Глава 15

Полёт валькирии



Волю Одина предстояло исполнить. Ему не прекословили. Незримо участвуя во всех людских битвах, мы не делим их на ранги. Война и поле битвы бывают и без оружия. Но выбрав поверженного, Один не заберёт его в Валгалу, он оставил нам выбрать судьбу этому «павшему». Это была женщина. Она почти «умерла». Её трудно было отыскать, поток её энергии иссяк, и наши крылья еле успели подхватить её под руки. Теперь она была в безопасности. Мы поднялись ввысь. Помочь, но не вторгаться – вот и вся наша работа. Она сделана. Её Мужчине мы не нужны, у него самая сильная защита в мире – её любовь.


POV Michel

Ничего не помню… как я очутилась на скамейке в сквере, как перешла дорогу – не помню. Не помню, как я набрала номер Галли. Некоторое время спустя я гадала, как я вообще могла перейти трассу, где сплошным потоком мчались машины… Осознание, что мир вокруг меня ещё есть, пришло только когда на меня полились струи воды. Душ. Дом Галли. Я мокрая… полотенце, халат… Галли что-то говорит, трясёт меня, кричит, просит, умоляет, гладит по голове, пытается влить в меня бренди. Выпиваю до дна - горло в огне. Всё размывается перед глазами, а глаза закрываются. Темнота.

Роберт? Это Роберт, вот он выходит из машины, я машу ему, а он меня не видит. Я кричу – не слышит. Его приглашают пройти в отель, вокруг много фотографов, он улыбается. Я близко, я вот тут, совсем рядом, он смотрит на меня и словно сквозь меня. Протягиваю руку, машу ему снова и вдруг понимаю, что моя рука прозрачна… полностью. Меня не существует. Меня нет и не должно быть. Но почему же чувствую такую нечеловеческую боль?

- Мишель, - знакомый голос. Сознание выныривает из оков сна и с размаху окунает меня в действительность. Да? Утро наступило? Всё по-прежнему? Да? Но этого не должно быть! По- прежнему за окном шумят машины. Но ведь вчера мой мир рухнул, почему всё остальное продолжает двигаться и жить?
- Мишель? – а, да, это Галли. – Милая? надо поесть.
- Нет.
- Пожалуйста, вставай.
- Нет.
Накрываюсь с головой, и он уходит. На тумбочке тикают часы – тик – его нет, так – его нет, тик – его нет… Через три часа поднимаюсь, в зеркало не смотрю, иду искать Галли. Он у себя в мастерской. Что-то рисует и по привычке грызёт кончик карандаша. Оборачивается на шорох.
- Gentil l'Ours, я ждал тебя, наконец-то! Пойдем, завтрак давно готов.
Еда не идёт в меня и, проглотив две ложки каши, я понимаю – ещё ложка и меня вывернет. С трудом глотаю воду.
- Звонил Пьер. Он интересовался, где ты – я ему ответил, что ты у меня. Он просил, как только ты проснёшься привезти тебя домой.
Я кивнула.
- Gentil l'Ours, ну, не молч…
- Никогда, слышишь, никогда не называй меня так!
- Хорошо, - Галли замолчал.
- Извини…
- Я понимаю, что что-то случилось. Случилось что-то страшное. И ты расскажешь мне, может быть потом… Может быть…
Я снова кивнула.
Домой. Нет, это не дом, это тюрьма. А палачу только тюрьма и полагается. Пожизненно. Не Марселю, а мне.
В нашем «семейном гнезде» меня ждал Пьер. Когда я вошла, он стоял у окна гостиной.
- Ну что? Как всё прошло?
- Всё прошло так, как ты хотел.
- Ну, вот и славненько. А теперь одевайся, столик в ресторане я уже заказал.
- Я не пойду!
- Что? – он приближался медленно.
- Не пойду! – он был на расстоянии вытянутой руки.
- Дорогая, ты же понимаешь… - он попытался обнять меня.
- Не смей! Не смей прикасаться ко мне, слышишь! – я заорала так, что в дверях появилась горничная, но быстро снова скрылась. – Если ты прикоснёшься ко мне, клянусь, я… я убью тебя! Слышишь!
- Ну, ну, дорог…
- Не смей, - сказанные мною слова напоминали шипение змеи.
И он отступил. У меня ещё долго потом тряслись руки. Но после этого он не подходил ко мне ближе, чем на два шага. Нет, было бы смешно думать, что он меня испугался, ему стало просто не интересно теперь. Все свершилось, рыбка выловлена и уже не дрыгает хвостом, не трепыхается в надежде. Она мёртвая и она не интересна.

