Он не помнил, когда родился. Помнил, что это было очень давно. Люди называют этот период «до нашей эры». Что-то около 1300 лет до неё. В те времена Греция была совсем другой. Люди были совсем другими. Сколько бы столетий ни прошло, ему все равно не хватало духа тех времен. Тогда быть вампиром было не в пример проще. Войны, междоусобицы, завоевания, порабощения, тотальные уничтожения городов. Эти дикие времена вспоминались с какой-то тоской и чем-то, что человек мог бы назвать нежностью. Но времена менялись, как бы ему ни хотелось это остановить. Интерес к спокойному существованию, которое продолжалось уже многие века, у него давно пропал. Это сначала он заинтересовано наблюдал за развитием человека, за каждым его шагом. Но и это прошло. Ему хотелось воевать, выстраивать стратегии, побеждать. Как когда-то.
Он помнил, как встретил Афенодору. Тогда они оба были людьми. Она была красивой, яркой, своенравной, дикой. Она была словно необузданная стихия. После своего перевоплощения он искал её, думал о ней, хотел её себе. А когда нашел, едва не убил. И он, быть может, и убил бы, если бы его не опередили. Зато он уничтожил обратившего её вампира. Сам не знал, что им двигало, но не остановился до тех пор, пока не убил это трусливое подобие хищника. Он искал, выслеживал, загонял, и когда нашел – заставил в ужасе шарахаться от каждого шороха, превратил в параноика. А убивал долго и мучительно. Наказывая.
Когда он снова встретил Афенодору, через года поисков, то ему казалось, что теперь она ему нужна еще больше. Он помнил то, какой она была в человеческую бытность. Но куда все делось после? Она умерла. И все же она была нужна. Хотя бы как воспоминание. Это было еще до встречи с Аро. После встречи с ним для Кайуса начались совершенно другие времена. Война, истребление ненавистных румын, чувство собственного превосходства, власть. Властью, силой и своим величием он упивался не одно столетие. А потом все надоело.
Темп и ритм двадцать первого столетия его угнетали. Впрочем, как и вторая половина двадцатого. Кай хандрил уже чуть больше века, и Аро попросил его съездить в Форкс скорее для того, чтобы что-то скрыть, что-то сделать без его ведома, чем предлагая развеяться. Да и вряд ли он мог знать об оборотнях. А настораживало его не то, что Аро им манипулировал, а то, что ему это было безразлично.
Кайус настороженно прислушался. Рядом. Почти улыбнулся.
В лесу было очень тихо, наверное, даже слишком. Редкие птицы порхали с ветки на ветку. Шаги большого животного совсем недалеко. И вот опять этот звук повторился. Крадется.
Он попытался рассчитать, с какой стороны ожидать нападения, но просчитался. Он понял, что просчитался, когда услышал странный шорох из-за спины. Она не кралась и даже не пыталась перехитрить. Она одевалась. Не спеша, давала время сориентироваться и даже напасть, словно ей было все равно.
– Я совсем тебя не понимаю, – заговорила она, поправляя футболку и выходя к нему на встречу. – Чего ты хочешь?
Все в ней: осанка, грация, то, как она держала голову, то, как смотрела на него – не скрывая ни призрения, ни раздражения, – ему нравилось. Что-то в этом было, что-то очень влекущее. Вызов?
– Зачем бы мне с тобой этим делиться? – Кайус не шелохнулся, только взглядом следил за ней.
Она шла босиком и все-таки скривилась, наступив на острый камушек. Высокая, тонкая и стройная. Красивая. Это все в ней было естественным, отмечалось так – мимоходом. Раздражал запах. Жуткий запах, от которого нестерпимо хотелось закрыть нос. Кайус мог бы и не дышать, но это было крайне неразумно – он чувствовал смену её настроения благодаря запахам.
