Весь день мы проводим в лагере, щёлкаем семечки и поедая вяленую говядину. Джаспер и Майк в перерывах пьют пиво, а за обедом приканчивают ещё по одной банке, и, в итоге, весь день у них проходит в пьяном угаре. Лорен и Джессика валяются в шезлонгах, загорая на солнце, попивая вино из холодильника, вновь переживая два последних года в школе и все потрясающие события, которые там произошли. Я слушаю всё это, но прислушиваюсь только в те моменты, когда речь заходит об Эдварде.
По кусочкам, я узнаю, что Эдвард и Лорен вместе пошли на выпускной вечер, и что Эдвард отличник. Он капитан баскетбольной команды и устраивает самые помпезные вечеринки, когда его родители уезжают из города. Их разговоры наводят меня на вопросы о нём. Устроит ли он вечеринку, когда вернётся домой? Я помню, он говорил мне, что совершил ошибку, когда переспал с Лорен, но, тогда, что всё это значит? Это беспокоит меня, и я задаюсь вопросом, что я, в сущности, знаю об Эдварде. Я не знаю его так, как знают эти люди. Я не знаю его так, как знает его Лорен. А если я не знаю его, как я могу доверять тому, что чувствую к нему? В моей голове полный беспорядок, все мысли спутались, и я чувствую себя ужасно, что подслушиваю их разговор в надежде больше узнать о нём.
– Ты такая красивая, Белла, у тебя есть парень? – с робкой улыбкой на лице
спрашивает меня Джессика.
– Эм… нет. Я, на самом деле, ни с кем не встречаюсь, – бормочу я, надеясь, что мой ответ подавит их любопытство.
– Да не уж то? А что насчет либерального хиппи Гаррета? – спрашивает Элис, приподнимаясь на локтях.
Мне хочется задушить её. Я смотрю на неё, и она одними губами мне шепчет «искра», и мне интересно, по какой причине она это делает.
– Он просто друг, – не задумываясь, говорю я, и слышу, как Эдвард фыркает.
Все взгляды обращаются к нему, он смотрит в свой альбом, что-то рисуя, а потом поднимает взгляд на нас.
– Ой, извините, просто вспомнил кое-что смешное.
Его глаза горят, и я смотрю на него с презрением. По крайней мере, я надеюсь, что у меня получилось презрение, потому что именно это чувство я сейчас испытываю к нему.
– Что-то вроде друга с привилегиями? – спрашивает Лорен, растягивая слова.
Я чувствую взгляд Эдварда на себе. Он тоже ждёт моего ответа.
– Нет, он мой партнер в фотографическом классе. Иногда ходим есть мороженое, – отвечаю я, удерживая свой взгляд на Эдварде.
Он скрипит зубами, и я злобно смотрю на него. Как он смеет?! Он может трахаться с какой-то курицей, потом привозит её сюда, к нам, и я должна выглядеть при этом полностью равнодушной? А мне нельзя даже поесть мороженого с каким-нибудь глупым парнем? Именно поэтому мы и не можем быть больше, чем друзьями.
– О, Боже, это так романтично! Это ведь так горячо – находиться вдвоём в тёмной комнате, не так ли? Правда? – Джессика уводит тему в сторону своих сексуальных фантазий.
Я радуюсь, что этот разговор закончен. Я стараюсь больше не смотреть на Эдварда, но до сих пор чувствую на себе его взгляд.
Я пытаюсь сосредоточиться на книге, которую пытаюсь читать, но изматывающая жара не даёт полностью расслабиться. Мальчики на время бросают играть в футбол и бегут купаться. Эммет плещется с Роуз, Элис и Джейкоб катаются на камерах позади лодки, но у меня нет сил, чтобы составить им компанию. Эдвард что-то печатает на своем ноутбуке, Джаспер что-то наигрывает на гитаре. Майк и Джессика набрасывают различные вариации «похода в горы», а Лорен жует жвачку, надувая огромные розовые пузыри, которые оглушительно лопаются. В конце-концов мне всё это надоедает, я не могу больше это выносить.
