Название: Охота Эдвáра

Категория: Авторские истории. Сумеречная Сага
Номер обложки: 18
Бета: -
Жанр: фэнтези, сказка, приключения, романтика
Рейтинг: R
Пейринг: Эдвáр / Бэлла
Саммари: Его путь лежит через песчаные пустыни Эмереи к плодородному оазису в центре страны – городу Форкхагену. В него можно попасть и купаться в золоте, но нельзя покинуть с набитыми карманами – эти земли прокляты, и охраняет их тёмный демон Арозель. Сотни храбрецов сложили здесь головы, пытаясь разбогатеть. Эдвáр не боится ни демона, ни его магии – он не верит россказням глупцов.

---

Путь Эдвáра лежал издалека. Он начался в горах Нордмара, когда ему было двенадцать и его селение разгромили кочевники, оставив мальчика круглой сиротой. Скрываясь в суровых лесах севера, Эдвар научился выживать в любых условиях, охотиться с помощью кинжала, арбалета и силков, к двадцати двум годам превратившись в могучего нелюдимого воина, зарабатывающего добычей шкур редких или опасных зверей.

Когда выдалась особенно холодная и голодная зима, Эдвар двинулся на юг, в более теплые регионы, ища способ заработать хоть какие-то средства к существованию. Перебивался охотой, рыболовством и избавлением поселений от оголодавших хищников, а порой и от нежити, в изобилии водившейся в чащобах.

Он нигде не оседал подолгу, его душа стремилась познать необъятный мир. Места, в которых он еще не бывал, притягивали, даже если люди там одевались и изъяснялись непривычно, и приходилось перенимать их обычаи и учить их язык. Легенды о сверхъестественных существах, терроризирующих мирное население, он стремился проверить и убедиться либо в людской наивности, либо в своем невежестве.

Долгая дорога завела его сначала в болотистые леса, сырые и темные, затем на пышно цветущие равнины, трава в которых поднималась выше пояса, скрывая ядовитых змей и опасных хищников, затем в жаркие степи со стадами невиданных рогатый зверей, сменившиеся бесконечными песчаными барханами, на которых жизнь, казалось Эдвару, не могла существовать.

«Заработать здесь негде, мы живем небогато, - сообщил Эдвару торговец на узкой улочке небольшого южного городка, по каменной мостовой которого суховей гонял крошечные смерчи оранжевого песка. – Но если ты храбрый и отчаянный воин, попытай удачу в Форкхагене – говорят, там золотых монет столько, сколько не найдется и на всей планете».

Эдвар наслышан был об этих проклятых землях, из которых можно было вернуться только с тем, с чем и вошел, но он не верил в сказки, которыми запугивали непослушных детей. Не раз уж охотник встречал всевозможных демонов – большинство из них оказывалось несчастными вымирающими созданиями, прячущимися от людской злобы и просто пытающимися выжить. Не все из них были безобидными и беспомощными, но острый кинжал никогда Эдвара не подводил. Пока еще не встречал охотник достойного по силе соперника. Собрав информацию и свои скромные пожитки, обменяв шкуры нескольких пантер на еду и монеты, Эдвар отправился в путь, желая поскорее встретиться с новым испытанием, одержать верх над злобным демоном, освободив славный некогда город от проклятия, и разбогатеть.

И вот он стоит на самом краю Эмереи, отделенной от остальных земель магической чертой: здесь исхоженная высушенная земля с жухлой растительностью, там – нетронутый человеческим отпечатком песок. Даже ветер был бессилен против неведомого колдовства, ни одной песчинки не перелетало на эту сторону.

Это в самом деле слегка настораживало, но Эдвар не привык отступать. Один шаг – и он внутри магического круга, будто проник в святая святых, вкусил запретный плод: в горло ворвался сухой горячий воздух, кожу защипало солнце, даже запах был здесь другим, лишенным какой-либо жизни – запах раскаленных песчинок кварца. Никогда еще Эдвар не забирался столь далеко от дома и не обозревал столь необычный пейзаж – голый песок до самого горизонта и слепящее высоко стоящее солнце.

Три дня пути стали для охотника сущим адом: воды и дров добыть было негде, пойманных змей приходилось употреблять сырыми. Солнце палило невыносимо, оставляя ожоги на коже и превращая ее в сухой пергамент. А жаркий ветер, закручивающийся вокруг, так и норовил набить песком рот, нос и глаза.

Казалось, только идиот может построить в этом безжизненном месте город. Но ветер вдруг принес легчайший аромат влаги и цветов, и, поднявшись на очередной бархан, Эдвар замер, впечатленный зрелищем. Перед ним раскинулся райский уголок: высокие белые стены перемежались с буйной зеленью и каскадными водопадами, создающими множественные радуги. В небо устремлялись золотые шпили, блестевшие на солнце. Музыка, доносившаяся вместе с порывами ветра, обещала море наслаждений. Запахи еды и воды дразнили нос.

Никто не удивился появлению путника на улицах величественного города: продавцы радостно предлагали товар, прохожие глазели на чужака, но без фанатизма. Эдвар давно уже стал почти во всем походить на южан, немного подзагорев на солнце и сменив свою странную для этих мест, излишне теплую одежду северянина на местную, купленную на рынке одного из здешних городов: тонкие шаровары подпоясаны были кожаным ремнем, грудь и спину прикрывали легкие латы из тончайших нитей металла. Только акцент да рыжеватые волосы в сочетании с яркими зелеными глазами выдавали в нем чужака – люди такой внешности здесь никогда не рождались.

Напившись вдоволь воды из вычурного фонтана со статуями наяд, Эдвар купил у местного торговца свежие лепешки и направился прямиком во дворец. Его не привлекали сочные полуголые женщины, танцующие вокруг и зазывающие чужеземца в мир удовольствий. Ему неинтересно было прозябать в роскоши и праздности – он явился сюда по делу, и дело должно быть закончено. Он относился серьезно к каждому своему путешествию, и потому ни одно из них не стало последним.

Глядя на город, на ярко разукрашенные улицы, будто тут каждый день праздник, на спокойных, богато одетых жителей, трудно было поверить в проклятие. Эдвар мысленно повторил все, что знал: сотню лет назад правил здесь султан по имени Арон. Было у него две дочери: младшая – свет очей, темноволосая, кареглазая красавица, за которой выстраивалась очередь женихов, и старшая – невзрачная, слишком худая, родившаяся сразу седой, похожей на сгорбленную старуху. Даже ресницы у неё были белые, а глаза, поговаривают, светились красным, как у вампира.

Трудно было султану пристроить старшую дочь, не находилось смельчаков, готовых взять замуж такую уродину, а по закону младшая не могла стать чьей-то женой, пока старшая не сыграла свадьбу. Обещал султан женихам золотые горы и сказочные богатства, даже половину своих земель или десять тысяч юных воинов, лишь бы сосватать дочку, но безрезультатно.

Так и мытарствовал султан без внуков-наследников, жалуясь на судьбу. Земли его нищали и уменьшались за долги, жена умерла, вдобавок ко всему в один из дней бесследно исчезла темноволосая дочь-красавица. Ее наверняка похитил один из молодых шехзаде (прим. авт. – сын султана, наследник), не вынеся ожидания возможности посвататься.

Безутешный Арон обратился к тёмной магии, чтобы вернуть дочь домой. На зов правителя некогда богатой страны явился демон Арозель. Пообещал несметные богатства, власть и новые земли в придачу к дочери за определенную плату.

Цену, заплаченную султаном, никто не узнал, но с тех пор территории вокруг Форкхагена стали расти и множиться, защищаемые тёмным демоном и непроходимой пустыней, деньги текли в город рекой и оазис становился плодороднее, позволяя жителям не бояться ни засухи, ни голода. Поговаривали, что со времени заключения сделки ни Арон, ни его подданные не постарели, при условии, что магическое место никогда не покидали. Только одно обещание Арозель так и не выполнил: младшую дочь Арабэллу он не нашел.

Эдвару все это казалось просто сказками. Ровно до тех пор как он не вошел во дворец и не был препровожден к султану Арону собственной персоной. Если верить легендам, ему должно было быть сейчас не меньше ста пятидесяти лет. А его седовласой дочери – около сотни.

Полулежа на мягком диване среди подушек, обмахиваемый огромным веером, Арон выглядел зрелым, но не старым. Волосы его были чёрными с редкой сединой, черты лица – заостренными и благородными, а обнаженная кожа рук – не слишком сморщенной. Скорее, Эдвар бы поверил, что это внук или правнук Арона, названный в честь прадедушки, а глупые люди приняли его за бессмертного.

- Что привело тебя сюда, путник? – голос Арона оказался скрипящим, усталым и равнодушным.

- Я Эдвар, охотник из Нордмара. Путешествую, ища способ разбогатеть.

Тонкие губы Арона тронула понимающая усмешка.

- Далеко же ты забрался, Эдвар, - протянул он. – Голову не боишься сложить тут? Земли Форкхагена жадных до сокровищ охотников еще не выпускали.

- Я ничего не боюсь! Не нашлось еще твари, которую я не смог бы победить!

Черноволосый султан посмотрел на гостя с уважением, но его взгляд лишь на миг озарился живым интересом, тут же потускнев. Взмахнув рукой, Арон подозвал охотника перебраться поближе – к низкому столику, уставленному вкуснейшими лакомствами.

- О каких же богатствах ты мечтаешь и как намерен использовать их?

Эдвар принялся перечислять причины, по которым ему нужно много золота: он полжизни провел в нищете, никогда не зная, будет ли завтра что поесть. В таких условиях он не мог не только осесть в одном месте, но и жениться – не на что ему построить дом, содержать жену и растить детей.

- Этот вопрос легко уладить, - проскрипел Арон и щелчком пальцев подозвал слугу, передав послание своей дочери явиться в приемную залу.

Эдвар напрягся, поняв, к чему клонит султан: выдать за него свою белокурую дочь, обеспечив зятя заодно и золотом, и домом. Да только Эдвар хотел бы выбрать себе жену сам, тем более что со старшей дочерью султана были связаны не слишком обнадеживающие сплетни.

- Подойди к нам, Авитания, радость моя, - настоял отец, когда его дочь, позвякивая украшениями, появилась между колонн и застыла, увидев гостя. Нерешительно и с явной опаской девушка пошла вперед, неслышно ступая босыми ногами по персидскому ковру.

Поначалу Эдвару показалось, будто у девушки вовсе нет лица, а голову сплошь покрывает белый платок. Образ дополняло молочного цвета одеяние – широкие шаровары и легкая блуза, украшенные вышитым бисером поясом и драгоценными бусами. Лишь когда девушка подошла впритык, охотник понял, что сплетники не врали: кожа ее лица была удивительно бледной, почти прозрачной, как у мертвеца. На гостя равнодушно взирали блеклые, бесцветные глаза, окруженные словно бы снегом – то были неестественно белые брови и ресницы. Волнистые волосы, лежащие на плечах, действительно казались седыми.

- Это Тания, моя старшая дочь, - познакомил султан без эмоций, словно бы уже давным-давно не лелеял никаких ожиданий на ее счет и представлял гостю только ради приличий. – Она… родилась необычной.

- Весьма необычной, - согласился Эдвар, с интересом разглядывая скромную девицу. Та подняла на него быстрый и робкий взор и кивнула с подобающим почтением.

Черты ее лица, возможно, были бы миловидными, если бы их можно было разглядеть. Она могла б накрасить брови и ресницы черной тушью, подвести глаза и наложить румяна, как делают все девушки – и тогда, возможно, у нее был бы шанс привлечь мужчину. Но она предпочитала показываться в том виде, который был дан ей от природы. Она не была уродиной, как болтали сплетники, но и красавицей ее назвать было нельзя. Увы, ее особенности тут же навевали сравнения с ведьмой, а какой мужчина захочет взять в жены девушку, обладающую опасными умениями? Эту странную девицу все настолько боялись, что даже обещанные золото и земли не прельщали смельчаков.

- Я готов потрудиться и заработать, а не получить просто так, - потерял Эдвар интерес к седовласке, повернувшись к султану и заметив напоследок, какой недобрый и обиженный взгляд бросила на него Авитания. Видать, натерпелась за все эти годы отказов, так что глубоко в душе ненавидела всех мужчин. Может, потому и не притворялась «нормальной», показывалась в истинном виде, чтобы будущий муж сразу знал, кто перед ним, и не сбежал в ужасе после того как жена примет ванну и смоет краску.

- Что ты можешь предложить? – развел руками Арон. – У меня все есть.

- Я знаю, что на твоей стране лежит проклятие. Знаю, что твоя младшая дочь бесследно исчезла.

- Думаешь, ты в силах это изменить? – султан приподнялся, посматривая на гостя недоверчиво. Эдвару померещился в глазах Арона необузданный яростный блеск, прорвавшийся сквозь вуаль утомления, а за спиной его будто бы расправились большие черные крылья. Он уловимо изменился внешне: выпрямился в плечах и гордо поднял голову, помолодев внезапно лет на двадцать. Даже седина исчезла, а говорить султан начал с важностью и высокомерием, чего совсем не водилось в нем минуту назад: – Проклятье защищает мою страну от воров и лжецов. А дочь, поди, умерла много лет назад в каком-нибудь предалеком чужеземии. Лет-то с момента ее исчезновения прошло немало.

- И вы не хотите узнать, что с нею стало? – удивился Эдвар перемене настроения собеседника и его неожиданному цинизму. – Я мог бы принести о ней весть: какой была ее жизнь, счастливой или несчастной. Если у неё остались дети и внуки, вы смогли б познакомиться с ними, они стали бы вашим утешением на старости лет.

Султан рассмеялся весело и непринужденно, вовсе не как безутешный отец. Черные крылья обозначились отчетливее: теперь Эдвар смог разглядеть когти на верхнем сочленении и тень позади головы султана – как будто голов этих было две. На спине Арона сидел тайный пассажир, и Эдвар уже догадывался, кто это мог быть.

- Я могу спасти вас от проклятия, - понизив голос, обратился он напрямую к султану, схватив того за руку и заглядывая близко в глаза, зная, что тот прячется где-то внутри этого нестареющего тела, захваченного нечистью. – Дайте знак, и я избавлю вас от Арозеля навсегда!

- Да что ты о себе возомнил! – вскочил Арон, изменившись в лице.

Тень внезапно наползла на Эдвара со всех сторон, заполнила немаленькое помещение: султан поднялся на два роста, расправил плечи на два размера и раскинул руки, выпятив могучую грудь. Черные крылья за его спиной развернулись на всю мощь, кожа вокруг взбешенных глаз потемнела и вспыхнула адским пламенем, являя истинный облик правителя Эмереи, нависающего над гостем будто грозовая туча, готовая обрушиться смерчем.

- Зови нас Аро! – проревел он громогласно: зазвенела посуда, задрожали стены, слуги побросали веера и попрятались. – Мы султан Арон Фарсиль Волтурхан, повелитель Эмереи, завоеватель тысячи земель и покоритель бесконечных песков. Мы великий Арозель восьмой, вседержатель Седьмого круга и заступник этой страны, бессмертный демон ада. Мы – союз. А ты – глупый наивный чужак! И поэтому на первый раз мы тебя прощаем…

Страшное видение уменьшилось и исчезло, зала посветлела, и напротив Эдвара снова сидел усталый мужчина с сединой в волосах, еще более отрешенный, чем раньше, будто демонстрации власти отняла у него последние силы. На лице Эдвара за все это время не дрогнул ни один мускул, будто бы его совершенно не тронула перспектива быть убитым могущественным демоном – храбрость это была или недальновидность, султану еще предстояло оценить.

- Хочешь стать богатым, говоришь? – задумчиво протянул Арон – или правильнее было сказать Арозель? – Но способен ли ты будешь его унести? Ничто не покидает этих земель сверх того, что у человека имеется.

