— Некогда по нелепому стечению обстоятельств и ты, и я сделались объектами отмщения ослепленного ненавистью капитана Керка. Он круто изменил наши жизни и, собственно, из-за него я стала тем, кем стала. Допускала ли, что со мной произойдет то неимоверное, что произошло? Разумеется, нет.
— Участливость Айсель Одли была жизненно необходимой или причина в ином?
— Все далеко не столь однозначно, Эдгар. С момента моего пребывания в Уэльской лечебнице Айсель проявила ко мне более трепетное отношение, нежели к прочим пациентам. Впоследствии ее опека распространилась и на детей. Только я разрешилась от бремени, как Айсель не отходила от детей ни на шаг, заботясь и оберегая, словно она была их матерью. Тем временем я, напрочь отвергая факт материнства, отклоняла настоятельные просьбы твоего деда принять детей. Когда я все же вняла уговорам, радости Грэгора и Айсель не было предела, как и моему счастью, которому недолго было длиться. По истечении месяца после родов вернулись приступы психического расстройства, мне непросто давалось различать бессознательность и явь. Выжидая часы просветления моего рассудка, когда опустошающие ощущения отступали, Айсель приносила детей и вместе мы выходили на прогулку в парк.

В тот роковой день мы отправились на прогулку вдвоем. По обыкновению пришли в парковый павильон и, оставив дверь настежь распахнутой, разместились на качающейся скамье.
«До чего великолепно сверкание снега в лучах холодного солнца и восхитительна тишина в зимней неге застывшей природы».
«Айсель, меня переполняет волнение, каковое посещает в канун Рождества в ожидании волшебства».
«Волшебства встречи с детьми?»
«Было бы чудесно! Мне позволят?»
«Милая Хлоя, пусть я всего лишь медсестра, однако в моей власти устроить это. С минуты на минуту мисс Грэйсон… А вот и она».
Едва мисс Грэйсон с двумя полотняными свертками на руках попала в поле зрения, я поднесла свои озябшие пальцы к губам и стала отчаянно дышать на них, согревая теплым дыханием, чтобы не обдать детей холодом. Как только вошедшая в павильон медсестра бережно уложила живые свертки на разостланный Айсель плотный плед на скамью рядом, я опустилась на колени и стала восторженно разглядывать спавших в ореоле кружев прелестных малышей. Их кругленькие личика с вздернутыми крошечными носиками и пухленькими подрагивавшими губками отрядили в изводившееся от тоски сердце укор за неосуществимость ежечасного пребывания с детьми. Не сдерживаясь в порыве материнской любви, я заплакала. Подушечками пальцев касаясь щечек сына и дочери, припадала лицом к их надежно укутанным те́льцам и покрывала поцелуями полотно, в которое были завернуты драгоценные свертки.

Позволив мне насладиться нечастым проявлением материнства, Айсель велела мисс Грэйсон унести детей. Устремив молитвенно сложенные руки вслед уносившей часть меня медсестре, я, сотрясаемая рыданием, сдавленно шептала:
«Колесование души».
Айсель взялась успокаивать меня, и в считанные мгновения ей удалось унять мое волнение.
«Теперь, дорогая Хлоя, отнесись к тому, что я скажу, со всей серьезностью, ибо от этого зависит твоя дальнейшая жизнь или… смерть».
«О чем ты, Айсель?»
«О том, что время истекло, спустя двадцать четыре часа тебя не станет. Ты погибнешь, если рискнешь задержаться на тонущем судне жизни».
«Мне не привыкать к смерти, я умерла не вчера. Да и относительная здравость моего рассудка не ставит под сомнение… »
«Хлоя, ты в здравом уме и твердой памяти, но не осмыслила услышанное. Потому повторюсь детальнее. Завтра ты, одолеваемая приступом, сбежишь из лечебницы и во тьме вечерних сумерек, не понимая об осторожности, сорвешься со скалистого склона в ущелье в миле отсюда и разобьешься насмерть».
«Что за странные фантазии? Никому не дано предвидеть будущее».
«Увы, не фантазии. Мне известно о тебе все. Таковое произойдет. Посему необходимо принять решение».
«Откуда тебе знать о таком? Какое решение принять? Когда его принять?»
«Сегодня».
«Почему не завтра?»
«Потому как завтра запустятся силы, которым даже я не сумею воспрепятствовать. Нависший рок неизбежно нагонит тебя».
«Вновь злосчастный рок? Господи, когда ты сжалишься надо мной?»
«Не время причитать, милая. У тебя одна жизнь, распорядись ею правильно. Доверься мне и минуешь роковое предначертание. Я сотворю тебя подобной себе».
«Что означает «подобной себе», Айсель?»
«В иных обстоятельствах я бы не стала открываться… В общем, я не совсем женщина, вернее, не совсем человек. Ты когда-либо слышала о вампирах?»
«Вампиры – миф».
«Не миф. Я и есть вампир».
«Умоляю, не говори более ничего или расскажи обо всем. Ты же шутишь?»
«Отнюдь. Хлоя, внимательно посмотри на меня и увидь меня».
Поднявшись со скамьи, Айсель отступила на несколько шагов. Окинув подругу пристальным взглядом и ничего необычного не заметив, я пожала плечами и вдруг встревоженно смутилась, увидев то, что увидеть действительно не ожидала.
Айсель преображалась. Светлые глаза постепенно делались сплошной чернотой, вокруг которой образовывалась испещренная складками кожи полупрозрачная жижа тьмы. Верхняя губа приподнималась и обнажала клыки, раздвигавшие челюсти. Искривленный в оскале рот исторгал протяжное шипение.
«Обман зрения, иллюзия?» – задалась я вопросом.
Со свистом, будто воздух рассекли плетью, бывшее подругой существо стремительно переместилось на скамью подле меня, наглядно продемонстрировав свои возможности, равно как и низкий, шипящий женский голос аргументировал реальность происходящего:
«Хлоя, это я – Айсель».

