Саундтрек: Артур Руденко "Забыть нельзя, вернуться невозможно!"

---

Статный темноволосый мужчина недвижимой скалой стоял у широкого арочного окна. Его алые глаза с глубокой задумчивостью взирали через украшенное цветочным рисунком стекло на слепяще-белую перину, покрывающую не привыкшую к дыханию зимы итальянскую землю. Золотые лучи солнца играли на девственно-чистом снегу драгоценными искрами, будто высекая разноцветное пламя из россыпи бриллиантов. Этот холодный огонь природного чуда зачаровывал ледяное сердце смотрящего на него вампира. Ему казалось, будто он попал в волшебную сказку из канувшего в лету детства. Когда он ещё был живым, горячим и верил, что у добрых, хороших мальчиков и девочек однажды исполняются самые заветные желания.

- Снег в октябре, в Вольтерре, - одними губами прошептал Афтон. – Как странно. Когда-нибудь было ли такое хоть раз? Может, это знак… Может, это он и есть? – мужчина отвернулся от окна и осмотрел комнату. Небольшая, уютная, с лёгкой и воздушной отделкой, в которой преобладали золотисто-оливковые тона, вкупе с шёлковыми тканями и обилием деталей вносившей в интерьер нотку итальянского шика. От этой комнаты исходило приятное притягательное тепло, словно от горящего камина в разгар февральской стужи. Их с супругой спальня была совершенно иной: широкой, богато обставленной, но вызывающей чувство пустоты, ветра, гуляющего меж морских скал. – Разве о таком знаке я просил судьбу? А если это он, то как мне его понять? – Афтон подошёл к кровати. Бережно поднял с нежно-розовой атласной простыни коротенькое ажурное неглиже голубого цвета. С трепетом прижал его к лицу. Медленно, глубоко вдохнул источаемый интимной вещью тонкий, одурманивающий рассудок аромат цветущего гранатового дерева с лёгкой ноткой жасмина. – Корин… - со сладкой мукой простонал он и вернул неглиже на место. Сжав руки в кулаки, завёл их за спину, отошёл к окну. – Знак… Чего? Того, что мои к тебе чувства - игра воображения или чья-то жестокая шутка? Либо снег - откровение, что моя внезапно остывшая многовековая горячая и верная любовь к супруге была только иллюзией? Что я стал жертвой обмана - циничного и расчётливого? Что правда, а что фальшь в моей «жизни после смерти»? Что есть истина после той секунды, когда умолкло навсегда моё сердце и глоток воздуха перестал живить его бег? – Афтон мрачно усмехнулся, протянул руку к окну и осторожно, робко, словно прикасаясь к горячей чувствительной плоти невинной девушки, провёл кончиками пальцев по прохладной глади стекла.

Он думал о Корин, о том, какой она кажется ему хрупкой, как это стекло, а внутри неё, что за окном свет - красота, необычность, хотя временами появляется и строгий холод, но он не присущ ей…

Отголосок приближающихся шагов за притворённой дверью заставил вампира вздрогнуть. Беззвучно чертыхнувшись, Афтон активировал свою мистическую силу и сделался невидимым, прозрачным, будто горный воздух. Быстро отступив к дальнему от кровати углу комнаты, он мысленно выругал себя за то, что задумался, задержался здесь дольше, чем следовало.

Дверь резко распахнулась, а потом закрылась с громким хлопком. Вошедшая в помещение вампирша была грациозна и изящна, словно чёрный лебедь – хоть и злой, шипящий, яростный; пылкие эмоции только прибавляли ей очарования. Корин замахнулась на дверь своими маленькими, хрупкими на вид кулачками, словно метила в того, с кем только что рассталась, но, вовремя одумавшись, только упёрлась костяшками пальцев в плотно затворённую за собой резную створку.