- Давай свое задание, - мрачно обронил охотник, спокойно продолжая угощаться с богатого стола и холодно оглядывая то султана, то притаившегося за его спиной демона. – Об остальном я сам позабочусь.

- Изволь, - султан взмахнул рукой, и слуги с веерами вернулись ухаживать за хозяином. – Наша земля плодородна, но повадился кто-то разорять и сжигать мои посевы, и делает это уж несколько десятков лет. Изловишь вора – будет тебе золото. – Султан щелкнул пальцами, и его взгляд опять вспыхнул черным злом: - Доставь его живым, - добавил от себя Арозель. - Я хочу знать, как ему удавалось уходить от демона невидимым и невредимым.

Итак, Эдвар получил задание, за исполнение которого возьмет столько денег, что не сможет и унести.

Первым делом охотник расспросил крестьян, работающих на полях: что они знают о разорителе, встречались ли с ним лицом к лицу. К вечеру он уже добыл скудные сведения: самого поджигателя никто никогда не видел, но зато видели его ручную песчаную лисицу - на голове у неё росли яркие перья, а хвост распускался как у павлина, и она, как и ее хозяин, умела мгновенно исчезать. Либо это были очередные байки фантазеров, либо и тут не обошлось без волшебства, - решил Эдвар.

Вечером он поставил шатёр в тени нескольких пальм у кромки посевов, за барханом, чтобы с высокой точки можно было обозревать простирающиеся к горизонту поля. До самого заката он всматривался вдаль через увеличительную трубу, подмечая мельчайшие детали, видимые лишь опытному охотнику. Могло пройти много дней и недель, прежде чем вредитель придет портить урожай, но Эдвар был терпелив и внимателен – никакой вор, ни человек, ни животное, ни сверхъестественное существо не уйдет от него безнаказанным.

Когда над горизонтом всплыла полная луна, Эдвар с удивлением услышал приближение шагов. То была поступь женщины, легкой и хрупкой. Еще до того как отодвинулась занавесь шатра, Эдвар догадался, кто к нему пожаловал – по своеобразному способу ставить стопу с мизинца к пятке. Будучи охотником с раннего детства, Эдвар умел читать поступь животных и людей даже с закрытыми глазами.

На его пороге возникла бледная тень Авитании Волтурхан. Даже яркие отсветы костра, потрескивающего в середине шатра и выкидывающего искры в небо, виднеющегося через прорезь дымоотвода, не сделали ее кожу живее. Посетительница выглядела будто смерть, только слишком маленькая и тощая, чтобы забрать жизнь такого могучего воина как Эдвар. Но и недооценивать ее не стоило: девица, явившаяся одна, ночью, к незнакомцу-мужчине, обладала способностью защитить себя, иначе бы не рискнула.

- Чем обязан? – с любопытством разглядывая отважную дочь султана, Эдвар полулежал возле огня.

Гостья горделиво прошла вперед, откидывая тончайший шифоновый капюшон.

- Ты не обычный путешественник, Эдвар, а с цепким взором, – опустилась она на корточки, не найдя ничего подходящего для сидения в аскетическом пристанище охотника.

- Я самый что ни на есть обычный, - губы Эдвара раздвинула снисходительная усмешка.

- У тебя острое зрение, - покачала Авитания головой, самовлюбленным жестом откинув прядь седых волос назад, как настоящая дочь султана, а не как блеклая тень, которую никто не замечал. – Когда Арозель явился тебе во всем блеске, ты не был удивлен, словно уже знал о его существовании заранее. Но ведь его никто не видит, пока он сам этого не позволит. А ты смог его разглядеть. Я права?

Эдвар вздохнул, утомленный беседой, ходящей вокруг да около. Он бы предпочел, чтобы девица сразу объяснила, зачем пожаловала, и дала бы ему поспать.

- Не видит только тот, кто не смотрит, - ответил охотник цитатой известного мудреца.

Тонкие белые губы собеседницы тронула невеселая улыбка.

- Я сразу поняла, что ты другой, чужеземец, - кивнула Авитания, протягивая худые руки к огню: тончайшая кожа пропускала свет, подчеркивая синеватые вены.

Эдвара едва ли не передернуло от этого видения – в самом деле, он сейчас понимал мужчин, не желающих иметь такую жену. Донельзя странная, холодная и вкрадчивая словно кобра, умная и, несмотря на отталкивающую внешность, самоуверенная и высокомерная дочь султана производила впечатление смертельно опасного оборотня, волка в овечьей шкуре. От такой жены стоило ожидать кинжала в спину, а не покорности и ласки.

- Значит, ты уже знаешь о песчаной лисице и ее таинственном хозяине? – улыбка Авитании вышла скрытной и осторожной – сигнал, заметный лишь внимательному оку, что «что-то не так».

- И зверь, и его хозяин будут доставлены к твоему отцу менее чем за месяц, - поклялся уверенно Эдвар.

- Мне все равно, что станет с хозяином, - помотала головой седовласая дочь султана, нетерпеливо скривив губы, - мне нужна только лиса. Принеси мне ее шкуру, и я сделаю так, что ты сможешь унести из Форкхагена сколько хочешь золота!

Охотник прищурился: в предложении Тании явственно чудился подвох.

- А без тебя мне его унести не удастся?

- Нет.

- Хочешь сказать, что султан решил меня подставить, пообещав оплату, которой не последует? – охотник сдвинул брови – обычно он лучше чувствовал ложь в речи людей, и Арон говорил с ним совершенно искренне.

- Нет, он заплатит, - кивнула Авитания оскорбленно, - но потратить эти деньги ты сможешь только здесь.

- Чушь какая-то, - фыркнул охотник. Он встречал разные виды магии, но у колдовства всегда имелись пределы. Если только это место не какое-то особенное, с законами, отличными от других.

- Думаешь, это сказки и они врут? – воскликнула дочь султана, сердито всплеснув худосочными руками. – Это место окружено защитным барьером, который установил Арозель. Все, что находится внутри, заморожено в вечности и не может покинуть стены. Если не веришь, можешь и дальше ловить вредителя без оплаты, но тогда потом пеняй на себя! – девушка поднялась, собираясь покинуть несговорчивого охотника, рассчитывая быть остановленной. Он не стал ее разочаровывать, хотя что-то мешало ему поверить ее словам безоговорочно.

- Я вовсе не против получить гарантии своей оплаты, - молвил он, не видя, а скорее чувствуя, что Авитания удовлетворенно улыбнулась, повернувшись вполоборота. – Только зачем тебе лиса?

- Сделаю из нее воротник, - пожав плечами деланно равнодушно, вернулась дочь султана к огню. Ее интерес к зверюге явно имел более глубокую природу, чем деталь одежды. Но, по большому счету, охотнику не все ли было равно? Если девица хочет лису – она получит лису. Султан просил изловить лишь разорителя, о лисице речи не шло.

- И в чем подвох? – уточнил Эдвар на всякий случай.

Услышанное его как минимум удивило.

- Лисица та непростая, как ты уже наверняка догадался. – Из шароваров, на сей раз золотисто-бежевых, под цвет вечных песков, Тания вытащила необычный кривой кинжал, сделанный из прозрачного кристалла и наполненный изнутри огнем. Искры клубились и перемещались, завораживая зрителя и пробуждая в нем жажду завладеть волшебным клинком. – Тебе понадобится особенное оружие, чтобы убить ее. Воткни прямо в сердце, - передала она орудие в руки охотнику, разглядывающему подношение с нескрываемым восторгом мужчины-ребенка. – Ты понял меня?

- Отлично понял, - кивнул Эдвар удовлетворенно.

- Запомни: прямо в сердце, - повторила Авитания прежде, чем горделиво удалиться. Глядя ей вслед, Эдвар не мог избавиться от чувства подозрительности, особенно после того как заметил необычное шевеление возле ее правой ноги, и мог теперь поклясться, что видел кончик серебристого змеиного хвоста, торчащего из-под штанины…



Охотничьи будни не отличались новизной: в лесу, на равнинах или в пустыне, Эдвар занимался привычным делом – выслеживал, высматривал и вынюхивал, ища звериные тропы, незаметные для других. Опытный охотник всегда видел больше, чем обычный человек.

Все вокруг оказалось истоптано лисьими следами. Такое было чувство, что проказница и не скрывалась от людей, свободно разгуливая, где ей вздумается, подрывая плодовые деревья и засоряя систему полива, что казалось невозможным для столь низшего существа. Она будто бы обладала разумом сама по себе, ведь нигде рядом с ее следами и в помине не было человеческих. Точнее, следами полевых работников были исхожены все поля, но ни один из них не шел параллельно с лисьим, чтобы исчезнуть где-то в пустыне. Как будто зверюга приходила и уходила одна, преследуя вполне конкретную разумную цель.

В странностях ее появлений Эдвар убедился и тогда, когда встретил в пустыне путешественника, которого ошибочно принял за хозяина лисицы. Но судя по его виду и запаху, он был здесь почти таким же чужаком, как сам Эдвар - странствующим по пустыне жителем из далеких краев, перебивающимся случайным заработком, а то и вовсе тем, что пробегало мимо.

- Давно ты здесь? – спросил он у старца.

- Да уж лет пятьдесят захаживаю сюда – приношу редкие пряности на обмен и наслаждаюсь жизнью оазиса раза два-три в году, прежде чем вернуться к сварливой жене в Хоквидад.

- Когда пересекал пустыню, видел необычную песчаную лисицу? Говорят, будто на голове у ней перья.

- Нет, не видал, - покачал старец головой искренне удивленно.

- А следы ее встречал? – Прямо сейчас вокруг странника все было истоптано свежими лисьими следами, будто проказница проявляла любопытство к путешественнику, следя за ним. Также Эдвар видел у старика, помимо посоха, чисто охотничьи приспособления – силки и капканы, - что означало, что в следах он точно разбирается.

- Нет, не встречал…

Не было причины не верить страннику. Почему он ни разу за пятьдесят лет не видел не только саму зверюгу, но даже не замечал ее следов прямо под носом, Эдвар не знал. Мог только предположить, со слов Авитании, что не каждому дано узреть волшебную лисицу – ему, чужеземцу с далекого севера, это удалось, местная магия оказалась над ним не властна.

Долгими вечерами лежал охотник в укромном месте, держа наготове арбалет: рано или поздно лисица должна была появиться в поле его зрения, придя на водопой своей любимой тропой, на которой больше всего нашлось ее следов. Но она так и не появилась, будто знала о слежке. А при этом на полях то там, то сям вспыхивали пожары – проклятая лисица не бездействовала, раззадоривая упрямого охотника все сильнее.

Осознав, что так просто изловить животное не получится, Эдвар занялся новым делом: аккуратно, не оставляя своего запаха, обходил он поля и устанавливал капканы и силки в самых неожиданных местах. Для этого он надевал на ноги свежесодранные шкуры сурков, а руки облачал в их эластичные кишки. Таким образом он оставался невидимым для чуткого нюха других животных.

Дни шли за днями, ночи за ночами, и через пару недель Эдвар убедился, что песчаная лисица гораздо умнее своих сородичей. С легкостью она обходила любые ловушки, а еще зарывала их песком, выказывая свое небрежение к охотнику. Она заставляла силки и капканы сработать, всовывая в них палки или кидая камни. Будто издеваясь, она исхаживала барханы вокруг стоянки Эдвара, но он ни разу не услышал и не почуял гостью. Она была неуловимой и невероятно хитрой. И рядом с ней до сих пор не находилось следов хозяина, будто она действовала по своей воле, одна.

Когда чертовка стала грызть его имущество, портя не только охотничьи приспособы, но и вещи, Эдвар понял, что между ними объявлена настоящая война. И принял меры.

Что ж, и на волшебную тварь найдется управа. Эдвар не был ведьмаком, но кое-какие хитрости знал. Невидимую песчаную лисицу стоило ловить невидимыми капканами, и именно такой охотник смастерил: купил на рынке Форкхагена необходимые ингредиенты, сварил зелье да обмазал металл. Затем устроил ловушку, рассчитывая на то, что лисица, какой бы умной тварью ни была, считает его самым обычным охотником и не будет ждать магического подвоха. Как спрятать самые ценные вещи от диких зверей, не умеющих летать? Правильно – подвесить на дереве. Под баобабом Эдвар капкан и поставил.

Больше месяца прошло с тех пор, как он дал слово Авитании управиться быстрее и не сдержал его. С тех пор он не только не изловил хитрую песчаную бестию и ее хозяина, но даже ни разу ее не видел. И вот, наконец, в одну из темных ночей, когда пески освещали лишь далекие звезды и тонкий серп луны, чутко спящий охотник был разбужен жалобным криком попавшего в ловушку животного.

Молниеносно Эдвар выскочил из шатра с ножом в руке, готовый прикончить неуловимую тварь, не раздумывая. Лисица билась на песке и каталась, поднимая пыль и визжа: гремела цепь, дергался могучий баобаб, к которому она была намертво прикована.

Эдвар приближался стремительно, но ему все же не хватило половины секунды: лисица оказалась гораздо одареннее, чем можно было ожидать. Внезапно светло-рыжий комок шерсти вспыхнул настоящим огнем, и раскалившаяся мгновенно цепь распалась на две части. К моменту, когда охотник опустил нож и тот пронзил вместо зверя песок, подвывающая лисица скрылась за барханами, оставив после себя только оплавленный примятый кварц и едва уловимый, очень специфический сладкий запах.

Утра Эдвар ждать не стал. Он прекрасно видел в темноте и не хотел дарить лисице преимущество. Даже с капканом на лапе животное могло умчаться за многие десятки миль, и потом ищи-свищи ее по пескам.

Подпоясав кольчугу ремнем с ножнами, собрав самое необходимое и захватив волшебный клинок, Эдвар вышел на охоту, твердо намеренный отыскать обоих вредителей – рыжую плутовку и ее хозяина, к которому она приведет. Только человек мог освободить лисицу из заколдованного капкана, да и то если обладает хотя бы начальными познаниями о магии и догадается, что за невидимая рана нанесена – невидимый капкан надо уметь снимать!

Эдвар шел до утра и весь следующий день, используя отчетливый след – правая передняя лапа зверя наступала тяжелее и оставляла широкий отпечаток от сдавливающего ее металла. Стремительный бег к концу первого дня сменился усталой трусцой, хромота становилась заметнее, а следы свежее – охотник нагонял добычу.

На второй день пути между Эдваром и лисицей расстояние сократилось до нескольких миль – всходя на каждый бархан, охотник видел впереди выбившуюся из сил зверюгу. Выхватывая арбалет, он выпускал стрелу за стрелой, желая прекратить бессмысленную погоню побыстрее, но не имел успеха: судя по визгу, стрела попадала в цель, но это не останавливало лисицу от побега. Она исчезала, и потом упорно брела вперед, стремясь к едва заметным на горизонте холмам, в которых надеялась найти воду и тень. И, наверняка, хозяина.

На песке Эдвар находил свои стрелы, покрытые бурыми пятнами, но сколько бы он ни стрелял, животное не умирало от ран, будто заговорено было от смерти. Как и все жители Эмереи, - прищурился Эдвар, поминая волшебный клинок, висящий на поясе, который Авитания дала ему не забавы ради. Должно быть, тварюгу убить можно было действительно только им: кинжалом особенным и в самое сердце.

К третьему дню Эдвар стал находить лежки с каплями крови. Капкан не имел зубцов, так что это означало, что лисица пытается отгрызть лапу – охотнику следовало поторопиться.

Он нагнал ее к третьей ночи, когда узкий блеклый серп тяжело навис над горизонтом, собираясь утонуть в кровавом зареве заката. Эдвар не спешил, преследуя зверя спокойно и неумолимо. Он наблюдал за ее мучениями издалека, и каждый раз животное находило в себе силы броситься наутек и скрыться среди песков. Ее воля к жизни и свободе вызывала уважение.

