Глава 15. Разговор на крыше

Я знаю, что такое потерять близкого и любимого человека.
Я знаю, что такое присутствовать на похоронах.
Я знаю, что чувствует человек, у которого уже не осталось сил плакать.
Я знаю, что такое боль.
Я знаю, что такое отчаяние.
Я знаю, что такое настоящий крик боли.
Я знаю, что такое потерять надежду.
Я знаю, что такое безысходность.
Я знаю, что такое засыпать в слезах.
Я знаю, что такое улыбаться, когда тебе хочется плакать.
Я знаю, что такое сидеть на холодном полу и думать, что все обойдется.
Я знаю, что чувствует человек, когда ему говорят, что он зря надеялся.
Я знаю, что такое непреходящая боль в сердце.

Я хотела бы ничего этого не знать. Я хотела бы, чтобы у меня не было этих знаний.

Но, к сожалению, такова моя жизнь. Когда мне вручили часы Эдварда, я подумала, что это невозможно, что он их просто обронил где-нибудь. Но мне сказали, что часы были сняты с руки человека, по-видимому, белого человека. Эдвард бы никогда не отдал часы, подаренные мной, кому-то другому. Значит… Не хочу думать о том, что это значит. Не хочу! Я не верю в это. Он жив! И точка. Просто он уехал куда-то далеко. Куда-то туда, где мне его не достать и больше не увидеть. И откуда он не вернется. Так легче. Так гораздо легче жить дальше. Продолжать жить, если это можно так назвать.

Сегодня был день похорон. Погода в последние два дня улучшилась, и сейчас ярко светило мартовское солнце, которое еще не грело, но освещало все вокруг. И если бы не событие, из-за которого вся семья, родственники, друзья и коллеги, собрались на кладбище, то этот день можно было бы по праву назвать прекрасным.

Вся семья Эдварда сидела на складных стульях в первых ряду. На них было больно смотреть. Все плакали. Даже Элис. Да, там была и она. Мы пересеклись с ней, но не сказали друг другу ни слова. Даже не поздоровались. И это меня больше всего удручало. Да, она наговорила мне гадостей, но мне до сих пор не верилось, что наша многолетняя дружба прекратилась вот так, в одночасье.

Сама же я стояла немного в отдалении от всех. Мне хотелось побыть наедине с собой. А все эти люди как будто вмешивались в мое личное пространство, в мой мир. Мне хотелось, чтобы здесь вообще никого не было, чтобы они все ушли отсюда и дали мне проститься с Эдвардом без посторонних глаз. Священник произнес молитву, потом слово взял Эммет, который с трудом сдерживал свои слезы, и произнес надгробную речь. Но я с трудом разбирала слова, в голове был какой-то хаос, и я еле стояла на ногах. За всю церемонию я не произнесла ни слова, не пролила ни одной слезинки, я даже не подошла к гробу, чтобы проститься с Эдвардом. Я не могла. Я как будто приросла к земле и не могла сделать и шагу. Внутри меня как будто все омертвело. Это невозможно. Невозможно вот так взять и попрощаться с ним. Сказать какой-то стандартный набор слов и фраз и уйти. Должно быть что-то большее, что-то выше этого. Но нет. Ничего...

“Я тебя никогда не забуду, Эдвард. Для меня ты всегда будешь жив” – тихо произнесла я и пошла в сторону машины, которая должна была меня отвезти в квартиру Карлайла и Эсме. Да, я специально попросила себе отдельную машину, потому что не хотела ехать со всеми остальными. Мне казалось, что я буду только создавать ненужное напряжение.

Дальше было еще хуже. Мне пришлось выслушивать слова сожаления и скорби от людей, которых я видела в первый раз в своей жизни. Они рассказывали истории о том, как познакомились с Эдвардом, каким замечательным хирургом он был, и какого человека все потеряли. Стремясь убежать от всего этого, я оказалась на крыше. Был уже вечер, и дул пронизывающий ветер, развевая мои волосы, и шерстяное платье, которое на мне было надето, едва спасало от холода. В голове не было ни единой мысли, я просто стояла и наслаждалась свежим воздухом, который поступал в мои легкие.

- Привет! Не знал, что застану тебя здесь, - окликнул меня Джаспер.

- Привет! – ответила я, смотря на проезжавшие внизу машины.

- Красивый сегодня закат, - произнес он. Я же поежилась от воспоминаний моего первого увиденного заката в Нью-Йорке. Джаспер же иначе интерпретировал мои действия и накинул мне на плечи пиджак, оставаясь в черном свитере легкой вязки.

- Спасибо, - поблагодарила я его.

- Не за что, - ответил он мне. Затем он вытащил из кармана сигареты, затянулся и посмотрел на меня.

- Будешь? Прости, глупость сморозил. Тебе же нельзя, - и обратил свой взор на соседнее здание, облокотившись на бетонное ограждение.

- Не знала, что ты куришь, - прокомментировала я.

- Сигареты позволяют мне оставаться наедине с собой, - безразлично произнес он.

Помолчали.

- Ты знаешь, я хотел бы извиниться за поведение Элис. Она не хотела тебе все это высказывать и выливать на тебя всю ту кучу дерьма.

- Не хотела, но сделала, - безапелляционно прервала я его. – Джаспер, это не твоя вина и извиняться тоже должен не ты.