POV Robert

А в Лос Анжелесе тепло и всё по-прежнему – улицы, машины, менеджеры, переговоры. Сколько надо выпить, чтобы перестать чувствовать? Сколько нужно работать, чтобы забыть? Сколько нужно спать с другой, чтобы вытравить ЕЁ из себя? Возможно ли это вообще - забыть? «Единожды - значит никогда…» эхом в голове.
Панцирь, которым обрастает сердце после её слов, становиться многотонным. Я не понимаю ничего - зачем Солнце, зачем небо? Но «шоу должно продолжаться»…

POV Michel

Месяц спустя
В тот день все было как обычно. Я была на работе, пришла домой довольно рано. Меня всё ещё удивляло то, что всё это могу делать – есть, ездить на работу, ходить в магазины. В половине девятого пришёл Пьер. Он был чем-то обеспокоен, но на меня не срывался. Он вообще почти не разговаривал со мной и не прикасался ко мне, словно ему было важно только моё полное подчинение. За всё время мы едва ли говорили с ним больше пяти минут. Но сегодня он вёл себя странно. Быстро переоделся в куртку и джинсы, и, видимо, собрав немного вещей, вышел в холл с дорожной сумкой.
- Мне надо уехать не на долго, - какая неслыханная честь для меня, мне сообщают о своих действиях.
- Да?
- Да, если кто-нибудь будет интересоваться мной – ты не знаешь, где я и домой я не заходил.
- Конечно.
Он вышел через заднюю дверь на кухне. А через два часа я открывала дверь полиции.
- Мадам Галеран?
- Да.
- Ваш муж арестован, Вам придётся пройти с нами, мадам.
Конец июня – жара, а меня озноб сковал на столько, что с трудом просовываю руки в рукава куртки. Меня сажают в полицейскую машину и увозят. В полицейском управлении я пробыла недолго, сказать мне им было совершенно нечего. Я и не знала ничего. Они рассказали мне о моём муже гораздо больше. Незаконная торговля оружием, попутно пособничество в обороте наркотиков, работорговля. Услышав последнее, я повернулась и посмотрела на капитана.
- Да, мадам, деньги делают из людей зверей.
Он говорил ещё что-то, потом попросил меня расписаться в документах и меня отпустили. Домой возвращаться я не хотела, поэтому, позвонив Саре, я осталась ночевать у неё. Мы проговорили почти всю ночь. Она трижды спрашивала меня о «том англичанине», но я игнорировала её вопросы, и она отступилась.
А ещё через неделю на моём рабочем столе раздался звонок, и мне сообщили, что этим утром в камере было найдено тело моего мужа…
Филипп Одрок, тот самый капитан, что допрашивал меня, пригласил меня в управление через неделю после похорон. Я снова слушала заключения судмедэкспертов и выводы полиции.
- Мадам, я должен сообщить Вам ещё кое-что, но не здесь.
И мы ещё почти два часа разговаривали в кафе, точнее – говорил он, я только порой задавала вопросы. Пьера убили, убрали «свои» же, из-за того, что он мог стать той ниточкой, которая потянет весь клубок. Капитан был очень любезен и проводил меня до дома, он, видимо, надеялся быть приглашённым, но я простилась с ним у машины.