Добравшись до саксаулов, лисица зацепилась капканьим крюком за колючий ствол, но так как не видела магические оковы, то не понимала, как освободиться, бесполезно дергаясь и тратя на это последние силы.

Эдвар медленно приблизился, разглядывая вредительницу с большим интересом: никогда прежде не видывал он зверя такой невероятной красоты. Изможденная, растрепанная и раненая, она все еще оставалась прекрасным и необычным образчиком дикой природы, стоя на трех дрожащих ногах и угрожающе рыча. На морде, шее и боках ее шерсть была белесоватой, на загривке переходя в длинные, топорщащиеся во все стороны, фиолетово-рыжеватые перья, совсем не имеющие ничего общего с павлиньими. Не похоже, что арбалетные стрелы причинили ей какой-либо существенный вред: уши хищница прижала, а потрескивающий хвост с силой метался по песну, и нигде не было видно открытых ран. Стоило Эдвару оказаться на расстоянии вытянутой руки, как лисица изогнулась и ударила его хвостом наотмашь, как плетью, из которого выплеснулся огненный язык, оставив на коже руки полосу ожога.

- Ух ты! – воскликнул Эдвар в восхищении, отшатнувшись на безопасное место. Обнажив клыки, прекрасная непокорённая хищница громче зарычала на него.

- Ладно, - уступил он и размотал сеть, только чтобы проверить. Так и вышло: конструкция вспыхнула, едва коснувшись огненной шкуры, и за мгновение превратилась в пепел.

- А есть ли у тебя хозяин? – задумчиво размышлял Эдвар, все больше склоняясь к отрицательному ответу: очевидно, что посевы лисица могла поджигать и сама. Открытым оставался вопрос: зачем ей это понадобилось? Если, конечно, не принимать версию о разумности этого дикого существа и какой-то цели.

Пока охотник скручивал лассо и смачивал его в скрывающем зелье, лиса времени не теряла, вновь и вновь с рычанием пытаясь освободиться. Видно было, что она сильно измотана и слаба от длительного голода и трехдневной жажды, но откуда-то она черпала непреходящие силы – возможно, из пресловутого бессмертия, воспетого в легендах об этой стране.

Пришлось потрудиться, чтобы набросить лассо лисице на голову: увертливая тварюга прижималась к земле, и петля хватала пустоту. Но в конце концов невидимый жгут плотно затянулся на шее. Опытный охотник распял лисицу на песке, привязав лассо к другому саксаулу. На хвост он набросил парусину и туго примотал к задним лапам, не обращая внимания на яростный визг и попытки укусить.

Теперь добыча была полностью в его власти, обездвиженная и неопасная. Присев перед ней на одно колено, Эдвар достал из ножен волшебный кинжал, переливающийся золотыми искрами, и занес его для быстрого удара, не желая продлевать мучения несчастного создания. Да так и застыл, завороженный черными бусинами-глазами, взглянувшими на него с выражением почти человеческого отчаяния.

Песчаная лисица сжалась в комок, насколько позволяли путы, и будто сразу сдалась, узнав клинок. В ее глазах Эдвар видел боль, обреченность и смирение с судьбой. Дрожа и вздыхая, хищница ждала смертельного удара.

Руки охотника бессильно опустились сами собой: это было бы словно убить ребенка. Казнить беспомощное, побежденное существо, уничтожить прекрасное создание пустыни - возможно, последнего представителя вымирающего вида. Разве это правильно?

К тому же, он все еще не нашел ее хозяина, а поджигателя обязался доставить Арозелю живым. Зачем Авитании так важно было умертвить лису? Она наверняка знала, что хозяина лисицы не существует, поэтому и взяла с него обещание принести шкуру. Все это опять попахивало обманом – и денег Эдвар не получит, если не приведет живого вредителя, и унести их не сможет через барьер, если не убьет лису.

- И что же мне с тобой делать? – задумчиво размышлял охотник, сидя в ночной мгле над поверженным зверем, чувствуя растущее нежелание его убивать по любой из причин. Эдвар не склонен был к сентиментальности, но и к напрасной жестокости тоже. А уж к несправедливости и лицемерию относился особенно негативно.

Пользуясь неожиданной покорностью зверя, охотник сделал из лассо невидимые путы для морды, ног и хвоста, полностью обезвредив лису без возможности освободиться и убежать далеко, оставив в полном своем подчинении. Им предстояло вернуться в Форкхаген в течение трех-четырех дней, и Эдвар не хотел, чтобы животное провело этот путь в страданиях, связанным вися на его плече. Теперь лисица могла семенить на стреноженных лапах, но не могла сделать большой прыжок и бежать.

- Тщщ, - успокаивал он красавицу мягкими поглаживаниями по больной лапе, нащупывая невидимый капкан. Лисица взвизгнула от боли, и Эдвар с удивлением увидел, как из ее глаза потекла слеза, когда он, проговаривая обратное заклинание, снимал тяжкие оковы, позволяя восстановиться кровообращению.

Животное вскочило и неуклюже отбежало прочь, сильно хромая, после чего упало от слабости и стало кусать само себя, не понимая, почему его ноги связаны, а веревка не видна.

- Ты не сможешь сама освободиться и удрать, - как с человеком, будто она была способна понять, заговорил с ней Эдвар, приблизившись и игнорируя предупреждающее рычание. – Я заковал тебя, и ты моя. Отдам Арозелю и получу много золота.

Лисица зарычала злее при упоминании имени, но удивленно замолкла, когда Эдвар сунул ей в нос воды. Мягкий кожаный бурдюк заходил ходуном, когда она всунула в отверстие нос, жадно и доверчиво лакая.

- Вот так, - приговаривал Эдвар, поглаживая хищницу по мохнатой спине, игнорируя ее недовольные подергивания. Свободной рукой он привязал край лассо к своему поясу, чтобы добыча не ускользнула во время сна, и когда лисица утолила жажду, принялся обустраиваться на ночлег. – Мы с тобой не спали три дня и три ночи, надо набраться сил перед длительным обратным переходом по пескам.

Животное заскулило, выражая несогласие, но разве ж его кто-нибудь слушал? Охотник закрепил парусину на саксауле, чтобы создать тень, если они проспят до утра, и с удобством устроился на мягком песке, принимающем форму тела. Упирающуюся лисицу подтянул к себе под бок – невыносимо жаркая днем, пустыня была безжалостно холодна ночью, а кроме самого необходимого Эдвар ничего полезного с собой не захватил. И закрыл глаза, давая отдых усталому телу.

Ему снился Форкхаген, во времена своего былого величия. Эмереей правил молодой султан, дерзкий, щедрый и веселый. Красавица-жена родила ему на радость двоих дочерей: светленькую и темненькую, и назвали они их Арабэллой и Авитанией, в честь древних богинь пустыни.

Не слишком большой и совсем не плодородной была эта страна, но всего хватало жителям в меру своих потребностей: караваны увозили на продажу шелка и золото, а возвращались нагруженные мясом и фруктами. Оазис был щедр на подземные источники, и многочисленные счастливые дети резвились в фонтанах, смеясь и брызгаясь.

Эдвар осознал, что не видел в Форкхагене детей, когда прибыл сюда. Жители улыбались ему, зазывали купить товары, но в их лицах не было естественности и счастья. В их глазах поселилась та же усталость, что и в глазах Арона, который теперь был стар и мертв душой.

Гуляя по сновидению, Эдвар приблизился к двум девочкам лет десяти, устроившим увлеченный спор возле высоких мальв. Снежно-белые волосы старшей девчушки были уложены на голове в виде короны с вплетенными драгоценными камнями и бусинами. Волосы темной девочки лежали простыми косами на спине. На земле у каменных ступеней распласталась мертвая ласточка, и девчушки спорили, что с нею делать.

- Нужно похоронить ее с почестями, - важным голосом предлагала темноволосая.

- Это всего лишь птица, Бэлла, - возражала седовласка, пиная тушку носком сандалии. – И мне нужно только одно перо. – Наклонившись, Тания выдернула из хвоста птицы самое длинное и оценивающе повертела пальцами.

- Ты убила ее ради одного лишь перышка? – возмутилась Арабэлла, посмотрев с ужасом на сестру. – Ты могла поймать ее, забрать перо и отпустить живой!

- Ты слишком мягкосердечна, не быть тебе повелительницей, как папочка, - пожала плечами Авитания, небрежно пнув тушку птички вглубь кустов. - Быть тебе послушной и бесправной женой какого-нибудь противного самовлюбленного падишаха – одной из многих, и даже не первой.

- Разве не в этом наше предназначение? - удивленно смотрела Арабэлла вслед горделиво вышагивающей сестре. В голосе ее слышалось расстройство – слова Авитании напугали сильнее, чем девочка пыталась показать. Кому понравится быть тридцать первой женой в огромном гареме? Когда ты рождена в уютной стране и любима отцом и матерью, желающими тебе только счастья, и мечтаешь о принце.

Обернувшись, Тания скользко улыбнулась и достала из шароваров маленькую склянку, в которую поместила перо. Что-то неслышно пробормотав, дунула внутрь и запечатала склянку пробкой.

- Ты в самом деле считаешь, что наше предназначение состоит в том, чтобы слушаться и рожать детей, пока не умрем? Я так не думаю, - покачав головой, седовласка подняла склянку к небу и прикрыла глаза. Тут же ласточки со всех окрест изменили направление и закружили в небе над Танией: куда она поворачивала склянку, туда они и летели. Если б она направила склянку на человека, они б на него напали, если б разбила ее о землю, все птицы покорно сделали бы то же самое. Это была опасная магия, тёмная. Если о могуществе Авитании станет известно, ее не пощадят.

- Осторожнее, сестра, - попросила Бэлла, не на шутку встревоженная. – Ты сильно рискуешь. Тебе стоит скрывать свой дар, а не демонстрировать. Ты слишком сильная.

Распахнулись в ответ бесцветные глаза, блеснув на солнечному свету пугающим алым.

- Зато я могу покорить весь мир, - ухмыльнулась Тания с вызовом и убрала склянку в карман, отпуская несчастных птичек по своим птичьим делам. - А что сможешь ты, кроме как рожать нелюбимому мужу детей?

Авитания гордо удалилась, но Арабэлла не пошла за ней. Убедившись, что сестра достаточно далеко, темноволосая девчушка залезла в кусты и вытащила мертвую птичку. На ее миловидном лице было написано глубокое сожаление. Бережно поднеся ласточку ко рту, Бэлла ласково подула на нее, воздухом приподнимая тусклые перышки, по которым немедленно защелкали крошечные искры. Ласточка вздрогнула и подняла голову, глядя на человека черными бусинами-глазами. Бэлла подкинула птицу в небо и с улыбкой смотрела, как та радостно улетает к сородичам.

Эдвар проснулся весь в поту, потрясенный живостью и яркостью ночного видения. Несколько секунд он учащенно дышал, приходя в себя от власти сна. Будто побывал в прошлом и увидел, как все начиналось в стародавние времена. Как Авитания стала такой, какой он ее встретил во дворце султана.

За ночь лисица от него отползла, покинув благодатную тень. Лежа на солнцепеке, положив голову на лапы, она смотрела на него безучастно. Только дыхание говорило о том, что она жива.

- Знаешь, я ведь почти никогда не вижу снов, - вновь заговорил он со зверем, как с человеком, испытывая странную потребность в общении, чего за ним раньше не водилось. Может, это все потому, что у лисицы был слишком умный взгляд, а может, потому что Эдвару давно пора было озаботиться приобретением четвероногого друга, которому можно излить душу без последствий. – Жизнь научила спать слишком чутко, какие уж тут сны. Разве что кошмары о нелегких временах. Но сегодня я увидел нечто особенное: дочерей султана, когда они были маленькими.

Песчаная лиса подняла голову и уставилась на Эдвара, не мигая. На ее морде охотник прочел выражение крайнего потрясения, что для животного было весьма странно. Его воображение насчет этой лисицы давно уже разыгралось, и он не раз приписывал ей повышенный интеллект, и сейчас снова вернулось жутковатое ощущение, что зверюга его по-настоящему понимает.

- Чушь все это, - фыркнул он себе под нос и принялся собираться в дальний путь. Пока сворачивал парусину, в его бок что-то требовательно ткнулось: схватив зубами, лисица тянула к себе водяной бурдюк.

- А ты нахальная, - непонятно чему, улыбнулся Эдвар, распуская завязь и позволяя животине напиться, глядя на ее маленький, быстро двигающийся розовый язычок. Медленно опустил он руку на мохнатый загривок, игнорируя свирепое недовольное рычание, и погладил длинные необычные перья, мягкие как шелк.

- Какая же ты красавица, - прошептал он, расчувствовавшись. Было дико представлять лисицу мертвой, и хотелось знать, что сделает с ней Арозель. Может, охотнику следовало бросить дело, отпустить животное. Или вообще забрать его с собой, оставить себе и приручить. К черту деньги, к черту договоренности.

Но любопытство ему не позволило: очень уж хотелось узнать об этой проклятой семье все до конца. Эдвар не привык отступать и сдаваться. Где-то в глубине души он понимал: с этим проклятием все не так просто, эта страна, эти люди нуждаются в его помощи. И уже не важно, станет ли он в результате богатым.

Они шли весь день до самого позднего вечера, невзирая на сушь и обжигающий ветер. Лиса уже не хромала, а бодро бежала, не жалуясь, приноровившись к мелким шажкам из-за невидимых пут. Эдвар охотился попутно на змей, складывая их в дорожный мешок. Для Эдвара такая охота была сродни развлечению: то ли дело завалить громадного медведя или догнать быстроногое копытное. Жизнь в пустыне представлялась Эдвару легкой: сложности могли возникнуть разве что с добычей воды.

С помощью кинжала Эдвар развел огонь из захваченных с холмов веток саксаула: стоило лишь собрать сухие перекати-поле и поднести искрящееся лезвие к ним. Лисица, завидев волшебный клинок, впервые за день заскулила и с прижатыми ушами отползла на самое дальнее расстояние, прильнув к земле.

- Не бойся, - успокоил ее Эдвар, убирая кинжал, – я не собираюсь тебя убивать. Сказать откровенно, я и отдавать-то тебя уже не хочу на растерзание, - добавил он мрачно себе под нос, чувствуя разрастающееся нежелание смерти этому необычному существу, волшебное оно или обыкновенное.

Вскоре они на пару уплетали змей - после четырех суток голодовки это было настоящее наслаждение. При этом лисица обиженно отказалась от брошенных ей голов и шкур, терпеливо дождавшись жареного мяса, а ела так аккуратно, медленно и тихо, что Эдвару едва ли не становилось стыдно за свои грубые манеры.

А потом она отошла и стала дергать невидимый поводок. Пришлось охотнику идти за ней в непроглядную ночь, чтобы понять, чего она хочет.

Долго выбирала лиса местечко для своих лисьих дел, а когда нашла, внезапно угрожающе зарычала и сердилась, пока охотник не отвернулся.

- Да ты серьезно что ли? – поразился он скромности дикого существа, скрещивая руки на груди и недоуменно скрипя озадаченными мозгами: виданное ли дело, чтобы зверюга стеснялась, когда на нее смотрят.

Лисица поскуливала: нетактично скосив взор, охотник понял, что сделать лисьи дела ей мешает привязанный хвост.

- О нет, хитрая скотина, ты меня не проведешь, - покачал головой он, но все же подошел и присел, чтобы освободить бедное животное. Лиса зарычала на него, но затихла, поняв, что он делает. – Только попробуй обжечь меня, - приговаривал охотник, - вмиг скручу обратно.

Но лиса словно бы сменила гнев на милость: не сопротивлялась за прошедший день, не пыталась укусить или сбежать, а теперь и напасть. Эдвар решил больше не связывать ее хвост, внутренне восхищенно разглядывая пышную рыжеватую шерсть, к которой так и хотелось прикоснуться, погладить, несмотря на опасную способность извергать огонь.

