2024-4-26

16

0

0

Я внезапно просыпаюсь, но не от будильника. Я часто моргаю, лежа на своей кровати, завернувшись в одеяло и смотря в потолок. «Я восстановила Мост Между», - думаю я, удивляясь тому, насколько реальным был мой сон. Это не что-то похожее на мутную воду, которую я ощупываю в поиске того, что скрывается под ее толщей. Сейчас это кристально чистое воспоминание, столь же ясное, как отпевание Эдварда Каллена вчера.

Все по-другому.

Сейчас я вспоминаю: волки, Джейкоб и Леа, и третий, имя которого я не помню, но чей теплый, влажный нос я все еще чувствую на коже. Я была принцессой. Думаю, Цитадель была моим королевством. Эта часть все еще туманна, потому как вижу ее лишь через тени своих снов, копия копии, четкость воспоминаний ухудшается. Так или иначе, я покинула Цитадель, вызвав ее крушение. Они продолжают твердить мне, что я бросила их. Я ушла по собственной воле? Или меня выгнали?

«Это просто сны, Белла», - говорю я себе. Какое это имеет значение? Но я не могу сдержать чувство в глубине себя, говорящее, что это важно. Что это очень важно. Все же эти сны были заперты на протяжении долгих лет с тех пор, как Рене уехала.

Рене.

Я бросаю взгляд на стол, на котором, я знаю, лежит листок. Я не могу видеть его, пока лежу на кровати, но я чувствую его присутствие – пульсирующее живое существо. Я должна решить. Я буду в городе еще несколько дней, а потом, кто знает, когда я вернусь снова, когда осмелюсь на этот долгий перелет.

Я должна позвонить ей.

Я раскачиваюсь ногами под одеялом и медленно встаю, иду к столу и смотрю на расправленный клочок бумаги. Поднимаю трубку и набираю ее номер, но быстро нажимаю «отмену» и бросаю телефон на кровать. Нет необходимости принимать это решение прямо сейчас. Если я позвоню ей, то смогу узнать, почему она уехала. Если я узнаю, почему она уехала, то смогу перестать винить в этом себя.

Или, если узнаю причину ее ухода, мое сердце просто разобьется.

Маленькими шажками, наверно. Возможно, сегодня я позвоню Анжеле. Я спускаюсь вниз, чтобы приготовить овсянку. Чарли давно уехал. Сегодня идет дождь, хотя бы сегодня для меня имеют некий смысл капли, стекающие по кухонным окнам. Кажется, что только несколько дней назад я, на расстоянии трех тысяч миль в своей квартире, ела овсянку, наблюдала за заснеженной пустошью и думала, что Эдвард Каллен все еще жив. Как все изменилось.

Я поднимаю древнюю трубку телефона на кухне и набираю номер Анжелы. Пожилая женщина подходи к телефону. Я спрашиваю Анжелу.

- О, она здесь больше не живет.

Я смущена, пока не осознаю, что набрала номер ее родителей. Глупый автопилот.

- Миссис Вебер?

- Да.

- Здравствуйте, это Белла Свон.

- О, привет, Белла! Рада слышать твой голос. Анжела упоминала, что ты была в городе.

- Да, я случайно набрала ваш номер, простите.

- Ужасный повод собраться всем вместе, верно?

Я наблюдаю, как последние несколько хлопьев раздуваются в молоке.

- Да, - говорю я спокойно. Да, мой мир теперь разрушен.

- Он подавал большие надежды. Ты хорошо знала его?

- Я… думаю… - истязаю саму себя, - достаточно хорошо, - заканчиваю я, говоря, - он был хорошим парнем.

- Похоже на то, - говорит мама Анжелы, вздыхая. Она меняет тему. – Тебе нужен номер Анжелы?

- Нет, он у меня есть. Я просто привыкла набирать ваш номер с этого телефона, - нервно смеюсь. – Мне жаль, что побеспокоила вас.

- О, Белла, не стоит беспокоиться, так приятно снова слышать твой голос.

- И мне, миссис Вебер.