Я невольно откинулась на спинку скамьи и оцепенела, как если бы оказалась вовлеченной жертвой в ритуал тайного сборища невообразимых монстров. В мыслях тотчас замелькали вакханалии убийств, коптящиеся факелы, черепа в сверкающих уборах, кубки с кровью, обрывочные фразы слезливых молений, устрашающий смех, окровавленные тела.

Желая избавиться от ужасающего наваждения, я с силой сомкнула веки и мотнула головой. Осмелившись открыть глаза, встретилась взглядом с Айсель, в зеркальной черноте глаз которой отражалось мое испуганное лицо. Волна паники объяла меня и разрослась в страх, незамедлительно вмешавшийся и, поправ все условности, взорвавший сознание намерением бежать. Вскочив, я бросилась прочь из павильона, не оглядываясь и срываясь на бег. Но набивавшийся в голенища сапог снег делал невозможным быстрое передвижение, а лишавшиеся целостности покрова сугробы мстили угрожающим эхом хруста снега. Однако это не останавливало меня, я твердо понимала, что следует бежать. Бежать! Бежать от того, во что превратилась моя Айсель. Бежать, дабы свести счеты с абсурдными превратностями жизни.

«Для сведения счетов время еще не настало», – вкрадчиво прозвучало вокруг меня.
Смысл раздавшихся слов не сразу дошел до потрясенного разума, равно как и я не была уверена, слышала ли те слова. Тем не менее, замедлив ход, настороженно обернулась и, не приметив стороннего присутствия, продвигалась дальше. Пройдя футов двадцать, я натолкнулась словно бы на невидимую стену. Изумленно отшатнувшись, повернула обратно и, неосмотрительно оступившись, как подкошенная провалилась в припорошенную толщей снега яму, мгновенно ощутив острый прострел в щиколотке. Вскрикнув и приложив руку к пульсирующей болью ноге, допустила, что в лучшем случае боль из-за вывиха, в худшем – из-за перелома. От собственного бессилия захотелось взвыть. Набрав пригоршни снега, устало отерла им лицо и, удрученно посмотрев вперед, уткнулась взглядом в нечто, обездвижившее меня. Дыхание так и обмерло на вдохе, горло сжало спазмом, кровь отлила от лица и я вся превратилась в оголтелую пульсацию ставшего в размер меня сердца. Ощущение абсолютного ужаса от представившегося видения не шло ни в какое сравнение с испытанным предыдущим.

Нечто расплывчатое, окутанное белесым клубящимся облаком, неспешно надвигалось по снежному настилу, от чего медленное падение хлопьев снега делалось более медлительным и противоестественно звучным. Местами непроглядное облако неоднородно распахивалось, являя существо с мужской внешностью и нечеловеческим обличьем. Зияющая пасть щерилась, судорожно вздрагивала, извергала воздушные струи и тихий зловещий рык. Острый взгляд черных глаз-ям свирепо скользил по мне, вспарывая натуженные вены.

