Она просто сидела и слушала. Слушала дождь, слушала музыку в наушниках, слушала стук своего сердца, понимая что-то таинственное и страшное, понятное ей одной…

* * *
Он шел привычной дорогой: через парк, по скверу, завернуть за угол, еще раз завернуть – и он дома. Отличное настроение не мог испортить даже льющий второй день к ряду дождь.
Пройдя мимо очередной лавочки и собираясь завернуть за уже давно знакомый угол, он вдруг понял: что-то не так.
Он оглянулся.
Она сидела на лавочке, прячась под зонтом от дождевых капель. Лицо было сложно рассмотреть, но он все равно увидел ее глаза. Просто он еще никогда не видел таких глаз: цвета хмурого дождливого неба полных такой боли (физической? моральной?) и безысходности. Эта боль кольнула его. Ему вдруг безумно захотелось ей помочь. Помочь девушке с глазами цвета неба, сегодняшнего, дождливого и хмурого неба.
Он подошел к ней – она даже не шелохнулась; присел перед ней на корточки – ее отрешенный, сосредоточенный где-то внутри взгляд остался неизменным; протянул руки и снял с нее наушники…

* * *
Из-за обилия звуков, на которых она сосредоточилась, чтобы не думать о чем-то конкретном и наболевшем, она даже не сразу поняла, что произошло и почему шума в голове стало меньше?
Как бы ощупав пространство вокруг себя, она поняла, что не одна здесь. Нет, это не просто кто-то присел рядом с ней на лавочку. Этот кто-то смотрит на нее. В упор.
Она подняла глаза. Медленно, все тем же, как бы ощупывающим, движением.
Он сидел напротив, а не рядом. В его руках были ее наушники. Даже с такого расстояния было слышно, что в них играло: Linkin Park, «Crawling».
Она сморгнула. Увиденное показалось ей миражом. Тысячи раз виденным и до мелочей продуманным сном, в который сначала веришь, а потом вдруг понимаешь, что это все не настоящее, фальшивка, обманка.
Она сморгнула еще раз. Не помогло. Он так и остался сидеть напротив с ее наушниками в руках.
– Значит все-таки правда… – чуть слышно выдохнула она.
– Что, прости?.. – не понял он.
– Ты есть, – сообщила она.
– В каком смысле? – переспросил он.
– В физическом. Ты материален и осязаем.
Больше она ничего не сказала. Создалось впечатление, будто и эта пара фраз далась ей с большим трудом. Она просто сидела и смотрела на него своими большими – теперь он это точно мог сказать – глазами цвета хмурого неба.
Песня в наушниках закончилась. В каком-то смысле воцарилась тишина.
– Я – Дима, – коротко представился он и протянул руку, предварительно переложив оба наушника в другую.
Она вздрогнула то ли от неожиданности, то ли от того, что забыла, что не одна здесь. Посмотрела на протянутую им руку, коротко пожала ее и снова уставилась куда-то внутрь себя.
– Пойдем, я тебя чаем напою. Продрогла, небось, тут совсем? – он встал, она не пошевелилась.
Дима осторожно взял ее за руку и потянул на себя – незнакомка не сопротивлялась. Она встала так же медленно и осторожно, как он ее на себя тянул. Что ж, такой вариант его тоже устраивал. Для начала. А там: теплый чай, уютная кухня – глядишь, оттает, придет в себя. Верилось, конечно, в это слабо, но попробовать-то можно, ведь так?
Дима сделал шаг назад: теперь между ними было «пионерское расстояние» – обе их руки были вытянуты вперед. Свою Дима резко согнул в локте, как бы рванув девушку на себя – она шагнула к нему. Он отступил еще, не меняя положения руки – девушка шла за ним. Развернувшись к ней спиной, насколько позволяло положение руки, он зашагал в направлении дома, ведя за собой девушку с глазами цвета хмурого неба.

