Рыжий котенок бежал по зеленой лужайке. Ярко светило солнце, в небе неспешно плыли белые облака похожие на лошадок. Маленькая девочка с волосами цвета пламени пыталась догнать непоседливую зверушку. Ее беззаботный смех разносился на многие мили вокруг. Котенок поймал стрекозу, прижал своими мягкими лапками к изумрудной траве и решил попробовать ее на вкус.

- Огонек, отпусти стрекозку! Ей больно, - девочка подбежала к котенку, тот нехотя разжал свои лапы, и насекомое взмыло в лазурное небо летнего дня.

Девочка опять засмеялась. Этот смех был подобен серебристым колокольчикам. Ветерок играл ее волосами, ласково перебирал буйные, непослушные локоны. Воздух пах скошенным клевером. Повсюду росли ромашки и колокольчики. Порхали бабочки, и одна решила присесть на макушку к девочке, приняв ее рыжую голову за диковинный цветок.

- Тори, детка, где ты?- раздался мягкий женский голос.

Девочка обернулась, и увидела невысокую кареглазую женщину со светлыми волосами. Девочка улыбнулась, а женщина раскрыла руки и была готова заключить ее в объятиях.
- Мамочка, - девочка бросилась к матери и прижалась к ней всем телом.

Но вдруг солнце померкло, погасли краски яркого летнего дня. Небо заволокло тяжелыми свинцовыми тучами, и возле девочки и ее матери возникла чья-то зловещая тень. Огромный мужской силуэт закрывал собой пол неба. Девочка, которую мать называла «Тори», не могла рассмотреть черты его лица, но знала, что этом великан просто ужасен.

Она закричала, мать прижала ее к себе, словно пытаясь заслонить собой. Но огромный мужчина не обратил на них внимания. Его заинтересовал маленький рыжий комочек, который продолжал беззаботно играть с пойманной бабочкой на летнем лугу. Великан тяжелой поступью направился к котенку, протянул к нему свою гигантскую руку.

- Огонек, беги, - закричала Тори. Из ее серых глаз крупными каплями потекли слезы.
Она хотела ринуться на защиту котенку, но мать закрыла ей глаза и еще теснее прижала к себе. Тело девочки сотрясали рыдания, и она не видела, как огромный человек с легкостью переламывает хребет милому котенку. И пушистый и милый Огонек, который еще секунду назад играл со стрекозой, лежит безжизненным комком у ног великана.

Девочка догадывается, что стало с ее любимцем, начинает извиваться и вырываться из объятий матери. Она кричит…

Я закричала и проснулась. Опять этот сон. Я вижу его каждую ночь, наверное, с шестилетнего возраста.

Глупо хлопая глазами, я пыталась понять, где нахожусь. О, заснула на уроке! Хорошо, что я сижу одна и на задней парте. Может быть, никто не обратит внимания на мою выходку. Но, похоже, поздно. Тридцать человек смеялись в голос. В меня полетели смятые бумажки.

Особенно старалась Келли Буркс - королева школы, девушка капитана безбольной команды и просто моя ненавистница. Такие, как эта Келли, должны кого-то ненавидеть и над кем-то издеваться, иначе их авторитет пошатнется, упадет и новая блондинка станет королевой школы.

Я закрыла волосами правую часть лица. На скуле красовалась фиолетово-черная гематома. И я очень надеялась, что никто не заметит. Опять всю ночь этот человек издевался надо мной и мамой. Сколько раз я просила ее позвонить в полицию, но всегда слышала одно и то же: «Виктория О’Доннован, детка, это твой отец. Ему нелегко сейчас приходится, пойми. Он не виноват. Это все горячая ирландская кровь. Он забоится о нас. Любит. И я его люблю».
Меня передернуло. Любит! Только оставляет следы эта любовь очень яркие.

Назвать это чудовище отцом я не могла. У меня было ощущение, что мой язык прирастает к верхнему нёбу, а в горле начинается спазм. Я не называла его «отец», «папа». Просто «Он».

