Часть первая

Рабат, Марокко.

Что такое водяная баня после тропических ливней в Западной Сахаре?

Это хуже, чем привычные жара и сушь, поверьте. Это случается на атлантическом побережье Северной Африки крайне редко, по словам старожилов. Не чаще раза в десятилетие.

Блейк за четыре года в Марокко видел такое дважды. Редко это или часто - решать старожилами. А так - отвратительно.

Кажется, что вдыхаешь горячий пар из носика кипящего чайника. Вдыхаешь и выдыхаешь. На долгие дни влажный воздух пропитывает все вокруг, пропитывает саму жизнь. Постельное белье насквозь сырое. Одежда не просыхает от пота. Спички отказываются зажигаться. Двери не закрываются, древесина разбухает от воды точно губка. Полотенце, повешенное сушиться, с каждым часом становится мокрее. Паркет вспучивается волнами. Газета с заголовками об интеграции обмякает в руках и безвольно падает в ваш кофе и яичницу. Конверты заклеиваются сами по себе. Почтовые марки "спариваются" друг с другом, как не знающие стыда кузнечики.
Даже здоровому человеку нелегко вдыхать такой конденсат. А что делается с хрониками? Пять минут на "свежем воздухе" - готов утопленник.

Раз в десятилетие, утверждают старожилы.
Их послушать, так в Марокко вообще нет обычной погоды, все случается крайне редко, по внезапному капризу природы.С людьми - то же самое.

Взять, к примеру, этого араба за рулем такси - совершенно нетипичная манера езды. Так, как он - медленно, неровно, то и дело оглядываясь, водят в Рабате только иностранцы. Вертится, как юла. Воровато стреляет глазами, которые и так у него навыкате - крупные черные маслины в белом молоке. Бормочет. Потеет. Застревает на каждой улице, впору ему дорогу указывать.

Не чета Сэту, постоянному водителю Блейка. С ним такой проблемы не возникло. С ним вообще никаких проблем не было, кроме превышения скоростного режима. Жаль, приступ язвенной болезни скрутил беднягу, уложив на больничную койку.

Чистокровный кайова, Сэт водил машину как истинный араб. Он считал всех шоферов трусами, а пешеходов - проворными, как газели, поэтому мчался через перекрестки на максимальной скорости в расчете на то, что другие водители испуганно нажмут на тормоза или свернут в сторону. Он несся на всех пешеходов, будь то одноногий калека на костылях или пожилая женщина с ребенком, всегда сохраняя уверенность в том, что в последний момент они каким-то волшебным образом отпрыгнут в сторону.

Так оно, в общем-то, и случалось - экспансивная езда в Марокко считалась особенностью национального характера. Блейк, конечно, делал ему замечания, но больше для проформы, так как знал прекрасно: за всю свою шоферскую жизнь Сэт ни разу не помял бампера. Вот что такое профессионализм.

А с этим чучелом местного производства они уже трижды чуть не вляпались во встречный транспорт. Он слепой что ли, этот водила.

- На дорогу смотри, - с вежливой угрозой произнес Блейк, перехватив липкий взгляд нервного араба в зеркале заднего обзора. Тот поспешно отвел глаза.

Изабелла по-прежнему сидела, не шевелясь. Низко склонив голову, сцепила ладошки на коленях. Тихая, ко всему безучастная. Невидящий взгляд устремлен в окно.

За тонированным стеклом проплывали хваленые достопримечательности Рабата, привычный терракотовый натюрморт под сенью свежевымытой тропической зелени. Белокаменные портики и фасады в мавританском стиле щедро украшены исламской символикой по случаю национального праздника.

Еще один повод расслабится для ленивых тварей.
С полудня все присутственные места на замке - трудиться нельзя, Аллах, типа, против. Зато ссать на стены мечети Аллах им не запрещает.

Близятся сумерки. Розовато-оранжевый желток солнца повис над горизонтом. Сезон дождей миновал - это хорошо. Жаль только стая туристической саранчи вновь атакует имперский город - значит, полицейская сводка запестреет свежими правонарушениями. Работы не уменьшится. Жизнь идет своим чередом.

Но для Изабеллы Мари Свон все изменилось безвозвратно.