И мы вешаем трубки. На самом деле я не запомнила номер Анжелы. Я должна вернуться наверх, чтобы взять свой телефон. Я немного тоскую по тем славным временам, когда помнила номер каждого. Конечно, это удобно, когда нужные люди на быстром наборе, или быть в состоянии позвонить им, всего лишь нажав на одну кнопку, но это зависит от технологии, холодной, бесчувственной схемы, заменяющей память. Теряем ли мы, по сути, свою человечность, используя приспособления для общения друг с другом, продиктованные двоичным кодом, проводами и оптоволоконной оптической схемой?

Я сижу, скрестив ноги, на кровати, и набираю номер Анжелы. Она сразу же отвечает.

- Белла. Хэй! – определитель номера, думаю, изменил человеческое общение. Никого не удивляет подобный ответ на звонок.

- Хэй. Привет. Так, слушай, как насчет встретиться сегодня? Ты занята? – сегодня Анжела – мама, любящая сидеть дома. Она говорит, что вернётся в школу, когда Патрик будет в детском саду.

Я могу слышать звон и верещание, и счастливый крик на заднем плане. – Ты знаешь, что здесь нет ничего особо примечательного, - говорит она.

- Форкс, знаешь ли, - отвечаю я, объясняя.

- Да, всегда все то же самое. Может, хочешь пообедать?

- Конечно – в закусочной? – действительно, в Форксе не так много мест, куда можно пойти.

- Звучит хорошо. Я, вероятно, смогу искупать детей и быть через час или около того. Встретимся где-то в двенадцать?

- Конечно.

Мы почти вешаем трубки, но я останавливаюсь и быстро произношу:

- Эй, можешь принести волчью книгу, которую я сделала для Патрика?

Кажется, Анжела сбита с толку, но все же соглашается. Затем мы разъединяемся, и отсутствие счастливого игрового гама, заставляет меня понять, насколько тихо и одиноко в доме. «Бедный Чарли», - думаю я. Как он выдерживает это? По крайней мере, у меня есть звуки движения, и громкие разговоры на тротуаре, и начавшийся баскетбольный сезон, приветствующий посетителей и бодро объявляющий по громкоговорителю.

Я принимаю короткий душ и иду назад в свою комнату, завернутая в полотенце. Я привезла с собой мало одежды, поэтому передо мной не стоял сложный вопрос «что одеть». Я с облегчением подумала, что мне не надо одевать трое штанов, чтобы не замерзнуть. Пребывание в Форксе похоже на каникулы в тропиках после февраля в Бостоне. Конечно, я понимаю, что такие каникулы не предполагают истерические рыдания и неловкую тишину в купе со страхом потерять отца, остаться одной в этом мире. Во всяком случае, в это меня побуждают верить брошюры. Но с другой стороны, я никогда не была в тропиках, поэтому могу ошибаться.

Я надеваю свои джинсы, кофту с длинным рукавом и толстовку. Как хорошо, что нет необходимости надевать свою объемную парку! Мне требуется лишь пять минут, чтобы одеться. Теперь я должна немного притормозить и ничего не забыть. Я подхожу к рюкзаку и вынимаю свой альбом. Пролистываю страницы, ища на них больше смысла, чем прошлой ночью, пока ещё сон был четок и жил в моей памяти.

Руины Цитадели. Щелк. Джейкоб, смотрящий на меня сквозь деревья. Щелк. Я быстро перелистнула на картинку со мной в роли пугала. Я вернулась к началу альбома, чтобы посмотреть все рисунки до моего погружения в сон.

Почти на каждой странице волки, стаи волков. Я не знаю их имен. Хотя, думаю, что смогу найти Джейкоба, он самый крупный. Кажется, он лидер. Есть рисунок меня маленькой, ребенок в старомодном костюме, с луком в руке и волками вокруг. Их трое: Джейкоб, Леа… и другой. Я вспомню его имя. Вспомню. Я обещала ему. Ясно помню, что обещала.

И, ох.

Вот что-то новое, что-то, чего я не помню. Я стою на башне, маленькая я, Принцесса Иззи, может, с луком в руке. Что-то вдалеке, но даже на расстоянии это что-то огромно. Чудовищно. Меня одолевает ужас, только смотря на его тень, но я бросаю взгляд на Принцессу Иззи, и на ее лице нет ни намека на страх.