- Измучил! Нет - значит, нет! Самовлюблённый ловелас, - глухо прорычала она. Глубоко вздохнула. Встряхнула черными, как крыло ворона, волосами и, привалившись спиной к стене, медленно сползла на пол. Обняла поджатые к груди колени. – Порой я думаю, что лучше сгореть, чем провести ещё хоть день, хоть час, хоть минуту под одной крышей с вами двумя… Один прохода не даёт, а другой в упор не замечает, – прошептала Корин горестно и вдруг, будто вернувшись из мира кошмарного сна, вздрогнула. Напряглась, встала и, принюхиваясь, обвела комнату пристальным взглядом. Он был колюч и опасен, как острие наведённой стрелы.

Афтон сжался в углу, испытывая противоречивые чувства. Его как будто жалили тысячи раскалённых игл: страха, что его обнаружат, злости на себя и того, кто причиняет девушке страдания, дикой ревности, безумного желания крепко обнять её и страстно поцеловать, сорвать с неё бархатное облегающее антрацитово-чёрное платье и позволить огню любви хоть на время поглотить его разум. Это пламя может воскресить его обновлённым, словно феникса, а может и обратить в ничто. Заставить сгинуть без следа. Или… Вернуться к жизни! Сбежать от жестокой реальности и холодной зимы за окном и в душе туда, где сияет горячее солнце и нет крови, смерти, боли, правил, обязательств…

- Афтон! А ну покажись немедленно! – потребовала Корин, блуждая сердитым взглядом по комнате и часто дыша через широко раздувающиеся ноздри.

Афтон невольно улыбнулся, с облегчением осознав, что девушка не знает точно: тут он сейчас или недавно покинул её покои после того, как пробыл в них достаточно долго, дабы его запах успел осесть незримой росой на кровать, пол, мебель.

- Я тебя предупреждаю: не покажешься - пожалуюсь Аро на твоё недопустимое поведение! – медленно ступая к постели, пригрозила вампирша дрожащим голосом, в котором без труда улавливались нотки фальши.

Губы вампира сами собой растянулись от уха до уха в озорной счастливой улыбке.

Корин резко прыгнула вперёд, но схватила руками лишь воздух. С досадой прошипела. Принюхалась и, подняв с кровати пеньюар, печально произнесла:
- И только-то… Значит, для своего дружка, похотливого кролика, мнящего себя красавцем-конём, перед соблазном прокатиться на котором не устоит ни одна женщина, стараешься… С куклой решили поиграть, одежду ей подбираете, извращенцы! – Корин подошла к окну, вздрагивая, открыла его настежь и бросила осквернённую прикосновениями чужого мужчины глубоко личную вещь на забаву ветру. – Берите! Развлекайтесь! Подонки! Трусы! Подбирайте без страха! Теперь это не воровство и Владыка не покарает! Берите! – с болью прокричала она, скребя ногтями по подоконнику с такой силой, что загнала под безупречный маникюр толстый слой краски и древесины.

Афтон почувствовал, что горит беспощадным пламенем, а его грудь болит, словно её разъедает кислота.

- Но вам ведь этого будет мало? Так? Да! Мало… - истерично возопила Корин, жадно вдыхая зимнюю свежесть. – Забирайте! – она стремительными движениями сняла с себя платье и швырнула на улицу. – И этого мало? Ловите ещё… - Туфли цвета крови полетели навстречу сияющему снегу. – И это забирайте! – Корин пальцами впилась в чашечки ажурного лифчика и через миг непременно сорвала бы его с себя, но…

- Пожалуйста, остановись. – Сильные руки прижавшегося к ней сзади Афтона накрыли её ладони. – Мне это не нужно. Я не такой, уже не такой! И ему не позволю… Пожалуйста, Корин, не думай обо мне так плохо, – хрипло прошептал он. Нежно прильнул губами к макушке окаменевшей девушки. Затем опрометью бросился от неё, от чувства опасной слепой любви, гоня его из себя дикой злобой. Выскочив из комнаты, побежал по коридору туда, где мог дать волю бушующим в нём эмоциям. Мучительный крик Корин, зовущей его, догнал Афтона. – Прости! – проревел он в ответ, на миг задержавшись, и снова набросил на себя пелену невидимости.