Сняв с себя футболку и шорты, я бросаю их на свой стул и остаюсь в своем слитном спортивном синем купальнике, который выглядит ужасно в сравнении с бикини остальных девушек, и иду к воде. Я плаваю на спине, скучая по комфорту прошлого лета, и думаю, что возможно, мне удаться уговорить Эммета, чтобы он отвёз меня сегодня на пристань. Просто, скорей всего, будет трудно разделить спальные места в палатке. У нас две палатки на десять человек, и, без сомнений, Эдвард захочет переночевать со своими друзьями. А это означает, что я буду в палатке с Роуз, Эмметом, Элис и Джейкобом. Мне ненавистна мысль, что Эдвард будет в одной палатке с Лорен; их ноги переплетутся, их прикосновения, прерывистое дыхание и поцелуи… и все это в нескольких шагах от меня. Может быть, мне просто остаться сегодня ночью в лодке?
Почему я такая ужасная и ревнивая? Настоящая сука! Я противна себе из-за того, что не хочу, чтобы Эдвард был счастлив с Лорен. Если он любит её, то он должен быть с ней. Это настолько нечестно – думать, что раз мне так плохо, то и ему я не могу желать счастья с другой. Он ничего мне не должен. Это не должно быть таким сложным.
Мне ненавистна эта зависть, которую я обнаружила в себе. Раньше я никогда не была ревнивой, но, опять же, раньше я никогда ни о ком так не заботилась, чтобы испытывать ревность. Я привыкла принимать вещи такими, какими они были. Это же было похоже на то, что часто повторял отец: «Всегда найдётся кто-то, кто будет лучше тебя, но всегда есть и тот, кто хуже тебя». И это даёт надежду. Я хочу сказать, что Эдвард по-прежнему всё ещё мой друг. Всё так, как и должно быть.
Эммет возвращается как раз вовремя, чтобы начать приготовление барбекю и хот-догов. Над пылающим костром он ставит железную решетку, и мы сразу же начинаем жарить сосиски на проволочной решетке. Вечером мне становится немного спокойнее, уже темно и я не могу теперь хорошенько рассмотреть мускулистую грудь и живот Эдварда, и воспоминания о том, что я чувствовала, когда прикасалась к ним, не такие яркие. По-прежнему, очень жарко, и мы часто купаемся, чтобы охладиться. Я убрала волосы в пучок, чтобы они не болтались по спине.
– Эй, Белла, будешь пиво? – спрашивает меня Джаспер, пока я смотрю на костёр, восхищаясь красотой оранжевых и красных языков пламени, которые по бокам облизывают яму.
Я поднимаю взгляд, ожидая запрещающего окрика брата, но Эммет полностью поглощён Роуз. Ох, выколите мне глаза!
– Белла не любит пиво, – говорит Эдвард, принимая из рук Джаспера банку.
Он открывает её и полностью выпивает в несколько больших глотков. Почему меня это так раздражает? Как будто он знает обо мне всё, а я совершенно ничего не знаю о нём.
– Да, я буду, – с негодованием говорю я.
Джаспер улыбается и подаёт мне пиво из холодильной сумки. Я начинаю открывать банку, как из неё тут же поднимается пена и выплескивается мне на грудь, колени и руки.
– Дерьмо! – проклинаю я судьбу, слизывая жидкость с рук.
На мои колени падает полотенце, я поднимаю голову вверх и натыкаюсь взглядом на Эдварда, в его глазах танцуют огоньки, я взволнованно и быстро бормочу слова благодарности и привожу себя в порядок. Он снова садится в своё кресло, а Лорен садится на песок рядом с ним, спиной облокачиваясь на его ноги. И это больно, очень больно видеть их вот так вместе. Ужасно больно. Я подношу банку к губам и начинаю пить пиво, совершенно не чувствуя вкуса; я просто глотаю жидкость, пока она не заканчивается.