* * *
Дома было тепло и уютно, пахло мятой и ромашкой – бабушка, когда последний раз приезжала, привезла этого добра на целую роту солдат. «Будешь, – говорит, – Митя чай заваривать целебный да разговоры разговаривать. Оно и для души хорошо и для тела полезно».
Эх, права была бабуля. К тому же сейчас именно тот случай, когда «для души хорошо».
Дима помог девушке раздеться и провел на кухню, усадил ее за стол и начал колдовать над чаем.
Для него это уже давно превратилось в своего рода ритуал: нагреть чайник, обдать кипятком заварник, сложить в него травы в особом порядке и добавить щепотку обычного зеленого чая – для особого привкуса.
Колдуя над посудой и время от времени бросая через плечо осторожный взгляд на девушку за столом, он поймал на себе ее взгляд – осмысленный, внимательный, изучающий.
– Тебе с сахаром или «мухи отдельно, котлеты отдельно»? – спросил он, чувствуя, что если он что-нибудь не скажет и это не изменит выражение ее лица, тогда то, что он видел сейчас, будет преследовать его в кошмарах до второго пришествия включительно.
Девушка съежилась. За три секунды на ее лице промелькнуло с десяток чувств и мыслей: непонимание, настороженность, страх, стыд, возмущение, гнев, что-то еще, что Дима просто не успел рассмотреть, и, наконец, понимание и осмысление.
– А… А сахар какой? – спросила она.
Дима растерялся. Такого вопроса ему еще не задавали.
– Р… Рафинад, – выдавил он.
– Тогда, мухи в прикуску к котлетам. Можно?
– А почему нет? – с облегчением спросил Дима и начал разливать чай по чашкам. Затем достал сахарницу, сыр из холодильника (хорошо, что тот еще был, к тому же уже нарезан), хлеб и печенье с полки.
Чай получился отменный, как на заказ, давно у него такого не получалось.
Чаевничали молча. Дима по-хозяйски уплетал бутерброды за обе щеки, а девушка потягивала чай осторожными, маленькими глоточками. Самое интересное, что сахар она действительно ела в прикуску, откусывая от каждого кусочка плюс-минус половину – Дима тоже когда-то так пробовал, но его челюсти не были способны на подобную нежность в отношении сахара, поэтому ни одна попытка так и не увенчалась успехом. Нужно признать, его это не сильно огорчало.
– Как тебя хоть зовут? – нарушил молчание Дима, когда червячок уже был заморен, и можно было переходить к беседе.
Она осторожно поставила чашку на блюдце, стараясь сделать это как можно аккуратней и не греметь.
– Вася…
– Василиса значит. Понятно.
– Нет, не Василиса, – решительно возразила она.
От такого поворота событий и неожиданности, Дима чуть не подавился печеньем.
– К… Как это?.. – его удивление было настолько искренним и неподдельным, что, сам того не заменив, он произнес вопрос с легким заиканием.
– Родители у меня не без фантазии, – пояснила Вася. – Видишь ли, по всем маминым подсчетам и по заверениям опытных врачей, я должна была родиться в марте, поэтому родители на тот момент не сильно напрягались по поводу выбора имени. Все и так было понятно. «Нарекаем тебя Мартой» и все такое. Но, то ли считали эти эскулапы неправильно, то ли что-то пошло не так, родилась я в конце февраля, поставив тем самым родителей в тупик с именем. Судили они рядили, а так и не могли решить как меня назвать. В общем, пока они думали, настало 1ое марта. Мама стояла у окна, держа меня на руках, и показывала на грача со словами: «Смотри, весна…» И тут обоих родителей осенило – раз не получилась Марта, так будет Весна. Так и назвали. Сокращенно думали – Веся, так оно не прижилось. Вот и стала я Васей…
Дима слушал ее рассказ и, казалось, даже забыл моргать. Что-то похожее он испытывал, когда бабушка читала ему новую сказку, завораживающую, непознанную, невероятную и увлекающую.
Вася закончила свой рассказ и тихо встала из-за стола. Взяла в руки свою чашку, отнесла ее в мойку, вернулась за Диминой чашкой, но, не дойдя одного шага, просто потянулась к ней рукой, случайно махнув ею перед его лицом.
Диму обдало жаром. Откуда-то издалека в его сознание ворвался запах. Показалось, что состав он определял вечность: вишни в цвету, свежескошенные травы, журчащий ручей – так пахнет весна…
Недоумение читалось в глазах цвета хмурого неба, когда Дима пришел в себя. Он вопросительно посмотрел на нее и только тут понял, что протянутая к его чашке рука так до нее и не дотянулась: в каком-то неосознанном порыве Дима схватил ее руку и прижал к лицу, вдыхая знакомый с детства запах. Осторожно разжав пальцы, Дима выпустил Васину руку из своей, как будто выпускал на волю пойманную бабочку.
Вася не шарахнулась он него, просто опустила руку дальше вниз, взяла его чашку и направилась к мойке.
– Стой, – остановил ее Дима, – я сам помою. Невежливо сидеть и смотреть, как гости моют за собой посуду.
Он резко встал со своего места и шагнул к мойке. От девушки он ждал, что та уронит чашку и броситься вон из квартиры (что было бы вполне логично после его поведения), но она молча отдала ему чашку и, шагнув к столу, села на его место.
Диме было стыдно, поэтому он повернулся к ней спиной, надел фартук, чтобы рубашку не заляпать грязной водой, и принялся мыть посуду.
Вымыв все, что было в мойке, и сняв фартук, Дима наконец повернулся к столу. И остолбенел: Вася, мирно посапывая, спала сидя, положив голову на сложенные на столе руки.
Неужели он так долго мыл посуду? Или она просто устала? Кто знает, какой у нее был день?..
Аккуратно, чтобы не разбудить, Дима взял девушку на руки и отнес на диван (тот еще со вчерашнего дня оставался в разложенном состоянии, хотя постельное белье было убрано в ящик под низом).
Уложив Васю, Дима пошел в ванную переодеться в домашнюю одежду – не в джинсах же спать, в самом деле!? Вернувшись, он уселся на диване под стенкой в ногах у Васи и стал наблюдать за ней спящей.