Не найдя своего друга – теперь уже, возможно, бывшего - у него в апартаментах, Афтон неистовым ураганом ворвался в покои обладательницы самой ужасающей силы и самой могущественной вампирши клана Вольтури.

- Где он? – прорычал Афтон и хлёстким ударом ладони выбил из рук сидящей в кресле миниатюрной блондинки старинную книгу в кожаном переплёте.

- Тебе жить надоело?! Пошёл вон! – процедила сквозь зубы Джейн. Её детское, похожее на кукольное личико, однако, не выразило ни единой эмоции.

- Я спросил: где он?! – рявкнул незваный гость, и кресло сотряс удар.

- Афтон, ты с ума сошёл?! Убирайся, пока я тебя наизнанку не вывернула! – взвизгнула Джейн. В её алых глазах мелькнул страх.

Тут же вампиршу, будто стальными щипцами, схватила за горло рука взбешённого вампира.

- И как же ты это сделаешь, если не видишь меня? – Афтон, рыча, поднял Джейн с кресла и швырнул к постели. Вампирша, словно булыжник спичку, сломала спиной деревянную резную спинку кровати, с лезущими на лоб глазами вскочила на ноги и, часто дыша, приготовилась было дать отпор, но тут же была опрокинута мощным толчком и прижата животом к матрасу. – А вот я действительно могу вывернуть тебя наизнанку! Могу понаделать в тебе дополнительно десятки щелей и поиметь буквально каждый сантиметр твоего маленького тела! – давя своей массой глухо вопящую девушку и зажимая ей рот ладонью, зло прохрипел он у неё над ухом. – Я больше не намерен терпеть твою заносчивость и высокомерие твоего братца. Я вам обоим головы горящими углями набью, если ты по-прежнему посмеешь не считаться со мной! – Афтон чувствительно ткнул кулаком вампиршу в бок. – Поняла меня? Заткнись, если да! А коли нет и хочешь получить от меня, как от мужчины, несказанное удовольствие, достойное такой садистки, как ты, то пищи!

Джейн замерла, став подобной камню.

- Жаль… - едко усмехнулся Афтон и отпустил вампиршу. Отступил на несколько шагов от кровати. – Так где он?

- А…Алек у…уехал в…

- Я знаю, что Алек уехал! – свирепо рявкнул Афтон, перебивая поднявшуюся с постели и неспособную унять в себе дрожь Джейн. – Поэтому и спрашиваю, где Деметрий? Я очень рассчитывал застать его тут в пикантной позе, но увы… Хотя я пока не сильно расстроен. Не так сильно, как расстроится твой братец, если случайно узнает, с кем ты развлекаешься прелюбопытными играми в его отсутствие! – он быстро приблизился к явно шокированной вампирше и крепкой хваткой взял её за подбородок. – Что такое, Джейн? Неприятно удивлена тем фактом, что у твоего любовника нет секретов от его друга? А вот от тебя они у него есть! Уж поверь. И они весьма – весьма горячие! – Афтон язвительно засмеялся. Джейн сделалась белей мела, закусила губы и, вся дрожа, сжала кулаки, пристально смотря на полузакрытую дверь полным боли и ненависти взглядом, которым при всём желании не в силах была отыскать и испепелить невидимый источник режущего ей душу смеха. – Неужели ты возомнила, что особенная и сможешь его исправить? Мечтала, что Деметрий по-настоящему полюбит тебя? Вы такие глупые, - он горько хмыкнул, - влюблённые женщины… Верите в идеального принца, мечтая, что поцелуем сможете превратить в таких принцев всяких циников, подонков, эгоистов, моральных уродов и духовных ублюдков! Все вы беспросветно глупы, – Афтон скрипнул зубами. Беззвучно, одними губами, прошептал: «Почти все…». Взял Джейн за руку. – А нам, самцам, всегда нужно лишь одно – повеселиться с вами. И любого из нас волнует, только чтобы другой «треножник» не прикасался к его игрушке, прежде чем она надоест ему самому!