Джаспер кричит «ура» и бросает мне ещё одну, я же просто хочу ничего не чувствовать. Я выпиваю ещё одну банку, и в этот раз пена попадает мне в нос, что заставляет меня рассмеяться. Неожиданно, рядом со мной, на полотенце опускается Элис, с пакетиком травки в одной руке и косячком в другой; а с другого бока приваливается Джейкоб, его горячая тяжёлая рука опускается мне на плечо. Он подносит к моим губам что-то из бумаги, я вдыхаю много раз, как это обычно делает Джейкоб. В мои лёгкие попадет дым, он заставляет меня подавится, поперхнуться и вызывает кашель. Но мне уже всё равно; у меня в руке есть ещё банка пива, а главное, я больше не вижу Эдварда.
Эммет снова рассказывает историю о Трэкерах, и высказывает свои предположения, что они были похищены инопланетянами. Это его любимая тема, когда он выпьет.
– На самом деле, инопланетяне? – шепчет Джессика, вглядываясь в небо, и я фыркаю. – Интересно, а они могут видеть нас?
– Я уверен, что они могут увидеть всё, что захотят. Их технологии, скорее всего, очень продвинуты, – размышляет Эммет.
– И зачем они прилетают в наш дерьмовый захудалый городишко? За рыбой? Почему, чёрт возьми, они прилетают сюда, Эммет? – спрашиваю я, и мой голос полон сарказма.
– Ты же знаешь, что мы находимся в нескольких милях от места, где испытывают ядерное оружие. Если бы ты вела инопланетную жизнь, исследуя другие планеты, куда бы ты отправилась прежде всего? – упорствует Эммет.
– В Лас-Вегас. Я бы отправилась в проклятый Лас-Вегас, – выпаливаю я.
Элис смеётся.
Ещё несколько банок пива, и я уже совсем себя не контролирую. Я делаю ещё одну затяжку, бумага тлеет и дым щекочет ноздри. Скалы и звёздное небо начинают вращаться вокруг меня, даже когда я закрываю глаза, и я не могу понять лежу я или лечу. Но, всё же, я лежу на спине, потому что своей потной кожей чувствую песок и камушки. Тут Джейкоб нависает надо мной, и звёзды вращаются вокруг его головы. Они кажутся такими близкими, как будто можно достать и сорвать с ночного неба эти белые пятнышки. Я поднимаю свою тяжёлую руку и пытаюсь схватить звезду, открывая и закрывая кулак рядом с головой Джейкоба.
– Ты повзрослела, малышка Свон, – говорит он.
Я смеюсь, потому что вот уже три года, как никто не называет меня так, и из уст Джейкоба это звучит очень смешно.
– Что ты делаешь?
– Я только… я просто… я хочу схватить звезду, – сквозь смех произношу я.
Мне самой смешно от своих слов. Я поворачиваю голову, смутно осознавая, что голова Джейкоба лежит на моем плече, и его тело трясётся от смеха. Я пытаюсь сесть. Элис лежит рядом со мной, выпуская из своих розовеньких губ колечки дыма. Джаспер, зажав сигарету во рту, наигрывает что-то на гитаре, Майк в это время напевает жалобную песню о ненависти к самому себе, – я никогда раньше не слышала её. Мой брат исчез, наверное, где-то с Роуз наслаждаются своими псевдо-отношениями. Джессику рвёт в кустах, а Лорен придерживает её длинные вьющиеся волосы, и я начинаю хихикать. И тогда мой взгляд падает на Эдварда.
Он все еще сидит в своем кресле. Ногами упираясь в песок, руками крепко держась за подлокотники, он пристально смотрит на меня.
Он просто сидит и прожигает меня взглядом. Я сдерживаю смех и затаиваю дыхание. Я почти не дышу, когда смотрю в его зелёные глаза, в которых отражается красный цвет костра. Его зубы сжаты, лицо напряжено, и он не отводит от меня взгляда.