Она молчит. Съежилась, обхватила себя руками, будто в ознобе. Наверное, замерзла - кондиционер в машине шпарит во всю, а на ней светлое льняное платье, по-летнему открытое. Блейк даже не додумался захватить пуловер или куртку. Идиот.

- Выключи вентилятор, - скомандовал он по-английски, поймав плутоватый взгляд водителя в зеркале.

Опять ест глазами девчонку. Вот сволочь арабская. И так всю дорогу. Но что ему сказать, когда Джейк и сам невольно пялится на влажную материю, облепившую стройные коленки.

Сидит рядом - руку протяни. Пахнет сладким апельсином. Матовую кожу плеч оттеняют шелковистые каштановые локоны. Кажется теплой и необыкновенно притягательной.

А между тем она ниже среднего роста и вовсе не такая уж красавица. Миловидна - не более того. Нет в ней явного сексапила, вульгарно вопиющего чувственного импульса. Ни во внешности, ни в манере держаться. Нет, но все же что-то в ней цепляет. И это "что-то" обволакивает точеную фигурку с макушки до пят. Это "что-то" сквозит в каждом взмахе пушистых ресниц. "Что-то" заставляет, затаив дыхание, следить за биением синей жилки в основании ключицы.
Запах желания. Беззащитность. Свежесть.

Она изящна, как танцовщица Дега, черты лица тонкие, ювелирные: нежный абрис подбородка, кожа белая, точно лепестки магнолии, влажные глаза, слегка вздернутый носик - женственность и девичья прелесть в одном флаконе. А губы… ммм. При виде такого роскошного и в то же время порочно-юного рта у любого мужика в штанах задымится.

Мечта. Адов соблазн.

Черт побери, ни здешние лакомые берберочки, ни импортные порнодивы, каких в Марракеше море разливанное на любой вкус и кошелек, не будят столь высокоградусного влечения.

А ведь она совсем не в его вкусе. Слишком мала. Тощая. Девчонка.

- Племянница твоей кузины, - попенял себя Блейк, решительно отводя взгляд. - Осиротевшая племянница.

Ей восемнадцать, или около того. Удивительно невинное личико. Манящее и тревожное. Она выглядела ребенком из провинции, заблудившимся в большом городе ребенком, который изо всех сил старается не разрыдаться от страха. Подавлена, растеряна, но держится стойко. Храбрая девчушка. Достаточно того, что без истерики перенесла новость о смерти отца, полицию, визит к коронеру и саму процедуру опознания, от которой кого угодно замутит, учитывая в каком состоянии тело.

Жара и влажность ускоряют разложение, и в таком климате от суточного кадавра(1) уже шибает тошноватым душком гниющей плоти. Приятного мало, а для дочери так тем более. Блейк все время был рядом, держа наготове нашатырь, а войдя в покойницкую, деликатно и твердо взял ее под руку. Она вздрогнула, но не отстранилась.

В стылом кафельном застенке пахло какой-то химией и полиэтиленом. Черную упаковку водрузили на оцинкованный стол под беспощадный свет флуоресцентных ламп, вокруг - двое в штатском и судебный медик в клеенчатом фартуке с профессионально-индифферентным взглядом мороженой трески.

Две закорючки в официальных бланках - до тошноты знакомые формулировки. Блейк расписался, потом вложил авторучку в ледяные пальчики девушки.

- Здесь и тут, - подсказал негромко.

Она повиновалась, как робот. Молния на "упаковке" разошлась с сухим треском, обнажив то, что недавно называлось Чарльзом Себастьяном Своном, имело счет в банке (и не один), страховку, дипломатический статус (не больно-то он ему пригодился), половозрелую дочь (единственную, насколько Блейку было известно) и уйму ненадежных друзей, а сейчас значилось в документах как тело белого мужчины.

Блейк его узнал сразу - сомнений не было. Ей же потребовалось полминуты. Один взгляд, горловой спазм, внезапная бледность, крепко зажмуренные глаза, и… она ничего не сказала. Только кивнула, не размыкая век.

Документы оформили быстро: всем хотелось побыстрее покончить с неприятным делом. Джейкоб будто чувствовал, чем окончится вечер. Нюх его не подвел. Повезло, что перед возвращением в офис Интерпола он завез мисс Свон в риад.

