- Она не твоя дочь, Карлайл.

Только я знала, каких усилий мне стоило произнести эти пять слов. Лживых, жестоких, неправильных. Солгать ему, назвав по имени. Он знал, насколько трепетно я относилась к нему раньше. Он должен был понять, что это изменилось. Что все изменилось. Я не видела его, когда произносила фразу - слишком сосредоточилась, пытаясь контролировать голос, чтобы следить еще и за лицом. Отвлеченная попыткой сдержать вздох облегчения, когда поняла, что произнесла последнюю фразу так, как и должна была, я услышала ответ, ввергший меня в состояние легкого шока.

Он рассмеялся... Он рассмеялся в ответ на фразу, которая должна была принести ему страдания. Я едва сдержалась от того, чтобы повернуться и посмотреть, что происходит, но прекрасно понимала, что если увижу его улыбку, ямочку на щеке, то часть моего тщательно возведенного барьера рухнет. Волны бархатного смеха и так основательно расшатывали его, поэтому я решила не рисковать, дождаться, пока Карлайл объяснит причину своего смеха.

- Ох, Эсми! Как ты можешь шутить в данной ситуации? – он резко посерьезнел. - Я слишком отчетливо помню каждую секунду, проведенную с тобой, и считать умею достаточно хорошо. К тому же, я врач, поэтому тот факт, что ребенок наш, неоспорим. (комм. беты: Он бесспорно умен, СЛАВА БОГУ, в отличие от некоторых – не буду показывать пальцем, и нецензурные словечки при себе оставлю)))

В этот момент захотелось громко и грязно выругаться. Конечно, я понимала, что когда-нибудь столкнусь с Карлайлом, и готовила эту роковую фразу, но не думала, что он будет знать сроки моей беременности. Ведь не составит труда просчитать, что во время зачатия я находилась за сотни километров от цивилизации, на острове, вдвоем с Карлайлом. И только он мог быть отцом ребенка. Что ж, тем хуже для меня, тем хуже для него. Больше никаких несуществующих «нас» - даже про себя нельзя упоминать это слово. Необходимо было срочно найти выход из сложившейся ситуации.

- Она только моя дочь! – как можно тверже произнесла я. (комм. беты: Ах, как же я сразу не догадалась: второй в истории человечества случай непорочного зачатия!)

Оставалось надеяться, что его благородные порывы не заставят меня врать еще больше. Карлайл почувствовал мою решимость, отпустил мое плечо, поднялся и принялся расхаживать по палате.

- Я прошу лишь выслушать. Ничего больше. Ты должна понять меня. Я надеюсь, что заслужил привилегию быть услышанным.

Я молчала. Я не хотела слушать, вернее, боялась его услышать, но знала, что это неизбежно, и готова была отметать все его аргументы. Абсолютно все! Ради него, ради Ноэль, ради себя самой! Но он действительно заслужил, чтобы его выслушали. Ему нужно выговориться. Вдруг это поможет ему отпустить меня? Я однажды поступила нечестно, не объяснив своего поступка, и теперь должна была попытаться загладить свою вину, хотя бы немного, дав ему возможность выплеснуть всю горечь на меня. Главное - не дать слабину, выстоять, выдержать его боль. Я повела плечами.

- Я могу воспринимать твое молчание как согласие? Не хочу повторять ошибки прошлого - слишком хорошо помню, что бывает, если не уделять внимания настоящему. Мы должны поговорить. Когда ты ушла, не объяснившись со мной – это было ужасно. Нет! Ужасно – слишком слабое слово. Оно не может передать все эмоции захлестнувшие меня. Я немного задержался в тот день в больнице, поэтому заехал во флористический салон, чтобы взять твои любимые цветы. Дома меня встретили дети, мы немного поболтали в гостиной, но ты не появилась. Я удивился, но подумал, что ты слегка сердишься на меня за опоздание. Когда поднялся в спальню, увидев свечи, белье, решил, что ты готовишь нам потрясающий вечер, но не был готов к тому, что вечер будет настолько потрясающим... - он горько усмехнулся и сделал паузу.

Он мог шутить над той ситуацией - это ободряло, значит, уже смирился, пережил все. Ему теперь не настолько больно думать о прошлом, а я готовилась к худшему. Его следующие слова не заставили себя ждать:

- Я искал по всему поместью: в доме, в коттеджах, в гараже, даже на причале, но никто тебя не видел. Никто не видел тебя весь день. В конце концов все разбрелись по комнатам, а я все еще искал, обеспокоенный твоим отсутствием. Когда я поднялся в кабинет, была глухая ночь. Может, это к лучшему, что дети не видел меня в тот момент, когда я впервые прочел твою записку. Четыре строчки. Два абзаца. Двадцать три слова. Сто пять букв, перечеркнувших в одночасье мою жизнь, разрушивших все, во что я верил, остановивших мое сердце. Я читал их снова и снова, снова и снова, не мог остановиться, стремясь понять смысл, пытаясь найти причину, силясь увидеть скрытую от меня истину. Это продолжалось бесконечно. Я не мог перестать читать, казалось, что если сделаю это, все станет реальным: то, что ты действительно ушла, что не посчитала нужным даже сказать мне об этом в лицо, что замерзла рядом со мной.