«Так вот Вы какая, Хлоя», – проговорило существо в рассеивающемся облаке, физически видоизменяясь и постепенно становясь подобным тому, что прежде явила Айсель, а секундами спустя и вовсе делаясь схожим с обыкновенным мужчиной, очень красивым мужчиной.
Не в силах внятно произнести ни слова, я нервно сглотнула и шокированно закивала, способная лишь таким образом ответить, все еще уповая, что эта необъяснимая игра воображения мне просто мерещится.
«Не понимаете, кто я?» – бархатным баритоном, от которого мое тело пробрало приятным покалыванием, спросил мужчина.
Не успела я опомниться, как очутилась в сильных охватах его рук, удерживавших меня на весу и прижимавших к своему телу. Склонившись ко мне настолько близко, что его жесткие волосы коснулись моей шеи, мужчина порывисто втянул ноздрями воздух и посмотрел в мои глаза пронзительным взглядом. Воспользовавшись секундной паузой, я попыталась увернуться от навязчивой чуткости, упираясь ладонями в мускулистые плечи и отклоняясь назад. Мужчина отстранил мои руки и снова пригнулся ко мне. Его глаза заволокла темень, дыхание сделалось частым и выбилось стоном удовольствия. Почувствовав головокружение и неуместную похоть, я едва не обомлела от чудовищности овладевших мною ощущений. Ищущим спасения взором я обозрела безлюдное пространство парка.

«Оставь ее, Хьюго», – послышался спокойный, ровный голос Айсель.
Слава Богу, спасение подоспело вовремя. Но спасение ли?
«Не представляется возможным. Коль я выпущу ее из объятий, она будет не в состоянии стоять. Пожалуй, верну ее в павильон и оставлю вас наедине».
В считанные мгновения я оказалась сидящей на скамье в павильоне. В том самом, из которого беспечно выбежала и перед входом в который алело до того отсутствовавшее пятно, от него к корпусу лечебницы тянулась кровавая дорожка. Я вопрошающе взглянула на стоявшую у двери Айсель и она ответила:
«Хьюго не сдержался».
«Чья кровь?»
«Дежурной медсестры. Она совершенно некстати разыскивала тебя».
«Айсель, мне сложно постичь и страшно принять, что я стану такой же… как вы. Я боюсь, очень боюсь».
«Мы напугали тебя? Прости. Однако надлежало привести доказательства, что мы не вымысел, что я и Хьюго существуем. Хьюго, – позвала Айсель и исполненным любовью взглядом посмотрела на вмиг появившегося в павильоне мужчину. – Хлоя, позволь представить. Хьюго Графф – мой любимый мужчина. Тот самый, о котором я столько рассказывала».

Тот самый, об истории любви с которым я была наслышана и с которым волею обстоятельств познакомилась в исключительной ситуации.
Тот самый, каких Айсель прежде не встречала, который увлек ее в греховное сладострастие, понудившее добропорядочную жену забыть о гордости, пристойности, верности.
Тот самый, неистовые любовные чувства к которому появились у Айсель изменнически по отношению к ниспосланному Аллахом и одобренному людьми мужу. Оттого и не стали неожиданностью ни порицание жителей Смирны, ни в гневе изреченные проклятия мужа, ни тяжесть осуждения священным шариатом за прелюбодеяние: высечение сотней плетей и раджм, побитие камнями до смерти.
Только сейчас я постигла суть некогда сказанных Айсель слов, что Хьюго избавил ее от позора, подарил жизнь и что с ним она живее всех живых в столетних странствованиях.
Только теперь, когда Хьюго Графф выглядел как человек, я с неподдающимся контролю опасливым интересом смотрела на него. Рослое, сильное, подвижное тело; полная достоинства подчеркнутая сдержанность жестов; пресыщенный своеволием взгляд золотистого цвета глаз; точеное, мужественное лицо в обрамлении черных прямых волос.

«Мое почтение, Хлоя», – с искренней любезностью произнес он, галантно кивнув.
Опершись на руки, я с трудом приподнялась и ответила маловразумительным приветствием.
«Айсель, следует показать твоей подруге одно особенное место. Хлоя, Вы позволите?»
Просунув руки под мои колени, Хьюго бережно и уверенно подхватил меня. И только я в полной мере осознала, что нахожусь на руках у чужого мужчины, как перед глазами в пугающей близости замелькали расплывчатые очертания деревьев. Когда же я поняла, куда именно мы примчались, мне стало вовсе не по себе. Хьюго подошел к краю склона и наклонился так, дабы я сумела всеобъять взглядом пустоту разверзшейся у ног скалистой бездны, освещавшейся алым светом заходящего солнца. В страхе я ахнула, словно само нахождение вблизи опасного места грозило тотчас пасть и разбиться. Безотчетно охватив Хьюго за шею, я инстинктивно приникла к нему, и думать позабыв, кто он. Не помню, сколько времени мы пребывали в таковом положении – я на руках у Граффа, Айсель около нас, но все это время Айсель убеждала меня, уговаривала, уверяла.