* * *

- Ты в порядке? - обеспокоился инспектор.

Распахнув дверь номера, он пропустил Изабеллу вперед и вошел следом, привычно озираясь по сторонам. Все в норме, только ее крахмальная бледность казалась неестественной. Возможно, он зря поторопился с опознанием. Может, ей нужен врач? Успокоительные лекарства? Психолог? Здешняя медсестра едва ли говорит по-английски. Обуреваемый такими сомнениями, Блейк извлек из кармана форменных брюк спасительную бутылочку с нашатырным спиртом и водрузил ее на туалетный столик.

- Это не бог весть что, но если тебе станет плохо - можешь воспользоваться. Но лучше обратись к медсестре. Ты ведь говоришь по-французски?

- Да, - автоматический ответ. Темные ресницы дрогнули в такт движению губ. Широкая ладонь Джейка легла на ее плечо, бережно сжав плоть под влажной материей.

- Уверена, что в порядке? Переоденься сразу, а то простудишься. - Она заметно напряглась под его рукой. Съежилась. Осторожно отпрянула.

- Да, но… я хочу позвонить, - неловко произнесла она, опуская глаза, прячась от его испытующего взгляда.

- Куда?

- Я обязательно должна говорить?

- Желательно, - терпеливо нахмурился Блейк. - Пойми, Изабелла, я отвечаю за твою безопасность. Пока ты не в США…

- Мне запрещено делать звонки? - в голосе появились прохладные нотки упрямства.

- Нет, конечно.

- Тогда могу я спуститься к терминалу в фойе.

Блейк заколебался. Потом нехотя кивнул.

- Если твой абонент в Марокко, то лучше воспользоваться стационарным аппаратом.

Она тоже поколебалась. Даже заалела от смущения. Первый признак жизни, но признак тревожный.

- Не в Марокко.

- Хорошо, - смирился Блейк. - Можешь позвонить с терминала. В конце концов, трагедии не случится.

Здесь, там - неважно. Все линии проходят через общий коммутатор - куда бы она ни позвонила, разговор будет записан и прослушан.

Но все равно любопытство (или ответственность!) взяло вверх. Спустя минуту он вышел из номера, спустился по служебной лестнице, занял позицию у пожарного выхода, откуда открывался прекрасный вид на лифтовой холл, мраморные стены, обильно инкрустированные самоцветами, овальные ниши со стрельчатыми окнами и стойку администратора. Справа возле раскидистой пальмы располагался телефонный терминал, к которому так стремилась Изабелла. Им пользовались для междугородних звонков те, у кого не было мобильных телефонов. Сотовая связь куда удобнее и дешевле. Странно, что она не попросила его мобильник, отказать Джейк бы не сумел. Постеснялась, наверное. Или испугалась.

Вот и она. Торопилась. Волосы разметались по спине, грудь часто вздымается. Набрала номер по памяти, явно волнуясь, дважды сбивалась и начинала заново. Пока ждала ответа, судорожно теребила ворот платья. Совсем детская привычка. И вот рука замерла. Рот приоткрылся на вздохе, шевельнулись губы. Соединили. В затравленных глазах вспыхнула и потухла надежда. Медленно, с опаской, словно невзорвавшуюся бомбу, кладет трубку. Замерла. Стоит. Потом тонкая белесая кисть взметнулась к терминалу. Еще одна попытка?

Нет. Глядя прямо перед собой, скованной походкой лунатика она возвращается к лифту. Встала спиной, Блейк не видит ее лица, но почему-то уверен, что в глазах застыло отчаяние. Оно зримо. Оно отражается в худенькой спине, в спутанных локонах, в синхронном движении угловатых лопаток под светлым льном платья школьницы. Мгновенное изменение. Неуловимая метаморфоза. Она враз будто потускнела, как выцветшая фотография. Этим неразбавленным отчаянием словно отравила саму себя.

Кому ты звонила, Изабелла Свон? Что у тебя за секреты? Чей голос услышав ты впала в такое отчаяние? Или не услышав?

Спустя два часа, когда подъехали специалисты, Блейк узнал, что звонила она в Бостон, штат Массачусетс. А вот кому - так и осталось секретом: на их оборудовании разговор, длительностью менее минуты, с точностью до последней цифры отследить не удается.