– Белла, пойдём, прогуляемся, – губы Джейкоба целуют мою кожу на шее.
Я чувствую его горячее дыхание около уха: я никогда не могла себе представить, что меня будет тошнить от звука своего имени.
– Белла, кто-нибудь хоть раз целовал тебя под звёздами?
– Да, – шепчу я, и мои глаза наполняются слезами, когда я смотрю в огненно-зелёные глаза, и понимаю, что больше не могу этого терпеть.
Губы Джейкоба, по-прежнему, у меня на шее и я чувствую, что ещё чуть-чуть, и я сломаюсь, и расплачусь прямо тут, на глазах у всех, а я не могу себе такого позволить. Мне нужно выбираться отсюда.
– Прекрати, Джейкоб, хватит, – руками я упираюсь в его плечи, отталкивая его подальше от себя, но он хватает меня за руку, пальцами впиваясь в кожу.
– Белла, пойдём. Разве ты не почувствовала этого, только не говори мне, что ты сейчас не чувствовала того же, – продолжает Джейкоб.
Он не обращает внимания ни на мои слова, ни на мои действия, а я смотрю на Эдварда, который сидит на краешке кресла безумно раздражённый.
– Всё, что я чувствую, – это то, что мне плохо. Мне нужно пойти искупаться, – мой голос дрожит, я вырываюсь из захвата его рук и иду к воде.
Неуклюже забираясь в лодку, тяну к себе за верёвку одну из больших камер, что привязаны за бортом. Эта веревка осталась от прошлой прогулки Эммета по реке, и с её помощью я перебираюсь на нос лодки.
Забираюсь в камеру, устраиваюсь так, чтобы мои ноги свисали с края, и позволяю течению реки унести меня подальше от бухты. Я плачу. Сижу в резиновой камере, окружённая тёплой водой, которой заполнена нижняя часть моего маленького святилища, и рыдаю – эффект алкоголя и травки всё ещё очень действует на мое подсознание. Как я попала сюда, как эти глупые летние «ходячие кошельки» могли сломить меня? Почему я позволяю Эдварду Каллену иметь такое влияние на меня?
– Белла? – я чувствую, как тёплая и влажная рука касается моей ноги, и, спохватившись, поворачиваю голову.
– Могу я посидеть на твоей камере? – запыхавшись, спрашивает Эдвард, держась на воде.
Его влажные волосы падают на глаза, и он смотрит на меня сквозь свои тёмные ресницы.
– Нет, уходи, – бормочу я.
Мне не хочется, чтобы кто-нибудь видел меня в таком состоянии,– глаза опухшие, сердце плачет.
– Белла, просто уступи мне немного места. Я плыл сюда всю дорогу сам и если ты не подвинешься, то я потеряю сознание и утону. Хочешь, чтобы моя смерть была на твоей совести? – шутит он и улыбается.
Я снова возвращаюсь к обороне, я не хочу его видеть.
– Иди, возьми себе свою камеру, – настаиваю я, и чувствую, как он с силой цепляется за другую сторону камеры и забрасывает на неё ногу.
– Нет, я не хочу свою собственную камеру. Я хочу разделить с тобой одну на двоих.
Сначала появляется его лицо, потом плечи, ноги и вот он уже весь лежит на небольшом пространстве камеры, его мокрое тело прижимается ко мне, и у меня не остаётся сил с ним спорить. Мы сидим бедро к бедру, его длинные ноги под моими руками, а я своими ногами касаюсь его таза. Пальцем он проводит по шраму на моем колене, щекоча повреждённую кожу, и я начинаю задыхаться.
– Я не должна позволять тебе прикасаться ко мне, – бормочу я.
Это моё правило для этого лета. Никаких касаний.
– Ну, это дерьмовое правило, – говорит Эдвард, теперь уже выводя рукой круги на моём колене.
