Шоколадные локоны.

Сто тридцать пять, сто тридцать шесть, сто тридцать семь…

Сделать паузу, вдохнуть, прикусить губу, начать снова.

Сто тридцать восемь, сто тридцать девять, сто сорок…

Она точно сходит с ума.

Кэролайн испускает громкий стон отчаяния, прежде чем упасть на диван. Она знает, что она сумасшедшая-нервная-помешанная, но, Господи, считать собственные шаги – слишком даже для нее.

Ей нужно чертово спиртное.

Она встает и, не колеблясь ни секунды, решает угоститься широким выбором дэймоновского алкоголя. Ее внимание приковывает дорогая бутылка водки, и она наливает себе хорошенькую стопку.

Кэролайн опустошает рюмку за доли секунды и наполняет снова. Она не боится Дэймона, потому что, Бог свидетель: она имеет право выпить хоть один, хоть десять бокалов, после того, как каждый день в течение двух недель ей приходилось приезжать в особняке Сальваторе, чтобы проверить все и убедиться, что все на месте – по просьбе Дэймона, конечно.

Фраза «убедись, что Стефан в порядке» не прозвучала, но Кэролайн не глупая. Она знает, что единственной причиной, по которой Дэймон попросил ее проверять особняк, в первую очередь, была проведать Стефана.

Но Кэролайн знает, как быть милой (и у нее имеется чувство самосохранения, но это не имеет значения) и поэтому она ничего не говорит Дэймону об этом.

Но, Боже, он и Елена чуть не свели ее с ума сегодня, думает она, опустошая следующую большую рюмку водки.

Они позвонили ей вчера ночью и сообщили, что прилетят в город точно в десять часов следующим утром (она знает, что не должна злорадствовать так сильно, но они сказали ей, что возвращаются – и только ей – они доверили этот секрет, и она думает, что имеет право на всю ту гордость, которая ее распирает), но сейчас уже почти одиннадцать, и она с трудом сдерживает тревогу.

Она вздыхает, опустив голову, и настороженно рассматривает пол, словно бросая ему безмолвный вызов - мол, не осмелится он заставить ее неистово мерить шагами комнату. Она поджимает губы.

Черт возьми, я так тронусь.

Битва воли, молчаливый вызов – Кэролайн действительно вязнет в игре разума, пока не осознает, что она бросает вызов чертову полу, а насколько она знает, полы вообще не имеют разума.

Именно в моменты вроде этого она понимает, что готова к стакану лучшего Бурбона Дэймона.

Ладно, это уже официально подтверждено – я ненормальная сумасшедшая психически больная помешанная Барби-вампир. Дэймон прав, Кэролайн прерывает поток мысленного высмеивания своей персоны, чтобы налить еще Бурбона. Она просто знает, что ей нужно много алкоголя, если она начинает считать Дэймона правым.

Одна только мысль заставляет ее съежиться, и Кэролайн с благодарностью взирает на другой стакан. Употребление алкоголя из двух емкостей одновременно определенно ускорит процесс опьянения человека – то есть вампира, она точно больше не человек – насколько это возможно.
Как только она решает воспользоваться и вторым стаканом, она вздрагивает, уловив щелчок дверного замка.

Кэролайн напрягается: она слышала столько автомобилей, проезжающих мимо, что неосознанно перестала обращать на них внимание, устав срываться из-за пустяков. Но сейчас… сейчас, казалось, это они.

Внезапно занервничав, она одним махом опрокинула в себя Бурбон (хмельная отвага, считает она, будет очень кстати), прежде чем вытереть ладони о джинсы и подняться.

Дыхание Кэролайн выравнивается, когда она поворачивается и ждет, что Дэймон с Еленой войдут в гостиную.

- У тебя три секунды, чтобы собраться, Барби, и сдать нам дом как новенький. Предупреждаю: у меня в руке карандаш.

Кэролайн закатывает глаза – Дэймон в своем репертуаре, не может не подумать она – но ее губы растягиваются во взволнованную улыбку.

- С твоим древним домом ничего не случилось, - отвечает она. – Поэтому можешь смело входить. Может, ты продашь его и купишь более современный?

Миллисекундой позже Дэймон входит в гостиную с ухмылкой на губах.

- Барби показывает клыки, не так ли?

Кэролайн раздраженно скрещивает руки, но знает, что не может на самом деле на него сердится. Учитывая, что… она как бы скучала по Дэймону.

Но, возможно, это заговорил влитый в нее добрый галлон алкоголя.

- Привет, - произносит она. – Как Париж?

- Ужасно, я возненавидел его.

Взгляд Кэролайн устремляется влево от него, глаза широко распахиваются, когда она замечается Елену. Та усмехается, протягивает руки, а ее глаза искрятся.

Кэролайн чувствует, что еще чуть-чуть и ее лицо вытянется на столько, что его легко можно будет поделить надвое. Недолго думая, она бросается обнимать подругу.

- Елена! – выкрикивает она. Ее руки плотно обхватывают Елену, и она смеется, когда слышит ее выдох:

- Кэролайн, ты меня задушишь!