***

Восемнадцать часов спустя.

Есть такие моменты в жизни, которые мучительно хочется забыть. Их множество. И тому множество причин. Унижение. Стыд. Сожаление. Вина. Обличенная ложь. Раскрытое предательство.

Есть такие моменты, про которые говорят так: "мне хотелось сквозь землю провалиться!" или "сгореть от стыда…" Укромные уголки в памяти предназначены для таких моментов. Их берегут от света. Их прячут подальше. Их сознательно стараешься забыть, зная, что будешь помнить до самой смерти.

Порой избежать их невозможно.

- Не дури, - посоветовал Каллен, закончив изучать последнюю страницу толстенного тома. - Сядь, успокойся и давай еще раз.

Эдвард был, что называется, вне себя. Мерил резкими шагами комнату. Он еще не осознал, что попал в очень незавидное положение, и даже мелочи, которые при других обстоятельствах казались пустяком, сейчас приобретали огромное значение.

В Марокко Каллен прибыл через тридцать часов после звонка сына. «Дело серьезное. Жди меня, не делай лишних движений», - предупредил он его, заранее зная, что совет не возымеет должного эффекта.

Так и случилось. Эдвард сделал много лишних движений. Он исходил гневом и злобой. Гнев - плохой советчик, даже самый праведный. Гнев и уязвленное самолюбие - не лучшая компания. Они часто вовлекают в неприятности. Вдвоем они стократ сильнее рассудка. Словом, сегодня все было против него. А главное - обстоятельства времени и места.

Шел третий час после полудня. Им предоставили сравнительно чистую допросную комнату на третьем этаже в офисе Интерпола. Площадь пять на четыре. Металлический стол и два колченогих стула с высокими спинками. Обшарпанные стены, скрипучий вентилятор на потолке. Окна заколочены, стекла сплошь покрыты конденсатом.

Душно. Воротничок рубашки Каллена мокрый от пота.

- Я уже рассказал все, что знаю. Там все написано, - кивнул Эдвард на папку в дерматиновом переплете посреди стола. Перевернув стул задом наперед, уселся верхом, облокотившись на спинку.

Загорел. Осунулся. С трехдневной щетиной и взлохмаченной шевелюрой цвета поздней осени, в светлой рубашке, расстегнутой почти до талии, он выглядел сущим пиратом. Темные круги под глазами свидетельствовали о крайней степени усталости. Взгляд обжигающе-яркий, незнакомый, и странно выразительный. Тревожный взгляд. На тыльной стороне правой ладони сбиты костяшки.

- Начни с конца, - распорядился адвокат, щелкая кнопкой диктофона. - Когда ты был арестован?

- Вчера, около семи часов вечера.

- Тебе предъявили обвинение? Зачитали права?

- Кажется, да.

- Кажется? - надавил Каллен. - То есть, ты не помнишь?

Эдвард смотрел ему прямо в глаза. Вздохнув, заговорил медленно, стараясь нивелировать эмоции. Удавалось плохо.

- Послушай, я не спал трое суток. Даже четверо. Я был в Марракеше. Узнав про Ньютона и заваруху в Касе(2), поспешил в Танжер. Следователи Интерпола перетряхнули госпиталь, производили дознание среди персонала, изъяли всю документацию подчистую: компьютерные файлы, базы данных, истории болезни, эпикризы - все. Они фактически парализовали работу клиники. Я приехал в Рабат сам, ничего не ведая о подписанном ордере на арест. Все мои действия обоснованы, - здесь он сделал рассчитанную паузу, перевел дыхание и произнес предельно жестко и отчетливо: - То, что утверждает инспектор - полная чушь.

- А теперь послушай меня, Эдвард, - бесстрастно возразил адвокат, снимая очки. - Ты арестован. Это уже говорит о серьезности их оснований. Полицейские боятся неоправданного ареста, как чумы. Они отлично знают, что такое диффамация(3) и сколько она стоит. Если они не смогут доказать обвинение, встречный иск не заставит себя ждать. Ты - уважаемый профессионал, а не какой-нибудь забулдыга без гроша за душой. Ты можешь позволить себе нанять хорошего защитника, и они это знают. И если у Блейка хватило духу арестовать тебя, значит, он думают, что дело верное.