– Эдвард, прекрати. Просто остановись, пожалуйста, – шепчу я, и на мои глаза наворачиваются слезы.
– Я не хочу останавливаться, – дерзко ворчит Эдвард.
– Ну, ты должен, – резко отвечаю я, мягко отталкивая его руку от своей ноги. – Боже, Эдвард, твоя девушка вот там.
– Лорен – не моя девушка. И никогда ею не была. Это было только… один раз. Она здесь, потому что у Джессики слишком длинный язык, поэтому она пригласила свою подругу. Ничего нет между нами, Белла, – Эдвард снова кладёт руку мне на колено.
Я щурюсь, слова Эдварда находят отклик в моей голове. Он ошибается, между ними есть всё.
– Ты можешь обманывать меня, – замечаю я, проводя руками по ногам, рассерженная, что не побрила ноги. – Я не должна ревновать тебя.
Это ещё одно моё правило. Не ревновать.
– А ты ревнуешь? – спрашивает Эдвард, и его губы растягиваются в улыбке.
– Понятное дело, – я закатываю глаза.
Эдвард снова проводит пальцем по шраму, посылая мелкую дрожь по всему моему телу, вызывая покалывание в ногах.
– Ты не достаточно хорошо это скрываешь, – дразнит Эдвард.
Я опять сбрасываю его руку с колена.

– Мне просто становится противно, когда я думаю, что эти твои друзья знают ту твою сторону жизни, которую я не знаю. Я хочу сказать, про меня ты знаешь всё, ты видишь и знаешь всё о моей жизни. Во мне нет ничего такого, чего бы ты не видел, Эдвард, – пытаюсь я объяснить.
– О чём ты говоришь? Ты самый непонятный и запутанный человек на этой планете. Это так похоже на тебя, – держать все свои мысли глубоко взаперти в своей голове, и мне приходиться играть с тобой в двадцать вопросов, чтобы понять, какого чёрта, ты думаешь. Это выводит меня из себя! – раздраженно говорит Эдвард.
Я снова смотрю на небо, пытаясь понять эти чувства и пытаясь найти слова, чтобы объяснить их. Это так трудно, потому что я даже не знаю, что хочу объяснить.
– Кем ты хочешь стать, когда вырастешь? – улыбаясь, спрашиваю я, потому что кажется, что мы уже выросли.
Мы похожи на взрослых, но есть ещё крошечная часть меня, которая всё ещё хочет быть маленькой девочкой, которая купается в мамином бассейне и представляет себя лаундж певицей.
– Я буду доктором, как и мой отец, – спокойно ответил он. – В сентябре я иду учиться в Университет Вашингтона, а затем поеду в медицинскую школу в Сиэтле. Как и мой отец.
– Нет, я спросила, кем ты хочешь стать? Я вот, например, всегда мечтала стать лаундж-певицей в Лас-Вегасе, – признаюсь я, и он удивлён. – О, да ладно, неужели это действительно очень трудно представить?
– Да нет, я уже вовсю представляю тебя в блестящем платье, раскинувшейся на рояле.
Эдвард смеётся, и я легонько пинаю его ногой по ребрам.
– Это не мечта. Мечта должна идти из глубины твоего сердца. Кем бы ты на самом деле хотел бы стать в будущем, – настаиваю я.
Эдвард ничего не говорит. Он снова гладит моё колено, его взгляд сосредоточен на узоре, который он выводит на моей коже.
– Это не имеет значения. Я никогда не смогу стать им, – бормочет Эдвард.
Я закатываю глаза.
– Да ты сможешь! Ты можешь исполнить любую свою мечту. Тебе не нужно беспокоиться о деньгах, или обстоятельствах. У тебя есть все возможности, и всё, что тебе нужно сделать, – это просто протянуть руку и взять, – спорила я.
– Всё не так просто, Белла. Не всё, что я хочу, можно купить, – Эдвард пристально смотрит на меня сквозь волосы, которые падают ему глаза, сжав руку на моём колене. – Не всё можно получить с помощью чека.