Они утроились на ночлег у угасающего костра: лисица легла чуть ближе и уже не мордой к Эдвару, а спиной – начинала понемногу доверять. Положив голову на лапы, она смотрела на огонь, иногда тяжко, очень по-человечески вздыхая.

На сей раз Эдвару снились повзрослевшие дочери султана. Арабэлла превратилась в невероятную красавицу: длинные черные волосы, как у отца, блестели и переливались под солнечными лучами, карие глаза обрамляли длинные пушистые ресницы, розовые губы мерцали словно цветок на прекрасном лице. Внешняя привлекательность не сделала ее заносчивой и капризной – юная девушка осталась доброй и ласковой.

Авитания, напротив, выросла высокомерной и жестокой особой, не скрывающей презрения к простому люду. Если она чего-то хотела, то требовала и получала это. Если ей что-то не нравилось, наказание следовало немедленно. Ее боялись, но не смели и слова плохого сказать, потому что не желали быть превращенными в ящерицу или заживо съеденными муравьями. Доказать, что к смерти причастна Тания, вряд ли кто-то мог, но слухи между жителями ходили немалые.

Сейчас, когда Эдвар появился во дворце невидимым зрителем, он стал свидетелем яростного спора сестер.

- Нет, Тания, так нельзя, ты огорчаешь отца! – увещевала младшая сестра старшую. – Этот союз очень выгоден Эмерее, объединение наших земель с территориями Мексакана позволит отцу на долгие годы забыть о долгах. А тебе достанется чудесный молодой муж, полный сил и богатый соседский мирза (прим.авт. – наследник иранского падишаха).

- И я у него буду не просто двадцатой женой, - пренебрежительно сплюнула Авитания, передернув плечами. – Я стану диковиной, которую он будет показывать друзьям, словно редкое животное. Бэлла, это же сущий кошмар!

- Это не повод желать Кайасу смерти, - возмутилась Арабэлла, с ужасом наблюдая, как ее сестра завязывает из волоса жениха узелок и подносит его к огню для магического ритуала. – Ты не можешь убивать всех, кто тебе не нравится!

- Почему же не могу? Могу, - спокойно посмотрела на сестру Тания, заносчиво приподняв одну бровь.

- Но они ничего тебе не сделали! – почти плакала от беспомощности Арабэлла. – Все они – хорошие люди, которые просто сватаются к тебе!

- Не ко мне, а к отцовским землям и моему приданому, - Авитания осеклась и закатила глаза. Недовольно отбросила волос в сторону, и из груди Бэллы вырвался вздох облегчения. – Ладно, ладно, я не стану его убивать, обещаю, - уступила она и вытащила из кармана перстень с изумрудом, который накануне Арабэлла видела на пальце жениха. Бросив его в бокал с заговоренной водой, Тания зашептала известные слова отворота.

- Ты не можешь повелевать людьми, это тебе не птички с животными – магия имеет свои пределы, - заметила Арабэлла, а Авитания лишь снисходительно усмехнулась в ответ.

- Я - нет, но есть способы обойти запрет, - и с этими словами бросила в бокал мошку, бьющуюся у рамы.

Чуть позже сестры, парадно одетые в лучшие свои наряды, вышли в обеденную залу приветствовать гостя и отца, а также обговорить с женихом условия свадьбы. Со своей стороны стола, сидя рядом с отцом, оживленно беседующим с будущим зятем, Арабэлла наблюдала, как Тания невзначай подложила на салфетку Кайасу перстень, который тот, увлеченный общением, не задумываясь, надел. Вездесущий гнус вскоре замучил дорогого гостя до полусмерти, не давая есть, говорить и даже просто сидеть. Не помогли ни ароматические свечи, ни подброшенный в огонь пучок листьев лимонника, запах которого обладал отпугивающим эффектом. Только когда раздосадованный мирза отправился в свои покои, мошкара оставила его. Так повторялось из раза в раз, стоило ему приблизиться к Тании. Через несколько дней заморский жених уехал, передумав жениться на девице, рядом с которой его непрестанно мучает кусачая мошкара.

И таких случаев, догадывался Эдвар, накопилось уже немало - Тания избавлялась от всех нежелательных претендентов.

На закате между сестрами произошел еще один разговор, в котором Бэлла напомнила Тании, что вскоре тоже вступает в возраст деторождения и очень не хотела бы ждать своей очереди на замужество вечно. Мольба Арабэллы услышана не была: презрительно хмыкнув, сестра объявила ей, что придуманные мужчинами законы – не ее проблема, и если Бэлла так сильно хочет замуж, ей придется самой что-то для этого изменить.

Стоя на балконе на фоне огромного красного солнца, тонущего в далеких розовых облаках, младшая сестра смотрела в сторону гордо удаляющейся старшей с глубоким сожалением и медленно зреющей обидой. Ветер развевал ее густые темные волосы, свободно свисающие по плечам, позвякивал сотканными из бисера серьгами. Гладкая кожа лоснилась и рдела на высоких щеках, карие глаза таинственно мерцали в зареве заката, притягивая Эдвара подобраться поближе и безнаказанно насладиться невиданной красотой прелестницы с недозволительного расстояния. Провести грубыми мужскими ладонями по ее нежным щекам, изучить на ощупь пухлые розовые губы, чуть смяв большим пальцем. Наклониться для сладкого поцелуя и вобрать в себя вкус этой очаровательной невинности…

Ничем не выдавала себя Арабэлла, что знает о присутствии рядом постороннего, пока Эдвар не оказался на расстоянии вытянутой руки. Тогда она медленно повернула голову и уставилась прямо на него, будто глубинный темный укор, наблюдающий за ним из недр его собственной души, жестко напоминающий о границах. Мужчина замер, напуганный и потрясенный этим неожиданным откровением, и ощутил жар своих щек, обожженных огнем. То была не магия. То был стыд за мысли и желания, которым он поддался, думая, что никто его не видит. Вздохнув, он резко сел и распахнул полные ужаса глаза, первые несколько секунд не понимая, что уже проснулся.

Лисица пялилась на него с того же места, на котором вчера уснула, с выражением – Эдвар был в этом теперь абсолютно уверен – сердитого осуждения.

- Что? – с вызовом бросил он, как будто она способна была его понять. Чувство стыда наползало тяжелой мантией, давя со всех сторон. Охотнику было это странное ощущение незнакомо, ведь раньше он не попадал в подобные неловкие ситуации, и он спасался от него неуклюже, неумеючи, с помощью грубости.

Он хотел напиться воды, но бурдюк оказался пуст – лисица вылакала содержимое до последней капли, стащив емкость с его пояса, пока он спал, и умудрившись развязать зубами сложный шнурок.

- Что ты наделала, - отчитывал он зверюгу, собирая пожитки. – Нам еще идти и идти, не меньше чем полтора дня. Без еды протянуть можно, а без воды как?!

Лисица слушала пристыженно, опустив голову, будто понимала, что ругают ее заслуженно. Когда Эдвар собрался, она потянула его совсем в другую сторону, а когда он разозлился и стал тащить ее, упирающуюся всеми четырьмя лапами, яростно зарычала и вскинула полыхнувший огнем хвост, которым, несмотря на опасность, невозможно было не залюбоваться.

- Что на тебя нашло! – они боролись, как два упрямых осла, дергая веревку на себя. Эдвар вполне мог заставить зверя повиноваться, но не хотел ранить ее чрезмерно резкими движениями, животное и так уже натерпелось от него боли и унижений.

В конце концов, женщина всегда побеждает, даже если мужчина физически ее сильней: Эдвар уступил с раздраженным вздохом, и песчаная бестия, прижав уши, сердито поволокла его вперед. Каково же было его изумление, когда за вторым барханом открылась глубокая впадина, в середине которой стоял колодец, окруженный несколькими финиковыми пальмами и живыми зелеными кустами.

- Вот тебе и раз, - обрадовался Эдвар и теперь сам побежал вперед, позабыв, что связанное животное за ним не поспеет. Почувствовав, что лисица спотыкается, охотник подхватил ее подмышку и побежал быстрей, не обращая внимания на злобное недовольное сопротивление.

Они напились так, что не могли встать, даря себе благодатный отдых в приятной тени. Разделив на двоих остатки жаркого, Эдвар благодушно привалился к стволу дерева и, слегка обнаглев, медленно гладил зверюгу по голове и чесал за ушком, наблюдая, как мокрая шерсть и перья постепенно высыхают. Лисица утробно рычала, но не пыталась укусить и не отодвигалась. Эдвар понимал, что между ними уже установилась какая-никакая доверительная связь, и отдавать животное султану, какие бы деньги за него не посулили, будет почти что преступлением.

- Ты чудная, - ворковал он, с нежностью перебирая переливчатые ворсинки пёрышков, топорщащиеся от его прикосновений и тянущиеся за ускользающей рукой. Перестав вылизываться, лисица взглянула на охотника недоуменно, и он улыбнулся, рискнув за брыли подтянуть животное к себе и зарыться в его шерсть лицом. Лиса заскулила и задрожала, но упиралась совсем немного, словно бы и хотела, чтобы он делал то, что делает, но природная гордость не позволяла окончательно сдаться. – Жалко мне тебя, - приговаривал он, почесывая густую шерсть, пахнущую удивительно приятно, совсем не как у дикой собаки, сладкой карамелью, - бегаешь по пустыне совсем одна. Нет у тебя ни сородичей, ни любимого. Ни поесть, ни попить нормально здесь нечего, а спать приходится под открытым небом на голом песке. Так и умрешь в одиночестве… как и я.

Лисица напряглась и вырвалась из его могучих рук. Растрепанная, вскочила и взлаяла на зарвавшегося охотника, выражая лисье возмущение. Копнула песок, взлаяла еще раз, более тоскливо и отчаянно, будто отвечала что-то на своем непонятном зверином языке. Прямо как строптивая женщина, - подумал Эдвар изумленно. – Нравится, когда ее ласкают, но ведь ни за что не признает это, чертовка.

- Да хватит тебе, - ухмыльнулся он, потягивая за поводок, прося не упрямиться. – Иди сюда, обниму. Сам такой: не помню даже, какими были руки матери, а уж женщины меня и подавно не обнимали. Знаю не понаслышке, каково это, когда тебя никто никогда не полюбит, не приголубит…

Лисица зарычала и наклонила голову, но не злобно, а как-то пришибленно. Медленно и неохотно она приблизилась, продолжая рычать, внимательно следя за мужскими руками, лежащими неподвижно вдоль туловища. И, успокоившись и вздохнув, привалилась шерстяным боком, а голову, немного посомневавшись для приличия, положила охотнику на живот.

- То-то же, - Эдвар был доволен до невозможной степени, не переставая улыбаться во все тридцать два зуба оттого, что завоевал, наконец, хищницу. Его рука снова нарушила границы, опустившись на мохнатую голову, а лисьи глаза смотрели на него, не отрываясь, с необъяснимой тоской.

Эдвар вздохнул: в его глотке встал ком и чувство неправильности завладело им целиком. Он уже понимал, что не сможет отдать свою красивую девочку никому не свете, и уж тем более, если на казнь. Но он не имел права оставлять ее и себе: дикое, прекрасное, единственное в своем роде животное должно оставаться свободным.

- Ну что ж, вот и все, - пробормотал он колючим голосом, сознательно отказываясь и от права собственности как охотника, и от обещанного богатства. Вначале нащупал узел на морде и развязал его, затем на лапах, передних и задних. Лиса наблюдала за ним с удивлением, не веря собственным глазам. – Прощай, красавица, - погладил он недоуменную рыжую с белым морду и оттолкнул от себя.

Лисица фыркнула, глядя на свои ноги недоверчиво. Ступила раз, другой, проверяя шаг. Подпрыгнула на месте и вскинула хвост, будто играя. В последний раз посмотрела на охотника и… бросилась наутек, мгновенно исчезнув среди барханов.

Эдвар вздохнул: его охватило горькое разочарование. На что он рассчитывал? Что зверь, каким бы умным он ни был, добровольно станет его другом? Что дикое, свободолюбивое животное захочет остаться с ним? Глупец! Нельзя приручить взрослое существо, никогда не знававшее человеческих рук. Не зря же волчат берут в дом еще слепыми.

Теперь перед охотником стоял простой выбор: вернуться в Форкхаген ни с чем или просто уйти восвояси, оставив все так, будто он здесь и не появлялся. Никогда прежде Эдвар не убегал. Но прежде он не знал и поражений. Это будет впервые, когда он откажется выполнять задание, уже взявшись за него. Но он не жалел о сделанном выборе.

Двинувшись в путь, охотник увеличил скорость – теперь ему не приходилось подстраиваться под медленно бегущее стреноженное животное. К утру он будет уже на месте. Впереди лежали горячие пески: бесконечное море золотистых дюн, преодолимое лишь для самых сильных и отчаянных.

Тут и там в течение дня Эдвар замечал движение, и иногда ветер приносил знакомый карамельный запах, не оставляя сомнений. Вскоре мужчина стал замечать мелькнувшую рыжую шерсть, а ближе к вечеру лисица перестала прятаться и упрямо засеменила рядом, хоть и на некотором расстоянии.

Эдвар был доволен и раздражен одновременно. Да, он не прочь был подружиться с необычным созданием и даже забрать его с собой, но только когда решит покинуть эти земли, а не сейчас, двигаясь к замку.

- Брысь! – крикнул он, пытаясь хорошенько напугать зверюгу. Лиса вздыбила шерсть и ответила коротким сердитым лаем, но не скрылась.

Эдвар поднял горсть песка и кинул зверю в морду, на что получил обиженное рычание. И увеличенное расстояние, с которого уже не мог добросить ничего безобидного.

Тогда охотник сделал последнее, что могло помочь: вытащил волшебный кинжал, изображая свирепую решимость убить зверя, и пошел вперед. Вряд ли вышло правдоподобно – актером Эдвару не быть! – потому что лисица лишь осторожно отбегала назад, а затем смотрела на приближающегося охотника недоверчиво, с издевкой склонив голову и дергая ушами. Бесполезно: она понимала, что он не намерен причинить ей какой-либо вред. Она ему уже полностью доверяла.

Вот и последний бархан: с него открывался вид на великолепный оазис, сейчас спящий под тусклыми звездами. Эдвар вздохнул, когда лисица уселась подле него, обозревая свои владения, и спустился с холма к своей постоянной стоянке, чтобы устроить последний ночлег. О том, чтобы явиться к Арозелю прямо сейчас, теперь ни шло и речи. Ему придется сначала спровадить лисицу каким-либо способом. И за ночь придумать достойную ложь, чтобы уберечь свою преданную подругу от расправы.

Они снова ели жареных змей – лучшие куски теперь доставались лисе. А затем улеглись в шатре, расслабленно вытянувшись на подстилке. При этом лисица сама подошла к охотнику, потыкала мокрым носом его руку, чтобы чесал за ушком, и осторожно устроилась на его груди, положив на нее и морду, и лапу. Закрыла глаза и выпустила тяжелый, протяжный вздох, слишком уж человеческий.

На сей раз сон Эдвара был мрачным и напряженным: не то же самое, что погрузиться в стародавнюю сказку. Теперь он знал, что Арабэлла каким-то образом может видеть его, и вел себя не так непринужденно и самоуверенно, стараясь оставаться незамеченным.

Сразу стало ясно, что в замке султана произошли большие перемены: он уже не был таким роскошным и богатым, как прежде. Залы опустели, по ним гулял ветер, катая лепестки увядших цветов, фонтаны пересохли, а сад пожелтел – в нем уже не раздавалось задорное птичье пение. Жителей города стало меньше и одеты все были беднее. Дети уже не смеялись на улицах города, а прятались по домам. Это место было проклято еще до того, как тут появился Арозель.