Она храбрее меня, - думаю я, немного пристыженая. Достаю карандаш из рюкзака, открываю чистую страницу и делаю набросок. Как всегда я едва смотрю на бумагу, просто позволяя своей руке рисовать где угодно, и когда я гляжу вниз, вижу Источник, неистовую реку, которую по середине пересекает Мост Между, восстановленный, и там я с закрытыми глазами, поднятыми ладонями и открытым ртом. Волки по сторонам от меня и позади, я изобразила лишь легкий контур. На полях я набрасываю фрагмент – только влажный, теплый нос. Я рисую волка так, как представляю себе, поскольку во сне я чувствовала лишь его нос, но не видела волка воплоти. Кто ты, загадочный парень? – думаю я.

Веревки моста раскачиваются в воздухе, будто живые. Я не видела, как это произошло, но в моей голове нарисовалась четкая картинка случившегося. Что еще волки говорили мне? Я создала их. Возможно, я также сделала что-то похожее для них. Строчки стихотворения снова заполняют мою голову: На ветру и в никуда/Голоса - куда как дальше,/ И торжественней премного,/ Чем кончается звезда.¹. Нет, не совсем так. Была торжественность, но это было творением, неразрушимым.

Возможно, моя книга ответит на некоторые вопросы.

Я смотрю на старый радиоприемник с часами возле кровати. Почти время встречи с Анжелой. Мои руки в графите, поэтому я иду в крошечную ванну (кажущуюся еще меньше, потому что я стала несколько больше), чтобы смыть его.

Я подхожу к грузовику, проводя рукой по бамперу.

- Привет, Эдвард, - говорю я, держа палец на вмятине. Его стикер все еще здесь. Он касался его. Яблоко, которое он съел в тот день и даже его тело теперь ушли навсегда, но этот маленький кусочек пластика еще здесь. Забавно, как эта маленькая вещь может пережить нас всех. Возможно, через тысячи лет археологи раскопают этот старый грузовик, и эта наклейка все еще будет там, неповрежденная, и они зададутся вопросом, какое значение имело покрытие ими бампера? Может религиозная церемония? Признак статуса или тщеславия? Чары, чтобы отогнать зло? Но они никогда не предположат, что однажды жил мальчик по имени Эдвард Каллен и девочка по имени Белла Свон, которая любила его всем своим естеством. Они никогда не подумают, что это единственная вещь, которую Эдвард Каллен дал ей, единственная материальная вещь. Это было настолько же хорошо, как обладать его сердцем.

Это целый мир для меня, и когда мы все уйдем, никто не вспомнит, что все это значило. Я единственный хранитель тайны.

Я почти не обращаю внимания на дорогу, пока еду в закусочную Форкса. Я проделывала этот путь множество раз. Мы даже один год заезжали сюда, возвращаясь домой, вместо того, чтобы потратить время на поездку до реального ресторана в Порт-Анжелесе. Я чувствовала, как уголки губ чуть опустились вниз, когда воспоминания нахлынули на меня. Эта запоздалая и скупая реакция, возможно, вызвана тем, что на этот вечер я была обязана надеть маску безразличия.

Анжела уже здесь, она выглядит довольно впечатляюще, учитывая то, что она вытащила вместе с собой двух маленьких ерзающих детей. Ее разместили в кабинке, Патрик сидел на высоком стуле, Карла - на виниловой скамье-подставке. Она встает, как только я вхожу, обнимает меня, и мы садимся.

Дети уже едят крекеры в виде золотых рыбок и вытягивают сыр. – Привет, Белли-Белли, - говорит Карла, с полосками сыра в кулачке. Я впечатлена, она меня помнит.

- Привет, Карла-Карла, - отвечаю я немного сбивчиво.

- Просто Карла, - говорит она, надувая щечки.