– Я знаю, Эдвард. Но, просто притворись. Если бы ничего тебе не мешало, кем бы ты стал?
Он улыбается, в глазах танцуют огоньки, и постепенно разжимает свою руку на моём колене, снова легонько поглаживая.
– Я бы хотел играть на фортепьяно для лаундж-певицы, – говорит он.
И я глубоко вздыхаю. Такого ответа я не ожидала.
Мне так сильно хочется, чтобы это было правдой, что я вижу эту картинку почти наяву. Эдвард великолепен в черном смокинге, вот он собирается сесть за рояль, вот его длинные пальцы летают над белыми клавишами. На мне надето красивое сапфиро-голубое, расшитое блёстками платье, мои волосы рассыпаны по моим плечам мягкими крупными завитками. И, на одну минуту, я забываю о реальности, представляя, что всё так и есть. Эдвард и я живем в пентхаусе в одном из роскошных отелей в Лас-Вегасе, каждую ночь мы занимаемся любовью, каждое утро мы просыпаемся вместе и едим мороженое на завтрак. Всё это так смешно, но я позволяю себе отдаться этим фантазиям на несколько минут, только лишь одна проклятая минута истинного счастья, прежде чем я снова опускаюсь на землю, отталкивая от себя все эти фантазии.
Долгое время мы молчим, и мне становится интересно, а вдруг он тоже себе это представил, вдруг он тоже фантазирует.
– Я действительно не хочу быть врачом, – шепчет Эдвард. – Это впервые, когда я говорю об этом вслух.
– Тогда ты не должен им становиться, Эдвард. Ты не должен делать того, чего не хочешь, – говорю я. – Пиши или играй на фортепьяно, или в баскетбол, ты волен делать всё, что хочешь.
Эдвард фыркает:
– Скажи это моему отцу. Ты знаешь, он ни разу не пришёл на мою игру. Я привёл свою команду к выигрышу в чемпионате штата, а он даже не появился на трибуне. Он позволяет мне играть, лишь потому, что это хорошо скажется при поступлении в колледж.
– А я боюсь, что застряну на этой пристани до конца своей жизни, – выкладываю я свои страхи, позволяя ему залезть себе в голову. – Мне, на самом деле, даже не нужно поступать в колледж. Я уже знаю всё, что необходимо для работы на пристани. Платить за колледж будет пустой тратой денег и времени.
– Ты должна стать фотографом, делать снимки и продавать их. Ты можешь сделать это. Преврати свой талант в машину для зарабатывания денег, и тогда ты не будешь нуждаться в пристани.
– Не то что бы я нуждаюсь в пристани, Эдвард. Пристань, папа, брат – они нуждаются во мне. Я не могу просто взять и уйти, не могу просто взять и уйти от своей семьи, – подчёркиваю я.
Поверь мне, я бы смогла спокойно прожить без пристани.
– Когда мне было четыре года, мама стала заставлять меня брать уроки игры на фортепьяно. Один год, а потом она умерла. Она хотела, чтобы я получил всестороннее образование, посещал внеклассные занятия и прочее дерьмо.
Он снова выводит круги на моем колене, но я больше не раздражаюсь, и не требую, чтобы он остановился. Я просто слушаю, стараясь впитать в себя каждое слово.
– Первую песню, которую я выучил, была Twinkle, Twinkle, Little Star. Я играл её для мамы, прежде чем она умерла. Я не помню этого. Папа рассказал мне. Отец сказал, что мама так гордилась мной в тот день и это всё, чего я хочу добиться. Я хочу, чтобы мама мной гордилась. Я хочу стать таким человеком, которого она хотела видеть во мне. Вот почему я до сих пор играю на фортепьяно, потому что она этого хотела. Но также она хотела, что бы я стал доктором, и я не могу даже вынести мысли, чтобы не оправдать её надежд. Я лишь хочу, чтобы она всегда гордилась мной.