Жадеитовые глаза угрожающе сузились, губы искривила сардоническая усмешка:

- А, может, он просто дурак.

- Дурак-то он дурак, но не до такой же степени, - тихо промолвил Карлайл.

И он знал, о чем говорил. Еще в Бостоне он тщательно изучил всю подоплеку ситуации.

Джейкоб Блейк, по отзывам из компетентных источников, грамотный специалист, но крайне вспыльчивый и с тенденцией непропорционально раздувать мелочи. Карьерист, разборчивый в средствах. За время службы в Марокко лопухнулся только единожды. Пять лет назад Ридли Скотт приезжал в Аит-бин-Хадду отснять для "Гладиатора" несколько сцен, а Блейк чуть не сорвал съемки, задержав половину киношной компании за хранение наркотиков. Ему здорово врезали тогда и свои, и здешние, но он сумел удержаться.

Потому его служебное рвение в нынешней ситуации не может не быть результатом личной заинтересованности. Что-то, непосредственно касающееся инспектора, должно было произойти, чтобы он пошел на такой риск. Это бесспорно.

Это Каллен и попытался донести до сына.

- В деле восемьсот страниц. Масштабная работа. И версия обвинения звучит более чем правдоподобно.

- Все обвинения высосаны из пальца, - отмахнулся тот. - Это фикция. Дым.

- Тогда зачем тебе адвокат? - резонно вопрошал Карлайл. - Ты ведь звонил мне еще из Танжера.

Мейсен оттолкнулся от стула, пробормотав ругательство, и опять стал яростно расхаживать по комнате.

- Дело в моей пациентке - Изабелле Свон, - не останавливаясь, заговорил он. - Ее отец вляпался в неприятности с крупной суммой, предназначенной для повстанцев в Уругвае. Они взяли его дочь, полагая, что она что-то знает об отцовских проделках. Свон теперь мертв, она сирота. Ты можешь подключить связи в Пентагоне и надавить на мерзавцев. Я хочу, чтобы ее оставили в покое. Я хочу, чтобы живодер гребанный – инспектор-мать-его-Блейк имя ее забыл. И еще - я хочу ее видеть. Убедиться, что она в порядке. Что она в безопасности.

- Это все? - с преувеличенной легкостью осведомился Каллен. - Больше ты ничего не хочешь?

- Больше меня ничто не волнует.

- И зря. Я правильно понял, с Блейком ты уже говорил?

Джейкоб Блейк.Почему-то у Мейсена возникает рвотный позыв на треклятое имя.

Они говорили, если это так можно назвать. Это случилось десять часов назад. При свидетелях. Они столкнулись в канцелярии полицейского участка. Оба взвинченные. Оба, солгавшие не раз. Оба, уверенные в своей правоте.
Разница лишь в том, что одному из них было больно.
Больно по-настоящему.

- Дай мне ее увидеть, Блейк.
- Увидишь. В зале суда, в присутствии адвокатов.
- Сейчас, - настаивал Мейсен.

- Она не желает тебя видеть, - с нескрываемым удовольствием сообщил инспектор. На смуглом скуластом лице блуждала неопределенная улыбка.

- Пусть она скажет мне это сама. Иначе…
- А иначе что, доктор?

- Иначе ты об этом пожалеешь.

Угроза прозвучала в полной тишине, присутствующие затаили дыхание.
Все взгляды были устремлены на инспектора, который уже не в силах изображать презрительное равнодушие, кинулся в атаку.

- Ты заигрался, Мейсен! – Блейк навис над столом, раздуваясь от ненависти. - Кем ты себя вообразил? Господом Богом? Подобрал ее, запер, как зверушку - для чего? Тебе уже мало шлюх, захотел молоденькую девчонку?

При этих словах Эдвард дернулся, словно от электрошокера. Кровавый туман застил глаза. Одним движением, неуловимо быстрым, его кулак обрушился через стол на лицо Джейкоба, отбросив тело к стене, словно тряпичную куклу. Раздался противный хруст, Эдвард не сразу понял – сломана ли челюсть ублюдка, или собственные пальцы. Сердце стучало, как молот, заставляя Мейсена вибрировать с ног до головы.

