Опыт. Странная вещь. Его нельзя купить, нельзя продать. Лишь заработать честным путем на собственных ошибках, или же наоборот - успехах. Долбанная проверка на прочность не только тел,а но силы духа, воли, ума и чувств. Наши взлеты и падения определяют нашу жизнь в будущем. Но что если так хочется остановиться здесь и сейчас? Что если призрачная мечта детства поскорее вырасти становиться настолько противной, что даже тошно? И дело не в том, что пытаешься сбежать от ответственности, скорее от разочарований, которые тебя обязательно постигнут, как только твой личный таймер перевалит за стрелку 18. И хотя я еще не достигла сего замечательного возраста, пожить мне спокойно не удается.

Господи! Какая чушь! Поворачиваю головой вправо. Эдвард. Он со мной в самолете и я только что чуть не выдрала половину его бронзовых волос. Половину моих любимых кудряшек.
Я так хотела напиться и забыть о том, что моя мама сейчас при смерти, в одной из больниц Финикса, борется за свою жизнь. Мне нельзя пить. Алкоголь на меня действует очень странно, причем это началось совсем недавно.
Как успел объяснить Фил, она не виновата, просто мальчик перебегал дорогу, она затормозила, и на нее слева на полной скорости въехал огромный джип. Его водитель отделался парой синяков, а мама в коме. Я не просто подавлена, меня сковал самый настоящий и безрассудный приступ страха. Передо мной о и дело вставали картины мамы, окровавленной, с искореженными конечностями и торчащими переломанными костями. Хорошо, что я с утра ничего не успела поесть… впрочем, Эдвард тоже. И он…
Что бы со мной было, если бы не он? Как я упустила момент, когда он успел стать таким взрослым, рассудительным, заботливым и чутким? И самое главное, почему я этот момент упустила? Ах да, я была слишком занята Майком, и своими мечтами о том, что со мной рядом должен был быть кто-то другой.

Ты ни в чем не виновата, Белла.
Не знаю, ведь он молчит.
А ты хочешь поговорить.
Нет, совсем нет, но…
Тогда чего ты хочешь?
Быть с ним.
Больше всего?
Да.

Он так повзрослел. Я знаю, дело не в том, что Эдвард недавно отпраздновал свое восемнадцатилетние и нашу двухлетнюю годовщину знакомства, по-совместительству. Просто он всегда был таким милым добрым разгильдяем. Мы тусовались днями напролет, беззаботно радуясь жизни. Да, у нас были сложности, да, иногда мне да ужаса хотелось его придушить (что было взаимно), но… Я никогда не видела его серьезным, кроме как в вопросах заботы о друзьях. Он всегда переживал за ребят, за Элис и Розали, и за меня, конечно, я чувствовала это. Но когда он научился именно чувствовать меня? И хочу ли я это узнать? Сколько вопросов… И ни одного внятного ответа, только усталость и страх… Я хочу спать, и наверное стоит себя заставить закрыть веки.
Я по наитию изменяю положение тела и подвигаюсь к нему с глупым страхом, что он может меня оттолкнуть все еще злясь на мою выходку. Но Эдвард, все так, же молча, мягко обнимает меня за плечи и шепчет что-то, очень тихо, возможно думая, что я не услышу. Но я знаю, что это за слова.
И я проваливаюсь в сон, окутанная его невероятным запахом, таким терпким и любимым… И мне сниться сначала то рождество, которое мы встречали вместе, и та ночь, что я провела в его доме, перед днем святого Валентина… А потом кошмар, и мама.