Две сестры стояли друг напротив друга в маленькой тесной башне с узкими высокими окнами, открывающими вид на площадь, и между ними отчетливо витал дух вражды, неуловимо меняя обстановку от светлой к более темной и обратно.

- Авитания, это необходимо прекратить! – сердито кричала на сестру Арабэлла совсем не тем терпеливым и мягким голосом, какой раньше слышал Эдвар. – Посмотри, что ты наделала: город умирает, люди тайком покидают страну, а оставшиеся боятся выходить на улицу!

- Страх – лучшее средство управления, сестра.

- Наш отец справлялся как-то без него, - возмутилась Арабэлла и настежь распахнула окно, демонстрируя Авитании дело ее рук. – Вспомни, каким красивым и светлым был наш город, и посмотри, что теперь с ним стало.

- Наш отец распродал все его богатства и осушил колодцы за долги, - сердито напомнила Тания. – Не я.

- Ему пришлось это сделать из-за твоего упрямства, - противопоставила Бэлла. – Скольких богатых мужей ты отвергла? Папа рассчитывал на тебя, но ты его подвела.

- По-твоему, я вещь, которую можно продать подороже? – глаза седовласой сестры недобро блеснули.

- Я знаю: ты хотела власти, - вздохнула младшая сестра, лицо которой было усталым и осунувшимся, уже не таким юношески беспечным. – Но так уж утроен мир: им правят мужчины. Наш удел – следовать их указам.

- Именно потому, что следовали указам отца, а не моим, Эмерея и пала! – разозлилась Тания – похоже, этот спор происходил между сестрами уже не раз и не два. – Если бы кто-нибудь слушал меня, страна бы давным-давно процветала!

- Ты не можешь судить папу, - опечаленно молвила Бэлла, - он скорбел о маме.

- И поэтому позволил чужакам разорять наши сады и поля, пока от прежних плодородных земель не остались одни бесплодные пески!

- Я не оправдываю его ошибки, - устало нахмурилась Арабэлла. – Но и ты не безгрешна. Зачем подмешала отцу эликсир забвения? После этого он потерял интерес ко всему, и именно потому позволил вандалам безнаказанно грабить!

- Я хотела помочь ему, избавить от страданий по нашей матери. Я не знала, что станет еще хуже, - обиженно отвернулась Авитания, откинув за спину седые волосы, которые тоже теперь носила распущенными, как сестра. Но если на Бэлле такая простая прическа смотрелась естественной из-за яркого здорового блеска, то Тании создавала образ настоящей лохматой ведьмы. – Все, что я делала с самого начала – это ради нас, Бэлла, для нашего благополучия. Если б мне не приходилось действовать тайно ото всех, скрывая свои настоящие умения, я бы уже давно разогнала воров и вернула Эмерее утраченное величие. Я уже близка к завершению ритуала… - она всплеснула руками, обводя широким жестом свое обиталище с магическими символами на стенах, горящими свечами на полках и пузырьками с зельями. – Еще немного, и я найду способ сделать всех нас могущественными бессмертными чародеями. И тогда богатства потекут в наш город рекой, отец вернется к жизни, а ты, наконец, выйдешь замуж, как давно мечтала. За того, кого сама выберешь, смею заметить, а не за того, на кого укажет тебе отец. И в обход закона, который требует, чтобы я вышла замуж первой, потому что решать это мы будем сами.

- Кстати, об этом, - Арабэлла недовольно поджала губы, барабаня пальцами по черному просмоленному столу. – Раз уж ты заговорила о том, как сильно заботишься обо мне: как сестра, ты могла бы ради меня давно согласиться на замужество и позволить мне уехать за тридевять земель! Можешь сделать со своим мужем все, что захочешь, после того как я исчезну.

Авитания громко и зловеще расхохоталась над предложением наивной сестры.

- Как будто я не знаю правил! Не видать мне Форкхагена и Эмереи, если я на это соглашусь. Мое замужество отец устраивал только с целью избавиться от плохих семейных генов! Пусть я где-то в чужой стране рожаю некрасивых наследников на позор семье! А ты, дорогая сестрица, останешься здесь, красавица признанная, отцом и мужем любимая. Твой муж-чужак станет править Эмереей, а ты будешь раз в год приносить ему идеальное темноволосое потомство, пока не сморщишься от старости. Нет. Бэлла, Эмерея моя, и я никому ее не отдам. Не позволю завладеть ею какому-то постороннему тирану, возомнившему себя пупом земли.

- Твоя жажда власти погубит всех нас! – воскликнула Арабэлла негодующе, вытряхивая из прозрачной колбы длинное черное перо и демонстрируя сестре доказательство ее безумия.

- Я спасу всех нас, - высокомерно возразила Тания, выхватывая перо у Бэллы и поднося к огню: дым, заколебавшийся над ним, явил лицо ухмыляющегося демона с большими черными крыльями, маленькими рожками в длинных волосах и красными блестящими глазами.

- Я тебе не позволю, - покачала головой Арабэлла. - Больше не могу смотреть, Тания, как далеко ты заходишь в своих амбициозных устремлениях, рискуя всеми нами.

- И как же ты меня остановишь? – взглянула седовласая ведьма на сестру с хитрым прищуром.

- Я слишком долго замалчивала правду, терпела твои выходки, - вздохнула Бэлла. И распрямила плечи: - Но я не могу больше врать отцу, скрывать твою тайну, она стала слишком опасной. Отец должен узнать о том, кто ты такая. Он примет меры, чтобы остановить тебя! – Развернувшись, Арабэлла отправилась прочь, но дверь перед ней захлопнулась.

- Ты хочешь предать меня, сестра? – ледяным тоном прошипела Тания, утратив живые эмоции и превратившись в холодную злую статую.

- Я пытаюсь тебя спасти, - возразила Бэлла, повернувшись.

- Я не дам тебе раскрыть меня отцу и разрушить все, чего я с таким трудом достигла, - воскликнула Авитания, демонстрируя в пальцах длинный темный волос сестры, который собиралась использовать против Бэллы.

- Ты не можешь заставить меня повиноваться, - покачала головой потрясенная угрозой Арабэлла, - я не птица.

- Тебя – нет, - подняла Тания бровь с вызовом. – А их – да.

Ведьма кинула волос сестры в банку с пауками, и те полезли из нее в неисчислимом количестве. В считанные секунды насекомые добрались до Бэллы и облепили ее всю. Но триумф Тании длился недолго: по коже рук Бэллы затанцевали искры, уничтожая всех до единого пауков крошечными вспышками огня. Не успела Авитания перевести дух и придумать что-то еще, как искры перекинулись на стол и добрались до волоса в ее руке, который молниеносно сгорел, заставив ведьму от неожиданности с визгом отпрыгнуть.

- Ладно, - проговорила ведьма угрожающе. - Я всего лишь разминалась. С пауками ты справилась, но как тебе противник покрупнее?

Она сжала кулаки и вдруг начала удлиняться в размерах: вытянулась до потолка, ноги превратились в гибкий белый хвост, а вместо человеческой головы появилась змеиная, с раздвоенным языком и острыми поблескивающими клыками. С шипением раскрыв капюшон, белая кобра бросилась на сестру, ударив ее в грудь и отбросив к двери.

Арабэлла ахнула, защитившись тонкими слабыми руками: ядовитые зубы вонзились в запястье и прокусили нежную плоть, и темноволосая девушка испуганно закричала от боли и негодования. В ту же секунду поднялся смерч, Арабэлла опустилась на четвереньки, покрываясь рыжеватой шерстью, пока не превратилась в песчаную лисицу с перьями на голове. Ее шерсть встала дыбом и заискрилась сильнее прежнего, а острые зубы хищницы вцепились змее в хвост, отодрали ее от лапы и отбросили в самый дальний угол помещения.

- Ай! – вскричала возмущенно Авитания, возвращаясь в обличие человека и глядя на сестру в ярости. – Ладно, этого я не ожидала, - признала она. – Ты можешь превращаться в зверя, как и я, еще и высекать пламя. Я и понятия не имела, что у тебя тоже есть дар, Арабэлла! Ты лгала мне, прятала от меня свои способности? Ты знала мою тайну всю жизнь, на не доверила мне свою? Узнать такое о тебе очень больно, сестра.

Лисица жалобно заскулила, сделав шаг навстречу сестре и собираясь превратиться, но Авитания, улучив этот удобный момент, быстро выдернула из ее головы перо и с победоносной ухмылкой засунула в склянку, дунула внутрь, проговорила заклинание и запечатала пробкой. Изменение Арабэллы тут же остановилось.

- Я говорила: в любых правилах есть лазейка, - назидательно проговорила Тания лисе, недоуменно бьющей хвостом по полу – никакие усилия не помогали ей вернуться в человеческую форму. – Я не могу подчинять людей, но очень даже могу управлять животными.

Тания подняла склянку над головой, а затем опустила вниз: лапы Бэллы дрогнули и подогнулись, и она удивленно зарычала, глядя на них как на чужие. Тания выпрямила руку направо, и лисицу дернуло в ту же сторону. На сей раз она зарычала угрожающе и уперлась всеми четырьмя лапами, с вызовом глядя на насмехающуюся сестру, уверенную в своем всемогуществе. От негодования хвост рыжей красавицы заходил из стороны в сторону и защелкал, распространяя искры, а затем вспыхнул оранжевым пламенем.

Тания подняла руку вверх, желая заставить лисицу подпрыгнуть, повинуясь власти ее магии, но Арабэлла извернулась и наотмашь ударила ее по руке хвостом, выбив склянку и оставив на запястье ожог.

- Ай! – вскрикнула Авитания, прижимая руку к груди и злобно шипя на сестру. – Не думала, что ты сможешь мне сопротивляться! Ты такая же сильная чародейка, как я, - ухмылка ведьмы стала коварной и насмехающейся, – но теперь ты просто лиса!

Арабэлла зарычала сильней, забив хвостом и рассыпая искры, мгновенно схватывающие древесину – стол, стулья и деревянный пол понемногу начинали гореть. С помощью ветра Тания задувала их, но они занимались снова. Тания тушила их водой, тесня лисицу к дальней стене, но та умудрялась вновь поджечь что-то сухое, пока седовласая ведьма не облила Арабэллу ушатом воды и не намочила ей хвост. Тогда лиса пришла в бешенство.

Перестав отступать, лисица подобралась и бросилась на Танию, ударив в грудь лапами и сбив ее с ног. Девушка и зверь покатились по полу, визжа и рыча, толкая друг друга. В какой-то момент Авитания схватила упавший со стены изогнутый кинжал, сделанный из обработанного полого кристалла, и ударила им лису, оставив глубокий порез на лапе.

Лиса заскулила, отскочив и упустив преимущество, позволив ведьме подняться и занять оборонительную позицию с выставленным перед собой острым лезвием.

- Я не хочу убивать тебя, - предостерегла ведьма, - но сделаю это, если ты не отступишься.

Лисица тем временем нежно лизнула обе свои раны, и те, покрывшись крошечными искорками, мгновенно зажили на глазах у потрясенной сестры.

- Поразительно, - почти испуганно шепнула Тания, не веря своим глазам и скрытой силе соперницы. - Признаю: твои способности не такие уж и скромные даже в этом облике. Может, я и не убью тебя, по крайней мере, легко. Но что ты сможешь сделать против меня теперь?! Когда ты – бессловесное животное, которое никто никогда не узнает и уж тем более, - пренебрежительно скривила она тонкие бледные губы, - не полюбит! Ты просто дикий зверь, способный разве что поджечь чей-то дом. И какой же ты выберешь? Свой родной дворец, в котором задохнется отец? Или лачуги местных жителей, о которых так трепетно печешься? Может, я и не заполучила власти над тобой и не смогу заставить тебя слушаться, но и ты теперь не сможешь мне помешать!

Арабэлла гордо подняла голову, всем своим видом принимая вызов сестры, но на рожон не полезла – все-таки в руке у той было оружие. Вместо этого она нашла другой выход, кроме двери: разогнавшись, вскочила на стол, разбрасывая такие важные для Авитании склянки, и выпрыгнула в окно, упав с большой высоты на площадь, некогда оживленную, полную радующихся людей и благоухающую цветами, а теперь пустую. Тания бросилась к окну, но лисицы уже и след простыл – только рыжий пушистый хвост мелькнул за поворотом.

Кинувшись обратно к своему черному столу, ведьма судорожно хватала склянку за склянкой, ища нужный ингредиент и приговаривая:

- Никто тебя не узнает, не полюбит… не услышит и не поймет… - Вытащив лисье перо, она смочила его в скрывающем зелье и, вновь запечатав пробкой, с облегчением улыбнулась: - И не увидит. Будешь ты невидима для всех, кроме разве что особо одаренных вроде меня. Даже отец наш пройдет мимо и не заметит, сколько бы ты ни плакала, ни кричала, ни взывала к его очерствевшему родительскому сердцу. Теперь тебя больше не существует, Арабэлла, и только я одна буду знать, что ты жива…

Она обернулась в поисках и подобрала кинжал. Открутив крышечку и поймав летающую в воздухе искру, оставленную лисицей, Тания запечатала кинжал и потрясла: он вспыхнул изнутри огнем.

- Это на случай, если ты сможешь обойти и этот мой ритуал, - поклялась ведьма, и ее глаза вспыхнули мстительным удовлетворением. – Это волшебный кинжал, сестрица, в нем теперь заключена частичка твоей души. Вздумаешь мне вредить, я убью тебя. Дашь весточку отцу, я убью тебя. Поставишь мой план под угрозу, - ну, ты меня поняла: я убью тебя. Впрочем, скоро все это перестанет иметь значение, - отвлеклась Авитания, бережно подобрав с пола длинное черное перо и поднося к огню, с жадностью и восхищением любуясь демоном, которого собиралась вызвать. Перо не сгорало – не может сгореть тот, кто сам родом из Пекла, - но создавало связь, являя ведьме образ могущественного создания, на которое она возлагала все свои надежды по захвату собственной страны. Главная проблема, способная помешать, была устранена – сестры больше не было здесь. А значит, пора было приступать к главной фазе своего амбициозного плана.

- Арозель, - воззвала она сквозь пламя свечи, и демон повернулся к ней, услышав глас ведьмы через невероятное расстояние в несколько адских кругов и слой земли. Вокруг него поднялось пламя, черные крылья расправились. Глаза загорелись, как угольки на ветру, отображая неприкрытое любование человеком, способным на такое сильное волшебство. Рельефные мышцы обнаженной груди мощно перекатились под кожей, когда Арозель соблазнительно улыбнулся рисковой женщине, посмевшей открыть самую опасную дверь в мире – в царство мертвых. И тогда Тания сунула перо демона в склянку, запечатала пробкой и дерзко произнесла: - Явись ко мне!

Этот сон был тяжелым, раскрывающим самые страшные секреты необычной семьи, поэтому и пробуждение Эдвара вышло иным, нежели предыдущие. Потрясенный до глубины души, он открыл глаза задолго до рассвета и уставился в светлеющее небо с гаснущими звездами, все еще пребывая во власти пережитого.

На его груди сладко спала лиса, его рука лежала на ее пышном мягком загривке, машинально поглаживая, и теперь Эдвар озадачился, насколько его фривольность приемлема, если под личиной зверя скрывается дочь султана. Сон ли это был? Его фантазия? Или реальность, каким-то мистическим образом им увиденная? Чему верить, холодному рассудку или интуиции, тому, что видят глаза, или подсказке души и зову сердца?

Слегка повернув голову, лисица уставилась на него печальными человеческими глазами, и охотник сглотнул, увидев катящуюся слезу. Сомнений быть не могло: песчаная лисица – это заколдованная Арабэлла, сотню или уж больше лет в одиночестве скитающаяся по родной земле.

- Бэлла? – хрипло позвал он и лисица, дернув хвостом, горестно заскулила.

