Глава седьмая, в которой Белла знакомится с острыми предметами





5:02 pm

Кер-д’Ален, штат Айдахо

Астон Мартин Вэнкуиш блестел на парковке, уверенный, что никто его не побеспокоит.
Владелец любил эту машину. В бардачке мы нашли влажные салфетки, бутылку со средством для удаления царапин, очиститель стекол, отличное полотенце из микрофибры, хвастливо обещающее «зеркальные результаты» - и презервативы. Упаковки и упаковки презервативов.
Эдвард выбросил их из машины.
- Они нагреваются в машине от жары, а им это вредит, - пояснил он.
Сейчас он сидел за рулем, на его челюсти чуть играли желваки, он напевал «Here Comes the Bride» себе под нос и изучал зажигание. Я оперлась о передний бампер Тойоты Королла, наблюдая за гаражом, чтобы предупредить о любых незваных гостях.
Рядом с ним на пассажирском кресле лежали пластиковые пакеты с добычей из «7-Eleven», тонкая отмычка для машины и черная теннисная сумка «Адидас», которая раньше была заперта в багажнике Вольво.
Эта сумка была самой страшной вещью, которую я когда-либо видела. Пасхальная корзинка убийцы. В ней был портативный полицейский сканер, аптечка… и пистолет «глок». На дне лежал Хеклер и Кох G36, автомат около 25 дюймов длиной со складным в три дюйма медным прикладом или – как я любила его называть – главное вещественное доказательство в убийственном треугольнике Лорен и Майка. Ее вид меня мучил.
Я не знала, что Лорен с Майком теперь подумают обо мне. Иногда я думала, что Лорен поймет. Она тоже могла оказаться в эпицентре урагана, на границе штатов, лицом к жизни и смерти, с риском умереть от самоубийственно красивого мальчика. На самом деле, об этом подумал бы Майк. Он не согласиться с тем, что я делаю. В нем нет сентиментальности. И он не поймет эпический характер моей нынешней ситуации. Наверное, он думал, что я смешна, не говоря уже о том, что предательница.
- Я делаю это для Джессики и Тайлера, - взмолилась я Майку. – Для того чтобы их не убили. Пожалуйста, не ненавидь меня.
- О чем ты говоришь?- спросил Эдвард.
Я быстро поднялась на ноги.
- Я сказала, что Вэнкуиш слишком яркий. Он привлекает внимание. Люди увидят машину и задумаются, кто же такой удачливый за рулем. Посмотрят на водителя и – раз! – тебя сразу вычислят.
- У тебя нет чувства стиля, - рассмеялся он.
- А что, если кто-то поймает нас, пока мы воруем?
Он фыркнул. Парковочный красный знак «Выход» отражался на его лице, а в глазах читалось предупреждение.
- Ты такая странная, - произнес он. Он завел мотор, и стоянка заполнилась звуками скрипящего металла, когда он вставлял ключ в зажигание.
- Ну это ты же хочешь сорок детей. Ты не сможешь возить их в школу в Вэнкуише, для этого тебе надо украсть, по крайней мере, микроавтобус.
А потом я услышала звук подъезжающего автомобиля. Я застыла, молясь, чтобы он не повернул в нашу сторону, чтобы я не увидела удивленных, поникших выражений на лицах пассажиров, когда Эдварда нацелит на них пистолет.
Машина скрипнула тормозами, звук шин пронесся по всему гаражу. Я перевела дух.
