23 апреля 1813 года. Драко пытается оправдаться

— Ты действительно не помнишь, что с тобой произошло? — спросил он.

— Не-ет, — протянула Гермиона, и лицо её наполнилось беспокойством.

— А прочие несчастные случаи?

Задумавшись на мгновение, она медленно произнесла:

— Помню крушение статуй на балу у Боунсов перед нашей свадьбой… Несчастный случай с экипажем после того, как поженились… Пожар… Подожди… Я думала, авроры установили, что по крайней мере два инцидента из вышеперечисленных произошли по вине разбойника с большой дороги… — приподнявшись, Гермиона села и, испуганно уставившись на него, в защитном жесте выставила перед собой ладонь, не позволяя приблизиться. — Но ведь ты — это он! Я помню, как узнала об этом: нашла книгу сказок, и ты просто признался. К тому же я читала твою исповедь. Но тогда… почему ты пытаешься причинить мне вред?

Подпрыгнув от негодования на одеяле, Драко соскочил с кровати на пол и впился в неё возмущённым взглядом.

— Во-первых, я бы никогда не смог навредить тебе! Я — тот самый разбойник, да, но не виновен ни в одном из произошедших «несчастных случаев», хотя называть их так — просто издевательство. Каждая попытка была преднамеренной, я уверен. А теперь повтори, что ты сказала: какую исповедь?
________________________________________

18 июля 1812 года. После бала

Гермиона сидела в библиотеке на площади Гриммо, пытаясь подслушать разговор, доносившийся из коридора. Прямо за дверями монотонно расхаживал Драко, а Гарри и Рон у выхода из фойе беседовали с двумя аврорами. Служителей порядка вызвали на происшествие, омрачившее бал, когда несколько свидетелей в один голос заявили, что видели покидавшего сад мужчину как раз в то время, когда закричала мисс Грейнджер.

Ничего не могло быть хуже того ужаса, который испытал Драко Малфой, когда до него донеслись крики Гермионы. Однажды он уже слушал их снова и снова… и снова… После чего ночные кошмары на протяжении нескольких лет не давали ему покоя, раз за разом напоминая об этих надорванных, исступлённых воплях.

Во время войны, когда Гермиону зверски, чуть не до смерти пытали, её крики пронзали Малфоя столь же безжалостно, как и сегодня…

Их последняя встреча во время войны.

Прошло уже несколько бесконечных недель с тех пор, как Драко вернулся в Мэнор. Напряжение, незримо витавшее в воздухе из-за присутствия в доме Тёмного Лорда и Пожирателей Смерти, душило его наравне с беспокойством о судьбе Гермионы, высасывая жизнь по каплям.

«Где она сейчас? Грозит ли ей опасность? Удалось ли их троице найти все Крестражи?»

Ничего этого Драко Малфой не знал, и эта неизвестность буквально сжирала его заживо.

Лишь несколькими днями ранее Тёмный Лорд покинул Мэнор, оставив распоряжаться вместо себя Беллатрису. Но для Драко она была опасна не менее, если не более своего хозяина, потому что упорно продолжала подталкивать его в центр событий — место, которое он предпочитал избегать всеми силами.

Драко беспокоился о Гермионе, ведь прошёл уже почти месяц с тех пор, как всякая связь с ней была потеряна. Постоянно размышляя об одном и том же, он понимал: щит, набрасываемый им на собственные мысли всякий раз, когда рядом оказывались тётка и отец, — ненадёжная помощь. Боялся, что им всё же удастся однажды разоблачить его предательство и узнать о том, что он влюблён в их врага.

Потому что так и было. Драко Малфой любил Гермиону Грейнджер. Надеялся, что ей, Поттеру и Уизли удастся задуманное, эта безумная война закончится, и тогда появится возможность рассказать ей обо всём, о чём сейчас приходится молчать…

В тот день он прогуливался по саду в одиночестве, и голос матери, раздавшийся рядом, застал его врасплох.

