…



– Послушайте, я отправил вам счет-фактуру три недели назад и до сих пор не получил никакого подтверждения. Хорошо, это я понимаю, но это не означает, что вы не можете отправить нам его факсом. Вы знаете, не у всех есть интернет!

Я закрываю глаза и стараюсь глубоко дышать, но в висках так сильно стучит, что я не могу сосредоточиться.

– Отлично. Так меня всё устраивает, – с раздражением в голосе говорит отец и бросает трубку.

– Господи, в этой компании нет ни одного компетентного работника. Такое ощущение, что там работает лишь горстка полоумных подростков.

Папа трёт глаза, рукой разглаживает усы: он выглядит очень подавленным и усталым. У отца Леа, Гарри, пару недель назад был сердечный приступ. Сейчас он в порядке, но вся эта ситуация заставила меня беспокоиться, особенно, когда папа очень сильно занервничал. Я уже потеряла маму. Не знаю, что я буду делать, если что-нибудь подобное случится с моим отцом. Он нуждается в помощи.

Джейк уволился сразу после Хеллоуина. Он вместе со своей подружкой Бри переехал в Калифорнию к своему брату Джареду. Мне кажется, что они хотят создать свою группу. Папа пытается взять на себя все дела с обслуживанием клиентов, и ещё заменить дорожное покрытие на пристани, но каждый день возникают новые проблемы. Это новое дорожное покрытие – настоящая заноза в заднице, я даже представить не могла, сколько с ним работы, а сколько ещё будет. Мы решили заключить договор с той компанией, чья реклама нам понравилась больше других, «Crowley Concrete», но сильно разочаровались, и теперь хотели уйти от них. Нам казалось, что они будут хорошо работать, ведь это семейный бизнес, отец и сын – из Лафлина. Вот, к примеру, у Блеков – семейный бизнес, и они хорошо работают, правда, пытаются вытянуть из людей побольше денег. Сейчас же я чувствую себя полной дурой, так как это было мое первое серьезное решение, которое я помогала принять отцу без своего брата и Джейкоба, и, в результате, получилась полная неразбериха.

Я стараюсь делать всё, что могу. Я беру на себя резервирование мест для клиентов и бухгалтерию и убеждаюсь, что мы всё ещё держимся на плаву, но нас только двое, и мы не можем за всем уследить. Отец стареет, и он уже не тот, что был раньше. Его шаг стал медленней, ему тяжело подниматься, и он постоянно жалуется на боль в спине. Скоро он придёт к мысли, что нужно нанять нового работника. Мы можем себе это позволить. В этом году у нас были не очень хорошие показатели, но он пока не сдается, он очень упрямый. И мне просто кажется, что, если он допустит мысль о том, что нуждается в помощи, то он, практически, признается, что стареет.

– Я пойду, покурю, – говорю я.

Он на секунду поднимает на меня взгляд, его усы подёргиваются, и он снова возвращается к чертежам, сметам и морю сообщений, лежащих на его столе. Я делаю себе пометку: убрать всё с его стола, когда он пойдёт домой.

Я иду к магазину, где меня ждёт Леа. Уже январь, и погода достаточна тёплая, но всё ещё немного прохладно для того, чтобы носить короткие шорты ‒ правда, уже светит солнышко, и довольно ясно. Леа уже стоит на тротуаре и курит, заодно наблюдая за дюжиной строителей, которые разламывают наш старый, треснувший асфальт, чтобы к лету сделать новую дорогу, а пока – только вызывают у нас головную боль, стуча своими отбойными молотками.

– Неплохой видок, да?

Она протягивает мне сигарету. После её слов, я ещё раз более внимательно, смотрю на потных рабочих в грязных футболках и отмечаю, что несколько из них действительно довольно, гм, привлекательны.

– Ух ты, ты только посмотри на его руки, – говорю я, не сводя глаз с одного блондинчика. – Они такие огромные, одна его рука, как мои бедра.

– Вижу, – вздыхает Леа. – У Дженкса едва хватает сил поднять мою задницу на кухне. На прошлой неделе мы попытались…

– Ар, бла, ля ля, морковь, ботва.

Я бормочу полную ерунду, только чтобы не слышать её. Леа ехидно улыбается, пока я пытаюсь подавить рвотный рефлекс. Мне совершенно не хочется слышать о её сексуальной жизни. Иногда мне кажется, что она и Дженкс хотят поставить какой-то мировой рекорд, или что-то в этом духе.