- Деметрий с Феликсом в саду. Лепят снежную бабу и Калленов, Аро пожелал справить наступление нового года сегодня, отметить его приход хороводом вокруг леди Зимы с последующим побитием снежками желтоглазых ошибок природы, – сказала Джейн пустым голосом, будто это вещал мертвец. – Что ты хочешь с ним сделать? – в её глазах бушевал океан бессильной ненависти и страха, она вцепилась в кисть удерживающей её руки Афтона.

- Не больше того, что сейчас хочешь ты! Идём, сделаем это вместе! – вампир пошёл к двери. Вампирша даже не попыталась вырваться, покорно шла, ведомая им за руку.

- Алек отречётся от меня… - прошептала Джейн, обречённо ступая по витой лестнице, ведущей в дворцовый сад, примыкающий к внутреннему двору.

- Не волнуйся, он ничего не узнает. Я позабочусь об этом в обмен на твою клятву, что ты будешь приглядывать за моей любимой игрушкой, никому не позволишь её обижать, когда меня не будет с ней рядом, – Афтон судорожно сглотнул. – Договорились? – спросил он натянутым и острым, что лезвие бритвы, голосом.

- Да, – кивнула Джейн. Её лицо приобрело на мгновение странное выражение, в нём была толика изумления, проступающая сквозь пелену оторопи, со щепоткой зависти. А в её глазах цвета горящего на солнце рубина чехардой проносились уважение и презрение, радость и боль, надежда и горе. – А принцы, кажется, всё же существуют, – она печально улыбнулась. – Кто та, что смогла сотворить невозможное? Она владеет даром волшебного поцелуя? – девушка пыталась говорить с иронией.

- Не было поцелуя. Только взгляд. Один заливающий светом тёмную душу взгляд… - тихо произнёс Афтон. Наклонившись, сказал на ухо вампирше сокровенное для себя женское имя и отпустил руку поражённой блондинки.
На просторной круглой площадке, окружённой запорошёнными снегом цветочными клумбами, находились двое хладных, плюс восемь снеговиков. Семь из них были настоящими произведениями искусства – умело выполненными скульптурами четырёх мужчин и трёх женщин. Афтон без труда узнал в них Карлайла, Эдварда, Джаспера, Эммета, Эсми, Розали и Элис - членов клана Калленов, золотоглазых недовампиров, питающихся, вопреки своей природе, исключительно кровью животных, а не людей. Высокий, гренадёрского телосложения и поэтической внешности хладный, словно в стремительном танце, грациозно двигался между скульптурами, выверенными прикосновениями скребка и пальцев внося в них финальные штрихи.
Возле восьмого снеговика, высившегося в центре площадки горкой из трёх шаров, больше походивших на покусанные грызуном пончики, прохаживался вампир громадного роста и внушительной комплекции. Великан, без сомнения, обладал неизмеримой физической мощью, схожей лишь с силой легендарного титана Атласа, удерживающего на широких плечах целый мир, но с художественным вкусом у него была совершеннейшая беда. Он с задумчивым видом почёсывал крупной морковиной тёмные, коротко постриженные волосы, посматривая на своё несуразное творение то с одной стороны, то с другой. Складывалось впечатление, что ему, в принципе, результат очень нравится, но терзает одно маленькое сомнение: «Нужна ли ещё некая яркая деталь для полного фурора, либо всё и так великолепно? Ведь куда больше красоты? Грабли, заменяющие руки, есть! Штыки лопат вместо ступней имеются! Металлическое ведро, покорёженное и разукрашенное разноцветными красками, идеально смотрится вместо золотой короны, усыпанной драгоценными камнями! Яркие фантики, приколотые блестящими новенькими гвоздями, выглядят лучше любого шикарного платья от известного кутюрье! Компакт-диски взамен глаз: большие глаза у женщины – это же замечательно! Ярко-красная мыльница вместо рта – ну кто не соблазнится такими полненькими губами?!».