— Драко, что происходит?

Вздрогнув от неожиданности, он круто развернулся.

— Мама?.. Я не заметил, как ты подошла.

— Сынок, чем ты так раздражён? Что расстраивает тебя? Волнуешься за исход войны?

«Разве могу я открыть ей правду? Да, я волнуюсь, но не по этой причине», — горько подумал он, а вслух сказал:

— Мама, я просто хочу, чтобы всё это наконец закончилось, — и не солгал ни словом.

— Драко, мальчик мой, ты ведь знаешь: никогда и ни в чём я не буду препятствовать твоим помыслам, но… Тебе следует лучше скрывать их, — внезапно заявила Нарцисса, в каждое следующее слово добавляя всё больше неумолимой твёрдости.

— О чём ты, мама? — спросил Драко, чувствуя, как от подозрений стынет в жилах кровь.

Громом среди ясного неба раздались слова появившейся из-за спины тётки:

— О том, дорогой племянник. В последнее время я часто слышу отголоски твоих мыслей, касающиеся некой ничтожной грязнокровки. Твоя мать, кстати, чувствует то же самое. Как я понимаю, эта Грейнджер занимает там почётное первое место…

Внутренне заледенев от ужаса, Драко собрался всё отрицать, но не успел с слова вымолвить, как Беллатриса продолжила:

— Знаю, ты ненавидишь её. Она воплощает всё, с чем мы так упорно боремся, так что вполне естественно, что ты много думаешь о ней последнее время. Однако, могу тебя порадовать хорошими новостями. Мне сообщили: вполне возможно, что егерям удалось захватить «Золотое трио» в полном составе. В этот самый момент их как раз доставили в Мэнор. Пойдём, присоединимся к веселью. Я, как любящая тётя, могу даже отдать грязнокровку тебе. Развлечёшься пытками. Приятно звучит, не правда ли?

Драко кивнул, пытаясь растянуть губы в улыбке, в то время как сердце гулко забилось в груди, словно пытаясь вырваться на свободу, а в горле застрял подпрыгнувший из желудка обжигающий комок желчи. Драко готов был придушить эту сумасшедшую голыми руками.

Визгливо хихикая в предвкушении, тётка почти вбежала в дом. Мать коснулась его руки.

— Что бы ни происходило, Драко, пожалуйста, не выдай… ничего.

— Мама, о чём ты? Что я могу выдать?

— Что любишь её, — решительно ответила она, и это не прозвучало вопросом.

Почти раздавленный её словами Драко наконец сознался, потерянно прошептав:

— О, мама, я действительно… Я люблю её.

Беллатриса, видимо, незаметно вернулась в сад и всё это время шпионила за ними. Потому что после этих слов снова раздался противный взвизг. Услышав её вопль, Драко развернулся и уставился на неё полными ужаса глазами.

«Нет! В чём я только что признался? Что теперь будет?»

— Драко! — тревожно вскрикнула мать. — Не может быть!

— Всё становится ещё интересней, — довольно протянула тетка и поспешила вернуться в дом.

Он пытался бежать следом за ней, но мать поймала его за руку, давая торопливые наставления:

— Отрицай всё, и тогда, возможно, твоя тётя оставить её в живых. Неважно, что будет происходить. Неважно, что она сделает с девушкой. Отрицай собственные чувства, даже если тебя заставят кричать об этом с самой высокой крыши на весь свет. Заяви, что ненавидишь её. Пусть даже она сама поверит твоим словам. А иначе, сынок, здесь и сегодня мисс Гермиона Грейнджер умрёт.

Ворвавшись в дом, Драко обнаружил тётку и отца в гостиной с группой каких-то людей. Все вместе они пытались определить: ту ли самую знаменитую троицу захватили егеря совместно с оборотнем.

