Раскиданные по подушке темные волосы, бледные губы, искусанные и плотно сомкнутые, нежный румянец — сладость крови, прилившей по капиллярам к щекам. Брошенная на кровать без сознания и там же им оставленная, она так ни разу и не пошевелилась, хоть прошел уже целый час. Никогда еще время не подкрадывалось так медленно: вот-вот, казалось, готовое прыгнуть из-за угла и уже в следующее мгновение трусливо отступающее обратно, оно походило своими повадками на дикого койота, скрывающего жажду и похоть там... в темноте.

— Белла... — сорвалось с губ шелестом... шелестом первых листьев в весеннем лесу. Она и была его весной — символом пробуждения и причиной возвращения к той, другой, казавшейся раньше недопустимой, жизни. — Ты меня утянула на дно, ты и подымешь, — добавил он шепотом и представил, увидел...
Семилетняя девочка со смешными косичками теребит пальчиками травинку, сорванную в лесу. Форкс со всех сторон окружен лесом. Неудивительно, что дети вот так запросто здесь снуют. Опасность? О какой опасности может быть речь, если ребенок не уходит далеко, а всего лишь гуляет — собирает цветы в пятидесяти ярдах от дома? Дикие звери не подходят к дорогам так близко, а бояться людей — тем более нет никакого смысла. В этом маленьком дождливом городке все знают друг друга лично.

И никто, ни единая живая душа не подозревает о том, что в окрестностях Форкса давно живет он — хищник.

Ворвавшийся в его мертвые легкие воздух был сладким как мед и тягучим как патока. Глаза заволокло туманом, отнявшим способность не только видеть и понимать, но и двигаться. Выработанная с годами привычка себя контролировать, взяв верх над инстинктом, оказалась единственным, что не давало воплотить в жизнь минутой ранее возникшие в голове запретные мысли. Как же много было в тот момент мыслей!

Их шумный рой чудовищным зудом отзывался так глубоко внутри, что не представлялось никакой возможности отыскать способ очиститься.

Вернув себе самообладание, но не избавившись от мыслей, он все еще стоял, замерев: решил не делать ничего лишнего и, задержав дыхание, попробовал сориентироваться. Та сладостная боль, окутывающая его с ног до головы при каждом вдохе, была всего лишь следствием... Причиной выступил запах, медленно, но верно все вокруг пропитывающий.

Девочка, бормотавшая глупую детскую считалку и что-то там теребившая, — вот кто являлся источником запретного аромата, почувствовав который, Эдвард впервые за долгие годы готов был, сорвавшись в пропасть, на краю которой балансировал, переступить через любые принципы и убить. Намеренно, или же — забывшись.

Не замечая собственных действий, он вытянул руки и чуть наклонился. Вся его поза говорила о готовности к прыжку, обещавшему стать последним, что увидит девочка, не вовремя решившая появиться в этом страшном, населенном чудовищами из старых сказок лесу.

— Белла! — позвала шедшая по тропинке женщина. Миссис Свон была матерью девочки, глупая ветреная блондинка. Впрочем, крашеная — Эдвард и это со временем выяснил, а пока...

Он тонул в черной трясине устремленных на него глаз, взгляд которых пригвождал к месту своей кажущейся мудростью и недетской осмысленностью.

— Боишься? — спросил шепотом вампир... и сам себе ответил: — Нет, не боишься.

Как ни старался, он не находил за стеной этих больших, опушенных длинными ресницами глаз ни одной мысли. Мало того, что девочка, увлеченная своей треклятой травой, его не слышала — она ничего в этом лесу не видела. Покрытые мхом стволы деревьев и заросли папоротника... И всё! Лес был для нее большим зеленым морем, в котором так легко, если вдруг отвлечешься, забыться и заблудиться. Не замеченный ею Эдвард считал это место домом, более того — родной стихией, надежным убежищем для такого, как он... хищника.

Она жертва, а он — хищник. Так и было, пока на смену испепеляющей горло жажде не пришло другое, не менее сильное чувство, принесшее с собой потребность всегда быть рядом со своей добычей и следить... став ее тенью, следить, не спуская взгляда.