* * *
Утро выдалось замечательное.
Дима выключил назойливый будильник и сладко потянулся.
Стоп.
Чего-то не хватает.
Девушка! Ведь он ее вчера здесь положил. Куда она делась? Не могла же она испариться? Или это сон был?
Когда первая волна паники схлынула, Дима уловил в комнате какой-то непонятный запах. Не долго думая, он вскочил с дивана и помчался на кухню.
Так и есть: на сковородке его ждала яичница, а в духовке – горячие бутерброды.
Но где же Вася? Дима быстро осмотрел все углы-кладовки, но ничего – вернее, никого – не нашел. Вернувшись на кухню и внимательно осмотревшись, Дима заметил какой-то клочок бумаги. На нем слегка детским, и почему-то мальчиковым, почерком была нацарапана записка. Для него.




Казалось, что как и в каждом подобном случае, записка дошла до адресата не сразу. Дима перечитал ее раз пять. Но не потому что не понял, а потому что ему казалось, что за этими словами скрыт какой-то тайный смысл, но его там не было…

* * *
Дима сидел на кухне и тихонько потягивал чай, глядя в окно. Прошло уже больше полугода с того самого дня как он встретил ее. Он не помнил ее лица, не помнил ее голоса, помнил только запах… и глаза… глаза цвета хмурого неба…
Вот уже больше полугода в каждой встречной девушке Дима искал эти глаза, но не находил того, что так усердно искал. И именно с сегодняшнего дня он решил забросить все свои поиски-розыски и начать жить нормальной, полноценной жизнью.
За окном грело солнце и весело звенела капель.
«Весна пришла…» – пронеслось в голове у Димы.
В дверь несмело позвонили.
Поставив чашку, Дима направился открывать дверь.
Поворот ключа, щелчок замка, звон дверной цепочки – привычные и знакомые звуки.
Проделав все эти нехитрые операции, Дима взялся за ручку и резко дернул дверь, чуть не оторвав ее от неожиданности он косяка: на пороге стояла Весна…
Дима подошел к ней и бережно обнял, борясь с навязчивым ощущение миража, вдохнул запах цветущих вишен и сирени и тихо проговорил:
– Теперь точно пришла…
Аккуратно переставив девушку через порог, Дима захлопнул дверь ногой.
Теперь у него у него была своя собственная весна… Весна с глазами цвета хмурого неба.