Не в силах удержаться, Эдвар нежно погладил зверя по голове, испытывая искреннее сострадание к заколдованной девушке. Вдруг осознав, как крепко его обманули – или, точнее, пытались, - он вытащил кинжал и осмотрел его на солнечном свету.

- Вот же дьяволица, - сердито воскликнул он, поминая Авитанию, - хотела моими руками убить родную сестру. Заколдовать-то она сумела, а нож воткнуть рука не поднялась. Почему она передумала именно сейчас? Сто лет ты ходила по этой земле, портила посевы, но никому и дела до тебя не было, – нахмурился он и сам себе ответил: - Это все потому, что никто, кроме меня, тебя не видит – ты не представляла угрозы для власти сестры. Когда твой отец поручил мне поймать вредителя живым, Тания поняла, что я могу раскрыть ее секрет. Конечно, уверенности у нее не было, но она так боялась потерять свою власть, которую получила при помощи Арозеля, оставаясь при этом незаметной фигурой, невидимою рукой управляя Эмереей, что она решила обезопасить себя, подсунув мне кинжал, способный убить единственного врага. Она понимала, что вскоре я догадаюсь – вредитель и лисица один и тот же человек, - и надеялась, что обещанные деньги заставят меня выбрать ее сторону. Так и было бы, если б я… - Эдвар сглотнул, потрепав мягкую шкуру смотревшей на него во все глаза взволнованной Арабэллы. – Если бы я не полюбил тебя с первой секунды. Ты прекрасна, - прошептал он, ласково почесав лисицу за ухом, - даже в облике зверя.

Лисица вильнула хвостом и вновь заскулила, но на этот раз без прежнего отчаяния.

- Одного не пойму: зачем было портить поля? Это из вредности или у тебя была какая-то цель? Может… - призадумался он, - ты привлекала внимание отца – это было единственное, что ты могла делать. Пойти в замок и напасть на сестру было бы чистым самоубийством, а так ты напоминала о себе, в надежде, что однажды это возымеет действие. Постой-ка, ведь тебя, кроме меня, иногда видели крестьяне! – распахнул Эдвар глаза. – Почему не обратилась за помощью к ним? – И снова сам ответил с тоской: - Да потому что они видели в тебе лишь мелкое зло, вроде саранчи или грызунов, но не человека. Это чудо, что я смог узнать твою историю во снах, и… получается, я единственный здесь, кроме Авитании и тебя, кто знает ваш секрет?

Арабэлла подняла уши и лизнула ласкающую ее руку. Эдвар удивленно хохотнул и широко улыбнулся.

- Эх, красавица, я надеюсь, это был благодарственный поцелуй за то, что я угадал все правильно, - он вновь потрепал лисичкино ушко. – Потому что я собираюсь пойти и спасти тебя от чар твоей злобной сестры.

Арабэлла вскочила, напружинила лапы и распушила хвост, пустив по нему сноп искр. Приняв решительный вид, грозно зарычала, готовая действовать незамедлительно.

- Э нет, не так быстро, малышка, - охладил он ее пыл. – Нам нужен план.



Солнце ярко светило в зените, обогревая плодородные сады и поля, мимо которых медленно шел Эдвар, разглядывая увлеченно трудящихся крестьян. Их лица не были безоговорочно счастливыми или беспечными, но не были и обреченно усталыми, если бы приходилось гнуть спины в невыносимых условиях за гроши. Эти люди спокойно работали, зная, что завтра им будет, что поесть.

Сады плодоносили, посевы всходили и давали урожай, фонтаны в городе били ключом. Распускались и благоухали цветы, пели птицы. Нельзя сказать, что Авитания не выполнила свои обещания: город вновь процветал и богател, жители были сыты и защищены. Но вот какой ценой?

При входе Эдвар заметил несколько брошенных в его сторону подозрительных взглядов из-за угла, и на подходе к главной площади его уже поджидала Авитания. Ее бледные тонкие губы вытянулись в форме буквы «о», невзрачные глаза широко распахнулись от удивления.

- Я вижу, ты выполнил мое условие, - заметила она, преграждая охотнику дорогу ко дворцу.

- Не совсем так, - начал Эдвар, то Тания остановила его небрежным жестом руки.

- Не здесь. – Она поманила его за собой, направляясь к одной из башен. – Поговорим наедине.

Открыв хорошо спрятанную среди густорастущих вьюнов дверь, Тания прошла в темное нутро. Они долго поднимались пыльной винтовой лестницей на самую верхотуру. Войдя в каморку, высокорослому мужчине казавшуюся тесной и неуютной, Эдвар снял с плеч тушу лисицы и положил на скамью. Тания хотела было подойти к своему призу, но Эдвар решительно преградил ей путь.

- Подумываю я, что ты хотела обмануть меня, ведьма, как и твой демон-отец, - прищурил глаза он, и Тания недовольно посмотрела на него снизу вверх, не испугавшись ничуть. – Нет у лисы хозяина и никогда не было – я не нашел никаких его следов. Как прикажешь получить с султана деньги, если я не приведу ему поджигателя, да еще и живым? Думается мне, оставлю я шкуру себе – она и станет моей оплатой за работу.

Несколько секунд Тания обдумывала слова мужчины, разглядывая пристально, пытаясь понять, не лжет ли он. Ей ничего не стоило натравить на него полчища крыс, но дочь султана предпочитала решать проблемы тихо-мирно, без апломба и возможных свидетелей, оставаясь при этом скрытой фигурой на вершине пирамиды власти.

На лице Эдвара не дрогнул ни один мускул.

- Расскажи, как тебе удалось изловить ее? – кивнула Авитания на лисицу, лежащую без единого движения.

- Не без труда, - признал охотник с подозрительным прищуром, пытаясь «прочитать» ведьму в ответ, и тоже безрезультатно: по ее лицу нельзя было сказать, скорбит она о потере сестры или испытывает облегчение оттого, что избавилась от врага. – Хитра бестия. Но я хитрее. Невидимый капкан она не заметила.

Авитания понимающе кивнула.

- Ты проткнул ее сердце кинжалом, что я тебе дала?

- Разумеется, - холодно отозвался Эдвар. Изображая равнодушного, ничего не подозревающего охотника за наживой, мужчина не мог сдержать презрение к женщине, желавшей смерти собственной сестре. – Так что насчет награды, которую ты обещала мне, ведьма?

Уголки губ Тании снисходительно приподнялись:

- Будет тебе поджигатель, - пообещала она и вновь повела его вниз.

Эдвар надеялся выгадать время для Арабэллы: так и вышло. Вначале Авитания отвела его в местную тюрьму, где в гнилом подземелье томились воры да убийцы. Предложив нескольким из них быструю смерть либо, если повезет и султан будет в хорошем настроении, свободу в случае искреннего раскаяния за якобы совершенное преступление, ведьма выбрала самого отчаявшегося и всеми забытого и ввела его в курс дела. Теперь у них имелся «поджигатель», с помощью которого Эдвар получит свой гонорар.

Конечно, Эдвару нужно было совершенно другое: он надеялся, что к моменту его появления во дворце Арабэлла будет уже там, живая и в человеческом воплощении, потому что найдет заветную склянку со своим пером и освободится. Она расскажет султану о предательстве Авитании, и Арон найдет на распоясавшуюся дочь управу. В конце концов, не зря же Тания боялась отцовского гнева, того, что он все узнает? Она ведь так и не вступила на престол, даже получив огромную магическую власть над этим местом. Она осталась скрытой фигурой, тайно управляющей страной, и не переписала несправедливые «мужские» законы под себя, как грозилась Бэлле. Этому должна была быть причина, и Эдвар рассчитывал на авторитет главы государства. Таков был план.

Но планы люди выдумывают лишь для того, чтобы судьба могла вдоволь над ними посмеяться.

Убийца, которого выбрала Тания, пытался изображать раскаяние за поджигание полей со всем возможным артистизмом, на который был способен: плакал, ползал на коленях и просил прощения. Он томился бы в тюрьме еще десятки лет, бессмертный благодаря волшебству этого заколдованного места. Теперь у него появился шанс спастись от печальной судьбы, и он старался изо всех сил.

Арозель слушал скептически, скрестив руки на груди и разглядывая потрепанного на вид, чрезмерно бледного для солнечной страны преступника, оправдывающего свою неуловимость скрывающим зельем, купленным у ведьмы. Спрятавшаяся за колонной Авитания внимательно следила за тем, чтобы все шло по плану, а Эдвар в нетерпении ждал Арабэллу, почему-то задерживающуюся. Наконец, она появилась в поле зрения: бесшумно выйдя из-за колонн, бросила оземь склянку, покатившуюся через всю залу к ногам демона. Что бы там ни произошло, лисица не смогла разбить хрупкое стекло или вытащить зубами пробку – должно быть, Авитания предусмотрела такой исход и наложила защитное заклинание, иначе младшая сестра за сто прошедших лет давно бы освободилась без чьей-либо помощи.

Авитания зашипела проклятие в сторону обманувшего ее охотника, выдав свое присутствие гневом. Арозель поднял склянку и, завидев хозяйку, с угрожающим видом тут же повернулся к Эдвару. Тании необязательно было насылать полчища крыс, когда в ее распоряжении находился сам султан, плененный посланником ада.

- Ваша младшая дочь Арабэлла жива, Арон. Я нашел её! – выкрикнул Эдвар, стараясь успеть прежде, чем в него полетит огненный шар или он будет сбит с ног могучим крылом. Он надеялся достучаться до мертвой души султана через его демонического захватчика. – Только я знаю, где она!

- Лжёшь! – прогремел демон, нависая огромной тенью, но все же остановился, наклонив голову и сощурив глаза. – Никто ни разу не видел ее за сто лет!

- Потому что ты слеп! – обвинил охотник беспечного отца. – На тебе лежит заклятие забвения, и я бы оправдал твои поступки им, если бы ты не был слеп еще до этого, проворонив обеих своих дочерей.

- На что это ты намекаешь, наглый чужеземец?! - взревел взбешенный султан, и на этот раз Эдвар был уверен, что наравне с Арозелем к нему обращается Арон, задетый за живое не меньше. Тем временем вокруг охотника закружилась пчела, норовя укусить прямо в глаз или воткнуть жало в отгоняющую ее руку. На подмогу ей летел весь улей, - в этом можно было не сомневаться. Как и в том, что у Эдвара осталось всего несколько минут, чтобы донести свою мысль. Авитания решила действовать привычным методом, раз демон не слушается.

- Лишь на то, что твоя дочь сейчас стоит перед тобой, - указал он на жалко поскуливающую лисицу, в панике поглядывающую то на своего отца, то на сестру, то на Эдвара, не знающую, чем она может помочь, но понимающую, что дело оборачивается трагедией. – Твоя дочь заколдована, и спасение ее – в твоей руке.

Арозель хмуро поднес сосуд к глазам.

- Я ничего не вижу, эта склянка пуста.

- А кто принес ее? - Охотник прихлопнул пчелу, севшую ему на щеку, но вокруг тут же зажужжало еще несколько. – Уж не думаешь ли ты, что она прикатилась сама?

- Это какая-то магия? – злобно прорычал султан, сильнее нависая над Эдваром. – Ты ведьмак?! В нашем граде не приветствуется темное колдовство! Ничем хорошим подобные заигрывания с судьбой не заканчиваются, чужеземец!

- Я не ведьмак, - возразил охотник, поражаясь силе волшебства Авитании: султан не видел не только Арабэллу, но и атакующий рой пчел. Ведьма была весьма искусна, умна и предусмотрительна, не оставляя никакого шанса на спасение. Эдвар решил отдать жизнь за освобождение Арабэллы, но его усилия грозили пропасть напрасно. – Но ваши дочери, и особенно старшая – да. Неужели вы никогда не замечали у них способностей?

- Нет! – прогремел Арон и застыл, напрягая память, словно бы внезапно его одолели старые, стёртые, давно забытые воспоминания. – Авитания родилась со странностями, но опасения наши не подтвердились – обе мои дочери выросли обычными девочками, благодаря моим стараниям и их матери.

Эдвар сочувственно покачивал головой, дивясь слепоте султана, пребывающего в мире радужных иллюзий задолго до того, как Авитания наложила на него чары. Что это было: вера доброго отца или недальновидность чрезмерно самоуверенного султана?

Пчелы, тем временем, жалили все сильней. Только благодаря своей комплекции и отменному здоровью Эдвар еще мог стоять на ногах: его руки и лицо оплыли от укусов, яд проник внутрь и уже начинал свое разрушительное действие.

- Тогда кто, по вашему, дал бы поджигателю скрывающее зелье, помогая годами действовать невидимкой? – обратил он внимание Арона на еще одно явное несоответствие, чувствуя, как опухает гортань, мешая говорить. – В вашем городе живет сильная ведьма, и вам бы стоило найти ее и поговорить. В это вы хоть верите?..

Эдвар видел, как время утекает сквозь пальцы будто песок, и все, что он сказал, будет забыто спустя минуту после его смерти. Магия Тании действовала упреждающе: султан силился и не мог вспомнить даже то, что происходило за мгновение до этого события, смотрел на склянку с пером так, будто уже не понимал, как она оказалась в его руках. Эдвар умрет, и из памяти султана сразу же будет стерто существование чужеземного охотника, а Тания продолжит править страной исподтишка, уверенная в собственной безнаказанности.

- Разбейте склянку, - прохрипел он, падая на одно колено и с трудом опираясь на дрожащий загривок лисицы, чувствуя, как воля покидает его. – Если в вашей черствой душе осталась хоть частица любви к младшей дочери, поверьте мне. Поверьте в то, что она стоит рядом со мной. Расколите стекло…

Силы его иссякали, и все же он сумел достучаться до сердца отца сквозь личину демона, пусть и заплатит за это собственной жизнью. Поджав губы и сосредоточенно наморщив лоб, Арон размахнулся и бросил склянку о каменные ступени. Звякнув, она покатилась невредимой. Тания за колонной издала тихий коварный смех.

Но что-то уже изменилось. Что-то пошло не так не только в плане Эдвара, но и в грандиозном плане Тании, уверенной в своем всемогуществе. Благодаря своему очень далекому от этих мест происхождению, отличию от живущих здесь людей, невосприимчивый к местной магии Эдвар узнал правду об Арабэлле и стал единственным, кто мог открыть глаза султану. Воспитанная с детства храбрость и готовность пожертвовать собой позволила ему нарушить тайные планы Тании, стронуть шаткие камни выстроенной ведьмой системы: расправил крылья Арозель, с живым любопытством подобрав склянку и поднеся к глазам. Теперь Эдвар увидел, что это действительно союз, а не порабощение: Арозель пытался помочь ослабевающему разуму Арона спасти дочь.

- Нет… - прошептала испуганно Тания, когда демон отделился от человеческого тела и сжал склянку длинными изогнутыми пальцами с когтями. Стекло нагрелось от источаемого жара и треснуло, поддаваясь превосходящей магической силе. Перо вылетело прочь и медленно опустилось на ковёр. Никто его не видел, кроме чужеземца, лисицы и Тании.

Арабэлла вскочила на напружинившихся лапах, с отчаянием и надеждой подбежала к перу, растопырив красивые перья и распушив огненный хвост. Пыталась порвать перо на куски зубами, спалить огнем, но все было бесполезно – оно было таким же неуязвимым и бессмертным, как все остальное. Эдвар из последних сил пополз на помощь заколдованной девушке, намереваясь уничтожить перо до того, как Тания придумает что-нибудь еще и остановит его.

- Нет! – крикнула она, увидев в руке Эдвара волшебный кинжал – если что и могло разрушить защитное заклинание Авитании, то точно такое же колдовство, так рассудил мужчина. Арон не смог разбить склянку, но Арозель смог. Зубы или огонь не спасут Арабэллу, но заговоренный клинок – может. Не просто же так Авитания сказала, что только этот кинжал может убить заколдованную лисицу. Раз способен убить – значит, способен и освободить.