Ещё месяц спустя.
- Мадам, ваш покойный супруг не оставил завещания. Все его имущество это только машина и старый дом в деревне. По документам теперь владельцем всего являетесь вы. Ваше состояние на сегодня…
Дальше нотариус назвал девятизначную цифру, в неё входили два дома, поместье… Он продолжал говорить, а у меня перед глазами предметы стали обретать нечёткие контуры.
Мы с Галли вошли в «мой» дом.
- Ну, милая, теперь ты богата и свободна, держи, вот они, твои документы.
Он протянул мне папку, а я стояла и не двигалась вовсе. Моё тело было ватным, в висках сильно токало и начало казаться, что слышу, как под землёй двигаются черви… Вдруг я начала смеяться. Громко, страшным гортанным смехом. Тело жило отдельно, мозг почти отключился. Потом не помню как, смех перешёл в истерику, потом в крик. В один сплошной крик, который отзывался в голове набатом. Казалось – я лечу в пропасть, и разбиться будет спасением. А Галли почему-то хватает меня за руки, бьёт по щекам… потом я опускаюсь вниз и уже лёжа всё ещё хриплю… Спустя время приехала скорая. Галли заплатил, чтобы меня отвезли к его врачу. Помню укол в вену и мятный вкус во рту.
Я очнулась. Белые стены, белая мебель, белый день… Я опять не умерла. Оглядевшись, я попыталась встать, но слабость во всём теле позволила только понять голову.
- Доброе утро, мадам! - молодой доктор вошёл в дверь.
- Доброе?
- Конечно! Вы проспали почти двое суток. Это с одной стороны хорошо, вы отдохнули, но с другой – скажите спасибо Джону, что он привёз вас сюда, нельзя так нервничать.
- Кто сказал, что нельзя? – говорила я только шёпотом, голоса не было.
- Ваши анализы, мадам.
- Они настолько красноречивы?
- Шутите – значит приходите в себя. Да, они красноречивы.
Дверь в палату распахнулась, и влетел Галли.
- Как она? – спросил он у доктора.
- Стабильно, но таких переживаний и стрессов больше переносить я ей запрещаю. Вообще на ближайшие семь месяцев почти постельный режим.
- Но… - я приподняла голову.
- Ни каких «но», мадам. В вашем положении стрессы исключены.
- В моём что?
- Вы беременны. Девять недель, мадам. Поздравляю! – с этими словами он покинул палату.
Ветер, залетевший в окно, раскачивал занавеску. Обоюдное онемение длилось долго. А потом Галли произнёс шёпотом:
- Будет мальчик.

POV Robert

Хожу на тусовки, концерты, мотаюсь в разные концы совсем чужой мне страны. Пытаюсь убедить себя и окружающих, что мне здесь нравится и, что всё по мне. Но сколько не ври, себе не соврёшь. Я пытался… пытался учиться не вспоминать, пытался учиться жить без надежды. Но надежда оказалась упрямей. Странная штука эта самая надежда. Она настойчивая и бессмертная. С ней и сложно и просто одновременно. Вот, казалось бы, забылся на время – работа, друзья, как вдруг что-то совершенно незначительное напоминает о тоске, о беспросветности. И тут появляется надежда, она просто непотопляема бытом, невзгодами, усталостью, суматохой, работой, выпивкой. Она как маленькое пламя внутри, которое освещает потёмки души. Она всколыхнётся – и солнце опять светит, и наступивший день кажется нужным. Но она как мерцательная аритмия… и быть может, дни её сочтены. Однако в какой-то точке потоки энергии спутываются и, нарушая ход запланированных событий, эта самая надежда заполняет все растрескавшиеся пергаменты памяти.

Январь 2011
Вечеринка после вручения премии Золотой глобус была чопорная, под стать её участникам. Ботинок на левой ноге безумно жал палец. Я натянуто улыбался какой-то репортёрше, когда за мой спиной раздалось:
- Bonjour, Robert, - французский прононс заставил меня резко обернуться. Это был… импозантный мужчина, которого знал весь мир, бог моды и эпатажа.
- Bonjour...
- Прошу простить мне мой запущенный английский. Мне нужно с Вами поговорить.
- Да, но я не понимаю.
- Здесь не то место, где удобно говорить. Осмелюсь предложить вам ресторан. Как Вы?
- Если это необходимо, но о чём мы можем говорить?
- О метаморфозах судьбы, о неправильно пропетых мантрах и о Gentil l'Ours.
На его последних словах у меня перехватило дыхание. Говорить о НЕЙ я не хотел, но отказать было неудобно и, оказавшись за столиком в ресторане, я не знал куда деть руки… То крутил вилку, то брался за бокал.
- Вам странно, не правда ли, что я пригласил Вас поговорить. Но это просто необходимо. Слишком всё сложно. Даже мне сейчас сложно объяснить.
- Я попытаюсь понять.
- Обнадёживает. Вам лучше самому… Понимаете, я не сторонник вмешиваться, никогда им не был, но сейчас… Вам надо поговорить с ней.
- Она мне ВСЁ сказала.
- Перестаньте! Она пыталась защитить. Её покойный муж не дал ей шанса…
- Что?
- Не просите, я не скажу ни слова больше. Повторяю, вам с ней необходимо поговорить.
- Где она?
- Она далеко. Подумайте, прежде чем примите решение ехать, - он протянул мне свою карточку, оставил купюру на столе и ушёл.
Я снова закуривал уже и не помню, какую сигарету по счёту. В голове летали обрывки фраз, но жалила только одна, моя собственная – «Уходи». И она ушла, ушла, понимая, что не имеет ни единого шанса. А я… Примет ли она меня? И с чего он взял, что меня захотят видеть, слышать, слушать… Но НАДЕЖДА, мать её! Снова и снова толкалась в самое сердце.