Его голос был ровным, бесцветным. Он не выдавал ни единой эмоции, но слова жалили ледяными иглами. Мое тело, мою душу, мое сердце. Я заслужила это, заслужила худшее наказание, но готова вынести большее, потому что принесла ему боль, заставила пройти через невыносимые страдания.

- Я перечитывал строки, вмиг опалившие душу, еще и еще раз. Порой казалось, если прочесть их снова, как заклинание, ты войдешь в кабинет, а я пожурю тебя за злую шутку. Время протекало сквозь меня, настало утро, за ним день и вечер, кто-то звонил, кто-то заходил в кабинет, но только не ты, и я не мог оторваться, не мог отвлечься. В конце концов, я совершенно выпал из реальности. Не знаю, кто это сделал, но очнулся я в нашей спальне. Я все еще был не готов к новой реальности. К тому, что тебя нет в моем настоящем и будущем, что ты не придешь, и я не смогу больше обнять тебя, услышать твой голос, просто быть рядом. Временами мне казалось, что тебя и не было, а все наше прошлое лишь плод моего воображения. Я лежал, бездумно глядя в потолок, потом вставал, бродил по комнате, подбирая какие-то вещи, и каждая из них напоминала о тебе, затем снова ложился, снова вставал, мечась по комнате, как зверь по клетке. Вокруг витали образы и события из прошлого, я вспоминал каждую минуту, каждую секунду, каждое мгновение, проведенное с тобой, искал причину в своих поступках. Я слишком хорошо знал свои недостатки, старался угадать какой из них стал решающим.

Боль от его слов наполняла каждую клеточку моего тела, комкая и кроша остатки самообладания. Как же хотелось прервать его, сказать о том, что в своей жизни я не встречала более идеального мужчины, а за все время, проведенное с ним, не увидела ни одного недостатка. Только осознание того, что он будет счастливее, если я исчезну, сможет пережить наше расставание, привело меня к этому ужасному решению. Но я лишь зажмурилась на краткий миг, пытаясь заново сложить свою стену отчуждения воедино, стремясь не позволить зажечься огню надежды в пустых окнах его измученного сердца.

- Казалось, прошла вечность с того ужасного вечера, и ко мне пришла Ренесми. Ты знаешь, я всегда относился к ней немного иначе, и, конечно, ты понимаешь, почему - до сегодняшнего дня она была единственной, в ком текла наша кровь, твоя и моя. К тому же, она не по годам развита с моральной, духовной стороны, очень понимающая, словно чувствующая на интуитивном уровне, что происходит во взрослом мире, и, кроме того, рассуждающая удивительно мудро для своих лет. – На мгновение лицо Карлайла озарилось легкой улыбкой, которая была слишком мимолетной, чтобы подарить мне надежду на возвращение его эмоций. – Я могу говорить о ней слишком долго. Но это не главное. Главное то, что какими-то своими силами она смогла вытащить меня из страшного капкана отчаяния, показать весомые причины, заставившие держаться на поверхности, вернуть к существованию. Я даже жизнью не мог это назвать.

Я бесшумно втянула воздух. Наверное, не дышала последние несколько минут. Ему было тяжело, нет, это слово не сможет передать его состояние. У меня была причина, которая спасала от тоски, погружения в бездну отчаяния. Не имея выбора, я заставляла себя сохранять хорошее настроение – было, ради кого стараться жить дальше, а у него нет! Не было ни проблеска в беспросветной тьме уныния. И я благодарила небеса, пославшие Карлайлу замечательную семью, которая смогла поддержать его в трудную минуту.

- Я вернулся к работе, пытался погрузиться в нее целиком, чтобы не оставалось времени на мысли, терзавшие мозг. Иногда удавалось пережить целый день, не вспомнив ни разу о звенящей тишине одиночества в моем доме, в моем сердце, в моей жизни. Но наступал вечер, и приходилось возвращаться к реальности, а самым ужасным наказанием для меня стали ночи. Я пытался отвлечься, придумывал сложновыполнимые задания на работе, пробовал и лекарства, и алкоголь, но ничего не помогало. Совсем. Я не мог не думать, не мог не вспоминать, попадал в ловушку своей памяти, вновь и вновь прокручивая в голове наши счастливые моменты: комната, наполненная вещами, к которым ты прикасалась, наши фото, твои вещи, хранящие аромат, книги, которые ты читала, музыка, которую ты слушала – каждая деталь вызывала во мне бурю эмоций.