Белая тень метнулась Эдвару наперерез. Он мог отдернуть руку и поберечь свою жизнь – укусы пчел хотя и сделали его почти беспомощным, все же оставляли надежду на мучительное исцеление, при условии, что Тания позволит ему это. Но не яд кобры, вцепившейся длинными острыми клыками в его руку. Яростно закричав, Эдвар стерпел адскую боль и опустил клинок на валяющееся перо. Тут же вспыхнув, оно сгорело дотла, рассыпавшись в воздухе множеством маленьких, очень ярких щелкающих искр.

Голова султана повернулась, усталые глаза удивленно уставились на поскуливающую присевшую лисицу и медленно, неуклонно прояснились.

- Что это за диковинный зверь? – пробормотал Арон, подаваясь вперед.

«Ваша дочь, Арабэлла», - хотел сказать Эдвар, да уже не мог. Ему стало трудно дышать, голова туманилась, боль распространялась от места укуса по венам, пробираясь к сердцу. Тания пыталась убежать, впустив в его кровь столько яда кобры, что свалило бы и слона. Эдвар умирал, упав навзничь на спину и вяло наблюдая за белой змеей, быстро уползающей прочь.

Как в тумане, он видел и слышал последующие события. Песчаная лисица встала на задние лапы и превратилась в прекрасную молодую женщину в снопе маленьких взрывающихся искр. Темные густые волосы легли на аккуратные хрупкие плечи, пояс с драгоценными камнями обвил стройную талию, ноги оказались укутаны в тончайшую ткань шароваров.

- Папа, не дай ей уйти! – закричала она отцу, и тот вскочил с подушек. На его лице отражалось такое множество сильнейших эмоций, будто внезапно к нему вернулась вся его утраченная жизнь: потрясение переплелось с болью, узнавание смешалось с гневом. Забвение спало, султан прозрел. Демон больше не сидел на расправившихся широких плечах Арона, как прячущийся гадкий паразит, а парил рядом, наблюдая за разворачивающейся трагедией со стороны.

- Вот уж не думал, что мне это еще когда-нибудь понадобится, - пробормотал султан и вдруг, согнувшись пополам, встал на четыре конечности и закряхтел, покрываясь светло-серой шерстью. Спустя мгновение на ковре стоял огромный рычащий мангуст.

- Папа?.. – растерянно пробормотала Арабэлла, провожая круглыми глазами кинувшегося за коброй отца. Они сплелись в шипяще-рычащий клубок и покатились по мозаичной плитке дворца. Когда остановились, Авитания была побеждена, придавлена к полу мохнатой лапой, и могла только извиваться, бешено шипя.

- Хватит, дочь! Довольно! – прогремел султан, возвращаясь в облик человека и удерживая змею за шею на вытянутой руке. – Все кончено!

Кобра расслабилась и безвольно повисла. Медленно она превратилась в невысокую седовласую девушку с опущенной головой, униженно стоящую перед отцом в ожидании неизбежной кары.

- Сделай это побыстрее, отец, не мучай меня бессмысленными нравоучениями, - опустилась Тания на колени, покорно ожидая взмаха меча над своей головой.

- Побойся бога, Тания, с чего ты взяла, что тебя кто-то убьет? – в сердцах вскричал возмущенный отец, за плечи заставив дочь подняться и посмотреть ему в глаза.

Все трое обернулись на звук хрипов Эдвара, сознание которого цеплялось их последних сил за утекающую жизнь, но проигрывало в неравной борьбе. С сожалением взглянув в последний раз на прекрасное лицо Арабэллы, охотник понял, что окончания этой трагичной истории он не узнает. Смерть забирала его, сжимая острыми когтями еле бьющееся сердце. Этот город делал бессмертными только тех, кто оставался жить в нем навсегда…



Эдвару снился сон, и он был прекрасен: боль ушла, в вены вливалась живительная обжигающая сила, легкие расправились. Что-то горячо прижималось к его губам, мягкое, податливое и сладкое как карамель. Распахнув удивленные глаза и судорожно вобрав в грудь воздуха, охотник увидел склонившуюся над ним Арабэллу, с любовью вглядывающуюся ему в глаза. Одна ее теплая, вполне человеческая рука лежала на его лбу, другая напротив сердца, а силы продолжали поступать, пока разум не очистился от тумана предсмертной агонии.

- Ты… оживила и вылечила меня, - пробормотал охотник, догадавшись, что происходит. Бэлла вернула его к жизни точно так же, как ту ласточку, которую убила Авитания ради пера.

Ответом ему была широкая и счастливая улыбка, темно-карие глаза засияли радостью. И, поддавшись порыву благодарности и восторга, Эдвар приподнялся, желая вновь припасть к манящим розовым губам.

- Кхе-кхе, - покашливание султана вернуло влюбленного охотника в реальный мир. Арабэлла помогла ему встать и пересесть к столу, где собрались все действующие лица, чтобы поговорить. Арон строго смотрел на поникшую в плечах, пристыженную старшую дочь, прячущуюся за облаком белых как снег волос. Арозель вальяжно развалился рядом с султаном, лениво закидывая в рот ягоды и фрукты и пугая несчастных слуг-махальщиков своим устрашающим демоническим видом и грудой темных, источающих огонь мышц.

- Как же ты могла поступить так с сестрой, дочка? – сердито отчитывал Авитанию отец, удививший всех присутствующих своим неожиданным перевоплощением в грозу змей.

- Я знала, что ты не одобришь мои таланты, - поджав тонкие бледные губы, Авитания нервно сцепила пальцы на коленях. – А сестра хотела предать меня, рассказать все тебе. – Старшая дочь дерзко вскинула подбородок, ее бесцветные глаза недовольно сверкнули: - Она угрожала мне первая, я лишь защищалась!

- Ты хотела захватить всю страну, натравив на жителей демона! – накинулась на нее Арабэлла с ответными обвинениями, по ее коже тут же затанцевали искры.

- А ну-ка, прекратите ссориться! – строго осадил обеих отец, которого было теперь не узнать – после падения чар и избавления от многолетних страданий по потере жены и дочери султан преобразился в сильного и уверенного в себе мужчину, каким был раньше. Его семья воссоединилась хотя бы частично, и это вернуло жизнь и энергию в его усталые глаза.

- Арабэлла, я и понятия не имел, что у тебя тоже есть способности, - повернулся он к младшей дочери и с отеческой добротой похлопал ту по руке, пока она не успокоилась.

- Авитания, ты так похожа на свою мать… - нежно проворковал он, повернувшись к старшей дочери с таким же теплым взглядом, что было удивительно после всего, что она натворила. Любовь отца не угасла к ребенку, вступившему на неправильный путь, и тут Эдвар стал понимать, отчего Тания так и не решилась на крайние меры: не захватила власть полностью, избавившись от последнего препятствия – отца, медлила и оставалась в тени, позволяя Арону думать, будто он все еще правит страной сам. Эликсир забвения она дала ему от отчаяния, а не по злобе души, пытаясь спасти от самого себя, от боли. И тихо, незаметно поднимала Эмерею теми методами, которые считала действенными, даже если с чьей-то точки зрения они были ошибочными. Она любила отца, несмотря на все свои кажущиеся равнодушными слова. И, как бы это ни выглядело со стороны жестоко, заботилась о султане и защищала свой родной дом.

- Чем же? – хмуро сдвинула брови Авитания, все еще сердясь.

- Ваша мать Сюльпиция тоже была скора на расправу и любила повоевать гнусными методами, - осуждающим взглядом приструнил султан Танию. – Сколько раз я просил ее не рубить с плеча: не устранять моих конкурентов лишь потому, что они угрожают нашему благополучию, и не насылать на соседние страны мор только за то, что у них есть амбиции насчет наших земель. Нужно учиться решать проблемы политическими методами – по-человечески. Темное колдовство лишает нас самого главного – души. Оно ее и сгубило…

- Ты никогда не рассказывал… - пробормотала Арабэлла, искренне шокированная новостью. – Ни про свою магию, ни про ее…

- Потому что старался привить вам человеческие качества, чтобы вы спокойно могли найти себе мужей и прожить обычную счастливую жизнь, - кивнул Арон.

- А я знала, что мама – ведьма! – гордо заявила Авитания, и в этом желая превзойти любимицу отца сестру. – Только не понимала, зачем она учит нас скрывать наши возможности. Она так боялась, что ты о нас узнаешь и прогонишь из дома, или того хуже – прикажешь покарать за колдовство смертью. Годами внушала, что мы должны быть крайне осторожны. И вот, выходит, ты и сам не прочь воспользоваться своей волшебной стороной, да, отец? – с вызовом вскинула она подбородок.

- Расскажи, что произошло, пап? – мягким, не в пример старшей дочери, голосом молвила Арабэлла, протянув руку и коснувшись запястья отца, печально заглядывая тому в глаза. – Как погибла мама?

Арон тяжко вздохнул. Зажмурился и с усилием потер переносицу, решаясь на откровение. Его дочери были уже достаточно взрослыми, чтобы узнать правду.

- Были мы с ней как огонь и вода, - начал султан, откинувшись на подушки и жестом выгнав слуг – незачем было им подслушивать семейные тайны. – Из разных миров. Сюльпиция принадлежала к древнему могущественному роду чародеев, практикующих самую что ни на есть черную магию, обладатели которой к тому времени преследовались и уничтожались повсеместно. Я же был лишь неблагоразумным, молодым и безрассудным оборотнем, использующим свою силу только чтобы почувствовать скорость свистящего в ушах ветра и поохотиться на пустынных сусликов. Я и не думал, что мои скромные умения могут пригодиться для чего-то еще.

С вашей матерью мы встретились на вершине скалистых гор, куда я забрел в поисках чего-нибудь новенького и необычного. Сюльпиция, собирающая редкие ядовитые травы, показалась мне самой красивой девой на земле: волнистые русые волосы каскадом лежали на спине до пят, напоминая пенящийся по весне водопад; голубые глаза были бездонными, как само небо, а улыбка могла растопить любое сердце. Я был покорен с первого же взгляда, и что удивительно – она тоже увлеклась мной. Возможно, дело было в редкости моего вида – нечасто мангусты объявляются в горах. А может, ей полюбилась моя мягкая шерсть, греющая ее по ночам, - султан пожал плечами, нежно улыбаясь давним воспоминаниям, а Эдвар не смог сдержать и своей улыбки, думая об истории встречи с Арабэллой и о том, как, оказывается, могут быть похожи судьбы настолько разных людей.

- Мы были неразлучны с тех пор, как я ей открылся. Мы были вместе, невзирая на то, что я был наивным и добродушным весельчаком, а она – злой колдуньей, которую учили варить яды и насылать проклятья. Семья черных магов жила обособленно, и мы не расстались даже тогда, когда отец Сюльпиции узнал о нас и запретил нам встречаться под страхом смерти – моей, естественно.

Через полгода тайных встреч мы сбежали. Я был юным шехзаде, мне только предстояло занять престол, и отец подбирал мне невесту с хорошим приданым, но я взял в жены бедную девушку, которую прокляла собственная семья за ее побег. Лишь потому, что мой отец погиб на войне, я смог стать султаном. Моим единственным условием для Сюльпиции было не использовать черную магию во зло. Я боялся того, что это колдовство может полностью поглотить мою жену, как сделало со многими чародеями до нее. И, конечно, того, что ее будут бояться, а ненависть – не лучшее подспорье для счастливого и спокойного существования среди людей.

Арон, вздохнув, провел рукой по волосам, задумчиво глядя на солнечные просторы, открывающиеся за увитым плющом балконом. Дочери и гости султана слушали его историю, затаив дыхание.

- Только потом я понял, что Сюльпиция все же очень многое от меня скрывала. Я думал, черной магии обучаются, она не даруется просто так, как умение превращаться в диких зверей, это не талант, а навык. Поэтому, когда родилась Авитания, я посчитал, что ее способность – это мое наследие, моя ошибка…

- Что?.. – белокожая дочь султана от услышанного побледнела еще сильнее.

- Когда ты появилась на свет, Тания, между твоих маленьких ножек был хвост, - с болью посмотрел на нее отец. – Как у твоей матери, но светлее. Я был уверен, что ее умение оборачиваться змеей – приобретенный навык, а не врожденный дар. Я был слеп и глуп, сейчас я это понимаю, - его глаза стали сожалеющими, когда он попытался взять дочь за руку, которую она обиженно отдернула. – Я не хотел, чтобы тебя подвергли гонениям из-за темного колдовства. Но твоя мать уверила меня, что воспитает из тебя образцовую дочь, а твой хвостик останется всего лишь милой особенностью, вроде родинки, и у тебя не возникнет никаких проблем с законом…

- Твоя порода пошла в меня, - повернулся Арон к младшей дочери, глядя на ту с большой любовью. – В колыбельке мы находили иногда очаровательного рыженького щенка, а годам к трем эти превращения прекратились, и постепенно забылись. Я и не знал, что к гену оборотня ты заполучила еще и другие способности матери, - прищурившись, задумчиво размышлял султан.

- Так что случилось с мамой? – потребовала в нетерпении Арабэлла, желая узнать конец трагической истории.

- Она не прекратила свои занятия, - печально признал султан, вновь погружаясь в воспоминания. – Поначалу, когда она с помощью магии обогащала наши подземные источники, превращала металл в золото, а камни – в хлеб, лечила смертельные недуги и продлевала жизнь старикам – я был не против ее колдовства. Но затем она перешла границы добра и зла…

- Это мама наполняла колодцы водой? – Авитания изумленно подняла брови. – Я думала, это ты распродал наши подземные воды за долги, а варвары разграбили поля, превратив плодородную землю в пустыню.

- Ваша мать поддерживала плодородие этой земли, - подтвердил султан грустно. – И когда ее не стало, всё пошло прахом без её магии. Я не продавал наши богатства, Авитания! Они иссякли сами.

Старшая сестра потрясенно уставилась на свои руки, осознавая, что напрасно обвиняла во всех бедах отца. А он продолжал:

- Сюльпиция никогда не отличалась добротой к людям: ее воспитали в иных традициях. В ее семье проблемы решали с помощью колдовства. Засуха? Вызовем дождь. Напала саранча? Поднимем ветер, который унесет проклятых насекомых в другие районы, на чужие поля. Сосед недобро посмотрел или даже что-то сказал? Сожжем его дом. Муж завел любовницу? Изведем обоих. – Султан вздохнул, устало проведя рукой по длинным волосам, вспоминая события, и по сей день болезненные. – Я говорил ей не трогать простых людей: я вполне способен защитить страну с помощью армии, а не черной магии. Она вроде слушалась, но всякий раз, когда умирал мой оппонент, я задавался вопросом – не ее ли рук это дело? Когда ты, Авитания, достигла возраста замужества, и к тебе стали свататься женихи, твоя мать совершила невообразимое.

- Что она натворила? – прошептала седовласая дочь, широко распахнув глаза.

- Думаю, она наложила на тебя проклятие безбрачия. Не секрет, что ты была ее любимицей. Она не хотела с тобой расставаться и поэтому избавлялась от всех мужчин, годившихся тебе в мужья.

Эдвар, Бэлла и Тания взглянули на султана, открыв рот. Им всем было известно, кто в самом деле отваживал женихов.

- Я обязан был принять меры, дочери мои, - продолжал султан, вгоняя Танию в сильнейший шок. – Я не мог позволить Сюльпиции испортить ваши жизни…

- Что ты сделал?.. – хрипло выдавила Авитания, с ужасом глядя на отца.

- Мне пришлось остановить ее, у меня не было другого выхода.

- Остановить её?! Ты что-то сделал с мамой?! - беловолосая дочь султана вскочила и прошлась по зале, заламывая руки. Даже Арабэлла с сочувствием смотрела на убивающуюся от вины сестру – она понимала, что Тания никогда не желала таких последствий своих поступков. И если бы знала, что ценой ее магических игр станет мамина жизнь, точно бы прекратила.