Внезапно мощные руки сдавили грудь, словно тиски – Лоран оттащил его в сторону, проорав прямо в ухо: «Совсем сбрендил?! В тюрьму захотелось?!»

Двое доброхотов уже кинулись к Блейку, помочь тому подняться на ноги. Блейк, пошатываясь, встал практически сам, из рассеченной губы струилась кровь, заливая подбородок и шею. Глаза сверкали холодным бешенством. Утерев кровь рукавом, он прошипел:

- Мразь! Если я узнаю, что ты принудил ее… Лишение лицензии тебе покажется манной небесной! Я упеку тебя пожизненно!

- Ты говорил с Блейком! - в третий раз задал вопрос адвокат, вырывая из плена воспоминаний.

Встряхнувшись, Эдвард медленно разжал онемевшие пальцы. Кожу еще немного покалывало. Блейк отыгрался сполна. Десять часов в камере - наручники сняли только под утро, а чувствительность в ладонях пока не восстановилась в полной мере. Ублюдок наверняка знал, чем это чревато. Браслеты на ночь - месть за строптивость. Так за удовольствие искалечить его инспектор оплатил той же монетой. Око за око.

- Наш разговор был слегка… эксцентричным, - изогнув брови, поведал он без тени иронии.

Последнее слово было далеко не из его репертуара. Каллен это почувствовал, но уточнять не стал:

- Значит, ты в курсе, что он инкриминирует тебе похищение этой девушки. Более того, у него все основания подозревать тебя в злоупотреблении властью.

Это было слишком.

- Основания? – глухо повторил Мейсен. - Злоупотребление властью? Я злоупотребил властью, когда лечил ее?! Меня за это будут судить?

- Не кипятись. Тебя вообще не будут судить, если ты сам этого не захочешь.

- Блейк допрашивал ее?

- Нет, насколько мне известно. Но ее показания погоды не сделают: очевидно, девушка пережила шок, и что бы ни сказала - все спишут на его последствия. Кроме того - психологическая зависимость, - здраво рассуждал опытный правовед. - Тут у инспектора все козыри.

Молча, без признаков возмущения и протестов, Эдвард отошел к окну. Сунув руки в карманы брюк, он с минуту стоял неподвижно, только рельефные мышцы спины отчетливо проступили под тонкой тканью рубашки.

- Ты видел ее? - хрипло спросил он, не оборачиваясь. - Говорил с ней?

Дрожь в голосе выдавала сильное волнение. Плечи окаменели, ладони в карманах брюк сжались в кулаки. Казалось, сердце в груди замерло в ожидании ответа.

"А ведь он и вправду болен", - промелькнуло в голове у Карлайла.

- Нет, - мягко проговорил он, стараясь подбирать слова. - Полагаю, Изабеллы Свон уже нет в Марокко. За ней прибыли представители органов опеки. Видимо, она сейчас на пути в США.

- Ты можешь встретиться с ней? - прозвучало настойчиво, почти умоляюще. - Можешь выяснить, кому передана опека?

- Ты в своем уме, Эдвард? - отчеканил адвокат. - Очнись, наконец! Против тебя возбуждено уголовное дело. Тут не просто лишением лицензии пахнет, тебе грозит реальный срок. Киднеппинг(4) - это не шутки.

- Да это бред! - зарычал тот, потеряв самообладание. - Такое выдумать может только умалишенный. Она умирала в Фесе, где я нашел ее. В вонючем бараке среди малярийных полутрупов она была полуживой. И это никого не волновало. Я привез ее в Танжер, достал лекарства, выходил. Да, я не интересовался, имею ли на это право.

- Ты оформил документы на перевод? Поставил в известность администрацию колледжа? Сообщил в органы надзора?

- Если бы я этим занимался, то привез бы труп.

- То есть ты этого не сделал?

- Нет.

Выдержав по-актерски значительную паузу, Каллен подался вперед. Глубоко вздохнул.

- Тогда как ты докажешь, что это было не похищение?

- Это идиотизм… - устало пробормотал Эдвард. Закрыв глаза, он стиснул пальцами виски.

- Это - первое, - раздельно произнес Каллен. - Второе - документы на имя девушки были обнаружены в секретариате консульства США. Паспорт, виза - все, что требуется для выезда за границу. Это подложные документы - фото ее, фамилия изменена, - значительно приподняв брови, юрист добавил с особенной прокурорской интонацией. - Ты догадываешься, как они туда попали?