– Потому что мне этого хочется? – она нахально выгнула бровь, демонстрируя, как вольготно сейчас себя чувствует. Леа его не боялась. Ну, быть может, лишь самую малость. Намного больше было любопытства. И злости. Когда он чуть приподнял руку, она шагнула назад и повела плечом. Оно, кстати, уже даже не болело, но приложил он её тогда хорошо, чувственно. Доктор Каллен долго складывал лопатку и раздробленную ключицу.
– Еще стимулы?
– Я пришла сюда не для того, чтобы играть с тобой в твои дурацкие игры. Говори, чего ты от меня хочешь, – она подошла ближе. Смело, очень смело, хотя тут же почувствовала страх. Храбрилась.
От него пахло не так, как от Калленов. Если они пахли чем-то, что действительно напоминало падаль, то этот вампир был более… высохшим. Будто папирус, чуть подгнивший, но уже благополучно высушенный. И пахло от него чем-то очень старым, усохшим. И кровью. Человеческой кровью.
– Я изучаю тебя. Пока что мне любопытно, – вампир будто проплыл по земле, даже одежда не шелохнулась. Подошел немного, он видел, что близко она не подпустит. И вот сейчас по ней будто волна прошла. – Не бойся.
Она была выше него. Где-то на дюйм, может меньше. Её чуть раскосые глаза смотрели настороженно. Голова высоко поднята. Идеальная кожа, красивый тонкий нос, чувственный рот Неровно срезанные короткие волосы торчали в разные стороны, и слева, чуть за ухом в волосах запуталась веточка с надорванным листочком. Необычайно красивая. Она могла быть той самой Еленой Троянской…
– Это ты меня боишься!
– Потому ты и пришла? Нравится чужой страх?
– Мне не нравится, когда меня провоцируют. Я не марионетка, не игрушка. Что во мне тебя так интересует?
Он молчал, рассматривая её: блеск её глаз, румянец на смуглых щеках, стук сердца.
– Жизнь.


– О чем ты думала?! – казалось, кричать ей на ухо у Сэма вошло в привычку. Эта забота должна бы в принципе радовать, и она радовала. Раньше. В первый раз, когда они с Джейком опекали и ругали как-то надрывно. Это было приятно, хотя бы что-то, кроме сожаления и вины. И потом, она была почти счастлива, когда Сэм нес её переломанную и испуганную на руках через весь лес до самого дома вампиров, она была готова благодарить бледную пиявку за то короткое счастье, когда Сэм прижимал её к себе, когда его сердце билось тревожно у неё под ухом. Она задыхалась от счастья, когда он бережно поправил провонявшую кровососами накидку на ней, она едва не плакала от нежности, когда он отвел прядь волос с её лица. Но счастье это было каким-то унизительным, словно украденным и незаслуженным. А еще это ничего не значило. Да, Сэм заботился о ней, да, потому что любил. Но не так, как ей бы того хотелось. И потерять её он боялся, но не так, как что-то особенное в своей жизни, хотя да, она знала, что остается важнее любого другого волка для него, но все это пустое. Ничего ведь в действительности не изменилось, просто раньше у Сэма не было повода переживать о её жизни и здоровье. Ранний климакс не в счет. Это как раз его мало волновало. Скорее больше бы его волновала беременная, нестабильная Леа. Если бы она могла.
Совсем недавно у неё появилась эта надежда. Еще совсем призрачная, буквально выдуманная. В прошлом году в начале марта у неё была менструация. Неделю и какая-то вялая, но была. И тогда Ли воспарила духом, она едва ли не порхала от счастья целый месяц. Но за мартом пришел апрель, затем май, июнь, июль… И ничего. Больше это не повторялось. И вот буквально на днях это снова случилось. Почти через год, но все-таки. Унизительным в этом всем было то, что она как раз лежала на столе, и Карлайл отвлекал её беседой, заново ломая и правильно складывая ключицу. Он вдруг остановился и удивленно посмотрел на девушку.
– Леа, как ты себя чувствуешь?
