Я проснулась опять, где смех
Заменяет на время липкий страх,
Где при рождении ставят крест,
Где мера счастья - лишь суммы на счетах,
Здесь очень трудно найти себя
Среди воздушных замков и зеркал,
Но очень просто закрыть глаза
И перед смертью узнать, что жизнь проспал.
Здесь всегда знают все свои места.
Мыслей нет, мысли не нужны,
Когда ты только лишь одна деталь,
Когда ты осколок из стены.
Не бросай, здесь меня не оставляй,
Здесь с бедою боль обручена.
И глаза режут меня словно сталь,
Уведи отсюда меня, звезда!

Tractor bowling «Навсегда»

***

Гермиона проснулась на рассвете. Сначала девушка не могла понять, где она находится, но тут воспоминания нахлынули на нее отрезвляющей волной. Гермиона повернулась на другой бок, желая снова заснуть, и желательно навсегда, но тут она сквозь щелку полога увидела свою соседку по комнате.

Блез не задернула полог, и Гермиона могла видеть ее, лежащую на боку, к ней лицом. Длинные черные волосы разметались по подушке. Ее глаза были закрыты, но по щекам текли слезы.

— Пожалуйста…— вдруг прошептала она. — Возьмите лучше меня…умоляю вас…прекратите…я все сделаю, только перестаньте….пожалуйста…

Гермиона тихо отодвинула полог, встала с кровати и на цыпочках подошла к ней. В этот момент Блез пронзительно закричала: «НЕЕЕТ!». Девушка схватила слизеринку за плечи и начала трясти, приговаривая: «Просыпайся, Блез, ну, просыпайся же». Наконец, та перестала кричать, резко села и распахнула полные ужаса глаза. Блез сделала глубокий вдох и откинулась на подушки. Гермиона открыла рот, чтобы сказать что-нибудь успокоительное, но слизеринка ее опередила.

— Прости, — сказала она, — я просто очень долго жила одна.
Я должна была наложить заглушающие чары.

Гермиона открыла рот от удивления.

— Ты извиняешься за то, что тебе приснился кошмар?

— Конечно, я ведь разбудила тебя. — Блез была удивлена, так же как и Гермиона.

— Странные вы все-таки, слизеринцы. — Гермиона покачала головой и добавила: — Если бы я была сейчас на Гриффиндоре, то спросила бы тебя, что тебе приснилось, и принялась бы тебя успокаивать. Но, видимо, на Слизерине это не принято. Да и ты, вроде как, спокойна.

— Раньше я жила с Фецилией, так она переехала, потому что ей надоели мои крики, — сказала Блез, проигнорировав Гермионины слова. — Она сейчас живет одна, может быть, тебе лучше переехать к ней.

— Нет! — воскликнула Гермиона. — Это было бесчеловечно и эгоистично со стороны Фецилии - так поступить. И я никогда не сделаю так же.

Блез засмеялась.

— Ты гриффиндорка до мозга костей. — Сказала она. — Бесчеловечно, эгоистично… Здесь все думают только о себе, Гермиона. Но ты привыкнешь.

То же самое сказал ей Драко вчера. Но Гермиона не думала, что она когда-нибудь сможет привыкнуть к этому. Точнее, она не хотела привыкать. Она не хотела становиться предательницей. Но чего же тогда она хотела? Чтобы всего этого не было. Однако это было невозможно. Может быть, тогда ей действительно лучше привыкнуть? Хотя бы попытаться. Или вовсе стать такой же слизеринкой, как Блез и Драко. Гермиона не знала, что ей делать.

Вдруг ей в голову пришла одна мысль, и она, до этого изучавшая узор пододеяльника соседки, резко подняла голову.

— Блез, я тут подумала, Беллатриса и Нарцисса ведь сестры, значит Драко мой кузен?

— Нуууу, — протянула слизеринка, — не совсем. То есть вы с ним вообще не кузены. Но это долгая история.

У Гермионы отлегло от сердца. Девушка почему-то не хотела, чтобы Малфой был ее кузеном. Было в этом что-то неправильное.

— Расскажи, — попросила Гермиона. — Сейчас только семь утра. У нас много времени.