Дениел О’Доннован приехал из Ирландии в США после заварушке в Белфасте, в надежде сорвать большой куш в «стране миллионеров». Но американской мечты не вышло. Быть эмигрантом в Америке тяжело так же, как и в любой другой. Он очень долго скитался по стране, перебиваясь временными заработками, пока не осел в городке Ривердаун, что на севере штата Нью-Джерси. Встретил официантку Рину из закусочной, пошел работать на лесопилку, взял дом в кредит, и жил бы обычной жизнью рядового американца, если бы не большие амбиции и любовь к спиртному.

Я не могла простить ему еще одного - цвета волос и глаз. У этого человека были ярко-рыжие волосы, со временем ставшие цвета прошлогоднего сена. Седина не пощадила Дениела О’Доннована. А его глаза напоминали талый лед зимой. Светло-серые. Мои глаза. Я ненавидела свое отражение в зеркале, благодаря сходству с отцом-мучителем.

Прозвенел спасительный звонок. Все стали быстро собираться. Спустя пару минут класс опустел, и в нем остались лишь я и миссис Хаупман. Я медленно шла к выходу из класса, когда она окликнула меня:

- Тори, подойди. Я хочу поговорить с тобой.

Я закрыла волосами лицо и медленно подошла. Лишь бы она не увидела. Я не была бунтаркой, трудным ребенком. Учителя не жаловались на меня. Я была невидимкой: у меня не было друзей, у меня не было семьи, я была сама по себе. И мне остались всего две недели до окончания школы. Я сбегу, как только получу диплом об окончании старшей школы. В колледж я не поступлю, конечно, но попробую жить самостоятельно. А мама…Что же, мама выбрала свою судьбу. Я больше не могу становиться на ее защиту.

- Да, миссис Хаупман.

Полная женщина сорока лет с волосами, забранными в пучок на затылке, пристально посмотрела на меня:

- Тори, я давно за тобой наблюдаю. Мне кажется, что тебе нужна помощь. Знаешь, если ты чувствуешь, что тебе не с кем поговорить, и тебе нужна помощь, то ты всегда сможешь…

Я перебила ее:

- Я не нуждаюсь в этом. У меня все в порядке. Извините, мама болеет, и я обещала быть дома пораньше.

И не дожидаясь ответа учительницы, выскочила из кабинета физики. Не хватало мне только, чтобы посторонние люди лезли ко мне в душу. Сама справлюсь со своей жизнью. Давно уже к этому привыкла.

Придя домой, я сразу же бросилась в комнату к матери. Сегодня день получки, и Его не будет дома до утра. Будет отмечать в баре с дружками. А я попробую уговорить маму вызвать неотложку.

Мама лежала на кровати, и ее бледное изможденное лицо меня испугало. Он никогда не бил мать по лицу, в отличие от меня. Мне же доставалось везде. С девятилетнего возраста у меня уже были сломанные ребра, синяки на лице, вывихнутые запястья. Но я не боялась Его. Всегда бросалась в бой, закрывала собой мать, а она не понимала этого.

Вот и сейчас она слабо улыбается мне. Я попробовала ее лоб. У нее был жар.
- Мам, мне страшно. Давай вызовем скорую помощь, - я дотянулась к прикроватной тумбочке и взяла в руки телефонную трубку, начала набирать девять один один на телефоне. Но мама остановила меня. Прикоснулась своей сухой рукой ко мне.

- Тори, не надо. Я полежу, и все пройдет. Со мной и не такое бывало.

Но я проигнорировала ее просьбу. На душе было тревожно. Я долго слушала гудки, пока, наконец, мне ответил дежурный оператор:

- Девять один один, слушаем вас.

- Помогите, пока я была в школе, моя мама упала с лестницы. Я боюсь, что она что-то повредила себе.

Я назвала адрес и стала ждать приезда бригады врачей. Маме становилось хуже. Я за эти годы, стала домашним врачом. С девяти лет лечу ушибы, растяжения, гематомы, даже порезы от стекла. Но сейчас маме был нужен настоящий доктор.

Услышав звонок в дверь, я быстренько спустилась вниз и пересказала придуманную историю. Я пошла в школу, мама была дома, шла по лестнице, споткнулась, упала. Она лежала, когда я зашла в дом. Я помогла ей подняться наверх, но сейчас ей очень плохо.