Услышав его шаги, Беллатриса повернулась и спросила:

— Драко, это они? Не может быть, чтобы ты их не узнал, ведь одна из них — мисс Грейнджер — твоя возлюбленная, верно? Ты должен хорошо знать девушку, которую любишь. Разве не ты рассказывал нам о ней и её друзьях только что в саду?

Потрясённая Гермиона уставилась на него.

«Он предал? Рассказал, где нас можно отыскать?»

Взглянув на неё безо всякого выражения, Драко холодно процедил:

— Не понимаю, о чём вы, тётя, также как и в неведении относительно того, могут ли эти оборванцы быть тем «трио», которое вы ищите. Впрочем, это вполне вероятно…

— Да ладно, брось, мальчишка, — посуровела Бэллатриса. — Серьёзно хочешь заявить, что не уверен в том, что перед тобой грязнокровка Грейнджер, а те двое — Поттер и Уизли? Ты должен узнать их!

— Я не помню, как они выглядят, — упёрся Драко, хотя и понимал, что отец и тётка запросто могут разоблачить его ложь.

Как нельзя вовремя раздался недовольный возглас Люциуса:

— Я уверен, это они, Белла. Оставь мальчика в покое. Он достаточно послужил нашему общему делу. Он — образцовый Пожиратель Смерти. И всегда достойно выполнял все данные ему поручения.

Гермиона выглядела так, словно эти слова на осколки разбили её хрупкое сердце. Драко тем временем старался выставить самые сильные щиты, на какие только был способен, лишь бы тётка не смогла узнать истинные причины его беспокойства.

Дальнейшие события происходили словно в тумане. Поттера и Уизли бросили в подземелья. А прямо на его глазах Беллатриса, используя заклинание «Круцио», начала пытать Гермиону.

Казалось, крики не смолкнут никогда. Каждый из них резал по живому, острыми клинками полосуя душу на кровавые ленты. Однако лишь последние слова, произнесённые еле слышно, едва не прикончили Драко. Лёжа на холодном каменном полу гостиной, всё ещё корчась и вздрагивая от сокрушительной боли только что снятого проклятья, Гермиона подняла на него опустошённый взгляд и непослушным языком вытолкнула изо рта несколько слов:

— Я думала… ты любишь меня…

Беллатрикс хищно оскалилась.

— Ты любишь её, Драко?

Он, с трудом сглотнув протухшую желчь предательства, обжигавшую желудок и горло, кое-как выдавил:

— Ненавижу эту грязнокровку. Я подпитывал её заблуждение лишь для пользы общего дела. Убейте её, если вам так хочется. Едва ли существует что-то, что заботит меня меньше.

И стремительно выскочил из комнаты, а когда оказался вне поля зрения, его безжалостно вырвало на мраморный фойе. От удовольствия Беллатриса засмеялась ещё громче и визгливей.

— Ну, раз мой племянник не замарал себя влюблённостью в грязнокровку, вот о чём я подумала… Мне следовало сразу догадаться, что все эти его чувства — обычная уловка. Только поэтому позволю ей остаться в живых, — и, оборвав хихиканье, жёстко приказала: — Можешь взять её, Фенрир.

Драко почувствовал, как от её слов сердце рвётся на части, и тут же снова раздался крик Гермионы. Это испытание оказалось выше дарованных ему сил.

[align=center]***[/align]

Сегодня Драко Малфой услышал её крик снова, и в ту же секунду на него из прошлого нахлынули кошмарные воспоминания того рокового вечера в Мэноре. Они окончательно захлестнули его с головой, когда, выбежав на веранду, он увидел мисс Грейнджер без чувств в объятьях мужчины.

«Я не смог защитить её тогда, и сегодня тоже оказался бессилен. Тем вечером я малодушно сознался матери, что люблю Гермиону, признание услышала моя безумная тётка и только лишь потому стала пытать её».