— Ну, хорошо. — согласилась Блез и устроилась поудобнее. Девушка начала рассказ:

«Эту историю знают многие чистокровные семьи, потому что в те времена она была одной из самых громких и скандальных. Все началось с Друэллы и Кигнуса Блэков, родителей Беллатрисы, Андромеды и Нарциссы. Они, как и заведено во всех чистокровных семьях, поженились по договору их родителей, и, следовательно, никакой любви между ними не было. Спустя год после свадьбы Друэлла узнала, что Кигнус изменяет ей с Франсиной Забини – моей двоюродной бабушкой. Впрочем, Друэлле было все равно, и так бы оно и оставалось, если бы Франсина не забеременела.

Семнадцатилетняя дурочка так любила Кигнуса, что решила во что бы то ни стало родить этого ребенка. Поэтому она скрыла свою беременность от родителей, а когда они, наконец, узнали, девушка была уже на пятом месяце, и менять что-либо было уже поздно. Вскоре об этом стало известно всем, а ведь Франсина была не замужем. Сразу же пошли разговоры среди знакомых, а какая-то мелкая газетенка даже осмелилась написать о беременности мисс Забини. А когда выяснилось, кто является отцом ребенка, случился настоящий скандал.

Но как бы то ни было, время шло, Франсина позорила семью своим положением, и родителям девочки ничего не оставалось, кроме как отречься от дочери. Франсина покинула родной дом, а благородное имя Забини было очищено в глазах общественности. Спустя месяц стало известно, что Франсина умерла при родах. Как случилось, что маленькая Беллатриса оказалась в семье Блэков, известно мало кому. Кигнус дал девочке свою фамилию и велел Друэлле растить ее, как собственную дочь.

Шли годы, Беллатриса росла, у мистера и миссис Блэк родилась дочь Андромеда, а Друэлла так и не простила выходку мужа. Однажды Кигнус и Друэлла поехали на званый ужин к Селвинам. Мало кто знал, что Арчибальд Селвин был первой и единственной любовью миссис Блэк. И ее муж был не из их числа. Поэтому Кигнус оставил свою жену в одиночестве и отправился развлекаться. Арчибальд в то время еще не был женат, и поэтому, встретив свою бывшую девушку, недолго думая, решил воспользоваться тем, что она вспомнила былые чувства. Спустя несколько недель Друэлла узнала, что беременна. Она надеялась, что сможет выдать ребенка за сына или дочь Кигнуса, ведь он не знал о той ночи в поместье Селвинов и даже подумать не мог, что жена ему изменила. Но когда родилась Нарцисса, планы Друэллы рухнули в одночасье. Девочка была очень похожа на своего настоящего отца, и этого сходства нельзя было не заметить.

Общество сразу вспомнило о подвигах Кигнуса с покойной мисс Забини и сделало вывод, что муж и жена – два сапога пара. Имя Блэков снова было опозорено.

Друэлла умерла через несколько месяцев после родов при таинственных обстоятельствах. Тем временем Арчибальд Селвин женился на Лавинии Флинт, и у них родилась Эвелина – моя мать, и Гордон – отец Фецилии.

Белла, Андромеда и Нарцисса выросли, и отец выдал их замуж. Всех, кроме Андромеды. Она вышла замуж за какого-то магла. А сам Кигнус умер от отравления. Ходили слухи, что это ему отомстил Натаниэль – брат Франсины и мой дедушка со стороны отца.

Так и закончилась эта история. Сейчас мы стараемся не вспоминать о ней и условно называем Нарциссу и Беллатрису сестрами, хотя все знают правду».

Блез замолчала. Рассказ слизеринки заставил Гермиону о многом задуматься, и она погрузилась в свои мысли. Девушка думала о нелегкой судьбе внебрачных дочерей Нарциссы и Беллатрисы, о том, что Андромеда, которая была сестрой им обеим, в итоге оказалась от них дальше всех. Гермиона знала Вальбургу Блэк, сестру Друэллы, по ужасному портрету в доме Сириуса и пришла к выводу, что сестра не сильно отличалась от нее. Но девушка уловила еще одну заинтересовавшую ее фразу. Блез сказала, что в чистокровных семьях решение по поводу свадьбы принимают родители. И Гермиону взволновало это. Ведь теперь она была чистокровной. Девушка никогда не думала, что выйдет замуж не по своему желанию и не за любимого. И тем более она не могла предположить, что выбор за нее будет делать Беллатриса Лестрейндж. Гермиона усмехнулась. А что из всего происходящего она МОГЛА предположить?