- Что это значит, дочь? – хмуро смотрел на Авитанию Арон.

- Виновата не мама! – раскаиваясь, простонала старшая дочь. – Это делала я – я сама! Я отваживала своих женихов. Она даже не знала!

- Ты?! - Султан резко поднялся, разбросав подушки и разбив тарелку. Теперь и его глаза наполнились ужасом, пока он следил за страданиями старшей дочери. Эдвар сжал плечо дрожащей от боли и горя Арабэллы. Наслаждающийся трагическим зрелищем Арозель с удовольствием отправил в рот несколько ягод.

- Она знала, - пробормотал Арон тоном мучительного озарения. Его тяжелый взгляд блуждал где-то в пустоте, собирая забытые воспоминания по крупицам и выстраивая новый мозаичный узор из давних событий, открывая иную истину. – Знала и покрывала своих дочерей. Теперь я понял! Вот почему она так безропотно приняла свою судьбу и позволила сделать это с ней: она понимала, что если подозрение падет на вас, то я приведу свою угрозу в исполнение.

- Какую еще угрозу? – нервно воскликнула Авитания, в гневе посмотрев на отца.

- Это моя вина, - поник он в плечах, затравлено глядя на старшую дочь, отверженную и нелюбимую, хотя и старался всеми силами убедить ее, что это не так. – Когда ты родилась, и я увидел твой хвост, то решил, что твои способности могут представлять опасность, и предложил Сюльпиции избавиться от тебя.

- Что?! – ахнули потрясенные дочери, и даже Арозель застыл с приоткрытым ртом, не донеся ягоду.

- Конечно, это был лишь мимолетный порыв, - оправдывался Арон, переживая стыд. - Я даже не запомнил того эпизода, ведь ваша мать убедила меня, что это не понадобится, и ты вырастешь хорошим человеком! А вот она, выходит, запомнила мои слова: вот почему она скрывала от меня ваши способности и вас научила скрывать их ото всех, особенно от нерадивого отца. Я был идиотом, - схватился он за волосы, сжимая их пальцами с почти безумным видом. – Как я мог быть насколько слепым? Она даже не спорила, когда я обвинил ее. Приняла удар на себя, защищая вас… от меня!

- Ты убил маму из-за моих ошибок?! – в бешенстве закричала Авитания со слезами на глазах.

Эдвар был потрясен, что хладнокровная ведьма способна на такие искренние эмоции. Арозель погрустнел и положил ягоду обратно в тарелку. Арабэлла ахнула, прикрыв рот рукой. Арон, решительно сдвинув брови, горько пробормотал:

- Но почему, Тания, ты так поступала? Ты не хотела счастья? Разве это не мечта каждой девушки – выйти замуж за хорошего мужчину?

- За хорошего, - с нажимом повторила она, - а не за того, кого ты мне выберешь. За любимого, а не за кого попало только потому, что он достаточно богат. За того, что будет любить меня, а не воспринимать лишь как сосуд для рождения наследников. К тому же, папа, жизнь не сводится к одним лишь свадьбам! У меня имелись и другие желания. Посмотри вокруг, - обвела она рукой город, цветущий и усыпанный радугами, поднимающимися над полноводными источниками, - я люблю Эмерею и не хочу никуда уезжать! Мне нравится чувствовать себя особенной, важной частью происходящего здесь, той, кто что-то может сделать для процветания, а не быть чьей-то двадцатой женой в чуждой стране!

- Я не знал, - глухо и виновато пробормотал султан. - Ты думаешь, я устраивал твою свадьбу, только чтобы избавиться от тебя?

- Разве это не очевидно? – всплеснула Авитания руками.

- Что ж, твои обвинения я всецело заслужил, - признал султан с болью на раскаивающемся лице. – Но если бы я знал твои настоящие желания, поверь мне, дочка, я никогда бы тебя не заставил! Вы же никогда… никогда мне не говорили, чего в самом деле хотите. Не спорили и не просили ничего другого!

Тания устало опустилась на подушки с мертвым выражением лица: слезы текли по ее бледным щекам прозрачными ручьями.

- Это теперь не важно, - мрачно выдавила она. – Мама умерла из-за меня. Как мне теперь с этим жить?

- Нужно это исправить, - прохрипел Арон, сосредоточено потирая лоб и дергая растрепавшиеся волосы.

- Я умею продлевать жизнь, но не знаю, как воскрешать мертвых, - горестно напомнила седовласая ведьма, уронив безвольные и бесполезные руки на колени.

- Может, я знаю, - задумчиво пробормотал султан, и все взоры обратились на него. – Идемте со мной.

Оказалось, что под городом имеется сеть старых разветвленных туннелей: в них располагалось таинственное кладбище неизвестных предков. Тысячелетиями здесь хоронили темных магов, преступников и врагов, чтобы забыть, навсегда стереть из памяти зло. Раньше культы ведьм устраивали тут чудовищные ритуалы и жертвоприношения, здесь пытали пленных солдат и держали в заточении сумасшедших. Теперь эти катакомбы были заброшены и входы в них заложены камнями.

Султан вел процессию вперед по холодному мрачному подземелью, предложив зажечь факелы. Они шли мимо сотен гладких скелетов, упокоившихся в ячейках, одному ему ведомым маршрутом. Пока не добрались к удивительному источнику, бьющему полукругом вдоль стен и собирающемуся под потолком, игнорирующему законы гравитации. Сквозь бурлящую наверху воду преломлялся солнечный свет, в фонтане плавали золотые рыбки, а горожане даже не подозревали, какие тайны скрываются под прозрачной водной поверхностью.

В одной из стен, обвитая цветущим плющом, застыла статуя – к ней-то Арон и направился, подзывая дочерей.

- Ваша мать доверяла мне как никому другому, - бормотал султан, обрывая со статуи засохшие плети вьюнов, - и потому дала мне то единственное, что сможет убить ее. «Если я когда-нибудь начну использовать свой дар во зло, если превращусь в одну из тех жестоких чародеек, от которых сама и сбежала, обещай мне, что остановишь меня любой ценой», - процитировал он.

- Это мама. Мамочка, - узнав лицо статуи, дочери бросились помогать отцу.

- Я не знаю, насколько это колдовство обратимо, - с болью промолвил султан, погладив мертвую любимую по лицу и найдя на ее запястьях сковывающий браслет в виде цепей, - но под этой каменной оболочкой Сюльпиция спит вечным сном, бессмертная, как и все мы, но безмолвная и недвижимая.

Найдя замок, Арон нажал его и освободил руки жены. Арабэлла, подойдя ближе, положила ладони матери на плечи и закрыла глаза. По ее коже засверкали искорки, вливаясь в статую живительной силой: камень оттаял, приобрел человеческий цвет, и красивая женщина с русыми волосами, сделав вдох, безвольно упала на руки мужу, тяжело приоткрывая глаза.

- Дорогая моя… - нежно шепнул султан, целуя любимую в лоб.

- Мама! – плача, бросились дочери обнимать женщину.

- Ничего не видел милее, - тихо произнес растрогавшийся Арозель, украдкой смахивая огненную слезу.

А Эдвар решил использовать этот момент, чтобы покинуть прекрасную, но чуждую страну, без горьких и болезненных прощаний. Он чувствовал себя лишним возле воссоединившейся семьи, которой будет что обсудить в ближайшее время. Богатства он более не желал: ему достаточно было понимания, что проклятие с Эмереи спало, и Арабэлла отныне свободна. О том, что султан отдаст свою любимую дочь в жены нищему кочевнику, не шло и речи, да и сам Эдвар никогда не посмел бы просить ее руки. Пришла пора отправиться в привычный путь, не имеющий ни начала, ни конца.

Он шел три дня, останавливаясь лишь на короткий ночлег. Питался жареными змеями, допивал припасенную воду и думал о новой цели, - стараясь не думать об Арабэлле. Вот только о темноволосой красавице он думал чаще всего, не в силах забыть ни ее нежного взгляда, ни прерванного поцелуя. Он грезил наяву. Но больше не видел ее во сне – волшебство закончилось вместе с ее превращением в человека. Чем дальше Эдвар оказывался от Форкхагена, тем горше и туманнее становились воспоминания, будто прошло не три ночи и дня, а целый век.

Подойдя к разделяющей преграде, охотник задумчиво застыл, не спеша ее переступить. Это был последний рубеж: обратно он не вернется. Решение причиняло боль, но так было всегда: Эдвар не умел привязываться, всю жизнь был одинок. Мечтал когда-нибудь жениться, как другие мужчины, но не представлял, может ли это осуществиться. Уж точно не на Арабэлле, дочке султана и владелице огромных земель, которой ничего не мог дать взамен, кроме своего преданного сердца. Скорее всего, ему суждено бродить по миру до самой глубокой старости, не имея ни друзей, ни возлюбленной, ни детей, ни дома.

Рыжая тень беззвучно появилась из ниоткуда. Лисица уселась на бугорке, обернув лапы хвостом и тоже глядя на ту сторону. Эдвар уставился на лисицу со смешанным чувством вины и радости. Он ушел, избегая неловких разговоров об оплате своих услуг и горестного прощания, но, по-видимому, избежать разговора по душам с младшей дочерью султана не получится. Она не собиралась так легко его отпускать.

- Все в порядке, - пробормотал он неуклюжее извинение, - ты свободна от заклятия и вольна вести прежнюю жизнь. У тебя снова есть семья, ты сможешь выйти замуж, как давно мечтала. А мне ничего не нужно: денег я не возьму, и мне пора…

Он перешагнул невидимый рубеж, тут же ощутив исчезновение влияния сильной магии, а лисица ему вслед сердито залаяла и метнулась следом. Проходя сквозь барьер, поднялась на задние лапы, скидывая рыжую шкуру, и стала девушкой, глядя на Эдвара с неодобрительным выражением лица.

- Куда это ты собрался, благородный охотник, без меня?

- Без тебя?.. – эхом отозвался Эдвар, удивленный формулировкой и гневом девушки. Она была прекрасна, как никогда: длинные черные волосы развевал ветер, тончайшие шаровары облегали округлые бедра и стройные ноги, темные глаза метали молнии. Ей было не место в такой глуши, а дворцов и слуг Эдвар предоставить ей не мог. – Возвращайся домой, красавица, у меня нет ничего, кроме пары разменных монет. – Он вытащил горсть оставшихся после покупок медяшек и на его глазах они рассыпались, превратившись в обыкновенный золотистый песок. Легенды не врали: то, что было приобретено в Форкхагене, никогда не покидало его границ. У Эдвара теперь денег было даже меньше, чем он принес с собой.

- Дом не там, где ты был рожден, а там, куда стремится твое сердце, - цитатой мудреца ответила Бэлла, слегка улыбнувшись. – Последние сто лет моим домом была пустыня, и, если подумать, она ничуть не хуже дворца!

- Что произошло? – нахмурился Эдвар, не веря в то, что счастливый финал трагической семейной истории вновь повернулся темной стороной. Когда он покинул Форкхаген, между членами семейства воцарилось безоблачное счастье и всепрощение. Он ушел, оставив во дворце все, что не принадлежало ему – невидимый капкан с зельем, кинжал и… Арабэллу. – Авитания вновь сотворила какое-то зло? Ты больше не хочешь быть женой богатого заморского падишаха? Арон и Сюльпиция вновь о чем-то не договорились? А может, раскрыл свои темные планы Арозель?! В конце концов, он же демон…

На все предположения Арабэлла с улыбкой качала головой.

- Дома все хорошо, - ухмыльнулась она, а затем рассказала подробнее: - Мама с папой души друг в друге не чают и простили всем все обиды. Они хотят построить себе отдельный дворец на дальних холмах и начать все с чистого листа, может быть, даже завести еще детей – в конце концов, они еще достаточно молоды, к тому же бессмертны. Авитании досталась Эмерея – отец не возражал. Успехи Тании убедили его, что она способна править страной самостоятельно. На радостях она освободила всех своих заключенных птиц, насекомых и змей, пообещав, что постарается впредь не прибегать к черной магии, либо использовать ее только в добрых целях. Труднее всего оказалось отпустить Арозеля, - засмеявшись, Бэлла подарила Эдвару такую прекрасную улыбку, что он потерял дар речи.

- Почему? – удивился он.

- Тания разбила склянку и отдала ему перо с таким видом, словно он ее самая ценная собственность и расставание рвет ей сердце. Но, к ее немалому удивлению, он отказался уходить: расхохотавшись, демон заверил наивную Танию, что она никогда не имела над ним никакой власти и он помогал ей исключительно по собственной воле, лишь создавая видимость, что сестра управляет им. Вначале это была игра со смертной ведьмой – ему было скучно в аду, а тут – интересно. Но за сто лет он прикипел и к Эмерее, и к людям, живущим под его опекой, и к Тании, на его адский взгляд, потрясающей, сильной и красивой человеческой чародейке. Среди демонов и ангелов нет никакого разделения на мужчин и женщин, и те, и другие, одинаково могущественны и страшны, и для Арозеля не было ничего приятнее за его тысячу лет, чем служить своей женщине, которую он выбрал с первого взгляда.

Эдвар живо представил, как Арозель – демон, ставший Арону другом и братом за эти сто лет – просит руки Авитании, которая до старости собиралась оставаться независимой от мужчин. Судя по взглядам, которые она бросала на демона, Тания вряд ли возражала. Избранный ею путь привел её именно туда, куда она стремилась: Эмерея досталась ей, а в придачу муж, которого она сама же и выбрала. Он будет по-прежнему защищать границы земель и продлевать бессмертие ее жителей, а Авитания будет поддерживать источники своей неиссякаемой магией. В каком-то смысле жизнь в Эмерее будет для всех счастливой: кто угодно сможет прийти сюда и остаться здесь, трудиться на полях и создавать семьи, и без злой магии Тании, которую она поклялась отныне держать в узде, мирные жители вскоре вздохнут свободно, и улицы Форкхагена вновь заполнит счастливый детский смех.

- Что тогда ты делаешь здесь? – недоумевал Эдвар, не в силах оторвать тоскующего взора от прекрасного лица Арабэллы, у которой не было причины покидать свой дом. Она могла жить с отцом и матерью, могла подыскать себе мужа и уехать. Но почему-то она стояла здесь, перед охотником, с сердитым и требовательным лицом. – Султан позволит тебе самой выбрать свою судьбу теперь, я в этом уверен.

- Я уже выбрала, - тепло прошелестели слова, и Арабэлла подошла к охотнику слишком близко, ласково погладив его по широким плечам, облаченным в доспехи. Он задрожал, его руки чесались обнять девушку за талию, но он все еще не осмеливался. Стоял, утопая в ее мерцающих карих глазах.

- А как же отец и мать? – вопросил он, боясь понадеяться зря. – Ты оставишь их? Сейчас, когда вы только-только воссоединились? Чего ты от меня ожидаешь, Бэлла, каких слов или обещаний? Я нищий кочевник и ничего не смогу дать тебе, кроме бесконечной дороги в никуда.

- А мне большего и не надо, - сверкнули в ответ карие глаза искорками огня. Девушка приподнялась на носочках, теплыми ладонями коснувшись небритого мужественного лица и заглядывая все ближе в глаза, отчего охотник терял голову из-за обуревающих желаний. – Я хочу разделить этот путь с тобой, чужеземец. Увидеть твой мир. Побывать дальше пустыни, обследовать новые территории. И, может быть, мы вместе найдем где-нибудь подходящий обоим дом. А может, устанем и вернемся сюда… кто знает. Мы молоды и свободны, и я пойду за тобой, куда бы ты ни направился, любовь моя.

Обезумев от счастья, Эдвар сдался силе собственных чувств: крепко обняв Арабэллу за талию, притянул к своей могучей груди и обрушился на сладкие, пахнущие карамелью губы возлюбленной в страстном взаимном поцелуе.

___________________

Форум