Вот почему он поклялся никогда больше ни одной живой душе не рассказывать о своей любви, менее всего желая снова причинить мисс Грейнджер боль. Однако то, что лорд Малфой до сих пор не раскрыл ей собственные чувства, вовсе не значило, что он перестал их испытывать.

Он любил её. Любил, и его любовь чуть не убила Гермиону. Чуть не убила в прошлом, и Драко всерьёз опасался, что история повторяется в настоящем.

«Кто-то узнал, что я — тот самый разбойник, и, используя эти сведения, хочет подставить меня, заодно навредив Гермионе?»

Врагов у него было не сосчитать, и мысль о том, что кто-то из них может причинить ей боль только для того, чтобы уничтожить его, вызывала у Драко не просто мучительные терзания. Она рождала в нём безудержную ярость, подобную которой он не испытывал никогда в своей жизни и вряд ли когда ещё испытает. Необходимо было остановить это безумие.

Хотя Драко пытался выпросить прощения той ночью, когда она одинокая, напуганная, истерзанная болью лежала на полу подземелья, Гермиона будто не слышать его. Он просил понять. Бесчисленное количество раз молил о прощении, говорил о том, как ему жаль… Но её ответ прозвучал приговором. Вперив в него полный презрения взгляд, она прошептала:

— Ненавижу вас. Вы — отъявленный трус. Никогда больше я не поверю ни единому вашему слову. И вам совсем не жаль. Люди, подобные вам, никогда не сожалеют о своих поступках. Вы предали меня. Предали мою любовь.

Драко помнил каждое слово. Они без устали кружили в его мыслях на протяжении последних двух лет.

«Тогда Гермиона назвала меня трусом. Сказала, что ненавидит, и винить её не за что… Но ненавидит ли до сих пор — вот в чём вопрос? Она уверяла, что никогда больше не поверит ни единому моему слову, но, выслушав ложь о том, что я не разбойник, всё же поверила…»

Драко Малфой чувствовал, что сам себя загнал в порочный круг.

«Как ни странно, дом Боунсов тоже ограбили во время званого вечера. Вынесли несколько дорогостоящих картин, серебряный чайный сервиз и вазу. Ни одна из украденных вещей никогда не принадлежала Малфоям… — Драко вовсе не считал, что стащивший их злодей — тот самый человек, который нёс ответственность за внушительную череду остальных грабежей. — В первую очередь потому, что я — тот самый грабитель с большой дороги! Но сегодняшняя кража и упавшие зачарованные статуи не моих рук дело! Я лгал Гермионе, отрицая любую связь с таинственным разбойником, но знал, что говорю неправду! Я — это он, но сегодня вечером никого не грабил и уж тем более не пытался причинить вред ей! Хотя, Гермионе наверняка покажется подозрительным тот факт, что я попросил её подождать меня на круглой скамейке, а несколькими минутами позже как раз туда рухнули эти чёртовы изваяния…»

В это время Поттер закрыл за аврорами входную дверь, и Драко направился следом за ним в библиотеку.

— Куда собрался, Малфой?

— Хочу повидаться с Гермионой, — ответил тот, недовольно нахмурившись.

— Сегодняшнюю ночь она проведёт в этом доме. Она всё ещё не смогла оправиться от потрясения, так что, думаю, лучше ей пока побыть в одиночестве, — вдруг выдал Гарри.

— Поттер, со всем должным уважением или без оного (так как я даже отдалённо не питаю к тебе чего-то подобного) заявляю: она — моя невеста, и я увижу её в любом случае, — непреклонно возвестил Драко.

— Гарри, — раздался приглушённый возглас из библиотеки. — Впусти лорда Малфоя.

Насупившись, тот протиснулся мимо наглого гриффиндорца в хорошо знакомую комнату дома на площади Гриммо, всем видом выражая решительный вызов. Ему невыносимо хотелось сжать ладони Гермионы своими, но Поттер, словно цербер, продолжал стоять в дверях, так что Драко сцепил руки за спиной и спросил:

— Вы ранены?