— Мерлин, до завтрака всего пятнадцать минут! — вдруг воскликнула Блез и кинулась в ванную.

Гермиона же встала с кровати соседки и подошла к зеркалу. Она взглянула на свое отражение и отшатнулась. На нее смотрели глаза Беллатрисы Лестрейндж. В этом не могло быть сомнения. Они были точно такие же, как и у нее: темно-карие и большие. А волосы… такие же спутанные, как и у ее матери, и всего на пару тонов светлее. Через несколько секунд наваждение прошло, и Гермиона поняла, что в зеркале она видит всего лишь саму себя. Только теперь девушка видела в себе черты Беллы. Как она могла не замечать все эти годы, что так похожа на Беллатрису? Ответ прост: Гермиона просто никогда не задумывалась об этом. Так же, как и ее друзья.

***

Блез стояла под горячей водой и думала о своей новой соседке. Бедная девочка. Она ведь даже не представляет, что ее ждет. Или представляет? Раньше ей всегда казалось, что гриффиндорцы наивные и открытые. Блез считала, что понять их не составит труда. Но теперь она в этом сомневалась. Гермиона не хотела ничего говорить. Сначала слизеринка списала это на шок, но сейчас ей казалось, что Гермиона что-то задумала и не хочет об этом говорить. И, скорее всего, это что-то очень глупое и опасное, как ее попытка проникнуть в Хогвартс незамеченной. Все-таки Гермиона – самая настоящая гриффиндорка. Наивная, по-глупому храбрая и добрая. Как же сложно ей придется в этом слизеринском гадюшнике, где все подставляют друг друга, где никто не показывает свои чувства и всем плевать на тебя.

Когда Блез вышла из ванной, она застала Гермиону за интересным занятием: девушка занавешивала зеркало какой-то черной тряпкой.

— Кто-то умер, пока я была в душе? — не сдержавшись, сказала Блез, ведь она все-таки была слизеринкой.

Гермиона обернулась. Ее лицо было бледнее обычного, а в глазах стояли непролитые слезы. Девушка опустила руки и прошептала:

— Мы так похожи…

Блез все поняла. Она подошла к девушке и положила руку ей на плечо.

— Не так уж вы и похожи.

— Волосы…и глаза…

— Ты можешь постричься или перекраситься, а глаза можно по-другому накрасить, и все. Если хочешь, мы займемся всем этим после уроков. — Блез ободряюще улыбнулась. — Но если мы хотим успеть на завтрак, нам нужно спешить.
Гермиона покачала головой.

— Я никуда не пойду. Я не смогу встретиться с ними.
Под «ними» она, вероятно, имела в виду ее бывших друзей.

— Как я буду смотреть им в глаза после всего. — Продолжала Гермиона. — Нет, я не могу.

— Ты не виновата в случившемся. — Твердо сказала Блез. — И ты пойдешь!

Слизеринка бросилась к шкафу и, порывшись в нем, вынула темные очки.

— Надень, это поможет. — Сказала она и протянула их Гермионе.

Через несколько минут они вместе покинули комнату и начали подниматься по лестнице в слизеринскую гостиную. Гермиону ждал трудный день.

***

Драко проснулся невыспавшимся. До четырех часов ночи он не мог уснуть, думая о своей новоявленной кузине. Кузиной, по сути, она ему не была, но вряд ли она об этом знала. Малфою было искренне жаль бывшую гриффиндорку. Она попала в совершенно чужой для нее мир лжи и обмана, но осталась такой же наивной девочкой. Судя по вчерашнему разговору, Гермиона собиралась скрыть известную ей информацию о Поттере от Темного Лорда. Ради этого она была готова терпеть пытки и даже умереть. Драко не понимал ее, ведь он своими ушами слышал, как мелкая Уизли сказала, что друзья ее бросили. Малфой после такого хотел бы отомстить им, а эта Грейнджер (Черт! Лестрейндж!)готова защищать их любой ценой.