– Так, словно вы меня по кусочкам разбираете, – сдавленно проговорила оборотень, радуясь короткой передышке. Жуткая боль и невыносимый запах, царапающий слизистую – она уже согласна была умереть, только бы это прекратилось.
Когда её собрали заново, перебинтовали и оставили в покое, она провалилась в долгий спасительный сон на долгие пятнадцать часов. А когда проснулась, у неё состоялся странный, смущающий разговор с доктором Клыком. У неё снова была менструация.
– Это уже бывало после обращения? – Карлайл превратился в настоящего ученого. Он проверил её общее состояние, с чем-то сверялся, что-то записывал, взял у неё кучу анализов и чуть не получил по своей умнейшей голове, когда предложил ей присесть в гинекологическое кресло. Правда он все равно уговорил её туда забраться.
На самом деле она сама все поняла. Интуитивно, еще до того, как Карлайл с чем-то очень похожим на гордость, начал описывать особенности её организма. Волк. Она волк и все у неё как у волков. Ничто никуда не пропало, только цикличность изменилась. Что ж, раз в год – это тоже не плохо, ведь так? Было в этом что-то отвратительное, и чувствовала она себя как-то мерзко, словно грязной. Но самое главное – она могла иметь детей. Пускай даже при таких противоречивых обстоятельствах.
Думать об этом пока что было рано, это станет реальным только тогда, когда она научится держать себя в руках. При обращении она тут же потеряет ребенка.
Ребенка почему-то хотелось только от Сэма, как они когда-то и мечтали. Чтоб если девочка, то обязательно такая же красивая как она, а если мальчик, то такой же сильный как Сэм. И семью они хотели большую, чтоб хотя бы трое детей было. И чтоб вот такой большой и дружной семьей выезжать вместе на пикники, собираться у родителей, готовить вместе обеды и ужины… А Сэм как-то поделился с ней мечтой, ему хотелось сына, которого бы он обязательно научил рыбачить, плотничать, быть главой семьи.
Потерять все это было больно. И вспоминать об этом было больно. А еще тошно было от того, что все это он теперь найдет с другой, а ей останется только одно – с печалью наблюдать за всей этой идиллией со стороны.
Теперь же она получила шанс и вместо того, чтобы радоваться и, наконец, успокоиться, Леа еще сильнее погружалась в депрессию. Она так и не научилась разделять понятия семья и Сэм. Теперь было сложнее не думать о том, что ребенка она, несмотря на все обиды и раны, все еще хочет только от Сэма. Теперь она панически боялась перекидываться вместе с остальными волками. Это было бы слишком унизительно – в который раз продемонстрировать все свои чувства, всю душу, все свои переживания. И мечты.
Она пошла на встречу к вампиру не потому, что хотела кому-то насолить или просто показать характер, как считал Пол, вовсе нет. Она просто обернулась, когда точно знала, что останется одна в эфире. Все, дальше от неё уже почти ничего не зависело. Он играл с нею, поманил, и она клюнула.
– Ты понимаешь, насколько неразумно было то, что ты сделала? Ты подвергла свою жизнь опасности! Ты вела себя недопустимо бездумно!
– Угу… – скучающе протянула Леа.
– Леа, осознай, наконец, это не игры и не шутки. Я не знаю, что он задумал, но это может быть опасно для тебя, для всей стаи, для Беллы… Он же манипулирует тобой.
– Интересно, как? – девушка в притворном негодовании выгнула брови и тут же издевательски улыбнулась, словно только что мысленно размазала интеллектуальный гений Сэма тонким слоем по бутерброду.
– Тебе хочется умереть? – Сэм сдался. Ругать Леа у него никогда не получалось, взывать к разуму тоже. Она принимала и воспринимала только ту информацию, которую хотела принять, не более. Остальное просто отметалось, без анализа. – Я не знаю, что остановило его от убийства в прошлый раз, но в этот раз все могло случиться куда более драматично. Постарайся… Черт, Леа, ты слушаешь меня?
– Нет, конечно!