Мы продолжаем молча стоять возле магазина и курить, пока один из рабочих не поднимает голову, и не ловит нас за разглядыванием. Не похоже, что он старается работать, как полагается. Вместо этого он стоит возле большого синего фургона и болтает с другими рабочими, и мне так хочется крикнуть ему, чтобы он занялся делом. Что мы платим им не за то, чтобы они находили себе друзей и целыми днями общались друг с другом. Но тут он, вдруг, улыбается мне и игриво подмигивает, а я краснею словно мне, черт побери, двенадцать лет.

– Посмотри-ка, кажется, у тебя появился поклонник, – смеётся Леа.

Я бросаю окурок на землю:

– Навряд ли, – я закатываю глаза. – Он, наверняка, думает, что я разглядываю его.

– А то нет, – говорит Леа.

– Нет, – протестую я.

А затем решаю, что, раз он так думает, то почему бы не изучить его поподробнее. Он не очень высокий, довольно загорелый, из чего я делаю вывод, что он живёт где-то недалеко. У него очень широкие плечи, словно он много работает или качается. И личико у него довольно дружелюбное, тёмные, аккуратно уложеннные волосы. На нём надета облегающая серая футболка и джинсы с серебрянной пряжкой на ремне. Такой ремень я видела раньше, и это отзывается болью в моём сердце.

– У Эдварда такой же ремень, – бормочу я.

Леа, сощурив глаза, смотрит на меня.

Эдвард – в Сиэтле, пытается разобраться, что ему делать со своей жизнью, и в течение года я не слышала от него ни слова. Хотя, мне кажется, что один раз он всё же звонил мне: было одно сообщение на телефоне в офисе, но был слышен только шум, как будто он звонил с какой-то вечеринки или из другого шумного места. И я не могу точно сказать, что это был он. Я ничего не знаю, но не имею никакого права обижаться, ведь именно об этом мы договорились прошлым летом. Никаких ожиданий, никаких обязательств.

Год проходит за годом, а он всё ждёт, что я буду ждать его, и, к тому же, ему ни разу не пришло в голову побороться за меня. Я не сержусь ‒ просто разочарована. Знаю, Эдвард заботиться обо мне, но я не настолько глупа. Прошлым летом он просто пытался заполнить пустоту в своей жизни и для этого использовал меня. Это – то, чего я ожидала, так всегда было между нами, но я не могу больше ждать. Аккуратненько завернув свою любовь к Эдварду в симпатичную бумагу, упаковываю её в коробочку и прячу в самый дальний уголок моего сердца. Только так я могу справиться со всем этим, только так я не чувствую боли. Я просто чувствую, как всё проходит мимо меня, как жизнь проходит мимо. Я больше не могу так жить, замороженная, будто ничто не движется, жить, ожидая, что когда-нибудь Эдвард, наконец-то, определится, хочет он меня или нет.

У Роуз родилась очень красивая девочка с ямочками на щеках и с пушистыми золотистыми волосами, и она назвала дочку Ванесса Рене. Ванесса родилась в День Благодарения, через два дня после дня рождения Эммета. Он прислал нам фотографии и звонил из больницы, когда у Роуз начались схватки. Я спросила у него, если ли там Эдвард, и он ответил, что его нет. А потом я чувствовала себя ужасно, потому что пропустила мимо ушей приятные вести, которые он нам сообщил, и больше ни о чём у него не спросила.

– Ты должна пойти и поговорить с ним, – подталкивает Леа.

Я бросаю на неё сердитый взгляд. Леа считает Эдварда полным мудаком. Так она зовёт его с прошлого лета. Она говорит, что сначала он должен высунуть голову из своей задницы, и я склонна с ней согласиться, но знаю, что это – не только его вина. Я слишком хорошо знаю, на что это похоже, чтобы чувствовать себя потерянной и безнадёжной.

– Я не буду с ним разговаривать, – отвечаю я.

Я ходила на пару свиданий, но не было ничего серьёзного. Один раз я ходила на свидание в город с Питером, тем, что работает барменом: он – хороший парень, но глуп, как пробка. У нас с ним нет ничего общего, и он слушает «Hootie and the Blowfish».

– Вот почему ты никогда не сможешь забыть Эдварда. Потому что ты даже никогда не пытаешься выбросить его из головы. Неужели тебе не надоело греться в лучах солнца на своём острове заблуждений? Чего ты боишься?
Своим вопросом она просто-напросто сыплет мне соль на рану. Я бросаю на неё яростный взгляд.

– Я не боюсь, – фыркаю я.

– Правда? В таком случае, я – не заядлая курильщица, – она закатывает глаза.