В конце концов, Драко списал этот парадокс на глупую гриффиндорскую натуру и переключился на другие мысли.
Его сон сбывался. Когда Драко увидел Гермиону в Большом зале, он не открыл рот от изумления. Она была точно такой же, как и в его сне – растерянной и отчаявшейся. Ее взгляд точно так же перебегал с одного факультетного стола на другой. Малфой знал, что у него было не просто чувство дежа вю, он уже ВИДЕЛ именно эту сцену в своем сне.
«Только вот вещих снов мне не хватало!» — подумал он.

И самым плохим было то, что у Драко было нехорошее предчувствие, что это еще не все. Парень вспомнил последнюю фразу Гермионы из сна: «Все изменится». Именно это он и сказал вчера реальной Гермионе. И Малфой очень волновался по поводу того, что же еще должно измениться.

В итоге Драко решил, что подумает об этом завтра, а лучше лет через десять, или вообще не будет думать о всякой ерунде. И он уснул, но, не проспав и трех часов, услышал звон будильника.

Малфой нехотя поднялся и отправился в ванную. К тому времени, как он вышел оттуда, все его соседи уже с криками стучались в дверь. Не обращая на них внимания, Драко оделся и поднялся в слизеринскую гостиную.

Там толпились первокурсники. Пэнси нигде не было видно. Видимо, она решила поступить так же, как он: просто скинуть на него обязанности старосты и все. Драко тихо выругался и отправился к детям.

— Эй, мелкота, быстро все за мной! Кто отстанет, останется навсегда в страшных темных подземельях! — заорал Малфой и направился к дверям. Первокурсники, испуганно сжавшись, последовали за ним.

***

Рона разбудил яркий луч солнца, врывающийся в комнату через узкую щель между тяжелыми темно-зелеными гардинами и светивший прямо в глаза парню. Рон открыл глаза и, не спеша, поднялся с постели. Он подошел к письменному столу, выдвинул ящик и достал письмо, адресованное Гермионе. Парень перечитал его еще раз и спрятал в нагрудный карман. Если все пойдет по плану, то его сову не будут проверять, а значит слишком заморачиваться с шифровкой необязательно. Но Рон все равно весь вчерашний вечер провел, сочиняя это письмо. Для него было очень важно донести именно то, что он хотел ей сказать, и при этом не поставить ее в неловкое положение, ведь парень не знал, где сейчас находится подруга.

Рон последний раз окинул взглядом комнату и отправился будить Гарри. Друг выглядел довольно плохо, словно он не спал полночи. Вместе они спустились на кухню, где их уже ждал горячий кофе и сладкие булочки. Проглотив завтрак, они поднялись в вестибюль.

На верхнюю ступеньку крыльца они вышли с особой осторожностью — на окутанной туманом площади так и торчали двое Пожирателей смерти с опухшими от бессонной ночи рожами. Гарри и Рон вместе трансгрессировали под мантией-невидимкой и очутились в узеньком проулке, где должно было начаться выполнение первой части их плана. Если не считать двух мусорных баков, в проулке было пусто, первые сотрудники Министерства обычно появлялись здесь не раньше восьми утра.

— Ну, так, — взглянув на часы, сказал Гарри, — он будет минут через пять. И когда я его оглушу…

— Я знаю, Гарри, — твердо сказал Рон. — Подожди, я только открою дверь.

Он ткнул палочкой в запертую на висячий замок густо изрисованную дверь пожарного выхода, и дверь со скрежетом распахнулась. Темный коридор за ней вел, как они выяснили во время разведывательных вылазок, в пустой демонстрационный зал. Рон захлопнул дверь, чтобы та выглядела по-прежнему запертой, и нырнул под мантию. Они с Гарри стали ждать.

Через минуту с небольшим раздался тихий хлопок, и примерно в футе от них возник трансгрессировавший министерский работник. Гарри тотчас оглушил маленького, похожего на хорька волшебника. Вдвоем они затащили его в темный, ведший за кулисы зала коридор.

