немного необычно, но, возможно, в Вашингтоне имя было в ходу?
– Хм, нет, это сокращённо от Изабелла, – неуверенно произнесла девушка. Ясно, что мама задала этот вопрос, потому что я не решился его задать. Лишний повод для неё подтрунивать надо мной.
– Ох, ну, очень милое имя, на самом деле. – Благодушно заявила мама. Этот тон внушал опасения. Но, Белла, кажется, ничего не замечала.
– Не хочешь ли зайти к нам в гости на чай? – предложила мама, и я недоверчиво уставился на неё. – Может, мы сможем тебе чем–нибудь помочь?
– Спасибо, – с благодарностью выдохнула Белла и широко улыбнулась. – Вы очень добры.
– Что ж, мы все должны быть добрыми время от времени, не так ли? – мама улыбнулась, и её рука, облачённая в перчатку, взяла меня под руку. Затем она толкнула меня локтём под бок, как бы говоря, чтобы я предложил свободную руку Белле. – Это не так уж сложно.
– Тем не менее, вы добрее, чем большинство людей, – произнесла Белла, опуская ладошку на сгиб моего локтя. Даже сквозь пиджак в этой июльской жаре я мог ощущать тепло её руки.
До дома мы шли в молчании. Белла неуверенно оглядывалась, словно всё здесь было ей чуждо. Может, в Вашингтоне живут иначе? Мама что–то периодически говорила, пытаясь поддержать светскую беседу, а я тайком поглядывал на Беллу, та явно думала о своём.
В нашем доме Белла выглядела будто и не к месту. Конечно, на нашем диване в гостиной ни разу не сидели в джинсах. Мама удалилась на кухню, оставив меня наедине с Беллой. Я опустился в кресло отца и смотрел, как девушка с любопытством изучает комнату. Взгляд Беллы встретился с моим, но она быстро отвела его. Вероятно, я смущал её. Конечно, я уставился на неё, а это некультурно, но что я мог поделать? Мне хотелось узнать её.
Мама принесла поднос с чаем, и Белла слегка расслабилась.
– У вас красивый дом.
– Спасибо, – сказала мама, занимаясь расстановкой посуды. – Его построили сразу после Великого Пожара.
Белла моргнула растерянно.
– Как интересно.
Налив чай, мама передала его Белле. В моих руках тоже оказался чай, хорошо, что я сразу не принялся за него и мог с восторгом наблюдать, как неумело Белла опускала свою чашку на блюдце.
– Почему бы тебе не рассказать, как ты попала сюда? – предложила мама, чуть откинувшись на спинку стула. Белла отпила практически половину чашки за глоток и начала свой рассказ.
– Мои родители умерли три года назад, мы как раз вернулись в Вашингтон. И они заболели, доктора оказались бессильны. Тогда я была уже слишком взрослой, чтобы меня определяли в детский приют, а идти мне было некуда, родственников других у меня нет. Пожилая женщина взяла меня к себе, я помогала ей шить, вот жила и работала вместе с ней, пока та не умерла. Больше меня в тех краях ничего не держало, я села на поезд и… оказалась здесь, – неуверенно закончила она, будто думала, что после этих слов мы вышвырнем её на улицу.
Что–то в рассказе Беллы тронуло мою маму. Её лицо смягчилось, она, словно приняла какое–то решение.
– Мне жаль, что так вышло с твоими родителями, – мягко произнесла она. – Прости, но я хотела бы узнать, почему ты носишь такую одежду? Не думаю, что когда–то раньше видела девушку в джинсовых брюках.
Лицо Беллы густо покраснело, она снова затеребила край блузки.
– Ну, мне было легче переезжать в такой одежде. Почти никто не беспокоит тебя, если ты одета, как мужчина. Я… ну, вот так, мне было удобнее, что ли.
И мама, и я прекрасно осознавали, что все объяснения нелогичны, но решили не третировать Беллу расспросами.
– Должно быть трудно молодой леди в наши дни путешествовать в одиночку.
– Иногда, – пробормотала девушка. – Но у меня всё прошло довольно гладко.
Мама кивнула.
– Мы будем рады помочь тебе и предложить пожить у нас, пока ты не найдёшь новую работу.
Я моргнул. Мы будем рады? Я знал, что мама готова протянуть руку помощи Белле, но предполагал, что всё ограничится рекомендацией остановиться в подходящем пансионе и советом, где устроиться на работу, но пригласить её погостить у нас. Погостить. Она будет спать в комнате дальше по коридору… так близко…
– Спасибо, – прошептала Белла, её голос был слегка хриплый, наполненный удивлением и облегчением. – Не знаю, как отблагодарить за вашу доброту.
– Глупости, – махнула мама. – Ты без багажа, поэтому, полагаю, одеть тебе нечего.
Я удивился, что не заметил. Ну, конечно. Хотя у Беллы, наверняка, были какие–то вещи, даже если её работодатель умер. Как же она приехала в Чикаго ни с чем? Что–то не клеилось в её истории.
– Да, я налегке. Простите, – неуверенно произнесла Белла.
– Не нужно извиняться, – не моргнув и глазом, ответила мама, хотя, готов поспорить, её одолевали те же вопросы, что и меня. – Думаю, смогу найти что–нибудь подходящее. Пойдём со мной наверх. Эдвард, ты не скажешь подготовить спальню?
– Конечно, – автоматически согласился я, удивлённый просьбой. Взгляд Беллы снова скользнул ко мне. Она по–прежнему странно смотрела на меня.
Мама увела Беллу из гостиной наверх. Когда они исчезли из виду, я направился на кухню, где горничная Энни во всю сплетничала с Мэри. Не трудно догадаться, что они грели уши на протяжении всего разговора с Беллой.
– Мама хочет, чтобы вы приготовили спальню для гостей, – сказал я, увидев, как в ответ на мои слова их брови взлетели вверх.
– Девушка остаётся? – недоверчиво уточнила Мэри. Она всегда была довольно дерзкой для прислуги, и ей это сходило с рук. Просто потому, что к настоящему времени она являлась практически членом нашей семьи.
Я напрягся.
– Да, она остаётся. Ей некуда пойти.
Мэри и Энни обменялись взглядами. И я догадался, что они оценивали степень уместности решения моей матери: она оставляла в доме незнакомую девушку, никоим образом не связанную с нашей семьёй. Это было странно. Не знаю, почему мама так решила, но я был этому рад. Теперь у меня было больше времени на разгадку тайны Беллы Свон, и, возможно, я смогу понять, почему она настолько легко завладела моими мыслями.
– Полагаю, мне придётся пересмотреть планы на ужин, – проворчала Мэри. – Подразумевался стэйк, но мяса у нас недостаточно для четверых.
Я пожал плечами.
– Обсуди это с моей матерью. Всё, что меня просили передать – это просьбу подготовить комнату для гостей, – с ударением повторил я, обращаясь конкретно к Энни, которая, наконец, спрыгнула с деревянного стола на пол кухни. Коротко посмотрев на меня, она шмыгнула к чёрной лестнице, чтобы заняться своими прямыми обязанностями.
– Господина Мейсена это не обрадует, – бормотала Мэри.
Она, конечно, могла иметь в виду стэйки, но тут я сам понимал, что отец не совсем положительно отреагирует на появление гостьи. Ей, конечно, будет позволено остаться, потому что мама так сказала, но я надеялся, что Белла не почувствует дискомфорта. Рассказанная история вызывала сомнения, но у меня присутствовало чёткое ощущение, что за свою жизнь эта девушка пережила немало.