Раньше я никогда не слышала, чтобы Эдвард так говорил о своей матери. Если честно, я раньше едва слышала о ней пару слов. Я не могла поверить, что он поделился этим со мной и позволяет мне увидеть его таким уязвимым. У меня нет слов. И я не знаю, нужно ли мне что-то говорить. Все те слова, что сейчас крутятся у меня в голове, звучат как-то неискренне в сравнении с его признанием.
– Я никогда никому раньше не рассказывал об этом, – Эдвард проводит рукой вниз, касаясь моей голени, руками крепко обхватывая мои ноги.
Он обнимает меня за ноги. Ему просто нужно было это объятье. И я могу дать ему это. Я чуть подвинулась, не смотря на небольшое пространство, что ограничивало действия, и заползла к нему на колени. Обернула руки вокруг его шеи, лицом уткнулась в его плечо. Просто обняла его. И почувствовала, как его напряжённое тело постепенно расслабилось, руки обняли меня за талию, и он крепко сжимает меня в объятиях. Очень долго, не двигаясь, мы просто сидим в обнимку и плывём по спокойной, темной воде.
…
Спустя две недели Эдвард на своем серебристом вольво вместе с друзьями уезжает с пристани, а это только июль. Я расстроена, мне грустно до такой степени, что болит живот, но в памяти хранится то, чем Эдвард поделился со мной на реке, и это немного заполняет пустоту. Я работаю в магазине, и когда есть время, гуляю с Элис, так как Роуз тратит всё своё время на моего брата.
Я не могу точно сказать, когда Элис стала моим лучшим другом, но теперь я вижу, что у нас гораздо больше общего, чем казалось вначале. Она чувствует себя недоделанной, живя в одном доме с гениальной Роуз и вундеркиндом Эдвардом. Она думает, что колледж – пустая трата денег, и ей противна сама мысль учиться ещё четыре года. И она увлечена парнем, которого не может иметь.
– Белла, он даже понятия не имеет о моих чувствах, – жалуется Элис, пока мы качаемся на качелях.
Она всё время говорит о Джаспере:
– Я хочу сказать, что если бы он хотел быть со мной, то сейчас мы были бы вместе, так ведь?
– Не знаю, Элис, быть может, он думает, что он не из твоей лиги. Ты словно недостижимая, уверенная в себе женщина.
Я понятия не имею, о чем говорю. Мне просто хочется, чтобы она чувствовала себя лучше.
– Всё это, на самом деле, обозначает лишь то, что я ему не так сильно нравлюсь, – говорит Элис, откидываясь назад при раскачивании, потом она подается вперед и кубарем вылетает с качелей.
– Это не так, возможно ты нравишься ему слишком сильно, и это пугает его, – предполагаю я.
– Нет, если бы я, действительно, нравилась ему, то тогда бы ничего не могло встать у него на пути, даже он сам, – говорит Элис, лежа на земле вверх ногами, и волосы рассыпались вокруг её головы. – Ты знаешь, в позиции вверх ногами, мозг начинает работать лучше.
– Ты такая странная, – говорю я.
Элис начинает громко хохотать, сидя на земле.
– Но, только подумай. Любовь подразумевает под собой риск, преодоление гордости и своего эгоизма. Любовь говорит за тебя, и ты можешь переубеждать меня, но я лучше предпочту иметь дело с болью, чем сидеть молча и ничего не знать. Если Джаспер не готов рисковать, значит, на самом деле, он просто не хочет меня, – Элис снова принимает вертикальное положение, ставя точку в своих словах.
– Ты точно не бросала себя на алтарь самопожертвования? – фыркаю я.
– Ох, Белла, Белла, Белла. Он должен принести себя в жертву. Я приз, и Джасперу придется что-то сделать, чтобы выиграть меня, – Элис снова читала «Космо».
Я уже начинаю думать, что «Космо» пора запатентовать свои идеи или что-то в этом роде.