Рон выпил оборотное зелье и превратился в точную копию человечка за дверью. Они снова накинули мантию-невидимку. Прошло несколько минут, и в проулке с громким треском появился рослый мужчина в развевающейся мантии. Они оглушили его и спрятали там же, где и первого волшебника.
Через минуту Гарри превратился в Ранкорна. Имя они узнали, порывшись в портфеле волшебника. Там же они нашли жетоны, нужные для входа в Министерство.

Из проулка они вышли вместе. По тротуару двигалась масса людей, направляясь к ограде из черных металлических пик, возвышавшейся ярдах в пятидесяти отсюда, примыкая к двум лестничным маршам — один был обозначен буквой «М», другой буквой «Ж».

Гарри и Рон присоединились к множеству странновато одетых мужчин, спускавшихся в обычный на первый взгляд подземный общественный туалет с выложенными черной и белой плиткой стенами. Друзья вошли в смежные кабинки. Справа и слева от них слышались звуки сливаемой воды. Гарри присел на корточки, заглянул под не доходившую до пола перегородку — как раз вовремя, чтобы увидеть, как две ноги в сапогах улезают в унитаз. А, повернувшись налево, увидел ошалело моргающего Рона.

— Нам придется смывать себя в унитаз? — прошептал Рон.

— Похоже на то, — пробормотал в ответ Гарри, обнаружив при этом, что голос у него теперь низкий и сиплый.

Они встали. Ощущая себя полным идиотом, Гарри втиснул обе ноги в унитаз.

И сразу понял, что все делает правильно — туфли, ноги и мантия остались совершенно сухими, хоть он и стоял в воде. Гарри протянул руку к цепочке, дернул, и в следующий миг, пролетев по короткому лотку, выкатился из камина Министерства магии.

Он неуклюже поднялся на ноги — тело его было непривычно большим. Огромный атриум казался более темным, чем тот, какой запомнился Гарри. Раньше в центре его бил золотой фонтан, отбрасывавший переливистые пятна света на полированный деревянный пол и на стены. Ныне над всем царила колоссальная статуя из черного камня. Выглядела она устрашающе — огромное изваяние колдуна и колдуньи, которые, сидя на украшенных резьбой тронах, взирали сверху вниз на выкатывавшихся из каминов чиновников Министерства. На цоколе статуи были выбиты слова, состоявшие из букв высотой в фут каждая: МАГИЯ — СИЛА.

Что-то больно ударило Гарри сзади по ногам — из камина за его спиной вылетел еще один чародей.

— Уйдите с дороги, вы что… О, извините, Ранкорн! — явно испугавшийся лысеющий волшебник поспешил смыться. По-видимому, Ранкорна, которого изображал Гарри, здесь побаивались.

Они присоединились к потоку волшебников и волшебниц, направлявшихся к золотым воротам в дальнем конце вестибюля. Гарри наклонился и прошептал Рону на ухо:
— Что будем делать дальше?

Рон очень надеялся, что Гарри задаст этот вопрос, и ответ у него уже был готов.

— Давай разделимся. Я пойду в кабинет Амбридж, а ты следуй за ней самой. И лучше, если ты отдашь мне мантию.

— Отлично! Только где ты видишь эту жабу?

Вместо ответа Рон кивнул на маленькую толстую фигурку, стоящую у самых дверей в лифты. Гарри протянул Рону мантию и без дальнейших обсуждений двинулся в сторону Амбридж.
Парень незаметно спрятал ее за пазуху и направился к соседнему лифту. Рон шагнул в только что подошедшую кабину. За ним последовало еще несколько министерских работников. Лифт поехал вниз. Когда он, наконец, доехал до первого уровня, в кабине остался только Рон. Другие волшебники вышли на остальных уровнях.

Он вышел из лифта. Золотые решетки лязгнули, закрываясь за его спиной. Рон вытащил мантию-невидимку, накинул ее на себя и двинулся в сторону, где предположительно находился кабинет Амбридж.

Внимательно вглядываясь в имена на табличках, Рон свернул за угол и, пройдя новый коридор до половины, оказался возле двери, на табличке которой значилось:

«Долорес Амбридж: Вторая заместительница министра».