- Прости, Карла, - не думаю, что умею ладить с детьми. Я меняю им подгузники в попытке подтрунить над ними. Я смотрю в меню. Новые ламинированные страницы со все еще острыми краями. Конечно, у них уже нет тех самых меню со средней школы. Почему меню должны застыть во времени для меня? Есть и другие небольшие изменения: новые светильники, новой тканью обиты кабинки. Иногда мне хочется, чтобы все осталось по-прежнему. По крайней мере, родные вещи. Теперь это место кажется чужим.

Я заказываю куриные ножки и порцию фри, и Анжела улыбается. – Ах, специальное меню Беллы, - бормочет. Она заказывает салат для себя и жареный сыр для детей.

- Так, - Анжела смотрит на меня из-под очков, немного напоминая мне миссис Вебер. – Почему ты приехала сюда? Имею в виду, после стольких лет?

Я верчу в руках подставку под салфетки на столе. – Не знаю, - отвечаю я честно. – Я просто забронировала билет. И вот я здесь.

- На поминках было много наших одноклассников, - говорит она. – Кучка подозрительных типов. Ты их видела?

Нет, я была слишком поглощена рыданиями и чувством, что умру от горя. – Где они сидели?

- О, повсюду, - говорит она, неопределенно взмахивая рукой.

Надеюсь, она не будет упоминать, как сильно я плакала. Я смущена своим поведением. Не тем, что буквально разрывалась на куски – Эдвард Каллен заслуживает быть оплаканным подобным образом – но тем, что это происходило в общественном месте.

- Ты после была на поминальной службе? – спрашивает она вместо этого.

- Нет, я вдруг сильно устала.

- Хм, - говорит она, мешая трубочкой чай со льдом. – Ах, да, - произносит она, роясь в сумке для пеленок, - это та книга, сделанная тобой. Дети ее просто обожают.

Она пододвигает ко мне книгу. Я помню лишь то, что́ помещала в эту книгу, что сделала ее.

Я не дала ей названия. Безымянная История Волка №1 Изабеллы Свон, акварель и тушь на бумаге.

Я медленно переворачиваю страницы, ища какие-либо подсказки. Здесь уменьшенные версии моих эскизов, менее мрачные, менее пугающие. Иззи – мультяшка, с большими глазами, как в аниме. Она стоит на башне со своим луком. – Я защищу вас! – говорит она волкам, которые преклоняются перед ней, когда та спит, и приносят ей горячий шоколад, когда она голодная просыпается ночью. Это… не кажется правильным. Вряд ли я найду в ней ответы.

Я продолжаю листать страницы. - О, нет, Принцесса Иззи, Тот-Самый-Камень вернулся! – говорит нарисованная версия Джейкоба, с мордочки которого не исчезает ухмылка даже если он, якобы, испуган.

- Позволь ему прийти. Я не боюсь, - говорит Иззи, я нарисовала ей волевой подбородок.

Карла наблюдает за мной, пока я просматриваю страницы. – Мне не нравится эта страница с каменюкой, - говорит она, серьезно смотря на картинку.

- Прости. – Черт. Я напугала детей. Я облажалась.

Переворачиваю страницу. Даже в Диснеевских мультфильмах нечто подобное довольно пугает, гигантская махина, каменное чудище, столь же высокое, как башня. Даже выше.

Я записала его слова небрежным почерком, я даже могу слышать голос в своей памяти, явно не человеческий, скрежещущий в жерновах, как камень, скатывающийся с могилы. – Я пришел, чтобы сожрать ваш город, - черт возьми, о чем я думала, даря это детям?

Иззи стоит на башне со своим луком. – Я не боюсь! Ты просто камень! Ты не можешь навредить нам! – она смотрит в глаз чудовища.

- Тогда прощай, Принцесса Иззи, - говорит он, сдаваясь без борьбы и, ссутулившись, возвращается туда, откуда пришел. За горы.

Все волки радуются и носятся вокруг нее, затем приходит время празднования и мороженного, на волках надеты остроконечные шляпы, они сидят за огромным праздничным столом, лапы на дамастовой² скатерти. Конец.

Возможно, Анжела сквозь зубы говорила, что дети любят эту книгу. Может это лишь потому, что она была написана только для них. Однако я рада, что увидела ее. Я начинаю сопоставлять книгу со снами. Может, теперь я знаю то, что произошло с остальными волками и Цитаделью. Может быть.