Мейсен вернул ему пристальный взгляд. Криво усмехнулся и повел плечами:

- Догадываюсь.

- Неправильный ответ.

- А какой правильный?

- Правильный ответ: ты и знать ничего не знаешь об этих документах.

Загорелое лицо помрачнело. Он присел на подоконник. Руки скрещены на груди. В глазах появилось знакомое упрямое выражение.

- Так я подставляю заказчика.

- И что?

- Я это сделать не могу.

- Даже не обсуждается, - нахмурился Карлайл. Такая демонстрация благородства была просто безумной. А, главное, бессмысленной. - И никого ты не подставляешь, поверь. Тот человек, что заказывал эти документы, для Интерпола недосягаем.

- Он в Марселе, - гнул свое хирург. - Переведен в госпиталь НАТО. Найти его не составит труда. Тем более для такой упрямой крысы, как Блейк.

- Блейк о него зубы сломает, - отключив запись, Каллен извлек из кармана носовой платок и промокнул вспотевший лоб. - Я тут навел справки о майоре – он защищен получше тебя. Пару лет назад этот человек сотрудничал с одной серьезной организацией в Мазари-Шариф. Нелегально, под прикрытием конвойной службы. Короче, та информация, которой он предположительно владеет, не предназначена для Интерпола. И Блейка к нему близко не подпустят.

- Мазари-Шариф? – хмуро переспросил Мейсен.
- Да.

- Он ни словом не обмолвился об этом.

- Такими вещами не хвастаются, - прагматически заметил Карлайл. Взявшись за диктофон, он отмотал немного назад, и снова нажал кнопку REC. - Теперь вернемся к твоим действиям после приезда в Рабат. Допрос производил Блейк?

- Едва ли это можно считать допросом.

- Тебе угрожали? Грубили? Слепили лампой?

- Нет, ничего такого.

- Тогда что с твоей рукой?

- А, это…- растерянно глянув на свежую ссадину, Мейсен слегка улыбнулся. - Ерунда. Последствия контакта с эпителием инспектора.

- Ты ударил Блейка?!

- Кажется, сломал ему челюсть.

- Ты ударил полицейского?! – повысил голос юрист.

- …трудно сказать без рентгена.

- Ты спятил?!

- Блейк меня спровоцировал, - прозвучал равнодушный ответ на риторический вопрос. Он, несомненно, ничуть не сожалел о содеянном. Его это даже развеселило.

- Ты ударил его при свидетелях?!

- Именно так, Ваша Честь! – отрапортовал Мейсен, издевательски щелкнув каблуками. Задиристость явно напускная. Сквозь шутовскую браваду сквозила горечь. - Сделал это с превеликим удовольствием. Более того, если ему вздумается привлечь меня за нападение, я с готовностью поучаствую в следственном эксперименте.

- Что на тебя нашло? – почти кричал Карлайл. - Ты хоть понимаешь, что сам роешь себе яму?
Он не понимал. Или плевать на это хотел.
Все та же дурашливая улыбка.

- Говорю же, это была рассчитанная провокация. Я действовал в состоянии аффекта.

- Да у тебя вся жизнь в этом состоянии! – рассвирепел Каллен, вскочив со стула. - Я… я от тебя другого ждал, Эдвард. Ты знаешь, я всегда старался встать на твою сторону, но теперь … я перестал тебя понимать.

- Я и не стремлюсь быть понятным, - огрызнулся Мейсен.

- Я вижу, куда ты стремишься, - ядовито подытожил адвокат, обводя взглядом интерьер допросной комнаты. - Твое имя, положение в обществе…блестящее образование, связи, карьера…ты методично бросал под откос все, что имел! Чего ты добился? – бросая обвинения в непроницаемое лицо сына, Каллен словно бичевал сам себя. Но остановиться уже не мог.
- Кругом пустота. Вакуум. Упущенные возможности. У тебя даже друзей толком нет, кроме Хейла. Случись что со мной, кто приедет к тебе на пожар? Состояние аффекта? Да, черт возьми! Я не врач, я не знаю, как это назвать – но это не норма. Это даже не гены! Ты не родился таким, ты сам это выбирал! Каждый раз – сам!! По собственному желанию! - тут бы Карлайлу замолчать, но странное выражение в малахитовых глазах, до обидного не похожих на собственные, заставило высказаться до конца. Грубо и откровенно.
До самого дна.