Мне противно смотреть на её лицо, словно она всё про меня знает. Я не боюсь. Я не чувствую страха и докажу ей это.
Я отталкиваюсь от стенки магазина и иду прямо в сторону синего фургона ‒ гнев полностью затмил мой разум. Я не свожу своего взгляда с человека с короткими чёрными волосами, огромными бицепсами и серебристой пряжкой на ремне: в этот момент он как раз собирается насладиться своим обедам. Он сидит внутри фургона, открыв настежь дверь, и я знаю, что не должна беспокоить его во время обеденного перерыва, но я настроена серьёзно и дико зла. Я замечаю, как меняется его лицо, когда он видит, что я иду к нему. Через несколько секунд я уже стою перед ним, а у него самые необычные глаза из тех, что я видела. Они карие, но больше похожи на мёд, и на мгновенье я поймана врасплох тем, что они так похожи на мои.

–Привет, – говорю я.

Мой голос твёрд, а его губы снова растягиваются в игривой улыбке.

– Хм, ну, привет, – говорит он, так и не успев донести бутерброд до рта.

И я чувствую себя полной идиоткой.

– Что ты ешь? – спрашиваю я.

Он смотрит на свой бутерброд и улыбается мне:

– Бутерброд с арахисовым маслом и желе – усмехается он.

– Хороший выбор.

Твою мать, что я несу? Придумай что-нибудь, Белла, перестать так унижаться. Но в этом деле я совсем плоха.

– Ты знаешь, сначала я сомневался в своём решении. Я могу тебе чем-нибудь помочь?

Он отвечает мне, а я пытаюсь сдержать улыбку и придумываю очередной глупый ответ, чтобы отклонить его язвительность.

– Сомневаюсь. Просто пытаюсь доказать себе правоту своего мнения, – говорю я, придумывая очередную фигню, чтобы отклонить его язвительный ответ.

– Ты хочешь кусочек моего бутерброда? – спрашивает он.

Я больше ничего не могу поделать, и мои губы растягиваются в широкой улыбке.

– Вот так, просто, ты предлагаешь мне разделить с тобой обед?

Я не верю в то, что сейчас происходит, но он лишь пожимает плечами. У него такие милые веснушки, разбросанные по носу и щекам. И, сам по себе, он довольно симпатичный, и эти глаза… просто они такого необычного цвета.

– Нет, спасибо, у меня есть жевательные конфеты, – говорю я, и уже поворачиваюсь, чтобы вернутся в магазин. – Не хочу портить тебе обед.

Он смеётся, и его смех такой приятный.

– Я Тайлер, – говорит он и протягивает руку.

Я пожимаю ему руку:

– Приятно познакомится, Тайлер.

– А ты – Белла. Ты работаешь в офисе, так ведь? ‒ спрашивает он.

– Да, – робко отвечаю я.

И он тоже смотрит на меня с застенчивой улыбкой.

– Я – Тайлер Кроули. Ты, наверное, слышала про «Crowley Concrete»

– Подожди, так ты – тот, кто вот уже несколько недель водит нас за нос? – резко спрашиваю я.

Опешив от моего тона, он отвечает так, словно пытается оттянуть время, чтобы придумать нужный ответ.

– Эм, нет, я не думаю, что это именно я вожу тебя за нос. Просто возникло некоторое недоразумение, вот и всё.

Уперев руки в бока, я спрашиваю:

– Разве это не ты сказал, что у нас не было бы никаких недоразумений, если бы мы хорошо занимались своими «административными обязанностями»? – говорю я, уперев руки в бока.

– Эх, да, так ты подумала, что я имел в виду тебя, когда говорил про административные обязанности, – говорит он.

Я прищуриваюсь:

– Хорошо. Ну, я пошла, – говорю я, я делаю шаг от него, и замечаю, что его лицо принимает недовольный вид.

– Эй, Белла, давай попробуем сначала, – говорит он и встаёт.

– Нет, Тайлерони. Я уже начала. Время двигаться дальше, – говорю я, махнув рукой, и поворачиваюсь, топая обратно к Леа.
Все оставшиеся дни января Тайлер Кроули приезжает к нам и приносит мне бутерброд с арахисовым маслом и желе. Вскоре ремонт дороги закончен, и, как по волшебству, после моего знакомства с Тайлером у нас уже нет проблем и с этим делом. Он – такой милый и обаятельный, и мне, если честно, не нравится арахисовое масло, но я позволяю ему садиться рядом со мной, и мы едим один бутерброд на двоих. На день Святого Валентина он приглашает меня на свидание, а у меня никогда не было свиданий в этот день, даже когда я встречалась с Гарретом. Он всегда считал, что этот праздник ‒ уловка правительства, что таким образом они заставляют честных американцев тратить деньги на «кровавые алмазы».