Рон посмотрел сначала в одну сторону, потом в другую, проверяя, нет ли кого-нибудь в коридоре. Но он был пуст. Никто не мог увидеть странную картину: самооткрывающуюся и закрывающуюся дверь.

Рон повернул ручку, проскочил в кабинет Амбридж и закрыл за собой дверь. Он поднял палочку и негромко произнес:

— Акцио медальон.

Ничего не произошло, да Рон ничего и не ожидал. Он был почти на сто процентов уверен, что крестраж был сейчас на Амбридж. Во-первых, он видел, как блеснула цепочка на ее шее, а во-вторых, из выреза блузки выглядывал крупный предмет, похожий на медальон. Гарри этого не заметил, потому что когда Рон указал ему на Амбридж, она уже повернулась к ним спиной. А друг не собирался говорить ему об этом, потому что его задачей было поскорее избавиться от Гарри.

И все же Рон тщательно обыскал кабинет. Ведь он же мог и ошибиться. Но медальон все равно не нашелся. Парень достал из-под мантии маленький пузырек с зельем, снял короткий волос с кресла Амбридж и кинул его во флакончик. Зелье окрасилось в темно-малиновый цвет. Рон выпил его и закашлялся. Точная копия Долорес Амбридж переоделась в ее одежду, найденную в шкафу, и накинула мантию-невидимку. Рон вынул из ящиков перья, конверт и печать с выдавленной буквой «М». Парень подписал письмо именем Амбридж и запечатал. Еще одним плюсом оборотного зелья было то, что почерк волшебника тоже изменялся. Закончив, Рон разложил все по местам и покинул кабинет.

Он направился в почтовую секцию. Ему было некомфортно в теле Амбридж. Она была намного меньше и толще парня, а еще он ее ненавидел. Конечно, не так, как Гарри, но все же она была ему очень неприятна. Но Рон успокаивал себя тем, что делает все это ради Гермионы.

Когда парень приблизился к предпоследнему коридору, он скинул мантию-невидимку и направился к дверям, возле которых стояли двое охранников. Они подобострастно поприветствовали его и распахнули двери. Рон вошел в совятню, и они захлопнулись за его спиной.

Взяв одну из министерских сов, он привязал письмо к ее лапке и выпустил в окно. Рон проводил взглядом удаляющуюся птицу и вышел из совятни. Не сказав ни слова охранникам, парень завернул за угол и снова накинул на себя мантию-невидимку.

Рон достал еще один флакончик с недопитым зельем и вернул себе образ маленького волшебника из переулка. Он понятия не имел, что делать дальше, и поэтому отправился в атриум. И, как оказалось, правильно сделал, потому что, едва выйдя из лифта, он увидел занимательную картину под названием «Гарри Поттер спасает маглорожденных или снова валяет дурака».

Через весь атриум к каминам несся Гарри в теле Ранкорна, а за ним бежала кучка людей. При этом друг вопил: «Эти люди должны немедленно покинуть Министерство».

— Черт, его же сейчас разоблачат! — подумал Рон.

И точно, из соседнего лифта вылетел Яксли с воплем:
«Немедленно перекрыть все камины!».

Рон кинулся к Гарри. Тот, похоже, не понимал, откуда взялся Пожиратель смерти и беспомощно озирался. Рон схватил друга, и они вместе прыгнули в камин. Несколько секунд их крутило так и этак, а затем оба вылетели из унитаза в кабинку. Гарри распахнул дверь.

— УХОДИМ! — заорал Рон и, схватив Гарри за руку, крутнулся на месте. Последнее, что он увидел, был Яксли, несущийся прямо на них.

Темнота, ощущение стягивающихся пут, но что-то было не так. Рука Гарри выскальзывала из ладони Рона. Сначала он не мог понять, что происходит, но потом догадался, что, наверное, это Яксли вцепился в другую руку друга.
Рону казалось, что он вот-вот задохнется, дышать было нечем, он ничего не видел и понятия не имел, что делать. Рон успел подумать только: «Лес Дин», а потом его поглотила тьма.

---

Продолжение следует...Форум

---