Десятого февраля такси выруливало с трассы на узкую просёлочную дорогу. Была половина первого пополудни. Прованс, здесь тепло даже зимой, ехать ещё почти полчаса. La Brigue…

POV Michel

La Brigue – маленькая провинция у подножия Альп, небольшой коттедж, арендованный Галли, яркие краски природы и бесконечность неба – это с недавних пор окружало меня. И ещё неусыпный контроль Галли и Сары. Это Галли придумал привезти меня в La Brigue – воздух, Сара навещала меня каждую неделю, каждые три-четыре дня приезжал доктор. Так прошло почти семь месяцев, первые из которых меня почти не выпускали из постели. Все сопутствующие беременности «прелести» меня не мучали – ни токсикоз, ни головокружение. Малыш рос спокойно, заполняя все мои мысли днём, ночи же мысли мои заполнял его…
Галли приехал в пятницу и сказал, что останется на неделю. Мы немного погуляли, он постоянно интересовался, не замёрзла ли я. А я с некоторых пор напоминала самой себе неуклюжий и неповоротливый шарик, причём хрустальный, над которым вьются все мои близкие.
Когда первый шок от слов доктора прошёл, меня охватила паника – я не знаю что делать, я не умею, я не… Потом пришло другое – я никогда не была так сильна, как когда поняла, что это случилось. Потом была совершенная эйфория – это чудо, это невероятное чудо, которое мне даровано. Сначала мне хотелось, что бы ОН знал. А потом… потом вдоволь насмотревшись фотографий из интернета, я видела – он не нуждается во мне, у него всё хорошо, у него есть ТА.
- Куда ты столько всего привёз? Я не съем это всё! И опять витамины!
- Ты прекратишь или нет?
- Не буду, я от них покроюсь сыпью!
- Не покроешься.
- Я хочу анчоусов и тирамису.
- Обойдёшься. И вообще, что за капризы?
Тут мои беременные нервы не выдержали и слёзы закапали прямо на коробочку с витаминами.
- Мишель, нет, я прошу, ну…
- Я только и делаю, что всё время подчиняюсь всему. Я хочу реветь и буду реветь.
- Нельзя, надо думать о…
- Галли! Я не могу не думать о малыше, я и он одно целое, я думаю о нем постоянно. Но я… больше не могу так…
Галли подошёл и обнял нас.
- Давно пора было рассказать мне, Gentil l'Ours…
И я рассказала ему всё… всё, что сказала тогда майским вечером в номере маленького отеля.
- Так… - только и сказал Джон, после всего услышанного.
- Не надо ему звонить, ему не надо ничего говорить, он не должен ничего знать. Я не хочу быть обузой.
- А может, он хочет? Не задумывалась? Может, он хочет «обузу»?
- Нет. Я не должна мешать, у него все хорошо, я видела.
Мы ещё долго сидели у камина, Галли пил бордо и рассказывал о несовместимости красной помады и платьев в цветочек, о том, как его не узнали в аэропорту и о прочей ерунде. Потом я поднялась и пошла спать, и как всегда перед сном я, устроившись в кровати, смотрела на ЕГО фотографию и тихонько разговаривала с НИМ о прошедшем дне, о том, как низко сегодня плыли облака, о том, как мне его не хватает. Вдруг тихо скрипнула и прикрылась дверь – Галли, наверное, слышал…
На следующее утро он уехал, объяснив, что образовались срочные дела и, что Сара приедет через три дня.
Скоро, уже очень скоро, я чувствовала. Скоро я смогу прижать в себе самое дороге, что у меня есть. Сара может приехать и не застать меня дома.
***
Сегодня утром шёл снег, лёгкий, чистый, искристый. Я шла в кофейню мадам Тернью, Сара должна была подъехать к полудню и мы условились встретиться в кафе. Мой любимый столик у окна, в кофейне никого, немного холодно и я не снимаю пальто, а только расстёгиваю его, пью зелёный чай и смотрю, как за перевалом одно облако цепляется за другое.
Когда за моей спиной раздались шаги, я даже не повернулась.
- Сара, ну наконец-то, ты привезла… - слова остановились, дыхание тоже – за стол напротив меня садился ОН.