Проснулась я как в сказке, от легкого и нежного поцелуя… в темечко. Эдвард мягко улыбнулся и сказал, что самолет скоро сядет, помог разобраться с ремнем безопасности, и снова замолчал. Я потом обязательно скажу ему спасибо, за то, что он не навязывал свое общение и слова поддержки. Все, что он мог бы сейчас сказать, он сказал еще у себя дома.
- Все будет хорошо, Белла, - шепнул он мне по дороге к терминалу.
И ему не обязательно было это повторять сотни раз. И я бы очень хотела поверить ему, но неизвестность убивала всякую надежду.
Финикс встретил нас жарой и пробкой. После десяти минут бесцельного пребывания в душной машине, мои нервы сдали и я, все так же молча, вышла из машины и направилась к больнице, которая была в нескольких кварталах.
У входа стоял Фил и нервно курил.
- С каких это пор ты куришь? – что? Что Я сейчас спросила? – Как мама?
- Ей лучше, - коротко сказал он.
Я вздрогнула и моя голова сама затряслась, то есть стала мотаться из стороны в сторону как будто не веря услышанному. Фил заметил это и поспешил с объяснениями.
- Беллз, ей сейчас делают операцию, чтобы восстановить пробитое легкое, что было невозможно, пока она была в коме. Несколько часов назад она пришла в себя, и опасность, что это повториться минимальна.
- ПОЧЕМУ ТЫ НЕ ПОЗВОНИЛ? – заорала я.
- Ты была в самолете на высоте 10000 метров. Таких вышек сотовой связи еще не придумали. Извини.
Он мягко улыбнулся. А я уже сорвалась с места и ворвалась внутрь больницы. Я бывала здесь пару раз в детстве в травматологии и один раз в хирургии, когда мне зашивали рассеченную бровь, поэтому сориентироваться не составило никакого труда.
- Белла Свон? – окликнули меня.
Я повернулась и не смогла сдержать улыбку. Передо мной стоял пожилой мужчина, естественно, врач. Джим Морган, если быть до конца точной. Помниться именно он зашивал мне ту злополучную бровь, которую так жестоко мне рассек вернувшийся бумеранг.
- Как мама? – первое, что спросила я.
- Белла, успокойся, сейчас она в руках лучшего хирурга этой больницы, доктора Смита, - довольно уверенно произнес он. Но его взгляд такой теплый, по-отечески добрый, хотя и вселял уверенность, при этом выражал глубокое сожаление и беспокойство.
- Но...? – после нескольких минут молчания.
- Белла, твоя мама, не буду скрывать, получила довольно серьезные травмы, и ей нужен будет особый уход первое время, - мое сердце стало биться учащенно, и мне пришлось присесть на ближайший стул, - Насколько я знаю, Фил не сможет, потому что у него работа, и видимо, тебе придется…
- Я могу взять отпуск, - я услышала голос Фила, но все это было не важно, потому что все, о чем я думала и мечтала еще несколько часов назад, рухнуло. Тот факт, что мне остаток учебного года, а возможно и остаток жизни придется провести далеко от людей, которых я полюбила, меня просто добил.
Отчим и доктор Морган еще о чем-то говорили, а я сидела, бесцельно пялилась в потолок и ругала себя за излишнюю эгоистичность своей предыдущей мысли. Что бы ни было, Рене моя мама, и я люблю её. Потерять её значит умереть самой наполовину.
Глаза застилали слезы, а мыслями я возвращалась в то время, когда я жила с ней. Когда она в пику мне устраивала вечеринки на мои дни рождения, и дарила дорогие подарки. Я жутко на это злилась, но всегда была ей благодарна. Ближе нее у меня никого никогда не было, хотя бы потому, что она моя МАМА. Я иногда называла её по имени… и еще…
Я так давно ней не разговаривала. Мы все больше перебрасывались через электронную почту, и сейчас я понимаю, какой была дурой,… мне так хотелось сказать, что я её люблю,… и я скажу. Я буду говорить ей об этом каждый день, пока буду рядом, пока она не поправиться. Она поправиться. Я поставлю её на ноги, чего бы мне это не стоило, и она не сдастся, я ей этого не позволю… но…
Я услышала шаги в коридоре и точно знала, кому они принадлежат.
- Прости меня, - Я подбежала и бросилась к Эдварду в объятия.
За что я просила прощения? За то, что молчала, за что, что пыталась побить, за то, что должна сказать ему… только пока не знаю как.
- Глупенькая моя, за что?
Давай Белла, скажи ему. Скажи, что именно сейчас, когда у вас все так хорошо, ты уходишь… именно сейчас… давай же, не трусь. Ты ведь не трусиха.
- За истерику, и что побила, и что молчала… я просто свинья неблагодарная, потому что ты тут, ты приехал со мной, ты не оставил меня, а… - я не смогла сдержаться и слезы градом потекли по щекам, голос сошел на нет и я просто истерично прошептала, - а мне придется… тебя… оставить…
Ни шока, ни криков, ни паники… ничего…
Он лишь еще крепче обнял меня и его запах, словно сознание снова проснулось, врезался мне в нос, и я начала дышать и жить заново.
- Я же говорил, все будет хорошо. И ничего страшного, я помогу тебе, я останусь тут с тобой.
- Нет, - тихо сказала я.
- Белла, я сам решу…
- Нет, Эдвард, я не позволю тебе, слышишь, - мне пришлось отстраниться, чтобы посмотреть в его глаза, - я буду учиться тут, в экстернате, а ты закончишь школу у себя дома. Ты можешь, если захочешь приехать ко мне на Рождество, на любые выходные на праздники, но я не смогу уделять тебе достаточно времени, чтобы побыть вместе. Я должна буду быть с мамой. И мне будет хуже, если я буду знать, что ты тут из-за меня, один. Не будь таким эгоистом, Эдвард, я не смогу разделить себя пополам, - господи, что я говорю? – Обещай, что ты останешься дома!
- Белла, я…
- Обещай!
- Белла, послушай…
- Каллен, дай слово…
Он прервал меня, поцелуем. Долгим, мучительным, соленым от моих слов и немного горьким.
- Я люблю тебя глупенькая моя девочка. Я приму любое твое решение. И я буду ждать, когда твоя мама поправиться, и мы снова будем вместе. Я буду ждать, сколько потребуется, потому что, Белла, Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ! – тихо мне в губы прошептал он.
Может быть, это было не совсем правильно и неэтично, но я попросила у Фила ключи от дома и чтобы он некоторое время не возвращался. Мы доехали в тишине. И зайдя внутрь, не произнося ни слова, мы с жадностью набросились друг на друга, снося все на своем пути, по дороге в мою комнату.
Мы занимались любовью как дикие животные, словно первобытные люди, стремившиеся удовлетворить свое желание, свою дикую похоть и ничего более. Словно это последний день, когда мы вместе,… словно завтра мир рухнет,… словно кто-то из нас, либо мы оба обречены на смерть, и это последний шанс. Ласки, прикосновения, пальцы на моей шее, на руках, оставляющие синяки неистовой страсти, губы, впивающиеся в кожу, мои ногти, рассекающие спину до крови… боль, смешанная с удовольствием… концентрат любви…

А потом была только боль, потому что никто никогда не узнает, каково это... смотреть как она садиться на самолет и улетает...