Кэролайн отступает с улыбкой, которая в одно мгновение исчезает, поскольку она сосредотачивает взгляд на Елене. Она чувствует, как падает ее челюсть, а брови поднимаются так высоко, что она не удивится, если они достанут до волос.

- Боже мой! – восклицает она. – Елена, ты подстриглась!

Елена моргает, будто она не сразу поняла, о чем говорит Кэролайн, затем украдкой бросает взгляд на свои волосы и пожимает плечами:

- Да, как раз перед отъездом, - отвечает она, прикасаясь к волосам. – Тебе нравится?

Нравится ли мне?

Кэролайн просто смотрит, думая о великолепной каштановой гриве, что доходила вплоть до поясницы Елены, а сейчас едва касается плеч. Это странно, дико (что, кстати, не означает тоже самое) и…

- Безумно нравится! Прекрасно! – Кэролайн пропускает волосы Елены через пальцы, сверкая глазами. – Да, они придают тебе особую притягательность. Такую… другую.

Ты другая.

Это только мимолетная мысль, ничего не значащее наблюдение, но Кэролайн понимает, что права. Эта Елена – с блеском в глазах, ослепительной улыбкой, новой смелой стрижкой – не та Елена, которая уехала в Париж две недели назад.

Эта Елена… эта Елена - та, которую она знала с двух лет.

- Боже мой, - шепчет Кэролайн, она думает, что ощущает, как в глазах собираются слезы. – Ты вернулась. С возвращением, Елена, - и она заключает ее в объятия.

Ей все равно, считает ли Елена ее сумасшедшей, нервно помешанной и далее по списку (которой она и является, отрицание не приведет ни к чему хорошему), но от того, как руки Елены сжимают ее пиджак, Кэролайн осознает, что подруга ее поняла.

Она стала самой собой. Она потеряла себя, но, так или иначе, каким-то образом, вернулась.
Кэролайн замечает Дэймона, смотрящего на них с мягким, благодарным сиянием в его теплых синих глазах с тонким оттенком… любви? Честно говоря, этого она не понимает (хотя у нее есть смутное подозрение. Предположения и романтика – предпочтительно вместе взятые – вещи, к которым у нее имеются способности), но Кэролайн знает, что Дэймон приложил руку к изменениям в Елене.

Так что она улыбается ему и быстро беззвучно говорит «спасибо», прежде чем на миг останавливается, раздумывает и шепчет – действительно тихо и очень быстро, так что Елена не услышит ни слова (спасибо, Боже, за вампирские способности):

- Я покусаю тебя, если ты скажешь кому-нибудь, что я тебя поблагодарила, - и улыбается, когда Дэймон ей подмигивает.

В итоге, Кэролайн проводит день с Дэймоном и Еленой, расспрашивая их о Париже, проведенном тайм-ауте и действительно ли в Париже лучшие магазины модной одежды? Она препирается с Дэймоном, но он соглашается разделить с ней бутылку виски, от чего он становится лучше в ее глазах. Но по большой части она молчит и лишь наблюдает за ними озорным, знающим взглядом.

Она не удивляется, когда Дэймон прижимается к губам Елены в поцелуе. На самом деле, ее больше удивляет то, как Елена закрывает глаза и улыбается ему в губы – будто она никогда не была счастливее, чем сейчас. И Кэролайн понимает, что Дэймон, возможно, имеет намного большее отношение к обновленной Елене, чем она вначале ему приписывала.

Она уезжает в районе семи часов, обнимая Елену на прощание, и снова восхищаясь ее новой прической. Этот стиль действительно подходит Елене, и состояние Елены мои-родители-умерли исчезло. Кэролайн шутит на счет того, что теперь стало чертовски проще отличить Елену от Кэтрин, и Елена закатывает глаза.

- Боже, спасибо, Кэр, - говорит она с иронией, усмехаясь и качая головой.

Они договорились, что сообщат всем о возвращении завтра, и Кэролайн обещает, что будет вести себя так, будто ничего не знала, но Дэймон с досадой поднимает глаза к небу.

- Зачем? – спрашивает он. – Пусть все знают, что мы сообщили тебе раньше всех – заставь их думать, что тебя мы любим больше. Кроме того, с твоими-то актерскими способностями, они, так или иначе, все узнают.

Кэролайн хмурится, но чувствует теплоту на сердце, потому что Дэймон, фактически, заботится о ней больше, чем должен, и чувствует благодарность. Она обещает чокнуться с ним завтра немало раз (если честно, то ей интересно, как много она сможет выпить, прежде чем ей начнут видеться зеленые чертики) и направляется к машине.

Она оборачивается в последний раз, смотрит на них и улыбается:

- Вы подходите друг другу, - говорит она со своей обычной Кэролайновской тактичностью и прямотой и шагает к своей машине.

Кэролайн знаменита за свои безумные заявления – Бог свидетель, она много лишнего наговорила за всю жизнь – но интуиция никогда ее не подводила, и, если прикинуть, она считает, что это заявление – одно из лучших когда-либо ею сделанных.

Перевод: Эlиs
Редактура: FoxyFry

---

Порадуйте, пожалуйста, нас комментариями на Форуме