Я оттягивала момент принятия решения, о чем Айсель и Хьюго догадались. Усадив меня на внушительного размера камень, они отошли на приличествовавший десяток шагов. Я же, предельно низко нагнувшись к коленям, робко вгляделась в могший быть моей могилой каменный мешок ущелья. Перемучиваясь узнанным, я представила себя, изможденную, трагически распластанной с неестественно вывернутыми руками, ногами и прочее. Терзающий шорох смерти обжигающим зудом прошелся по коже, принуждая осмыслить, что ожидать от прихотливой Судьбы благосклонности так же тщетно, как и бесполезно бороться с собой. Мне никогда не стать прежней. Никогда – беспощадная неизведанность, переход из всего в безвременное ничто. Однако, не сведется ли к нолю противостояние меж доподлинно непонятой суленой жизнью и тем, кем я есть? Не закончится ли проигрышем? Буду ли я сожалеть о себе? Вспомню ли любимых людей?.. Самое время поставить уродливое многоточие, которое в случае чего станет трауром по не воскресшей неприкаянной душе, схороненной в непобежденном безумии и непреходящей боли.

«Хуже, чем есть, не будет», – тихо сказала я.
Айсель в тот же миг очутилась подле меня, присев рядом.
«У тебя будет будущее. Это немало. Милая Хлоя, решайся. Время неумолимо».
«Твое настоятельное желание… »
«Мое желание – единственное для тебя спасение и всего лишь посильная помощь».
«Айсель, меня страшит необратимость последствий».
«Взамен ты обретешь освобождение».
«Ты не оставишь меня?»
«Хлоя, оставить тебя, когда так связана с тобой? Не сомневайся во мне и верь».
Нерушимость и искренность Айсель внушали такое доверие и защищенность, что я не выдержала и, не стыдясь показаться слабой, опала всем телом, привалившись к обнявшей меня подруге.

Рассудительность или безрассудство, уж не знаю, постепенно вытеснили из взбудораженного разума смятение, оставив лишь исполненное эгоистичностью выживания решение. Вдохнув свои последние человеческие мгновения, я выпрямилась и протянула Айсель руки, продемонстрировав добровольное согласие. Она нежно взяла мои пальцы в свои ладони и пристальным взглядом посмотрела мне в глаза. Ее губы зашевелились в неразборчивом шепоте, умиротворенностью окутывая мое сознание и расслабляя напряженное тело. Волнение сменилось эйфорией. Мне стало так хорошо, так прекрасно, словно я парила, окрыленная переполняющим счастьем над манящим простором, не похожим на земной мир. В неописуемом блаженстве от струившегося золотистого света я отдалась во власть потока вихрившихся искр, приникших к левому запястью, в которое влилась жаркая струя, разнесшая довольство по телу, взятому лучезарным воздухом в благоухавшие охваты.

«Дорогая моя Хлоя, все это экстракт инстинктов иной сущности», – послышалось ласковое назидание Айсель.
«Все совершается максимально легко для твоей Хлои. Ты чувственно проделываешь таинство обращения», – прозвучало мнение, произнесенное менявшим интонации голосом.
Низкий тембр завораживающего мужского голоса атаковал мою восприимчивость, разорвавшуюся подобно разлому земной коры от толчка в миг извержения вулкана.
«Хьюго, ее глаза, взгляд… этим взглядом она навсегда расстается с собой прежней. Острота переживаний достигает апогея. Восхитительный момент».
«Она так старается».
От того, как сильные, гибкие пальцы притрагивались ко мне, касаясь горевших щек, отирая капли пота над губой и перебрасывая волосы через подрагивавшие плечи, меня трясло неуемной страстью.
«Пылкий темперамент поможет тебе осилить яд. Потерпи, девочка. Ты справишься».
Каждое слово оргазмом пробивало мое тело.
«Совсем скоро ты оживешь, и тебе понадобится первая кровь. Об этом позабочусь я».
То был Хьюго.

У смерти аромат надежды. Моя смерть – не гниение в земле с превращением плоти в тленный прах, моя смерть – надежда с упрямо зарождавшимся и безудержно ширившимся желанием-жаждой. Жаждой жизни, жаждой свободы, жаждой силы. Жажда больше всего и прежде всего.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~