Я едва сдержалась, чтобы не повернуться к нему, чтобы не остановить его бешеное движение по комнате. Но в последний момент Карлайл остановился сам, внимательно посмотрев на меня, и продолжил свою исповедь:

- Каждую ночь я проживал целую жизнь, с ужасом и нетерпением ожидая утро, приносящее забытье, избавляющее от воспоминаний. В одну из таких ночей я листал книгу, которую ты читала последней: «Несчастная любовь великих женщин».

Я поняла, что Карлайл скажет сейчас, поэтому зажмурилась, чтобы он не мог увидеть правду в моих глазах.

– Листал бездумно, не вчитываясь, но, переворачивая одну из страниц, взглядом выхватил знакомые слова. Может, если бы не перечитывал твою записку столько раз, не заметил бы, но я увидел и застыл словно оглушенный. История Роми Шнайдер. Она сказала: «Я работала с ним, как с любым другим партнером. Нет ничего холоднее мертвой любви». Нет ничего холоднее мертвой любви. Слова, разбившие мое сердце, вернули меня к жизни.

Он вновь сделал паузу. Я замерла, зажмурившись, но почувствовала, как он сел рядом. Когда Карлайл продолжил, его голос стал мягче, в нем слышалась нежность:

- Не могу сказать, что понял это сразу. Сначала я был в замешательстве. Прочел всю историю целиком, затем снова вернулся к фразе. Потом достал записку и перечитал ее несколько раз. Я сравнивал по словам, по буквам, и неожиданные сомнения расцвели в моей душе, словно цветы весной. Для прощальной записки ты взяла чужие слова! Ты, которая всегда поражала меня своими высказываниями, которая всегда имела в запасе пару колких фраз. И я подумал: может, ты не хотела говорить эти слова, не могла подобрать нужных, потому что не чувствовала их смысла, может быть, именно поэтому не сказала мне в лицо? Я позволил надежде расти в душе.

Я желала, чтобы его страдания закончились как можно быстрее, но не таким способом. Мне не хотелось, чтобы он испытывал их еще раз, разочаровываясь заново.

- Я запутался в своих чувствах: сначала был в замешательстве, потом меня волной накрыла радость, затем ощутил злость. Я злился на то, что ты не объяснила настоящую причину, что не доверилась мне полностью, несмотря на мою просьбу и свое обещание, злился на то, что не смог удержать тебя от опрометчивого поступка, уделял недостаточно внимания тебе и твоим переживаниям, злился на недоверие, разрушившее наши отношения. Но в тоже время был счастлив. Безумно, безудержно счастлив. Ты любила меня, не стремилась к новому солнцу, у тебя просто появилась тайна. И тебе нужно было время. А это я мог предоставить.

В его словах чувствовалась такая любовь, что сердце снова пыталось вырваться из груди. Карлайл слишком хорошо знал меня, слишком правильно понял мой поступок, но сделал неправильный вывод, рассчитывая на мое возвращение, а это не входило в мои планы как минимум на ближайшие двадцать лет. Столько времени не мог предоставить даже он.

- Я начал анализировать произошедшее, стал вспоминать некоторые детали, твои слова, поступки. Помнил, как ты обещала, что моя навеки, и неважно, что и кто говорит. Надежда крепла. Но я все еще не понимал многого. И тогда вспомнил одну деталь: в тот роковой вечер не было не только тебя, я не видел еще и Беллу и не общался с ней с того времени. Как только я осознал это, стало необходимо поговорить с твоей дочерью. Было очень поздно, скорее наоборот, рано, но я не мог ждать. Она удивилась моему приходу в половине четвертого утра, но все же готова к разговору. Белла выслушала и согласилась с моими заключениями, хотя и продолжала защищать твою тайну, твой выбор. Этот разговор стал переломным. Если раньше я сомневался в своих выводах, то после него был совершенно уверен и решил дать тебе время до дня рождения. Два месяца – вполне достаточное время, чтобы разобраться в себе. Но для меня ужасно много - максимальное количество, которое я мог позволить себе. Я продолжал жить, даже ночи не были теперь такими мучительными, хотя все еще не мог спокойно спать - так не хватало тебя рядом, но теперь у меня была надежда.