– Ну, я не хочу быть призом. Это сразу наводит меня на мысли о тех, дерьмовых зверях на ярмарке. Не должно ли это работать в обоих направлениях? Ну, ты знаешь, как инь и янь, давать и получать, горох и морковь, – спорю я.
– Дрю и Кори, – задумчиво проговаривает Элис.
– Кто? – непонимающе переспрашиваю я её, и в ответ получаю ошарашенный взгляд.
– Ты, что, шутишь? Тебе, что, нравится жизнь в информационном вакууме? – саркастически спрашивает Элис.
– Очень сильно, – бормочу я.
– Ох! Я забыла! У меня ведь лежит твой подарок на день рождения. Эдвард дал мне строгое указание не дарить тебе до того момента, пока мы не будем уезжать, – говорит Элис подмигивая.
Я с удивлением смотрю на неё. Если честно, то я уже пристрастилась к подаркам от Эдварда. Они делают конец лета не таким мрачным, но я думала, что в этом году он просто забыл.
– Это книга, – пропевает Элис и я смеюсь. – Я подглядела после того, как он уехал. Эй, а у тебя есть СD плеер?
– Нет, у меня только старый добрый кассетник, – говорю я.
Отец отказывается покупать CD плеер, потому что тогда ему придется заменить все кассеты на компакт-диски, а он считает, что это пустая трата денег. Может, мне удаться уговорить маму, подарить мне его на день рождения.
– Хорошо, тогда я оставлю тебе запись на ленте. Там музыка одной местной группы, я хочу, чтобы ты послушала их музыку. У них совершенно уникальный звук. Sex Pistols и Black Sabbath – дети по сравнению с ними. Я думаю, их ждёт большой успех.
Элис встаёт с качелей и мы идем к их домику.
– Как они называются? – спрашиваю я её, когда под ногами раздаётся хруст гравия.
– «Нирвана».
Влажность становится сильнее, принося с собой штормовой ветер и ураган. В воздухе пахнет дождём, и я вздыхаю. Лето прошло, и я начинаю думать о своей одинокой жизни. Я до сих пор не имею понятия, чем заняться в следующем году. От одной лишь мысли о том, чтобы торчать здесь каждую минуту, каждый день скручивает мой желудок, и я чувствую, как беспокойство поднимается в моей груди. Может быть, мне стоит пойти на ускоренные курсы в колледж. Может быть, я могу пожить с мамой, чтобы хоть на короткое время избавиться от пристани.
Я захожу за Элис в дверь, внутри всё безупречно чисто и пусто, никаких признаков, что здесь кто-то живет. Всё собрано в коробки и уложено в машину. Утром Каллены уезжают.
Элис берёт со стола и протягивает мне полосатую коробку, я, развернув желтую папиросную бумагу, достаю огромную книгу. Переплёт сделан из красной кожи, а листы из плотного черного пергамента. Страницы пусты, и я с нетерпением жду пояснений Элис.
– Это портфолио. Для твоих фотографий, – говорит Элис.
И мои глаза наполняются слезами. Я даже не пытаюсь с ними бороться, потому что я уже полностью эмоционально истощена, и этот подарок – тот самый глоток уверенности, в котором я нуждалась прямо сейчас. Как он узнал, что это именно то, что мне нужно?
– О нет, в чём дело? – спрашивает Элис, и я вытираю своё лицо от слёз тыльной стороной ладони.
– Это великолепно, Элис, на самом деле. Я просто не понимаю. Почему он делает такие вещи, как это? – спрашиваю я её.
Она притягивает меня в крепкие объятия:
– Потому что он любит тебя, – проговаривает она мне в плечо.
– Возможно, – шепчу я. – Но мы обе знаем, что этого мало.


_____________________________________________

Все благодарности за перевод Лисбет. Не забывайте наградить Танюшу за ее труд!

С нетерпением ждем ваши комментарии на ФОРУМЕ. Спасибо, что вы с нами!