– Тогда зачем я это говорю? Выкинь эту дурь из головы. Хватит изводить себя этим. Мне жаль, я виноват, я никогда не прощу себе этого. Но, пожалуйста, живи дальше. Пожалуйста, Ли, не сдавайся. Двигайся вперед. Прошу тебя, пожалуйста, будь счастлива.


– Что бы ты там ни хотел мне сказать – заткнись, мама Джейкоб.
– Ты в курсе, как достала меня? – Джейк плюхнулся на диван и с ненавистью содрал с себя испачканную шоколадом футболку.
– Эдди натирал тебя шоколадом?
– Эдди достал меня еще больше чем ты, если что. Но ты просто представить себе не можешь, как сильно он меня достал, так что не особо обольщайся.
Леа равнодушно пожала плечами и повернулась в сторону телевизора, хотя вряд ли она на самом деле могла смотреть хоккей.
– Леа, ты в курсе что тупишь? Сильно так, прям напрашиваешься на серьезный разговор. Типа таких, какие проводит с тобой Сэм, но его ты не слушаешь принципиально. Так что давай так, я только что объяснял Эдди, почему нельзя бить Беллу ложкой. Он меня не понял. Сделай мне приятный сюрприз, пожалуйста…
– Не бить Беллу ложкой? Это я запросто, не парься
– Просто не тупи, Ли. Не тупи так. Это же жизнь, ты только посмотри. Еще два года назад я совершенно лишился надежды, я услышал, как Белла дает согласие на замужество, и это было очень больно. Мне хотелось убежать (світ за очі, хе-хе, куда глаза глядят?))) куда-нибудь на край света, но посмотри на меня сейчас!
– О Боже мой! Что я вижу? Восемнадцатилетний парень нянчится с ребенком, меняет ему подгузники…
– Он уже просится на горшок!
– Гордится тем, что сам приучил его к горшку!
– Ты говоришь о нем, как о котенке.
– И готов мне горло перегрызть за то, что я якобы оскорбительно об этом ребенке говорю. Джейк, прости, я не понимаю, где тут счастье.
– Счастье не в ребенке, Ли, и не в подгузниках, – пытаясь подобрать правильные слова, продолжил Джейкоб. – И даже не в том, что они еще немного и окончательно останутся в прошлом. Счастье в том, что утром я просыпаюсь и точно знаю, что меня ждут. Что я нужен, понимаешь?
– Кому?
– Им. Им обоим.
Они замолчали ненадолго. Леа крутила в руке чашку с остывшим чаем, Джейкоб задумчиво смотрел в пространство перед собою.
– А мне нужен душ и чистая одежда. Мне кажется этот шоколад у меня даже в трусах.
– Иу, – скривилась Леа. – Мне обязательно было об этом знать? Отвратительно.
– Отлично, хоть что-то кроме вялой иронии. Пять с плюсом, Джейк, за верный психологический ход.
– Ты задница, ты знаешь это?
– Нет, но благодаря тебе узнаю о себе каждый раз что-то новое, – Джейк встал с дивана и встряхнул футболку.
– Если бы я была человеком, все было бы хорошо, – едва слышно проговорила Леа.
– Но ты не человек, Ли, ты оборотень, – Джейкоб не растерялся, в упор глядя на кузину. – И это твоя жизнь. Я не знаю, что еще тебе можно сказать, ведь за последние три недели я говорил с тобой больше, чем за всю нашу жизнь. Давай промотаем тот момент, когда я гневным тоном сообщаю тебе, что так больше нельзя, а ты, злобно сверкая глазами, отвечаешь мне, что ты сама знаешь, что тебе делать. Потому что ты ничего не знаешь. Просто дай себе шанс.
– Сложно со мной, да?
– Тебя сложно назвать милой, – вздохнув, ответил Джейкоб и вновь направился в сторону душа.
– Когда я была человеком, со мной было легко. Я была красивой и милой.