Чувствовать на себе его нежный взгляд было пыткой. Заслуженной пыткой. Самым ужасным оказалось то, что Карлайл прав, а я должна была снова разбередить его едва затянувшуюся рану. Разорвать его любящее сердце, уничтожить остатки чувств. Я вынуждала себя оборвать крылья моего ангела, отправляя на грешную землю. Но он не знал об этом, продолжая рассказывать:

- В день твоего рождения я вновь разговаривал с Беллой по поводу твоего ухода и возвращения. Случайно или нарочно, но после этой беседы она оставила телефон в моем кабинете. Я не замечал его до тех пор, пока не услышал звонок. Увидев твое имя на экране, замер, не в силах пошевелиться. Телефон все звонил, а я мог лишь смотреть на экран с твоим именем. Когда звонок прекратился, в голове взорвалась мысль, что я совершил ужасную ошибку, не использовал шанс, предоставленный судьбой, но тут снова пошел вызов, и в этот раз я не мешкал. Услышать твой голос после долгой разлуки было настолько захватывающе, что дар речи на время изчез. Казалось, сердце снова ожило. Я слушал музыку твоего голоса, наслаждаясь его звучанием, он превратился для меня в пение сирен: манящее, сладостное, зовущее на рифы нашей разлуки. Я собирался поговорить с тобой, убедить лишь встретиться, чтобы объяснить мне причину бегства, но успел только назвать твое имя.

Я помнила свой день рождения, тот звонок, свою реакцию на его голос, падение в пучину воспоминаний. И только жизнь, растущая во мне, спасла от бешеного отчаяния, накрывшего тогда с головой.

- Но, наверное, я слишком на многое рассчитывал. В ответ услышал лишь обрывающийся крик и звуки удара. Это не просто напугало меня - посеяло неконтролируемую панику, заставляющую ощущать жизненно важную необходимость срочно убедиться, что с тобой все в порядке. Я готов был лететь на край света, лишь бы удостовериться в этом, но не знал, куда именно бежать, где искать тебя. Неизвестность мучила меня, вынуждая метаться по всему дому в попытке разгадать загадку, над которой думал больше двух месяцев. И не находил ответа. Ты могла быть где угодно, не обязательно в Чикаго, не обязательно даже в Америке - совершенно в любой точке земного шара. А я не представлял, как найти тебя! Не имел ни малейшего понятия! В конце концов я понял, что может помочь – детективное агентство.

Я даже заподозрить не могла, что мой поступок вызовет в нем такую реакцию. Не думала, что он слышал мой крик тогда. Конечно, если бы я хоть немного размышляла о случившемся, то поняла бы, что микрофон продолжал работать. Карлайл должен был услышать еще немного из произошедшего в тот день, и будь я на его месте - погрузилась бы в черную бездну страха. Но и мысль о том, что он нанял детективов, не на шутку напугала меня.

- Все оказалось довольно сложно. Так как ты пропала из поля зрения достаточно давно, для того, чтобы начать поиски, им нужна была не только твоя фотография. Требовалось больше информации: отправная точка, более четкое направление поиска, не такой мегаполис, как Чикаго. Казалось, я зашел в тупик, что страшно раздражало. Нервы были натянуты до предела. Я искал решение, но ходил по замкнутому кругу. Снова потерял сон, не мог сконцентрироваться на работе, не получалось заниматься ничем другим, только поиском информации о тебе. Это поглотило меня целиком. А через две недели на помощь пришла Белла. Она видела мое состояние и не могла больше сдерживаться, понимая, что значит для меня наше расставание. Она вспомнила, что ты собиралась на Аляску к Тане, а затем, возможно, в Россию.

Я понимала свою дочь и не осуждала, потому что требовала от Беллы слишком многого. Должно быть, она чувствовала себя ужасно, видя, как мучается Карлайл. И это тоже была моя вина. Именно я заставила ее пройти через это.

- Через полтора часа я уже летел на Аляску. Скажу лишь, что для Тани мой приезд стал большим сюрпризом. А еще больше она удивилась, когда услышала причину неожиданного появления, но, к сожалению, не имела ни малейшего понятия о твоем местонахождении. Я провел у нее два дня, пытаясь вытянуть хоть что-то. В итоге она вспомнила, что ты звонила. Со своего домашнего телефона. Из квартиры в Чикаго! Ты убежала от меня недалеко. Все то время, что я сходил с ума, раздумывая, как далеко ты могла забраться, ты находилась буквально в нескольких десятках километров от меня. Если бы я знал, обыскал бы каждый закоулок Чикаго, каждый квадратный метр. Я потерял столько времени. Сразу позвонив Эдварду, попросил его немедленно проверить ту информацию, которую только что получил, пока я вылетал назад в Чикаго.

Что ж, эту часть истории я тоже помнила. Не каждый день приходится прятаться за кустиками от суперзвезды, за которым мчится толпа фанаток. По крайней мере теперь понятно, почему в тот день первым пришел именно Эдвард. И почему Карлайл появился несколько часов спустя.