— Однажды ты сорвешься, я вижу. Сначала ты сломаешь ее, а потом и себя замучаешь, — сказала ему Элис.

И это случилось. Только ломал он не свою повзрослевшую Беллу, а глупую голубоглазую блондинку из грязного бара на окраине Джерси... с волосами, впитавшими дым дешевых сигарет и смрад подгорелого бифштекса, и кровью, безвозвратно испорченной горечью влитого в горло виски.

Наутро он уже не чувствовал голода. Человеческая кровь, даже такая — отравленная и невкусная — была чем-то действительно нужным. Дав силу, о которой за годы воздержания он совсем позабыл, и окрасив алым испещренную черными точками радужку, она напомнила Эдварду о его истинной сущности. Реакцией был испуг, а за испугом — бегство в сырой Форкс, где каждая капля дождя несет в себе сладкие и одновременно болезненные воспоминания о той единственной, что разорвала на куски его сердце своим холодным сухим равнодушием.

— Она не знает, не догадывается о существовании монстра, ломающего собственное "Я" запретным желанием похитить ее бессмертную душу. — Элис... Элис драматизирует, и семья знает об этом. Но есть другое: невысокого росточка девчушка с волосами, перехваченными на затылке узкой бархатной ленточкой, что делало её похожей на куклу, видела будущее. И видела она его не темным длинным коридором с одним входом и одним выходом, а залитым солнцем полем: сотни решений и миллион возможностей, бесконечное число воображаемых тропинок у каждого под ногой, у каждого свой, зависящий только от его собственных действий выход...



Очнувшись, Белла долго не могла понять, что с ней и где она находится, и кто хозяин комнаты, в которой она лежит. Сев на подушки, девушка зажмурилась. Ей понадобилась минута на то, чтобы, избавившись от расплывчатых пятен, туманивших взгляд, вновь вернуть себе способность видеть, и еще две на то, чтобы все вокруг рассмотреть. Просто — вот то слово, которое лучше всего сюда подходило. Просто, но красиво: широкая кровать с кованой спинкой, огромный желтый плед, единственным ярким мазком оживляющий выдержанный в бежевых и темно-коричневых тонах интерьер, глубокое кресло, у кресла — невысокий стол и прогнувшаяся под тяжестью внушительного вида томов книжная полка. Свет от включенной напольной лампы вырывает из мягкого полумрака то, что находится дальше, хотя… разве дальше? Всего в нескольких шагах от Беллы — поставленный на резные ножки комод и рядом зеркало. Мгновение, и в зеркале появляется тень. С тенью приходит запах.

Он был словно наркотик... Запах монстра, который ее сюда принес: ночная фиалка, хвоя, папоротник, корица, морозный ветерок, гуляющий в вершинах елей и по склонам холмов — смесь самого родного и с детства любимого, призрак леса, мифическая синяя птица, уносящая на своих крыльях в мир, которым правят не боль и насилие, а мечты... глупые, наивные, детские.

— Хочу твои руки у себя на плечах, — прошептала она в тишину комнаты.

Ожившая тишина ответила Белле усмешкой. По коже прошелся непрошеный холодок, а вслед за ним где-то сбоку и сзади вновь скользнула тень — так быстро!..

"Он быстрый", — вспомнились девушке недавние слова ожившей покойницы — Элис Брендон. Но Белле не нравились эти его невнятные нашептывания и этот шелест, ей не хотелось игр, по крайней мере сейчас, когда ясно без слов, чем они закончатся. Для нее закончатся...

Она подняла вверх левую руку. Запястье... Казалось, в венах все еще полыхает тот страшный огонь — последствие укуса и причина недавнего обморока. Эдвард укусил ее в лесу, сразу после поцелуя, первого, значит — единственного. Пока единственного. Беллу тронула забота, которую он проявил, перевязав эластичным бинтом ее тонкую бледную руку.