— Вовсе нет, хотя первая статуя упала так близко, что я почувствовала дуновение воздуха от пролетевших мимо и задевших юбку обломков, а когда развернулась, увидела, как вторая рухнула прямо на то место, где я только что сидела, расколов круглую каменную скамью на две части… Если бы я всё ещё находилась там, то сейчас, возможно, была бы уже мертва…

Лорду Малфою осознание этого факта уже некоторое время не давало покоя, но мисс Грейнджер, видимо, ничего подобного в голову не приходило до тех пор, пока она не проговорила ситуацию вслух, потому что дальнейшие слова прозвучали несколько заторможено:

— Я могла умереть… Думаете, это было преднамеренное покушение?

Драко успел мотнуть головой в знак отрицания, когда в комнату вошёл Билл Уизли.

— Справедливое замечание.

— Что ты имеешь в виду? — спросила его мисс Грейнджер.

— Гермиона, человек, соответствующий описанию разбойника, был замечен сегодня вечером выбегающим из дома Боунсов. Похищено несколько дорогих вещей. Что если негодяй заметил вас и решил, что вам слишком многое о нём известно? Или испугался, что вы можете его опознать?

— Это версия авроров? — спросил Гарри.

Билл кивнул.

— Они уверенно заявили, что причиной падения статуй являются чары. На ум приходит только одно: целью покушения была Гермиона. Случайное стечение обстоятельств здесь явно ни при чём.

Встревоженно схватив подругу за руку, Гарри заявил:

— Раз тебе грозит опасность (неважно, от того самого разбойника или от негодяев, бывших Пожирателями Смерти), значит необходима хорошая защита. Немедленно переезжай сюда и оставайся вплоть до самой свадьбы. Я лично за тобой присмотрю.

Билл покачал головой.

— Не согласен. В моём доме она будет в совершенной безопасности. Я защищу её.

— Не нужны мне защитники. Я уверена, что разбойник к рухнувшим изваяниям не имеет никакого отношения.

В данном вопросе Гермиона оставалась непреклонна, хотя и не могла рассказать друзьям, почему так уверена, что тот мужчина не желает ей зла. Пусть последнее рандеву и закончилось на неприятной ноте, но прежние их встречи не были замараны ложью. Он по-своему заботился о ней (как и она о нём), и никогда бы не причинил ей вреда. Уж в этом она была абсолютно уверена.

— Гермиона, — Драко решительно вытянул её пальцы из поттеровской ладони и, отодвинув назойливого друга плечом, встал напротив. — Как вам кажется, вы смогли бы узнать вашего разбойника с большой дороги? И стал бы он подвергать вашу жизнь опасности из-за этого? — ему необходимо было убедиться в её доверии.

Пристально взглянув на него, мисс Грейнджер ответила:

— С чего бы он решил, что я могу его опознать? Мы встречались всего лишь раз, когда он сжёг карету Билла, — она проговаривала каждое слово медленно и чётко, ненавидя себя за то, что приходится лгать этим трём стоящим перед ней мужчинам.

«Такой надёжный Билл… Скорей старший брат, чем просто зять.

Такой милый и любящий Гарри… Я никогда, ни разу в жизни не обманывала его, но ни за что он не должен узнать, что с разбойником я встречалась несколько раз и, мало того, однажды прямо в этой комнате.

Наконец, Драко… Я ошиблась, заподозрив, что он — разбойник с большой дороги, однако он заверил меня, что это не так. Однажды я обвинила его кое в чём ещё более отвратительном, и в очередной раз ошиблась. Никогда больше я не совершу подобной ошибки. Никогда не стану огульно обвинять его в чём бы то ни было.