- Как только приземлился самолет, я прослушал сообщения от Эдварда на автоответчике и сразу же отправился к тебе. Не знаю, чего ждал, стоя у тебя под дверью. Ведь консьерж сказал Эдварду, что ты уехала, как только узнала о его появлении. Но ведь ты и раньше обманывала. Я звонил в дверь, стучал, но никто не ответил. Хотя казалось, что ты была там, что нас разделяла лишь тонкая полоска двери. Я знал, что это не так. Кроме злосчастной двери нас разделяла бездна непонимания и пропасть тайны. И все равно мерещилось, что ты стоишь за дверью, слышишь меня, но не открываешь. Я словно чувствовал электрические разряды, проникающие сквозь дверь, стремящиеся к сердцу, меня накрывали ощущения, которые я обычно испытывал, когда ты была рядом. После такой длительной разлуки они только усилились. Я не понимал, почему ты не открываешь. Снова секрет. Секрет, выводящий из себя, заставляющий кипеть мою кровь. После нескольких часов безуспешных попыток достучаться и нескольких предупреждений от соседей, что вызовут полицию, если не остановлюсь, я был вне себя от гнева. Отчаянно нуждаясь в подтверждении, что мои чувства лишь плод разгоряченного разлукой воображения, готов был выбить дверь, но удостовериться, что квартира пуста. И все же я нашел более цивилизованный способ попасть в нее. У консьержа имелся запасной комплект ключей. Он признался не сразу, но видя, в каком состоянии я нахожусь, элементарно побоялся перечить. Тем более, что официально я оставался твоим мужем, и даже полиция не смогла бы помешать мне попасть внутрь, это лишь заняло бы чуть больше времени. Но в тот момент для меня важна была каждая секунда.

Я с ужасом поняла, что он мог бы найти меня тогда, сидящую под дверью, предающуюся воспоминаниям. Ох, как же хорошо, что этого не случилось. Как удачно Ноэль напомнила о моей неудобной позе, и я вовремя удрала. Значит, это судьба подавала очередной сигнал, что мое решение правильное, и нужно отстаивать его.

- Войдя в квартиру, я получил подтверждение худшему из своих опасений - ты снова исчезла. И вместе с тобой пропали и ощущения, окутывавшие меня получасом ранее. Я уже безо всякой надежды обошел все комнаты – знал, что ты снова сбежала, хотя в квартире все еще присутствовал твой аромат. Знаешь, как замечательно ты пахнешь? Как я скучал по этому запаху?

Я почувствовала, как Карлайл наклонился к моим волосам, втянул воздух и замер. Он дышал мной, как и я им несколько часов назад. Так же наслаждался своими ощущениями, как и я, так же не мог остановиться. В конце концов он отстранился и продолжил свой рассказ:

- Я без сил опустился на диван, плохо понимая, что делать дальше. Уходить не хотелось, но и в квартире оставаться бессмысленно. Нужно было собраться с мыслями, решить, как действовать, что предпринимать. Я снова прошелся по пустой квартире, задержавшись на кухне, чтобы выпить воды. И только в тот момент обратил внимание еще на одну дверь. Незапертую. Ту, что вывела меня на паркинг. Как я мог не подумать о ней? Почему не догадался? Все эти странные игры с судьбой в кошки-мышки угнетали, но то было лишь началом.

Я смирно лежала, слушая музыку его голоса, понимая и принимая пережитое им, борясь с собственными эмоциями, волнением. Он не должен видеть их, даже заподозрить их существование не должен. Я знала, что мне еще предстоит заставить его пережить, и это был единственный приемлемый вариант, для него в первую очередь. Смог же он смириться с нашей разлукой, пусть и питая свою волю ложными иллюзиями, но смог. Значит, получиться еще раз, и, возможно, печальный опыт сделает разрыв не столь болезненным для него. Ведь если не имеешь чего-то, то и терять это не так больно! А я не дам ни единой возможности даже подумать о том, что могу вернуться в его жизнь.

- По крайней мере теперь я знал, что с тобой все в порядке, но нельзя было терять ни минуты, если хотел найти тебя. Я немедля созвонился с детективами, сообщая о произошедшем. Они сразу же взялись за дело. Я пытался помочь им хоть чем-то, но вскоре понял, что не могу адекватно оценивать ситуацию, и отступил, сходя с ума в ожидании информации. Получая краткие отчеты о твоем передвижении, я ненадолго обретал покой, но затем снова впадал в крайнюю степень отчаяния. Я обязан был видеть тебя, находиться рядом с тобой, знать, что ты в порядке. Ты колесила по всей Америке, хаотично, не задерживаясь надолго, исчезая и появляясь в совершенно неожиданных местах. Невозможно было предугадать, где ты окажешься в следующий раз, куда направишься снова. В начале ноября детективы чуть не упустили твой след в Нью-Йорке, и тогда я не выдержал, решил, что достаточно просидел, опустив руки. Пора действовать. Уволившись с работы, я тоже приступил к поиску.