Врач явно мне не верил, учитывая мою разукрашенную физиономию, о которой я забыла. В комнату меня не пустили. Время тянулось. Секунды стали часами. Но вот дверь открылась и маму на носилках аккуратно стали спускать вниз по лестнице.

- Куда вы ее несете? – в истерике закричала я.

Ко мне подошел старший в бригаде, и тихо сказал:

- У твоей мамы внутренне кровотечение, ей срочно нужна операция. Поедешь с нами.
Я кивнула и помогла открыть дверь. Сев в машину скорой помощи, я взяла маму за руку. И впервые в жизни начала молиться - неистово, самозабвенно. Я расплакалась, посмотрев в мамины глаза, и все поняла. Небо не слышит моих молитв. Оно глухо и серо, как Его ненавистные глаза.

И тут я заметила, как мамины глаза стали закрываться. Врачи оттеснили меня в самый угол, но мне было уже все равно. Я умирала вместе с мамой. Мое сердце замерло, превратилось в кусок льда. И я знала, кто виноват в случившемся.

Бригада скорой помощи все еще пыталась что-то сделать: кололи уколы, ставили капельницы, запустили кардиостимулятор, но тщетно. Рины О`Доннован не стало. Внутренне кровоизлияние. До больницы ехать оставалось три минуты.

Я стояла под проливным дождем. Вся в черном. Мои рыжие волосы собраны в тугой узел, на скуле все еще красуется след от удара, сменивший свой цвет с фиолетового на сине-желтый. И мне все равно. Пусть все знают, что Он сделал. Я промокла до нитки, но холода не ощущала под апрельским косым дождем. Смотрела немигающим взглядом на серый гранитный валун, провалившийся в грязную бурую кашу мокрой земли.

Я теперь свободна. Прости, мама, но я ухожу. Ничто меня больше здесь не удержит. Ты была права, во мне слишком много от Него. Волосы, глаза, упрямство, желание лучшей жизни. И я заслужила ее за все эти годы унижений и боли.

Две недели, остававшиеся до окончания школы, пронеслись, как во сне. Я все время пропадала на кладбище. Просто сидела у могилки, разговаривала, и мне казалось, что в шелесте листвы, беге облаков, щебете птиц, я слышу мамин голос. Она знала, что я собираюсь делать, она рада за меня.

Его я не видела со дня похорон. Он пил все время, причем дома, а когда запасы иссякали, отправлялся на поиски нового спиртного. Денег не было, еды не было, дом был пуст и холоден. Впервые после смерти матери, в ночь пред побегом я спала без кошмаров. Проснулась в твердой решимости, что мне пора. Затолкала в школьный рюкзак свои скромнее пожитки – две сменные футболки, джинсы и теплый свитер. В кармане было ровно десять баксов.

Спустившись вниз, я обнаружила, что Он спит на диване. Запах спиртного пропитал гостиную. Я мысленно плюнула Ему в лицо и захлопнула дверь. Он не проснется, и не будет меня искать.
Машины пролетали мимо. Я стояла на главном шоссе, ведущем в Нью-Йорк с поднятым вверх большим пальцем. Но никому не было дела до рыжей девчонки, хотевшей уехать автостопом в большой город. Водители равнодушно на меня смотрели из пролетающих мимо машин.

Но вот черная блестящая машина остановилась. Я залезла в нее. Страха я не испытывала, я была готова на что угодно, лишь бы вырваться из этого ада. Я посмотрела на водителя. И увидела голубые глаза со стальным блеском. Водитель улыбнулся и резко нажал на газ, при этом, не сказав мне ни слова. Я смотрела на дорогу, и тоже сохраняла молчание. Играла музыка, я погрузилась в свои мысли.

Если бы я знала, что встретила человека, который перевернет мое представление о себе и обо всей жизни. Его звали Джеймс Риордан. Но о нем позже.

А пока я была еще семнадцатилетней Тори О`Доннован, и черная машина увозила меня далеко от города Ривердаун, штат Нью-Джерси. Я слушала музыку и не заметила, как заснула...