Кроме того, разве смогу я сознаться когда-либо мужчине, за которого собираюсь замуж, в том, что едва не полюбила другого? Что он подумает обо мне, если узнает, что я несколько раз встречалась с тем, другим и почти призналась в своей влюблённости?»

Снова взглянув на Драко она спросила:

— Милорд, а что вы думаете по этому поводу?

Он и сам не мог до конца разобраться в мрачном и путанном клубке одолевавших мыслей. Лишь понимал: только что она солгала, желая защитить «разбойника» от нападок друзей. И, странное чувство… Драко ревновал! Ведь подобное поведение значило, что она до сих пор неравнодушна к негодяю, хотя в последнюю их встречу тот и обращался с ней просто отвратительно. Но сильней, чем эта основополагающая эмоция, его тревожило гораздо более сокрушительное, первобытное чувство страха.

«Кто-то пытается причинить вред Гермионе Грейнджер, а возможно даже, убить её. И этот «кто-то» собирается повесить собственное преступление на разбойника с большой дороги».

Поэтому он ответил следующее:

— Считаю, ваш шурин прав. Вам грозит опасность. Бракосочетание необходимо провести как можно скорей. А до тех пор я позабочусь о вашей защите.

На том и порешили. Прежде, чем Билл покинул их, отправившись на ночь домой, свадьбу, о которой ещё даже нигде не было официально объявлено, запланировали на десятый день, считая от сегодняшнего. Целая череда несостоявшихся свиданий осталась в прошлом.

Билл предупредил Драко, что подаст приличествующее случаю объявление в завтрашнем номере «Ежедневного пророка». Джинни объявила, что на следующий день вместе с Флёр отправится по магазинам покупать Гермионе приданое. Флёр пообещала, что послезавтра будет готово свадебное платье (к слову сказать, так и вышло).

Полночь уже наступила, а усталая и измученная мисс Грейнджер так и сидела на лестнице в фойе дома на площади Гриммо, слушая как Билл, Гарри, Флёр и Джинни решают её будущее, и пытаясь ответить на два главных на данный момент вопроса:

«Во-первых, имеется ли у разбойника серьёзная причина для того, чтобы убить меня? Во-вторых, кто в конце концов здесь женится: те четверо в гостиной или я и Драко?»

От раздумий несколько отвлёк Рон, доставивший из коттеджа «Ракушка» в дом Гарри её дорожные сундуки и прочие вещи. Правда, он сразу же присоединился к галдящей компании, даже не заметив сидящую на лестнице Гермиону.

В итоге все единодушно решили, что её следует остаться жить здесь вплоть до самого бракосочетания. Они решили. Не спросив её мнения. Гермиона поняла, что жизнь неумолимо выходит из-под контроля.

Флер выбрала цветы на её бракосочетание. Джинни решила, какого цвета и фасона будет платье, потому что «розовый так к лицу Гермионе!». Гарри назначил местом проведения свадебной церемонии дом на площади Гриммо. Рон настаивал на проведении праздничного завтрака. Билл сказал, что будет её посажённым отцом. Видимо, от самой мисс Грейнджер теперь уже ничего не зависело.

Она даже задалась вопросом:

«Зачем я вообще слушаю всё это?»

Встав с нагретого места, она отправилась наверх, когда услышала, что её окликают по имени:

— Гермиона!

Она снова села, теперь уже посередине лестницы, а к ней медленно начал подниматься Драко.

— Они уже решили, как нам назвать первенца? — спросила Гермиона, когда он остановился рядом.

Драко улыбнулся её неприкрытому сарказму и ответил:

— Поттеру, кажется, нравится имя «Шрамоголовый», но Уизли настаивает, что из списка не стоит исключать и «Рыжика».

Гермиона попыталась скрыть улыбку. А когда, присев рядом, он, не спрашивая разрешения, взял её за руку, спросила:

— Вы помните о данном обещании?

Он пожал плечами.

— Пожалуй, их было слишком много, так что я вряд ли в состоянии вспомнить все прямо сейчас. Какое именно, дорогая?