Заметив приближающуюся Джейн, великан растянул губы в улыбке, похожей на оскал, и пробасил:
- Ваше злобство, не хотите побыть натурщицей? Простите… Музой! А то наша снежная королева без наглядного примера никак не складывается! Даже куда ей овощ приладить, теряюсь в сомнениях. То ли к нижнему шарику, то ли к верхнему, а может быть, воткнуть в средний, как кол? – он раскатисто засмеялся.

- Феликс, приятель, уверен, что такой важный вопрос может решить только Владыка Аро! – стремительно подбежав к шутнику, явно не имеющему инстинкта самосохранения, с интонацией дружеского наставления произнёс красавец-хладный и с лукавой полуулыбкой хлопнул верзилу по плечу.

- Точно! – «Титан» шлёпнул себя ладонью по лбу. – Спасибо, Деметрий, а то бы я опять нечаянно огорчил господина. Ты меня спас, я у тебя в долгу! – Феликс, радушно улыбаясь, ответным хлопком приложился к плечу приятеля, и тот едва устоял на ногах.

- Ну что ты… какие счёты между друзьями! – в спину убегающему великану крикнул Деметрий и, ухмыльнувшись, тихо, но достаточно отчётливо, дабы услышала Джейн, добавил: - Особенно когда мне дважды зачтётся твоя недалёкость. Щедростью от Аро за поднятие ему настроения забавным розыгрышем… и сахарным поцелуем от красивой девушки за находчивость в вопросе быстрого избавления от лишней пары глаз, – он протянул руки, дабы обнять сладко улыбнувшуюся блондинку, но тут же на его лице появилось недоумение. – Афтон, ты…

- Боль! – нежно произнесла Джейн, и судорога сомкнула губы Деметрия. Он рухнул на колени, затем, хрипя, оказался на четвереньках и повалился на спину. – Больше боли! – ещё слаще сказала вампирша и поставила ногу на грудь поверженного хладного, тело которого сотрясалось, словно от сильнейших электрических разрядов.

Афтон опустился на снежный покров, схватил тонущего в нестерпимом страдании Деметрия за горло и, наклонившись к его уху, с ненавистью прорычал:
- Забудь о Корин! Навсегда. Не смей смотреть на неё и думать о ней! А завоевание сестры Алека тебе пригрезилось. Либо смирись с этим, либо ты умрёшь, – сохраняя невидимость, он встал, коснулся руки Джейн.

- Вот тебе прощальный поцелуй, брехливый кобель! – ядовито прошипела вампирша и стукнула мыском полусапожка по губам предавшего её любовника. Гордо вскинув голову, Джейн развернулась и зашагала к замку.

Афтон пошёл следом за ней. Когда они вернулись в её комнату, он сбросил с себя пелену невидимости и, словно куль с мукой, повалился в кресло.

- Они не позволят тебе быть с ней, – чёрство констатировала Джейн, замерев у окна.

- Возможно. Но я попытаюсь, – Афтон закрыл глаза. Ему нужно было сосредоточиться, прогнать жар чувств из разума и оценить сложившуюся ситуацию с холодной расчётливостью.

- И горько пожалеешь об этой глупости. Причём будешь далеко не первым из Вольтури, познавшим это раскаянье, разъедающее каждую секунду твоей жизни. У нас и Юпитеру не дозволено то, что пойдёт вразрез с интересами клана; то, что способно ослабить его! – многозначительно произнесла вампирша и с отчётливыми нотками печали твёрдо добавила: - И это абсолютно правильно, иначе нас уничтожат. Вспомни о трагедии Маркуса. Если этот пример не страшит тебя, - она с безразличием на лице повела плечами, - то дерзай, пытайся…

Афтон открыл глаза. В них сверкал блеск надежды, а на его лице над недавним отчаянием теперь преобладала вера в счастье. Он поднялся с кресла. Подойдя сзади к Джейн, положил ей руки на плечи.