Завелся мотор, и все было пока относительно тихо. Он вставил отмычку в замок зажигания и машина легко ожила.
- Поехали! – сообщил он, хлопая в ладоши.
Я высунулась в открытое пассажирское окно.
- Нужно убрать все это дерьмо отсюда, мне негде сесть, - указала я на мешки.
- Становишься многословной, - сказал он, улыбаясь, выходя из машины и подходя ко мне.
Думаю, ему понравился мой приказ. А, возможно, его просто забавляла собственная маленькая заложница, которая пыталась приказывать парню с пистолетом. Это казалось более нормальным, более доступным и куда менее страшным.
Конечно, это была смешная мысль.
Он забрал сумки с пассажирского сидения, устраивая их в багажнике. Нож выпал из теннисной сумки «Адидас», когда он открывал дверь.
Я подняла его, чуть морщась.
- У тебя есть нож? – спросила я. – А я и не знала…
- Да, - он забросил сумку на машину и нетерпеливо уставился на меня.
- Можно мне посмотреть?
Он кивнул терпеливо и чуть устало, расстегивая свою замшевую куртку, и показал двойной ремень кобуры, пересекающий его плечо. Нержавеющая сталь охотничьего ножа блестела, словно рыбья чешуя.
Он вытащил его.
- Хочешь посмотреть?
Я кивнула.
- Почему? Собираешься ударить меня? – он перехватил нож в руке, ловя его за лезвие и протягивая рукоятью ко мне. – Возьми.
- Ох.
Он держал рукоять в ладони, постепенно приближаясь ко мне. Дыхание его участилось, когда он смотрел на меня сверху вниз, губы были чуть приоткрыты, а нижняя челюсть чуть отодвинулась в сторону.
И хорошо, что у меня в руках был нож. Призраки Лорен, Майка и Тани вместе орали на меня.
Я бросилась вперед, мой боевой крик почти захлебнулся в горле и прозвучал, как лай.
Клинок ударил его прямо под соском.
Он глухо выдохнул, часто заморгав, недоверчиво-ошеломленный, словно его только что облили шампанским.
Я уткнулась в его грудь, колени сомкнулись вместе, так, чтобы я могла сунуть поглубже. Мое лицо было прижато к его торсу, и я могла слышать стук его сердца.
Я могла бы убить убийцу. Я еще ничем так не гордилась в своей жизни.
Я посмотрела вниз и поняла, что мои волосы спутались у лезвия. Часть свернулась внутри раны. Прядь волос упала на землю, кружевом спланировав на его ботинок.
В действительности нож скользил не так легко, как можно было предположить. Я думала, что это будет так просто, словно резать стейк, но ощущала, что клинок застрял, словно в гипсокартоне.
- Тебе нужно повернуть рукоять, если ты хочешь, чтобы нож казался между ребрами, - прошептал он. Его руки все еще держали клинок сверху, будучи до сих пор сжатыми вокруг него. – Он застрял в кости. А ты недостаточно сильная, чтобы повернуть.
Я толкнула еще раз, стремясь всадить нож поглубже. Мои бедра вжались в его пах, он был уже твердым.
- Хватит, - произнес он. Не зло, не отчаянно, лишь твердо.
Он оттолкнул меня. Когда я отшатнулась, нож вышел вместе со мной.
Нежная струйка крови сочилась из его груди, словно красный корень, пытающийся сплестись с воздушным якорем.
- Хватит развлекаться. Садись в машину.