- Признаюсь, я был рад, что ты уехал в Марокко. О, да! Я надеялся, что тот урок пойдет на пользу! Что ты сделаешь выводы! Что, проблудив, как кот паршивый, ты уймешься, и всякая блажь из головы вылетит!! Выходит, я ошибся? Ты и здесь отыскал яму с дерьмом, чтобы извазюкаться по самые уши! Что ж, век живи, век учись…

Как посерело лицо Эдварда.
Словно иссушенная временем слоновая кость.
Челюсти крепко сжались, на щеках заиграли желваки. Сузившиеся глаза метали молнии.

Внезапно распахнулась дверь.

- Мистер Каллен? – нарушил их тет-а-тет работник канцелярии, одутловатый коротышка в похоронном костюме и скорбной миной хронического трезвенника.

- Да?

- Документы оформлены, - подобострастно объявил чиновник, переводя недоуменный взгляд с побагровевшего лица на мраморно бледное. - Подпишите бланки, и можете быть свободны.

Каллен принял бумаги, и едва заглянув в них, отложил в сторону. Руки его мелко подрагивали, пот тек в три ручья. Гнев уже испарился, выдохся, осталось только злость на собственную вспыльчивость.
Глупо получилось.
Недостойно.

- Залог внесен, - произнес он, наконец, избегая прямого взгляда. - Дело будет слушаться в Бостоне. И …Эдвард…

Тот уже успел взять себя в руки.
Шагнув к столу, он размашисто подписал оба экземпляра документов. Потом выпрямился.

- Пришли мне счет на Нью-Йоркский адрес, - предложил с ледяной вежливостью. Рот исказила гримаса сарказма. Побелевшие пальцы сжаты в кулаки, а в глазах полыхает кислотно-щелочное презрение.
- Включи туда сумму залога, накладные расходы и свой обычный гонорар за юридическое сопровождение, - с силой впечатав кулак в металлическую столешницу, он даже не почувствовал боли в поврежденной руке. Эхо ранящих слов стучало пульсом у виска. В груди жгло от обиды и негодования. Но голос оставался язвительно спокойным.

- Все до цента оплачу. Да, и накинь процентов двадцать – двадцать пять за лекцию про аффекты и ямы с дерьмом.

* * *

Через два часа шестиместный Лир с двумя пассажирами на борту взмыл в воздух над Атлантикой. Восемь часов в полете – двое мужчин не обменялись ни словом. Забирая чемодан из гостиницы, выбираясь из пробки на подъезде к аэровокзалу Рабата, оформляя таможенные документы, Карлайл Каллен и его подзащитный, освобожденный под залог в 300 тысяч евро, трижды разминулись с мисс Свон и ее провожатыми - опекунами Полом и Леа Клитуотерами.
Те были обычными пассажирами, не ВИП, а потому ожидали обычного туристического рейса, задержанного из-за тумана.

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»
1. Кадавр – (от фр.) труп, тело.

2. Каса – так местные называют Касабланку.

3. Диффамация - публичное распространение информации, которая порочит честь и достоинство. Иски американских врачей в защиту профессиональной репутации, как правило, стоят очень дорого - до нескольких миллионов.

4. Киднеппинг - похищение детей.

«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»

Дорогие читатели!

Большое спасибо всем, кто по-прежнему интересуется этой историей.
Благодарю Вас за терпение и поддержку, за неизменную доброжелательность и товарищескую помощь.
Отдельное спасибо читателям, которые сделали ОС одним из призеров конкурса. Это столь же приятно, сколь и неожиданно. Этот кредит доверия, что Вы оказали, надеюсь покрыть сполна.

Буду рада услышать соображения, замечания, пожелания и критику на ФОРУМЕ.

У кого что есть - не стесняйтесь в выражениях, пожалуйста.

Традиционный реверанс самой замечательной Бете-ридеру. Саша, ты неповторима.

И еще - особо хочется изъявить признательность одному СВЕТлому человеку, чье душевное тепло преодолевает любые расстояния. Салют!