Джейкоб уже почти вышел из комнаты, когда эта фраза его остановила. На самом деле это был величайший прогресс. Никогда раньше Леа не откровенничала ни с кем. Он выхватывал часть её мыслей, когда они вместе перекидывались, но никогда раньше им не приходилось просто говорить по душам. Потому Джейкоб почувствовал себя крайне неуверенно, встретив взгляд Леа. Сейчас она была уязвима как никогда раньше.
– Брось. Ты никогда не была милой, и ты прекрасно знаешь об этом. Так же, как знаешь, что ты все еще самая красивая девушка в резервации. И не только резервации. Это все знают.
– Даже красивее Беллы? – попыталась поддеть Клирвотер.
Джейкоб вышел из комнаты и, закрывая двери, проговорил:
– Ну грудь у тебя определенно больше.
Подушка ударила уже закрытые двери.
– Ты задница, Джейкоб Блэк! И ты знаешь об этом.


– Люди – это так забавно. В последний раз я говорил с человеком… Не помню точно, это было около ста лет назад, быть может чуть дольше. Некоторые, правда, пытаются что-то сказать перед смертью, но я плохой слушатель. Смешны их попытки перехитрить, обмануть, выкрутится, упрашивать, взывать к жалости. Я перестал это слушать… – Кайус задумался, пытаясь вспомнить. – Словом, это было давно.
– Я все еще не понимаю, зачем мне об этом знать, – Леа изобразила величайшую задумчивость и резко подняла руку над головой, выставив указательный палец вверх, таким жестом показывая, что ей пришла в голову блестящая идея. Но резкое движение насторожило вампира, и он отскочил от неё на пару метров. Хотя сказать отскочил было явным преувеличением. Все его жесты были какими-то замедленными, ленивыми. Иногда казалось, что он заснет стоя. Это жутко раздражало живую и подвижную Леа. Четвертая встреча, о которой все еще не подозревает стая. Сэм бы душу из неё вынул, если бы узнал, что она сама приходила к этому вампиру. Да она сама бы сделала то же самое, если бы это касалось любого другого члена стаи. Леа и она сама не знала, чем руководствовалась, когда нодчинялась правилам его игры.
– Наверное, я хотел этим тонко намекнуть на твою исключительность, жаль, что сама ты этого не поняла.
– В чем же для тебя заключается моя, как ты говоришь, исключительность? – Леа тут же забыла про гениально глупую фразу о том, что её собеседник скорее всего в неё без памяти влюбился.
– Все еще не определился. Но я поставлю тебя в известность. Позже.
На лице Леа смешались в неповторимую гримасу недоумение и насмешка, и когда она поняла, что это никак не задевает собеседника, спросила:
– Итак, вернемся к нашим баранам. Я сумела выбить из тебя признание, что тебя интересует моя жизнь. Только, что конкретно ты этим хотел сказать?
– Только то, что сказал.
– И ты уже не собираешься меня убивать?
Кайус чуть улыбнулся, склоняя голову набок. Он и сам не до конца понимал, что ему было нужно. Она ему совершенно определенно не нравилась, и уж точно он не наслаждался её запахом. Но, когда он наблюдал за ней, он словно и сам наполнялся жизнью. Им всегда двигала злость. Всю его человеческую жизнь и всю вампирскую бытность. Свою жизнь он уже и не помнил, разве что только встречу с Афенодорой, да и то смутно. И это казалось единственным светлым воспоминанием. Затем беспросветная злость, ненависть, презрение. Едва ли он мог вспомнить что-то, что можно отнести к положительным эмоциям. А этот интерес к самой обычной девушке… Хотя нет, обычной её назвать было бы ошибкой, она же все-таки оборотень. Убить её? Нет, этого он не хотел. Кайус был амбициозным и честолюбивым, и он совершенно определенно не был великодушным. Так что же тогда им двигало?
– На данный момент это не входит в мои планы.
– Меня раздражает твоя манера говорить, ты в курсе?