Он сделал что? Он уволился? Ради того, чтобы отправиться искать меня? Сумасшедший! Он же не может жить без своей работы! Она всегда приносила Карлайлу умиротворение, заменяя успокоительное, отвлекала от переживаний, давала повод забыться, уйти от проблем. И он добровольно пожертвовал огромной частью своей жизни ради эфемерной надежды на мое возвращение. Нет, даже не на возвращение - на призрачный шанс найти меня. Он сделал только хуже.

- Гонясь за тобой, я все время опаздывал, на неделю, на день, порой даже на несколько часов. Тебе всегда удавалось ускользнуть. Казалось, сами небеса смеются надо мной и моими попытками. Со временем это только подтвердилось. Ни в одном отчете детективы не указали, что ты ждешь ребенка, ни на одной фотографии не было этого видно, ни один человек, видевший тебя, с которым я потом говорил, не сказал самого главного. Возможно, это даже к лучшему, ведь если бы я был в курсе, то не знаю, что случилось бы со мной, до какой степени смог бы переживать о тебе. Даже Чарли промолчал, хотя его прямо подмывало рассказать об этом. Теперь я понимаю, но тогда не видел его намеков, сдерживаемых присутствием Сью, яро охраняющей твою тайну.

Я еще раз мысленно поблагодарила Сью. Совершенно не собираясь заезжать к Чарли, оказавшись в Форксе проездом, передумала. И, дожидаясь возвращения Чарли с работы, разговорилась со Сью. Она стала единственной, кому я открыла причины своего решения, попыталась объяснить, почему поступила именно так, пытаясь оградить от лишних страданий горячо любимых мною людей. Сначала Сью старалась убедить меня изменить решение, но в итоге согласилась, что это касается только нас с Карлайлом, а она не должна влиять на мой выбор и вынуждена сохранить тайну. Чарли же был поражен. Он орал на меня, порывался немедленно рассказать Карлайлу о происходящем, и только воздействие Сью смогло остановить его от решительных мер. Видимо, ее внушение сдержало Чарли и во время визита Карлайла. Нужно будет позвонить ей, поблагодарить снова.

- Десять дней назад я был в Луисвилле. Ты уехала за день до моего прибытия. И детективы снова потеряли твой след. Я не знал, в каком направлении двигаться дальше, но тут позвонил Эммет, настаивая на моем возвращении. У Розали подошел срок родов, она сильно переживала о близнецах, решительно не желавших появляться на свет, ей требовалась моя поддержка. Я был достаточно эгоистичным в последнее время, увлекшись поисками тебя, и совсем не уделял ей внимания, хоть и обещал обратное. Поэтому решил подождать информации в Чикаго. Вернулся как раз вовремя, чтобы Роуз не переживала, чтобы объяснить, почему дети должны ненадолго задержаться здесь, в больнице. Потом неугомонное семейство, особенно младшие, начали настаивать на том, что я должен остаться на Новый Год с ними. Я согласился подождать до Рождества. Думал, что это будет самое ужасное Рождество за всю мою жизнь, но даже не предполагал, что сочельник превзойдет все мои ожидания. Вчера я ехал в больницу, чтобы уладить последние детали с выпиской детей - хотелось немного загладить вину перед Роуз и Эмметом, поэтому я воспользовался своими связями, чтобы их выписали в праздничный день, сегодня. Я немного задержался дома, поэтому спешил в больницу, надеясь застать Марту, заведующую отделением новорожденных. Первые два моста были разведены, пришлось сделать довольно большой крюк, так я оказался на этом роковом мосту.

Его история заканчивалась, скоро я, собрав остатки воли, вынуждена буду ответить ему, сказав то, что он не хочет услышать, во что должен будет поверить, во что не верю сама. Моя малышка Ноэль поможет - воспоминания о ней, о ее крошечной ручке наполняли силой и решимостью.

- Я слишком увлекся мыслями, поэтому не заметил твою машину в пробке перед мостом. Даже не успел подумать, что это могла быть именно твоя машина, когда увидел, как ее несет на ограждения. Почему они такие хлипкие до опор, неужели конструкторы думают, что опасность существует, только когда автомобиль находится на середине моста? Неважно! В тот момент я не думал об этом. Увидев, как машину несет на заграждения, я понял, что они не выдержат, а до опор не хватает нескольких метров. У меня не было ни малейшего сомнения, что нужно делать. Ты же знаешь мое отношение к автомобильным авариям - это моя личная фобия. Понадеявшись, что силы удара будет достаточно, хвала всем богам, не ошибся. После столкновения я кинулся к машине, в надежде, что водитель несильно пострадал. Представь весь мой ужас, когда за рулем обнаружил беременную женщину, из последних сил борющуюся с подушкой безопасности! Я не узнал тебя, пока ты не повернулась! Но когда ты сделала это…

Он на минуту остановился, вспоминая свои ощущения, затем продолжил.