— Ты вкусная... — сказал он в ответ на ее неуместное любопытство.

Подняв взгляд своих больших, потемневших от испуга глаз, девушка столкнулась с белесой надписью на застиранной черной футболке — названием популярной группы.

— Вампиры любят тяжелый рок, — произнесла Белла, улыбнувшись.

Сейчас она видела только его широкую, плотно обтянутую мягкой тканью грудь, но глаза требовали большего. Разглядеть в мельчайших деталях его лицо и наивную улыбку, коснувшуюся губ — вот что было по-настоящему интересным.

— Вампиры улыбаются перед тем, как кого-то убить, и слушают тяжелый рок. До или после?

Ему не понравился ход ее мыслей. На смену улыбке тотчас пришла не менее трогательная морщинка: вертикально пересекая лоб, она пряталась за грязными взлохмаченными волосами, нечесаными и такими... свободолюбивыми.

— Мы не об этом с тобой говорили.

— Тогда... О чем? — рискнула уточнить девушка.

Было бы забавным попробовать раздразнить вампира. Или... разозлить, вынудить. Какого черта ты меня до сих пор не убил? — Так на языке и плясало, так и крутилось. Но Белла не стала озвучивать. Глупо геройствовать, пока есть хотя бы призрачный шанс выбраться отсюда живой.

— Можно я тебя поцелую? — сощурившись, спросил вампир.

Его красные глаза изменились и были теперь бордовыми, такими же как кровь в прокушенных часом ранее венах.

— У тебя слишком острые зубы.

— Зубы? — ухмыльнулся Эдвард. — И всё? Тебя останавливают только зубы?

Белла кивнула. И вампир принял этот кивок за согласие. Он еще до того, как она очнулась, решил для себя, что на этот раз обойдется без укусов. Запах крови сведет его с ума, и что он в конце получит?

Девушка прикрывалась желтым пледом — единственной способной спрятать ее от горевших неподдельным любопытством глаз вещью. Из одежды на ней давно уже ничего не было... Он раздел ее, как только принес из леса.

Теперь Эдвард был сзади, и Белла чувствовала холодную сталь его груди голой спиной. Спереди она все еще прижимала плед, бессовестно царапавший нежную кожу своими жесткими колючими шерстинками, которых в нем тысячи... десятки... сотни тысяч.

— Сладкая, — прошептал вампир, коснувшись холодным шершавым языком ее горевшего огнем уха.

Трусливо ахнув, Белла разжала пальцы, удерживающие плед, и тот мягко сполз на пол. Длинные белые ноги девушки упирались в подушку, чужие ладони скользнули от груди к животу.

— Что ты делаешь? — спросила она полушепотом.

— Ничего не делаю, — ответил смотревший в затылок голодный вампир.

Белла вспомнила разговор на кладбище и слова, на которые он дважды за день ссылался. Таких девушек, как вы, мисс Свон, трахают... Каких, таких? И в чем причина его странного выбора и этой озлобленности; где корень враждебности, мощные ветви которой словно щупальца неведомого животного касаются ее рук, плеч, щек, глаз?

— Стеснительная... — Звучало как приговор.

Могла бы — сбежала. Но ни слова, ни жесты, ни робкие поцелуи гладких холодных губ не удерживали так крепко как собственное, возникшее глубоко внутри желание, жадные языки пламени которого, врываясь в пустоту ночи, сметали буквально все, что когда-либо было, есть или будет... и чему не суждено уже быть.

____________________

Бонус отредактировала LoveHurts.

Во-первых, хочу поблагодарить всех тех, кто голосовал за этот фик на конкурсе кроссоверов. Вас было мало, но эти голоса на вес золота.
Ну а во-вторых, напоминаю о втором туре TRA 2011, где вы можете поддержать "Возвращение", проголосовав за него в номинации Лучший фанфик раздела «Кроссовер».
И в-третьих, не разбегайтесь далеко и надолго! Это не последний бонус. Впереди еще несколько "забытых" Беллой ночей, а ночь с вампиром - это ж чистой воды романтика.