Я изо всех сил старалась держать наши отношения в дружеском ключе, но уже к июню, когда мы с Тайлером сходили уже на десяток свиданий, я понимаю, что он нравится мне, очень нравится. Он веселит меня, позволяет мне выигрывать, когда мы играем в карточные игры. Каждые выходные он приезжает в Лафлин, чтобы увидеть меня и остаётся на ночь. Первый раз, когда он остался на ночь у меня, отец был в ярости. Но, Слава Богу, он ничего не сказал, только остался ночевать в ту ночь у Билли. Но со временем он привык к Тайлеру, и теперь их отношения выглядят безупречными. Хотя, если честно, у него нет никаких причин, чтобы не любить Тайлера. Тот живёт рядом, но, всё же, не слишком близко. Он, по-прежнему, старается изо всех сил, чтобы завоевать симпатию моего отца, но при этом остаётся верен своим убеждениям. Он любит рыбачить, плавать на лодке, а также, помогает моему отцу с работой на пристани. И мне кажется, что он видит в Тайлере ту самую возможность, которую я сама сначала не разглядела.

Чем ближе к концу месяца, тем больше в моём сердце растёт тревога. Я не планировала испытывать симпатию к Тайлеру, даже самую малость. Я не планировала ходить с ним на свидания или целоваться с ним, или заниматься с ним сексом. Это всё произошло как-то само по себе, и произошло так легко, что я не знаю, что я скажу Эдварду, когда он приедет сюда. Если приедет.
Я разговариваю по телефону с Эмметом перед тем, как он уезжает в Сиэтл, и он говорит, что не уверен, приедет ли Эдвард в этом году. А если и приедет, то один. Я уверена, что Эммет рассказал ему о Тайлере, и я не удивлюсь, что именно это и будет причиной тому, что он не приедет. Мне также было интересно, разобрался ли он в себе, решил ли, что ему делать со своей жизнью. Мне интересно, есть ли у него девушка, какой длины сейчас его волосы, какие интересные фильмы он посмотрел в этом году, какую музыку он сейчас слушает.

Я скучаю по нему.

Я так сильно скучаю, что не могу сдержать слёз. Тайлер ведёт меня в Лафлине в очень хороший итальянский ресторан: я сижу за столом напротив него, в очень симпатичном летнем платьице, ем тирамису и плачу. Тайлер взволновано смотрит на меня, ведь раньше я никогда не плакала перед ним. Я так смущена, что мне приходится покинуть его и убежать в дамскую комнату.
С Тайлером у меня всё хорошо, с ним приятно разговаривать, секс с ним замечательный, и свидания все очень милые, но, если честно, всё это не сравнится с Эдвардом, и это меня очень злит. Я больше не хочу любить Эдварда. Я больше не хочу страдать, когда думаю о нём, потому что это разрушает всё хорошее. Это разрушает все вещи, которые были между нами, всю ту красоту. Но это всё – непостоянно. Жизнь Эдварда ‒ в Сиэтле, и я не вижу той реальности, где наши миры могут соединиться. Мне кажется, и Эдвард это понимает, и именно поэтому он и не звонит.

Тайлер ждёт меня снаружи, возле дамской комнаты, и я решаю рассказать ему всё об Эдварде. Я должна быть честной, Тайлер должен знать, что получает. Он должен знать, что есть кто-то другой, кому принадлежит кусочек моего сердца, и эта частичка всегда будет ему принадлежать, и я дам Тайлеру выбор: захочет ли он взять ту часть моего сердца, что осталась.
Мы возвращаемся в тишине. Тайлер даже не включает радио, и всё, что я слышу ‒ шум мотора грузовика. Он ждёт, что я сама объясню своё поведение, а я думаю, что, возможно, не стоит начинать этот разговор.

Он паркуется рядом с моим автомобилем возле своего дома, и понимаю, что сейчас мне нужно сказать ему, что я не хочу ночевать у него сегодня. Я просто хочу вернуться домой, свернутся калачиком на своей кровати и, может быть, послушать свою кассету-сборник.

– Итак, я должна тебе кое-что рассказать, – начинаю я.

Тайлер поворачивается ко мне, я глубоко вздыхаю:

– У меня есть друг, который каждый год приезжает на пристань. И, скорей всего, он приедет сюда и этим летом.
Тайлер продолжает просто сидеть, ожидая, что я продолжу, и при этом выглядит совершенно невозмутимым. И теперь я оказываюсь перед ситуацией, в которой просто обязана всё ему объяснить. Боже, это труднее, чем я думала. Он сочтёт меня полной идиоткой.