- Ты не можешь даже представить, какую адскую смесь эмоций я пережил тогда. Сначала был крайне удивлен - ведь не знал, в какой точке Америки ты появишься на этот раз. Затем ощутил облегчение, что все же нашел тебя. Потом меня накрыл безумный страх, что ты могла погибнуть всего несколько мгновений назад в автомобильной катастрофе. Беременная. Множество «если бы не» ворвались в голову, но все же я несказанно обрадовался, что нашел тебя, что авария вышла не такой серьезной, как могла бы быть, что в этот раз я оказался в нужное время рядом. И вдруг меня осенило, что ТЫ беременна. Этого же просто не могло быть. Я на мгновение подумал, что за рулем сидит твой двойник, но, заглянув в твои глаза, осознал, что не ошибаюсь - это ты, только ты! Понимая, что необходимы какие-то действия, я все никак не мог прийти в себя от пережитого только что. В голове возникали вопросы, слишком много вопросов, но в тот момент было не до них. Я знал, что именно должен делать. Но сейчас ты можешь ответить на один вопрос: Как. Ты. Могла. В твоем положении. Сесть за руль такой машины? В такую погоду? Как ты могла так рисковать собой? Зачем?

Я сжалась, чувствуя злость в его голосе, эмоции, вновь бушевавшие в нем. Карлайл еще не до конца пережил произошедшее. Для него наша встреча на мосту действительно оказалась огромным потрясением. Но я не могла оправдываться перед ним, посвящать в свои планы и объяснять намерения. От меня должно веять холодом, ледяной стужей. Ему необходимо понять, что авария не изменила ничего - он потерял меня навсегда.

- Это не твое дело, Карлайл! – я старалась выполнить собственные установки, шепча про себя, для чего это делаю - для его же блага.

- Хорошо, - эмоции в его голосе снова пропали, - не мое. Но я еще не все сказал, - Он снова поднялся и начал расхаживать по палате.

Затаив дыхание, я ждала следующих слов, искренне надеясь, что выстою. Понимать его правоту было безумно больно, но, осознавая последствия, я предусмотрительно готовилась к большей боли.

- Парамедики прибыли на место аварии довольно быстро. Я настоял, чтобы тебя привезли именно в эту больницу, где знаю всех и могу на них положиться. В палату интенсивной терапии меня не пустили. Я отчаянно метался в комнате ожидания, не находя себе места, снова обдумывал все, что произошло в последние полгода, последний год. Пытался понять, как мог упустить сам факт твоей беременности, как ты, зная состояние своего здоровья, исчезла, будучи в таком положении, снова искал причину. И пришел к выводу, что, возможно, ошибся, когда решил, что твое письмо – ложь. Осознал, что, возможно, ты оставила меня, потому что разлюбила.

Звук его шагов затих. Карлайл стоял прямо передо мной, явственно чувствовался его взгляд на лице. Каким-то чудом мне удалось сохранить на нем выражение спокойствия и безразличия, но я все еще не дышала: он готов к тому, что я откажусь от него.

- Я вновь сходил с ума от отчаяния, от понимания того, что могу потерять тебя навсегда. Хотя твое состояние удалось стабилизировать практически сразу, врачи боролись за сохранение беременности. Преждевременные роды – это всегда риск, причем как для ребенка, так и для матери. Меня пустили к тебе ближе к полуночи, когда стало ясно, что продлить беременность не удастся. Я был первым, кто взял ребенка на руки. Это мне доверили, несмотря на мое состояние, близкое к панике, и трясущиеся руки.

Он горько усмехнулся. Да, это стало очередной насмешкой судьбы - то, что он первым взял на руки Ноэль, которую я так тщательно скрывала от него. Возможно, это был единственный раз, когда она почувствовала прикосновения своего отца - после сегодняшнего разговора они больше не встретятся. Может быть, хорошо, что она смогла ощутить его тепло, пусть и недолго. Я крепко стиснула и так сцепленные пальцы и втянула немного воздуха. Под его обжигающим взглядом не было неуютно, но хотелось бы избежать любого проявления близости, поэтому я всхлипнула от неожиданности, когда почувствовала, что его ладони легли поверх моих, и открыла глаза.