Эдвард заставил меня держать бинт у его груди, пока ехал.
- Не думаю, что тебе стоит вести машину с раной в груди. А что если тебе станет плохо, и ты упадешь в обморок?
- Тогда мы попадем в автокатастрофу. Ты не должна была меня ударить.
Мы проехали берег того озера, где час назад бросили Вольво. Это было в тридцати минутах ходьбы от того места, где Эдвард украл Вэнкуиш. У меня была паранойя, что кто-то заметит нас – убийцу и заложника – спокойно гуляющих по дороге.
Сейчас Вольво окружили полицейские на машинах. Было слышно сирены тревоги, сигнальные огни горели синим и красным между деревьями. Этим вечером они образовали круг, скрестив руки на груди, и склонив головы друг к другу, обсуждая какие-то разбирательства. Четвертый канал новостей уже успел осадить их маленькую сценку. Солнце уже садилось в вечернем небе следи апельсиновых и лавандовых облаков, затемняя их цвет так, что они казались цвета кобальта и древесного угля.
Стекло на моем окне было опущено, и я вытянула руку, ощущая, как ветер сжимал и гладил ее, мой прощальных взмах журналистам, оставшимся на дороге. Мы ехали так быстро, что ветер наполнял автомобиль звуками развевающихся парусов.
- Какую самую приятную вещь в своей жизни ты делала для кого-то? – спросил он.
- Хм… - я задумалась над приятными вещами. Я думала о Рене, ходившей на сеансы терапии, о Чарли, который был единственным человеком, восторженно аплодировавшим во время моего концерта по игре на скрипке, или о Джессике, которая ударила из-за меня Майка в шестом классе. Ничего из этого не заинтересовало бы Эдварда. – Когда мне было семь, я сломала ногу и попала в больницу. Я тогда очень громко орала. Три старых вьетнамских женщины растирали мне плечи и руки, пытаясь успокоить. У них не было зубов…
- Самое приятное, что кто-либо для тебя делал…. Я спрашиваю…
- Я знаю, о чем ты спрашиваешь, - отрезала я. – Я запуталась.
Я сняла бинт и бросила его на сидение вместе с другими.
- Не думаю, что я когда-либо делала что-либо такое же хорошее, - сказала я, беря новый отрывок бинта и прижимая к его груди.
- Ааа…
- Я один раз принесла домой кошку с улицы. Но она не человек.
- Нет.
Бинт под моей ладонью казался мягким и влажным. Интересно, пальцы от крови пожелтеют так, как и от никотина?