Потому что ты и есть полная идиотка.

– Он для меня – словно лучший друг, и я беспокоюсь о нём. Эм, у нас, как бы, есть обязательства, – говорю я, и не могу сдержать улыбку на губах, поскольку вся эта ситуация напоминает мне то лето, когда Эдвард привёз свою подружку к нам.
Боже, как давно это было – пять лет назад. А, кажется, – прошло десятилетие.

– Какие ещё обязательства? Типа, «друзья с привилегиями»? – говорит Тайлер.

И эти слова тут же стирают улыбку с моего лица.

– Это трудно объяснить, – шепчу я.

– Скорей первое, чем второе? – спрашивает он.

И я киваю.

– Ты любишь его.

Это не вопрос, и я опять киваю.

– Чёрт, Белла, тогда, что ты делаешь со мной?

Я начинаю плакать.

– Всё верно. Я – лишь парень на замену, пока нет того. Чёрт возьми.

Рукой он проводит по своим волосам, и я вижу, по его напряжённой челюсти и шее, как он разочарован.

– Ты действительно нравишься мне, и даже больше, чем ты думаешь, и все наши отношения с Эдвардом – это просто… Я всегда буду любить его, но я не могу быть с ним. И я хочу быть с тобой, действительно хочу, но мне кажется, что ты должен знать, с чем имеешь дело.

Очень долго Тайлер не произносит ни слова, и я думаю, что он собирается с мыслями, чтобы прогнать меня из своей жизни. Я потираю лицо руками, беру свою сумочку и уже собираюсь выйти из машины, как Тайлер хватает меня за руку.

– Подожди. Ты хочешь быть со мной? – спрашивает он.

– Я хочу попробовать, – говорю я.

И он наклоняется, и дарит мне нежный успокаивающий поцелуй.

– Я могу справиться с этим.

И я надеюсь, что, чёрт побери, тоже смогу справится.
…
Мой брат и Роуз приезжают на пристань на своем новеньком красном форде Уиндстар (2). У них ещё даже нет номерных знаков. Каллены тоже приехали на новом автомобиле – серебристом мерседесе, и Элис с Джаспером высаживаются с заднего сиденья. Эдварда с ними нет, но я была к этому готова.

Я бегу прямо в объятия своего брата и рыдаю у него на груди. Он приподнимает меня с земли, крепко сжимает в своих огромных медвежьих объятиях и смеётся.

– И с каких пор ты стала такой плаской? – говорит он.

И мне хочется ударить его в нос после таких слов.

– Заткнись, я собираюсь впервые встретиться со своей племянницей, и тебе не удастся разрушить этот прекрасный момент.
Я легонько толкаю его в плечо, а он собирает часть моих волос в кулак, как любил это делать, когда мы еще были маленькими. Мой брат ‒ отец. Это так удивительно для меня, а я ведь ещё даже не видела его ребёнка.

Роуз подходит к заднему сиденью и достаёт оттуда маленького человечка, и в этом пухленьком личике я тут же узнаю черты своего брата ‒ лицо ангела. Щёчки у неё такие розовенькие, а ушки большие, и, когда она хлопает глазками, улыбаясь мне своей беззубой улыбкой, я готова умереть от умиления. Её милые волнистые золотистые волосы собраны в маленький хвостик и украшены крошечной заколкой на макушке. Я тут же беру её на руки и прижимаю к груди, целуя в её нежную щечку. Я держу её очень крепко, потому что в моей голове, сами собой пронеслись десятки картинок, как она может упасть, и это заставляет меня чертовски нервничать. Она так приятно пахнет, и рядом с ней я чувствую себя так хорошо и нежно. И мне просто хочется всегда держать её маленькое тельце в своих руках.

– Привет крошка, – шепчу я, легонько дергая её за щёчку, она тянет свои ручки к моему лицу, задевая своими маленькими пальчиками мой нос и губы, вызывая у меня смех. – Ох, цыплёночек! Это немного больно!

Но она лишь смеётся и хлопает глазками, а я смеюсь над звуками, которые она издаёт, пока я осторожно раскачиваю её в своих руках. Я играю с ней в прятки, закрывая лицо ладонями, имитируя те забавные звуки, что она издает, и у меня возникает чувство, что мы знаем друг друга вечно.

– Ага, она уже любит меня, – говорю я, когда Роуз берёт свою дочку из моих рук.