Карлайл сидел на корточках возле кровати, нежно держа мои руки, вглядываясь в лицо. Я была не в силах отвести глаза, попав в капкан золотистого взгляда. В нем отражалось столько боли и столько любви, что их хватило бы и на сотню человек. Я не могла освободиться, теряя нить происходящего. Все эмоции, которые пропали из его голоса, были здесь - в его глазах: я будто поднималась в небеса, но подо мной уже разверзлась преисподняя. Остался только последний шаг, и я сорвусь, увлекая за собой любимого. Лишь тонкая грань, состоящая из самоконтроля, защитного барьера, возведенного мной из счастливых мгновений нашего прошлого, во имя будущего тех, кто мне дорог, отделяла нас от губительного шага. И я очень надеялась, что смогу устоять. Не отпуская моего взгляда, Карлайл тихо продолжил:

- Все это время я говорил не то, так что перейду к главному. После всего произошедшего я понял одну вещь - я не готов отпустить тебя сейчас. Не могу! Даже если ты не любишь меня, - на этих словах голос сорвался, а глаза наполнились таким непередаваемым отчаянием, что казалось, из них пропало все золото, осталась лишь черное уныние, - я смирюсь, но прошу тебя, останься! Останься ради нашей дочери! Я растил детей один и знаю, что не смог дать им всего, что хотел - полноценную семью, но этот ребенок… Она – подарок судьбы! Она должна быть окружена теплом и вниманием, расти и познавать радость материнской и отцовской любви. Когда я взял ее на руки, словно само небо улыбнулось мне. Хвала всем богам, что она жива и вполне здорова - это неописуемое счастье. Когда я услышал ее первый крик – словно ангелы спели мне песню, Рожественский гимн! Ноэль! Знаешь, это было бы очень подходящим именем для нее! Девочка-праздник! Девочка–чудо! Она – самое дорогое, что есть у меня на этой земле, я не могу остаться без нее, пожертвую чем угодно, смирюсь с любой потерей. Поэтому прошу: вернись! Я предоставлю тебе полную свободу действий, только бы ее окружала полноценная семья!

Я ждала, что он попытается убедить меня вернуться, но не такими аргументами. К этому я оказалась не готова. Слушая его, не верила своим ушам, но видела перемену в золотистом взгляде, понимала, что Карлайл говорит правду - глаза не могут лгать. Когда он рассказывал о Ноэль, глаза сияли, лучились любовью. Он говорил моими же словами, и даже имя выбрал то же, что и я! И испытывал те же чувства, что и я, когда предприняла попытку к бегству. Карлайл готов был отказаться от нашей любви ради дочери, ради ее счастья! Как такое могло случиться? Почему не поняла его, если ощущала то же самое? Как я допустила эту ужасную ошибку? Почему не поговорила с ним сразу? Как я могла?..

Слезы хлынули из глаз, затуманивая взор, разрывая нашу связь. По мере осознания мною сказанного им, мое сердце , замершее в груди с начала нашего разговора, стучало все сильнее и сильнее, и теперь, казалось, выпорхнет из груди. Волны эмоций, нахлынувшие от осознания страшной ошибки, заставили меня содрогнуться. Я хотела ответить Карлайлу, не совсем понимая, что именно могу сказать сейчас, но из горла не вырвалось ни звука. Воздуха в легких катастрофически не хватало, я попробовала вдохнуть, но получился лишь судорожный всхлип. Карлайл выпустил мои руки, и я, словно потеряв опору в реальности, грохнулась в обморок.

...

Когда я очнулась, за окном уже стемнело, тишина, прерываемая лишь негромкими сигналами монитора, давила на уши. Я слегка приподнялась, чтобы сесть, и поморщилась от боли. Нужно срочно поговорить с Карлайлом, рассказать о моей ужасной ошибке, но я была в палате одна. Необходимо позвать сестру, она приведет его ко мне! В поисках кнопки вызова я осмотрелась вокруг: голубые стены, стол у окна, медицинское оборудование и два кресла у стены. Стоп! Когда я очнулась после аварии, то была в палате с белыми стенами и никаких кресел там не видела и в помине, только стул. Значит… значит, мне все приснилось! Весь наш разговор – только плод моего напичканного наркотиками воображения. Сон, всего лишь сон! От досады из глаз закапали слезы. Я не знала, о чем жалею больше: о том, что хотела бы, чтобы все было реальностью или о том, что мне предстоит пережить разговор с Карлайлом снова, и я не знаю, к чему он нас приведет.
В дверь тихо постучали…

---

Не забудьте заглянуть под спойлер для ПЧ на ФОРУМЕ и сказать спасибо SweetEstel за бетирование! И, конечно, я очень жду Ваши комментарии!

---