– Это должно меня огорчить?
Леа задавалась вопросом, зачем она приходила к нему на встречи. Да, в первый раз она пришла исключительно и только назло Сэму. А дальше оно как-то само так получалось – ей стало интересно. Он был… О, да что уж там, он был редким мудаком, и именно таким он и был. Не было испуганного котенка под маской равнодушного убийцы. Нет, Леа прекрасно осознавала, насколько он бессердечен и бездушен, насколько он безжалостен и безразличен к другим. Он много говорил о себе, зачем она не понимала, но все запоминала. Так она узнала, что еще трое вампиров находятся неподалеку, их разговор они не слышат, но в случае опасности тут же окажутся рядом. Она не стала проверять, просто поверила, хотя бы потому, что видеть ту красноглазую вампиршу она никогда больше не хотела.
– Ты не собираешься меня убивать, ищешь со мной встречи, накачиваешь меня информацией, которую я могла бы использовать против тебя, находишься в опасной близости ко мне, хотя и побаиваешься, забил на первоначальную цель визита…
– И из этого ты сделала вывод?..
– Единственный вывод, который напрашивается – ты влюбился в меня, но было бы потрясающе глупо в это поверить. Так что пощади меня и мои несчастные потуги тебя понять, растолкуй мне, чего же ты от меня хочешь, – Леа подошла к нему буквально вплотную, сантиметр-два и они столкнуться нос к носу.
Белесая бровь Кайуса приподнялась вверх, его губы изогнулись в неприятной улыбке, и он пальцем отодвинул её от себя на расстояние полушага.
– Ты свято веришь в то, что несчастна. Страдай – ты заслуживаешь страдания, если не хочешь видеть причин для радости. Ты хочешь избавиться от этой связи с Сэмом? Ответь честно.
– Больше всего на свете.
– И ты согласна ради этого на все?
– Нет, но на многое.
– Знаешь, я давно хотел поиграть. Я буду играть с тобой, Леа. Согласна играть в мои игры? Если я исполню твое желание?
Они так и стояли, не двигаясь с места. Палец Кайуса все еще прикасался к коже Леа, в том же месте: чуть ниже ключицы. От его прикосновения кость заныла, словно предчувствуя очередные переломы.
– Что ты имеешь в виду под играми?
– О! Ничего такого, на что ты не согласишься, это же игры, они должны приносить удовольствие всем их участникам.
– Звучит слишком хорошо, чтобы не таить в себе подвоха. Мне нужны еще подробности.
– Ты получишь свободу от Сэма, взамен я получу всю тебя. До последней капельки.
– Что-то многовато ты просишь, тебе не кажется? – Леа, скривившись, отступила на пару шагов назад и прикрыла глаза, собираясь с мыслями. На самом деле она подозрительно быстро начала доверять этому существу. Где была её бдительность – она же рядом с вампиром, она обязана быть на чеку постоянно.
– Нет, мне так не кажется.
– Что значит, «всю меня»? Как мне это понимать? И почему ты думаешь, что я буду тебе доверять? – она насторожено оглянулась.
– Всю тебя. Все в тебе. Твоя жизнь и энергия оживят и обновят меня. Каждая пролитая тобою слезинка станет для меня неповторимой. Любая твоя улыбка будет запечатлена в моей памяти. Не спеша, размеренно, наслаждаясь каждым мгновением, я буду поглощать тебя. Ты станешь частью меня.
Леа сверкнула глазами, шарахаясь прочь и, перевоплощаясь в прыжке, помчалась домой не оглядываясь.
Вот теперь она действительно была напугана. То, что она услышала, не просто устрашало, эти слова протыкали её насквозь, и самым страшным ей казалось то, что эти чувства были скорее трепетом, нежели ужасом.
Ведь она придет и в следующий раз. Она уже знала это.

---

Давно не было обновления от меня, но извините, "Не виновата я!"
Осталось совсем немного глав, эпилог не за горами...