Я замечаю, как папа подходит к подъездной дорожке, и Эммет хватает Ванессу и идёт к нему. Со своего места я вижу, как папа хлопает Эммета по спине, а потом берёт с рук сына свою маленькую внучку. Роуз подносит руку к лицу, и, бросая на неё взгляд, я понимаю, что она плачет. Я кладу руку на плечо своей новой сестры, и мне так хочется, чтобы мама была тут, с нами.
Из-за напряженного рабочего графика Роуз, Джаспер и Элис могут провести на пристани лишь пару недель. Они собираются уехать после «Дня независимости», а Эммет планирует остаться здесь с Ванессой до конца лета. Это так удивительно, Эммет просто знает, как быть отцом, но, если честно, я думаю, что у него просто был хороший пример.

На самом деле, немного странно видеть моих друзей и их семьи без Эдварда. Я не опустошена этим фактом, как в прошлый раз, потому что подготовлена. Но, тем не менее, это, по-прежнему, больно. Время от времени я смотрю на дорогу, пристально вглядываясь в каждый автомобиль, съезжающий на нашу дорогу, и жду, что снова всё будет как прежде. Боже, как я скучаю по нему. Как я скучаю по своему другу, и я просто не могу быть здесь без него. В моей голове постоянно возникают картинки нашего прошлого, хоть я и старалась забыть их в течение этого года.

Всё идет не так, и я не могу расслабиться. Мне нужно поговорить с ним. Я чувствую себя ужасно, его отсутствие как бы говорит мне, что он обижен на меня. Как бы мне хотелось, чтобы он нашёл в себе силы и приехал сюда, и высказал мне всё, высказал в лицо.

На День независимости мы решаем остаться на пристани, потому что Роуз пока побаивается брать Ванессу на лодку, хоть мой папа и говорит ей, что я и Эммет плавали на лодке ещё раньше, чем научились ходить. Я приглашаю к нам на вечеринку Тайлера, а Леа и Дженкс приезжают к нам сами, и мы устраиваем барбекю на частном пляже.

Доктор Каллен и мой отец играют в «подковки» (п/п набрасывание на столбик подковообразных бит), в то время как Дженкс и Джаспер обсуждают проблемы, связанные с инфляцией. Миссис Каллен, Элис и я играем с Ванессой, окуная пальцы в воду. Леа заваливает Роуз различными неуместными вопросами о плаценте и матке, и я время от времени пытаюсь прислушаться к их разговору. Эммет только и говорит, что о фильме, что вчера вышел на большие экраны, где инопланетяне вторгаются на нашу Землю, и мы планируем поехать завтра в Боулдер-Сити, чтобы посмотреть его. Тайлер ведёт себя, как настоящий джентльмен, и, слава Богу, не демонстрирует перед публикой свои чувства. За что я ему очень благодарна. Перед тем, как прийти сюда, я сказала ему, что там будет семья Эдварда, и я заметила, как он расслабился после того, как я сообщила, что Эдварда здесь нет. Я чувствую вину из-за того, что зла на него, потому что он радуется отсутствию Эдварда. Меня раздражает, что Эдварда здесь нет, а Тайлер этому рад.

Как только начинает темнеть, Роуз и Эммет забирают Ванессу и идут в дом, чтобы уложить дочку в кровать. Доктор и миссис Каллен желают нам спокойной ночи и также возвращаются к себе. Папа целует меня в лоб и тоже уходит. Оставшаяся часть компании сидит вокруг костра и беседует, ожидая, пока догорит последняя искра костра. Всё, что осталось, – это искрящиеся красно-оранжевые линии, которые медленно догорают в темноте.

– Итак, мы купили дом! – восклицает Элис.

Её темные волосы уложены в прядки друг на друга и обрамляют лицо, и сейчас она очень напоминает Рейчел из телешоу «Друзья» (3).

– Это так здорово. Он находится в пригороде, совсем недалеко от Сиэтла, и самое интересное, что Роуз и Эммет купили дом рядом с нами, ‒ продолжает она.

– Ух, ты, поздравляю! – говорю я.

Элис улыбается мне в ответ.

– Ну, мы решили, что должны это сделать сейчас, пока процентные ставки такие высокие, – говорит она.

И мой мозг плывёт. Боже мой, процентные ставки? У меня даже нет расчетного счета в банке, а они говорят о процентных ставках. Я чувствую себя ребёнком.

Я сижу меж коленей Тайлера, прислонясь к его груди, и уже почти засыпаю, как слышу шёпот Элис рядом со мной, заставляющий меня вырваться из оков сна.

– Эдвард. Он здесь.