- А ты вовсе не такая, как кажешься. Я не забуду о том, что ты поддержала меня в трудную минуту. – Вампир чуть коснулся губами макушки вздрогнувшей блондинки и направился по дарованной ей ему, словно Ариадной Тесею, спасительной нити.

- Афтон! – окликнула его Джейн, когда он уже открыл дверь. – Я не о тебе пекусь. Ничем тебе не помогаю. Я беспокоюсь о сохранности Вольтури и своём высоком положении в клане! И поэтому сдержу слово, прилежно присмотрю за полезной для владык твоей игрушкой с волшебным взглядом. А ты старайся не терять головы.

- Конечно, – он почтительно чуть кивнул. – Моя голова, не отделённая от плеч, будет тебе гораздо полезней, нежели брошенная в костёр.

Афтон и Джейн грустно улыбнулись друг другу, и вампир ушёл.

- Да-да, дражайший мой, теперь уже не конкурент, а сильный союзник в борьбе за влияние при дворе господина Аро… Твоя голова, не разлучённая с шеей, мне дорога не меньше, чем своя. – Хладная распахнула окно. – Насилие, угрозы, шантаж в Вольтерре – обыденная рутина, – ироничная полуулыбка тронула губы Джейн. – А прощение, дружба, любовь – несказанно редкие и бесценные гости для Вольтури! – наклонившись вперёд, она протянула руку и взяла с карниза щепотку снега. – Они, как эти снежинки на моей ладони. Как свет солнца. Как горячая кровь в человеческих венах! И я не буду той, что прогонит их на долгие-долгие годы! Что бы теперь с тобой ни случилось, милый Афтон, я буду невинна и перед Владыкой Аро, и перед твоей супругой, значимой фигурой во властных интригах, и перед любимой тобой Корин, обладающей завидной способностью помыкать важными персонами, одержимыми ею из-за её таланта. Я буду приятна им всем и дорога, ведь я же старалась сохранить твою голову на плечах, как свою. К тому же я сама ещё и очередная жертва лживого обольстителя Деметрия, с которым я ещё выясню отношения тет-а-тет! – Джейн подбросила щепотку снега над головой и с улыбкой закружилась под плавно опускающимися белыми нежными кристаллами.

Апартаменты Маркуса Вольтури – одного из трёх владык клана – были мрачны и аскетичны, как и их владелец, постоянно пребывающий в депрессивном состоянии из-за безмерной тоски по жене, много лет назад покончившей с собой самосожжением. Стук в массивную дверь не привлёк его внимание. Погружённый в омут воспоминаний, он лежал, устремив невидящий взгляд на затянутый обсидиановым шёлком потолок, на потрёпанном временем ковре подле покрытой толстым слоем пыли кровати, хранившей отпечаток тела его умершей возлюбленной, и был безжизненно равнодушен ко всему в этом мире, где есть он, но нет её.

Афтон, ещё раз постучавшись, вошёл в обитель скорби, склеп любви Маркуса и Дидим.

- Господин, позвольте спросить вашего совета? – зная, что не получит ответа, Афтон присел на скамью, стоявшую в мрачной комнате напротив галереи портретов почившей хозяйки будуара. Перед картинами, навеки запечатлевшими прелестную женщину с длинными светлыми волосами, горели храмовые свечи. Это пламя никогда не гасло со дня её смерти. Маркус жил тем, что нещадно истязал себя длительными отказами от питания и переносил пламя с догорающих свечей на новые. И каждый из крайне редко заглядывающих визитёров обязан был, под страхом смерти, пока находится в комнате, взирать с глубоким почтением на колышущиеся язычки огня. Афтон выдержал уважительную паузу. С искренним сожалением глядя на пламя и портреты Дидим, тоном исповедующегося он поведал о пожаре любви к Корин, разгоревшемся в его душе, и о крепнущем мучительном подозрении, что былые чувства к Челси есть иллюзия, ложь, дурман, напущенный на него чьей-то злобной волей. - …И теперь я теряюсь в сомнениях, господин, как мне быть? Я осмелился обратиться к вам, потому как посчитал, что вы, единственный изо всех, можете полностью понять моё незавидное положение и…