— Свадьба моей мечты. Вспомнили?

Глубоко вобрав воздух носом, он медленно выдохнул.

— Я обещал, не так ли? Шотландия теперь кажется вам более привлекательной?

Гермиона улыбнулась, хотя в данный момент не это имела в виду.

— Я скучаю по маме и отцу. Всё никак не верится, что придётся выйти замуж без них. Кроме того, не хочу в день моей свадьбы красоваться в розовом платье.

Снова усмехнувшись, Драко прижал её ладонь к своей груди и подумал:

«Сможет ли она почувствовать биение моего сердца?» — а вслух сказал:

— Зелёным. В этот день ваше платье должно быть зелёным. Не тёмно-зелёным, как сегодня, а тёплого травяного оттенка. Я же облачусь в красное: в честь вашего любимого факультета. Мы поженимся в моем загородном поместье. Вы никогда не посещали его, однако, могу заверить, там прекрасно в это время года. Оно зовётся «Грейсхолл». Неподалёку от озера расположен прекрасный парк и тихая высокая роща. Я помню, вы хотели сочетаться браком под сенью деревьев. Мы проведём свадебный завтрак на улице. В саду. Или, если вдруг нагрянет внезапный дождь, в столовой. В честь нашей свадьбы я прикажу высадить там кусты роз, но не банального розового цвета, раз вы столь решительно против него возражаете. Думаю, зелёные подойдут в самый раз.

Гермиона ощутила благоговейный страх от того, что он до мельчайших подробностей помнил её мечтания. Нервно рассмеявшись, она переспросила:

— Зелёные розы?

— Ну, хорошо. Пусть будут красные. В знак любви, — обронил Драко, не подумав.

— Любви? — не веря собственным ушам, переспросила Гермиона.

«Он любит меня?»

Она намеревалась задать ему этот вопрос вслух, потому что отчаянно нуждалась в ответе и не была уверена в том, что сможет дождаться его признания, но прежде чем успела вымолвить хотя бы слово, Драко быстро произнёс:

— Красные розы означают любовь, разве не так?

Его приятная расслабленность тут же сменилась выдержкой и самообладанием.

«Я чуть не выдал себя, признавшись в любви, хотя и поклялся, что не произнесу этих слов, пока не услышу их первым от неё».

— Да, так и есть, — тихо прошептала Гермиона, потупившись.

Стоящий в фойе, у подножия лестницы Билл откашлялся, давая знать, что их уединение закончилось. Они одновременно подняли на него взгляды как раз в тот момент, когда он заявил:

— Беру на себя полномочия донести до заинтересованных лиц изменения в свадебных планах. Мне понравилось, как они звучат. Точно лучше того, что мы смогли себе представить.

Стремительно вскочив с места, Гермиона сбежала по лестнице вниз и крепко обняла Билла за шею, пробормотав:

— Если бы только вы все на самом деле были моей настоящей семьёй…

Надёжно удерживая её в объятьях, он повторил:

— Если бы…

Поднявшись со ступеньки, Драко приблизился к замершей паре. Он мягко коснулся спины мисс Грейнджер, и та обернулась к жениху.

Билл покинул прихожую, чтобы рассказать всем присутствующим о планах жениха и невесты. Легко скользнув по руке Гермионы кончиками пальцев, Драко сказал:

— Теперь я буду твоей семьей.

— Если бы только… — начала она и запнулась.

Он вопросительно изогнул бровь.

— Если бы только… что?

Гермиона долго смотрела на него, потом, вытянувшись, невесомо коснулась его щеки поцелуем и проронила:

— Если бы только всё было так просто, Драко… — и убежала вверх по лестнице.

Он провожал её взглядом, пока она не скрылась окончательно, а затем задумчиво произнёс:

— Если бы только… По крайней мере, ты наконец назвала меня по имени.