Она встаёт со стула рядом с Джаспером, и я оборачиваюсь, пытаясь разглядеть тёмный силуэт, что движется по тротуару от магазина. Мой желудок падает в пятки, и я чувствую, что ещё немного и я убегу отсюда. Чёрт, чёрт, чёрт.
Тайлер обнимает меня за талию, и от этого действия весь воздух выходит из моих лёгких. Мне становится душно, и мне очень не нравится то, что он обнял меня. Это жест может обозначать, что он просто не уверен, но я точно знаю, ЧТО он хочет этим показать.

Он заявляет свои права на меня, посылая чёткий сигнал сопернику. Она ‒ моя.

Жест собственника, а не проявление любви.

Мне так хочется оттолкнуть его, но я знаю, что так делать нельзя, это неправильно. Поэтому я позволяю его руке остаться на моей талии, хотя всё моё тело напряжено, и я чувствую себя неловко.

– Эдвард, –Элис зовёт его к нам.

Он уже сошёл с тротуара на песок, проходит мимо качелей, и я замечаю, как его походка становится чуть неуверенной. Это не должно волновать его, как и я не должна беспокоиться, думая о нём с какой-то другой девушкой, но сейчас именно так и происходит.

– Привет, ребята, – произносит он, когда подходит ближе, и его голос ничего не выражает.

Его взгляд останавливается на мне, в его глазах отображаются искры тлеющего огня. Я с трудом могу разглядеть черты его лица, но могу видеть глаза, его длинные ресницы, которые на мгновенье скрывают пламя в его взгляде, когда он моргает. Внутри меня поднимается сильно желание обнять его, и мне всё равно, что рядом со мной стоит Тайлер. Это нормально, обнимать своих друзей при встрече, даже если рядом твой парень.

Друг, с которым ты занимаешься любовью. Занималась любовью. Да какая разница.

Я вырываюсь из крепких объятий Тайлера. Эдвард удивлён, понимая, что я иду к нему. На мгновенье неприступная холодность покидает его лицо. Он грустно мне улыбается, но, спустя мгновенье, эту улыбку заменяет циничный оскал. И, не смотря на это, я всё равно обнимаю его. Я знаю, что он разочарован, но я хочу, чтобы он знал, что я по-прежнему, верна нашему обещанию на мизинцах. Лучшие друзья ‒ что бы ни случилось.

Эдвард не обнимает меня в ответ. Я чувствую его холодную кожу, и это всё так неправильно.

– Я очень рада, что ты приехал, – говорю я.

Он фыркает в ответ, и я поднимаю взгляд на него. Больше никто не говорит ни слова, и мне ненавистна ситуация, в которой мы оказались; мы будто танцуем на лезвии ножа, и одно неверное движение ‒ и вот уже кровь рекой хлещет из вены.
Взгляд Эдварда переходит на Тайлера, который стоит рядом со мной. Он на целую голову ниже моего лучшего друга, и я вижу, как губы Эдварда расплываются в дерзкой ухмылке. Я понимаю, что Эдварду льстит этот факт, что заставляет меня сжать зубы.

– Нас не представили, – говорит Эдвард.

И я сглатываю комок в горле.

– Тайлер Кроули, – говорит мой парень и протягивает руку.

Эдвард смотрит на его грубую и мозолистую ладонь.

– Я ‒ Эдди, – говорит он, принимая рукопожатие.

И теперь фыркаю я. Опять всё не так. Я думала, что буду чувствовать себя виноватой во всём этом, ведь, по сути, я как бы предала его. Я понимаю, что он расстроен, но всё равно он не должен быть таким ослом, и я разрываюсь между желанием ударить его в живот и купить ему мороженное.

– Приятно познакомится, Эдди, – говорит Тайлер.

И меня передёргивает.

– Никто не называет его Эдди, – перебиваю я, и теперь их взгляды устремлены на меня. – Ну, за исключением вампирской ведьмы (4).

Тайлер непонимающе смотрит на меня, но я вижу, как дёргаются в улыбке губы Эдварда, и улыбаюсь в ответ.

– Итак, и какие же глубокие философские темы мы обсуждаем сегодня вечером? Путешествие во времени? – говорит Эдвард и садится на землю.

Я с облегчением вздыхаю. Я сажусь рядом с ним, Тайлер минуту колеблется, прежде чем сесть на песок возле меня, он снова обнимает меня за талию, и я позволяю его руке

– Процентные ставки, – говорю я, и разговор снова возобновляется.

Краем глаза Эдвард смотрит на меня, его взгляд путешествует по руке Тайлера и поднимается к моему лицу, и я просто горю желанием всё ему объяснить. Мне необходимо поговорить с ним один на одни. А пока я стараюсь передать ему всё взглядом: «Прости меня, мне нужно всё объяснить, я так скучала по тебе».