- И ты надеешься, что я дам тебе своё покровительство! – неожиданно для Афтона крепким и деятельным голосом изрёк Маркус и в мгновение ока оказался рядом со скамьёй. Подёрнутые бледной молочной пеленой потемневшие от жестокого голода глаза владыки смотрели заинтересованно и сочувственно. – Дозволю что? Не терзаясь совестью, изменять супруге?

- Ни в коем случае, господин. – Афтон покорно опустил глаза. – Вы одарены видеть связи… что соединяют два разума, две души. Мне нужно знать правду.

- Правду… - удручённо протянул Маркус и присел на скамью. – Познав её, Адам и Ева лишились рая. Правда принесла горя не меньше, чем золото. Она смерть счастья. Безмятежного, лёгкого, как пушистое молочное облачко. Правда - мать самого страшного чудовища, имя которому - Одиночество. И ты желаешь её узнать?

- Да, господин. Я нижайше молю об этом! – Афтон опустился на одно колено и, взяв сухую, холодную как лёд руку Маркуса, приник к ней губами.

- Встань! – раздражённо велел владыка. Вампир повиновался. Маркус поднялся со скамьи и подошёл к ближайшему портрету жены. Трясущимися пальцами бережно провёл по лику потерянной любимой. – Никто, кроме Аро, не ведает, что я не только вижу связи, но властен их создавать, – бесцветным голосом начал он. – Мог их вить когда-то. Более не желаю ни делать, ни поддерживать. Я создал твою любовь к Челси по просьбе Аро и желанию самой Челси. Она любит тебя, но в тебе не было ответного чувства, и её это больно ранило. А её счастье крайне важно для нашего клана. – Маркус повернулся к скрипящему зубами Афтону. – Чувствуешь ко мне ненависть… - владыка горько криво улыбнулся. – Поверь, я себя ненавижу гораздо больше. И караю себя за все грехи страшней, чем кто-либо мог бы воздать мне. – Маркус вновь обернулся к портрету, наклонился и нежно коснулся страдальчески перекошенными тонкими губами навечно алых сочных уст жены. – Я погубил её дважды: в первый раз – когда, полюбив, заставил почувствовать ответную страсть, а во второй - когда, не выдержав угрызений совести, признался, что её любовь ко мне была только наваждением. Я надеялся, она оценит мою искренность, годы ласки, ведь я был хорошим мужем… надеялся, проникнется тем, что я понимал её и чувствовал глубже, чем кто бы то ни было. Что поддерживал её всецело… - он тяжко вздохнул. – Но она сказала, что прощает мой обман, однако в лучшем случае будет испытывать ко мне уважение и никогда не полюбит. Ни-ког-да… И, что хуже всего, она захотела уйти, жить свободно от сборища коварных лицемеров, искать свою любовь. Я бы отправился за ней, униженным и покорным… слугой, другом, рабом, кем угодно, только бы не терять её из виду, вдыхать её аромат, слышать её голос, изредка чувствовать прикосновение и надеяться, надеяться… - Маркус замолчал, сгорбился, вздрогнул и застыл камнем.

- Но Аро не отпустил её, – подавленно прошептал Афтон. Его разум окутала липкая паутина безысходности.