К рассвету Эдвард устал, и мы свернули на стоянку грузовиков, где он, наконец-таки, смог отдохнуть и сходить в туалет.
- Ненавижу делать это на улице, - пожаловался он. – Это ужасно. А что, если полиция увидит меня со спущенными штанами и с членом в руках?
Он прошел в уборную, держа меня за руку. После того, как я его ранила, он был раздражительным, и сейчас я чувствовала, что он не доверяет мне настолько, чтобы оставить одну в машине.
Как только он закончил, то прижался к стене, расставив ноги, положив голову на предплечье и закрыв глаза в приступе боли.
До меня, наконец, дошло, что ему, возможно, действительно было больно. В конце концов, он вел себя так, будто все было хорошо, поэтому я предположила, что моя мелкая попытка нападения не ранила его слишком глубоко.
Когда он повернулся и подошел к умывальнику, то схватился за грудь, лицо его было влажное от пота. Я поморщилась, после этого он вряд ли будет благоухать.
- Давай я тебя умою, - предложила я.
- Что? Здесь?
- Да. В ванной. Это тебя успокоит, - я схватила мыло, антибактериальный кубик цвета янтаря, и помахала им перед его лицом.
Он усмехнулся.
- Что, наконец, решила сделать мне приятное?
- Ага. Конечно. Снимай рубашку.
Эдвард подошел к идее довольно оперативно. Он снял рубашку и окровавленный пиджак, бросив их поверх кипы бумажных полотенец. Затем вылез из джинсов и нижнего белья, сбросил их, сидя на корточках. А потом остался обнаженным, в одних лишь длинных носках и набедренной кобуре, обнажающей его бледное тело, бронзовые завитки внизу живота и его розовый член.
- О… вау, - мыло выпало у меня из рук и скользнуло в раковину.
В основном, его тело было худым и длинным. Плечи у него были узкие, покатые, слишком тонкие для чересчур широких рук. Волоски, покрывающее его предплечья, блестели в оранжевом свете флуоресцентных ламп. Слабые мышцы живота были такими бледными, что даже не отбрасывали тени. Бедра выделялись резкими линиями. У него были ноги бегуна, толстые и широкие, почти уменьшающие все его тело из-за своей полноты. На коленях виднелись шрамы от давних детских игр.
Он поднял руки ладонями вверх, в приглашающем жесте.
Один сосок – тот, который я поранила ножом – выглядел больше, чем другой. Его нормальный сосок был коралловым, ареола выделялась на светлой груди, другой же был темным и неправильной формы, как баклажан.
Я протерла его бумажным полотенцем и взглянула в лицо Эдварду:
- Что случилось с соском?
- Я пытался пробить его булавкой. Зажал, но не сумел проколоть.
- О, - протянула я, вытирая напряженное тело. – Хорошо.
Пока я мыла его, двигаясь медленными, извивающимися движениями, некоторые части его анатомии уже успели меня очаровать. Я с минуту мыла его сосок, бумажное полотенце все кружилось и кружилось, пока Эдвард не зашипел от повышенной чувствительности. Локти у него было особенно острыми, и я потерла их, обмотав полотенцем, вычищая пепельные мозоли, которые остаются после многих лет, проведенных за партой. Я вытерла все выпуклые части его тела – локти, соски, низкие плечи. Я провела полотенцем по его спине, обводя каждый изгиб позвоночника. Опустившись вниз, я достигла его талии, оставляя следы от пальцев. Мое лицо было очень близко к его телу, и я тяжело выдохнула, обдав дыханием его и живот и волоски у промежности.
Он застонал, ловя меня за воротник. И быстро поднял вверх.
Я не была уверена в том, чего он хотел, так что встала, держа мыльные бумажные полотенца между нашими телами. Если бы я посмотрела вниз, то увидела бы мокрый комок бумаги, защищающий мой взгляд от вида его плоти. Мыльная пена стекала по моих рукам и капала на пол.
А потом его рука проникла под мое белье. Ладонь прикоснулась к моей лобковой кости. Я ахнула, и его губы подались назад, обнажив зубы.
Его палец проник в меня. Я чувствовала себя так, словно во мне были кончики пальцев неуклюжей куклы.
- Я хочу этого, - произнес он, двигая пальцами во мне. – Но сегодня…
Он вынул руку из моих трусиков, лаская влажными пальцами мой живот, и опустил руку поверх моей головы. Он усмехнулся – показались ямочки – и прыгнувшие зрачки расширились. А потом он нажал на мою голову, и пострадавшая шея попыталась удержаться под напряжением.
Я подумала… он что, хочет, чтобы я помыла ему ноги?
И тогда поняла – он хотел, чтобы я встала на колени, и явно не для мытья.
В ванной комнате царили холод, влажный воздух, сырость унитазов и фосфорные чистящие средства. Парень передо мной был терпелив, ждал, когда я решусь, и пахнул остро, за исключением чистого железа крови из открытого пореза.
Я поняла, на что подписалась. Для чего он взял меня к себе, как не для сексуального удовлетворения? С этой волной ко мне пришло спокойствие, и я чувствовала, что знаю свое предназначение. Стоя на коленях у ног Эдварда, я воображала себя просвещенной, как маленький бродяга Будда, а он словно был моим деревом Бодхи.
Просто взять член в рот и сосать сильнее и сильнее. Это казалось честным распределением ролей.
Мне потребовалось много времени, чтобы заставить его кончить. Он был ранен, в конце концов. И потребовалось немало усилий, чтобы заставить его кровь прилить к его члену, учитывая сколько уже вытекло из раны.
Обхватывая его плоть губами, я подумала, смогу ли я повредить ему своими сосательными движениями. Даже если я не буду применять зубы, а просто сильно сдавлю, то наверняка поврежу, пораню, сдеру верхний слой кожи и сделаю его красным, сырым и нежным, как свежий стейк. Я вложила эту жесткость в его член, сжимая его языком и костью нёба, двигая ртом взад и вперед, дальше и дальше, снова и снова, пока он не закричал, кончая.

Перевод: Валькирия
Редактура: miss_darkness

Ждем вас на Форуме!