Но Эдвард лишь продолжает сидеть на месте и смотреть в другую сторону, отчего мой желудок сжимается. Ну, по крайней мере, он приехал. Если бы он на самом деле ненавидел меня, он бы просто остался в стороне.

Или, быть может, он бы приехал в последнюю минуту, и вёл себя перед моим парнем как полный осёл.

Я глубоко вздыхаю, и останавливаю свой взгляд на раскалённых углях. Когда я ему всё объясню, он поймёт.

Белла, мысли здраво, что тут понимать? Ты пошла дальше, и теперь ему больно.

Но он тоже причинил мне боль.

Господи, кого я хочу обмануть? Это не состязание.

В этой ситуации нет победителей.

Тайлер не остаётся на ночь. Ему завтра с утра рано на работу, но я всё равно говорю ему, что хотела бы остаться этой ночью одна. Он волнуется, и именно поэтому я должна была ему рассказать про Эдварда. Как сильно бы мне ни нравился Тайлер, Эдвард – мой лучший друг, и я обязана ему всё объяснить. Я не могу отрицать, что сейчас меня гораздо больше волнует то, что чувствует Эдвард. Возможно, это потому, что я знаю, каково это, когда тебе нашли замену; или потому, что я знаю, что сейчас у него проблемы с тем, чтобы найти себя или что-то другое, но я точно знаю, что сейчас Эдвард нуждается во мне.

Я уже начинаю засыпать, когда слышу лёгкий стук в окно моей комнаты, и моё сердце бешено колотится. Я в шоке: он здесь, даже зная, что у меня есть парень. Он знает, что я не могу позволить ему этого. Это – тест, и если я не сделаю этого, то причиню ему сильную боль. Но это также и мне причинит боль. Но если я подойду к окну, то причиню боль Тайлеру. Я отодвигаю шторы ‒ и вот он, его глаза печальные и смотрят вниз, ‒ и я не знаю, что делать. Он смотрит на меня, прожигая взглядом своих изумрудных глаз, и я вздыхаю. Я не могу отказать ему, и он это знает. Я такая жалкая.

Я открываю окно, но так, чтобы это не послужило сигналом, что ему можно залезть.

– Знаешь, ты можешь зайти через дверь, – говорю я.

Он облизывает губы:

– А как же твой отец? – спрашивает он.

Боже мой, нам, что, по двенадцать?

– Просто зайди через дверь.

– Мне больше нравится забираться через окно.

Он улыбается, и я должна признаться, что мне это тоже нравится. Это напоминает мне о былых временах, когда всё было намного проще. Теперь кажется, что всё это делается как-то исподтишка, и что мы всех обманываем.

– Просто подойди к двери, Эдвард, – без эмоций произношу я, и он кивает.

Я закрываю окно, подбираю с пола свои пижамные штаны и надеваю лифчик. Теперь я смогу снять с себя майку Эдварда, заменив её большой бесформенной футболкой.

Чёрт побери, всё это так смешно.

Эдвард сидит на крыльце, и я сажусь на ступеньку рядом с ним. Он внимательно смотрит на меня, от чего мой желудок сжимается. Он выглядит всё также, только волосы стали снова длинными. И мне не нравится это.

– Ты любишь его? – спрашивает он меня.

На какое-то мгновенье я замираю в ступоре. Блин, неужели не будет никакого разогрева. Я даже не успела собраться с мыслями, чтобы всё ему объяснить. А он сразу ‒ контрольный в голову.

– Я так не думаю, – продолжает Эдвард.

Он пристально смотрит мне в глаза, и я понимаю, что мой ответ не сможет ввести его. Я растеряна, потому что, вплоть до этого момента, я бы ответила на этот вопрос отрицательно. Я не люблю Тайлера. Хотя, то чувство, которое сейчас я испытываю к Тайлеру, то, что я не даю себе забыться с Эдвардом, – и есть любовь, возможно я люблю его, люблю отчасти. Я знаю, что люблю Эдварда, и это чувство никогда не изменится. А можно ли любить двух людей одновременно?

– Я собираюсь продолжить учебу. Мне необходимо получить кандидатскую степень; конечно, медицина ‒ уже не вариант, я для неё не создан. Я думаю стать преподавателем физики, ну, или биологии. Знаешь ли, вдохновлять народные массы.

– Из тебя, на самом деле, выйдет хороший учитель. Ты очень терпеливый и великолепно ладишь с детьми. Но тебе не обязательно получать кандидатскую, чтобы стать преподавателем, – говорю я.

И его взгляд смягчается.