- Да, не отпустил. Она была слишком ценна, как и я. Однако Дидим нашла выход и всё равно ушла. А я… - Маркус апатично повёл плечами. – Я не достоин покоя смерти, – он резко повернулся, моментально переместился к Афтону и крепко сжал его руки. – Послушай меня, мальчик. Челси гораздо важней для Аро и Кайуса, чем Корин! Если ты хочешь для истинно любимой добра - убей в себе надежду на ваше счастье! В угоду сердечной радости и безмятежности Челси мои братья без тени сожаления подвергнут Корин тяжким мукам, дабы прибавить тебе супружеской покладистости. Ты обязан остаться не с той, которую выбрало твоё молчаливое, но не мёртвое сердце, либо должен отдать себя на съедение самому ужасному монстру в мире – Одиночеству… у других чудовищ будут большие трудности в твоей поимке. – Маркус еле приметно усмехнулся, пристально смотря в потухшие глаза Афтона. – Но только твоей… Корин не скрыться в вечном беге от неумолимой смерти! Выбор за тобой: ложь или правда? Я бы предпочёл первое! Чтобы хоть и без надежды, но всё-таки видеть, слышать, вдыхать… - он разжал пальцы, отпуская руки гостя.

- Правда! С меня достаточно лжи, – тихо, однако уверенно сказал Афтон, ощутив, как глубоко внутри него нечто воздушное сделалось твёрдым, что камень, огромный, неподъёмный. – Прощайте, господин. Я буду вспоминать вас с теплотой в моём холодном сердце, – он слегка склонил голову и твёрдым шагом направился к двери.

…В полночной мгле под косыми струями дождя на мосту перед замком стояли две женщины. Такие похожие своим горем и такие разные внешне: одна - блондинка с фигурой пловчихи, другая – брюнетка, изящная, как балерина. Обе вглядывались тёмно-багровыми глазами вдаль, туда, где за изредка озаряемым молниями горизонтом терялась вымощенная камнем дорога. Сколько они тут находились, не желая замечать друг друга? Может, час, может, день, может, дольше. Им было невдомёк, им было всё равно. Но у всего есть срок, предел…

- Челси, прошу, ответь, тебе доверены многие тайны… Что намерен предпринять Аро? Он отдал приказ найти его и доставить обратно живым или велел отыскать и… - брюнетка всхлипнула, сильней прижав к груди прощальный дар любящего мужчины - красную розу с уже заметно увядшими лепестками.

Блондинка смерила Корин презрительным взглядом, погладила о губы тронутый увяданием бутон белой царицы цветов, оставленный ей на прощание любимым мужчиной, и выдавила из себя:
- Наш Авгур* принёс в жертву оборотня, и его печень поведала Кайусу о том, что Вольтури больше потеряют, чем приобретут, преследуя Афтона. А сердце волка рассказало, что беглец вернётся сам, принеся нам рассвет на закате, и будут его ладони хранить две жизни: тёмную, как ночь, и светлую, как день, а на клыках у него будет смерть войны. И Аро решил, что хорошая война хуже худого мира! Нам с тобой осталось лишь дождаться заката… - меланхоличная усмешка легла на уста Челси.

- Нет, для нас он уже наступил. Дождёмся ли рассвета?.. - с безмерной грустью сказала Корин.

И очередная вспышка молнии осветила ненастную ночь, сделав её на краткий миг подобием непогожего дня.

---

*
АВГУРЫ (лат. augur, от avis — птица) — древнеримские предсказатели будущего по полету и крику птиц, внутренностям жертвенных животных и людей.
Публичные гадания в Древнем Риме разрешалось проводить лишь членам коллегии авгуров. Она была учреждена первым римским царем Ромулом для ауспиций — птицегадания. Должность авгуров являлась пожизненной. Первоначально их число ограничивалось тремя. Юлий Цезарь увеличил численность до 16. В обязанность им вменялось давать советы чиновникам и военачальникам на основании знамений. Ни одно военное предприятие или реформа не обходились без предварительного обращения к авгурам.