- За три дня до того, как Эдвард должен был прилететь, Элис потеряла ребенка.

Что?! Как? Почему я ничего не знала об этом?!

- Вот нервы и сдали, - все тем же безучастным голосом продолжал говорить Джаспер. – Она просто не выдержала. К тому же дела с ее коллекцией идут не ахти как, - делая очередную затяжку, произнес он, - Вещи плохо распродаются. А тут такое в семье случилось. И она уже не контролировала себя. Ей нужно было высказаться, кого-то обвинить и сделать виноватым, тем самым облегчая всю ту боль, которая не давала ей покоя, которую она тщательно скрывала. И под руку попалась именно ты. Ведь это было так легко обвинить тебя в смерти Эдварда.

- Мне кажется, что она была права, - прошептала я.

- Ты же прекрасно понимаешь, что нет. Эдвард бредил всем этим, ему нужна была эта поездка, чтобы осуществить свои мечты. Он хотел поехать. И давай посмотрим правде в глаза, он тобой манипулировал. Может быть не специально, может быть подсознательно, но он хотел, чтобы ты его отпустила, сказала ему об этом и дала свое разрешение. Ему это было необходимо. И ты почувствовала это на интуитивном уровне и сделала все как надо. Так что ты не виновата. Что случилось, то случилось.

- Ты сам-то как? – поинтересовалась я, не желая говорить на затронутую им тему.

- Паршиво. Но так же, как и ты, я надену маску и скажу, что жизнь прекрасна, хоть сам я в это и не верю. Но никому не следует знать об этом. И никто не хочет этого знать. Таковы уж законы этого общества. Просто надо набраться мужества и сделать вид, что пережил это. Хотя на самом деле боль никуда не уходит, она просто притупляется со временем. И мы шагаем по жизни, нацепив веселые маски, но где-то глубоко внутри нас, там, куда нет доступа ни одному человеку, пусть даже и самому любимому, мы тихо плачем, и лица наши искажены страданием.

- Джаспер, - тихо произнесла я, но так, чтобы он услышал, - ты хочешь развестись с Элис? – не веря в то, что задаю этот вопрос.

- Я думал об этом. Я серьезно обдумывал все возможные варианты последствий нашего развода…

- И?

- И сейчас мы вместе ходим к семейному психоаналитику. Это помогает… в какой-то степени.

- Ты любишь ее?

- Люблю. Но что это меняет?

- Это меняет многое. Ты должен бороться за свою любовь, не опускать руки, не позволять обстоятельствам взять верх над тобой. Я не боролась за свою любовь. Это всегда было прерогативой Эдварда. Он стремился сохранить наши отношения, я же боялась их и при первой же возможности бежала от них.

- А почему ты боялась?

- Не знаю. Может быть потому, что порой все было слишком идеально, а порой мне казалось, что я это не я, что я подстраиваюсь под человека и теряю при этом кусочек себя и своей индивидуальности. Мне было страшно. Страшно вверить свою жизнь в руки другого человека. Все изначально было слишком серьезно, слишком стремительно, просто слишком. Я и оглянуться не успела, как оказалось, что уже все. Я вляпалась по самые уши. И я, как наивная, но гордая дура, пыталась выпутаться освободиться, и у меня это получалось. К сожалению.

- Просто Эдвард чувствовал тебя и понимал, что тебе это было необходимо.

- Я тоже так думаю, - задумчиво протянула я. – Ты знаешь, у меня и нормальных отношений ни с кем не было, кроме него. Я всех сравнивала с ним, и он всегда был лучше.

- Потому что не могло быть иначе. Когда вы расставались, думая, что теперь-то уж точно навсегда, вы все равно продолжали любить друг друга, хоть и активно отрицали это.

Затем разговор прервался, и каждый думал уже о своем.

- Почему ты здесь, на крыше? А не в кругу родственников и друзей?

- Потому что я не хочу видеть их скорбные лица, слышать о том, какая это утрата, выслушивать их слова сожаления. Я не верю в его смерть и поэтому мне трудно сделать соответствующее выражение лица и с достоинством присутствовать на поминках. Мне хочется кричать в голос, что это все неправильно, что Эдвард жив, что с ним все в порядке, просто что-то случилось, произошла какая-то ошибка, что… - у меня не хватило слов, и я разрыдалась, впервые за этот день. Джаспер обнял и попытался успокоить.

- Пойдем вниз, а то наше отсутствие истолкуют неверно и подумают, что мы не хотим отдать последнюю дань уважения Эдварду.

- Джаспер, пообещай мне, что будешь бороться за вас с Элис, - потребовала я, все еще находясь в его объятиях.

- Я буду. Я всегда это делаю. А теперь пошли отсюда, а то здесь становится чертовски холодно.

Мы спускались на лифте на нужный этаж, и я легонько сжала его руку, благодаря его без слов. Он пожал мне руку в ответ. Нам обоим был нужен этот разговор. Мы выговорились и поделились друг с другом наболевшим. Нам обоим стало чуть легче, и где-то глубоко внутри мы осознавали, что только мы можем понять друг друга.

Я знаю, что такое боль.
Я знаю, что такое отчаяние.
Я знаю, что такое потерять близкого и любимого человека.
Я знаю, что такое потерять надежду.

И мне придется жить с этими знаниями всю оставшуюся жизнь. Тяжелый груз, не правда ли?