- Спасибо, - говорю я, возвращая Анжеле книгу. Принесли еду, и последующие несколько минут уходят на проверку того, чтобы детские сэндвичи были разрезаны на удобные кусочки, а крышки плотно сидели на их кружках-непроливайках. Мои куриные ножки еще слишком горячие, только из жаровни, чтобы их сразу съесть, поэтому я наблюдаю за Анжелой, сосредоточенной на своем салате.

- Ты помнишь бал? – спрашиваю я. Я хочу знать.

- Что? – часть салата осталась на ее губах, она берет салфетку с колен, чтобы стереть ее.

- Второй год обучения, ты знаешь. Когда мы собрались здесь, в закусочной?

- Я… знаешь, тогда все смешалось, - говорит она. – И вообще, теперь у меня материнский мозг, не могу помнить все, что было так давно.

Но я помню.

Это была первая полуофициальная дискотека, гудела вся школа. Мы все были такими неуклюжими. Конечно, я надеялась, что Эдвард Каллен попросит потанцевать с ним, но это было похоже на желание из раздела «Хочу, чтобы у меня выросли крылья или хочу стать русалкой, или чем-то еще». Выдуманный мир. Я не ждала, что он пригласит меня.

Но я так же не ожидала, что Эдвард Каллен пригласит Анжелу.

Они знали друг друга целую вечность, с того самого урока котильона³. Почему я не была на том уроке? Я, вероятно, умерла бы от смущения, но, возможно, обучение тому, как стать культурными членами общества, сблизило бы нас. Мы были бы вынуждены разговаривать. Возможно, мы оба ненавидели бы преподавателей, в тайне подшучивая над ними.

Я помню, как сидела с Анжелой за ланчем, на ее лице было забавное выражение.

- Что такое? – спросила я.

- Я… меня только что пригласили на бал.

- Эй, это же классно! – сказала я. Знаю, она была такой же застенчивой девушкой, как и я, я была рада, что какой-то мальчик ее заметил. – Кто это?

Анжела вздохнула. – Эдвард Каллен, ты знаешь его?

Внутри я начала распадаться, будто сделала глоток углекислоты. – Да, знаю.

- Он, конечно, хорош и все такое, но он похож на моего брата, - она снова вздохнула.

- Он был со мной на уроке литургической музыки, - добавила я неубедительно. – Кажется, он классный.

- Да, он хороший. Я надеялась, что Бен пригласит меня.

Бен Чейни, король высоких и неуклюжих. Как кто-либо может предпочесть его Эдварду Каллену? Сложно представить. – Так что ты сказала ему? – спросила я, надеясь, что она отказала ему.

- Ну, конечно я сказала «да». Я не могла отказать ему, - я понимала, почему Эдвард Каллен предпочел ее. Она была так добра и мила, со своими красивыми оленьими глазами.

Никто не пригласил меня на танцы, что было неудивительно.

- Я собираюсь остаться дома, - сказала я Чарли, когда он спросил.

- Что? Нет, Беллс, ты должна пойти, это твои первые танцы!

- Я не люблю танцевать, - сказала я.

- О, - произнес он и потер шею.

- Что ты сделал? – я хорошо знала этот жест.

- Я купил тебе платье, - сказал он смущенно.

- О, папа, - вздохнула я, когда он подошел к шкафу в коридоре и вытащил платье в упаковочной сумке. Оно было из Гудвиля, как и большая часть моих вещей, и я знала, что теперь должна пойти на танцы.

- Я, эм, взял одно из твоих платьев, и одна хорошая леди помогла мне. Она сказала, что вполне уверенна, что тебе подойдет, - оно и правда было довольно милым, спускающийся с плеч черный бархат, сужающийся к низу.

- Полагаю, я могу отнести его обратно, - сказал Чарли немного удрученно.

- Нет, мне нравится. Пойду примерю, - я пошла в ванну и надела платье. Оно идеально мне подошло. Платье было почти новое, вероятно, купленное на один раз и быстро отданное.

- О, Беллс, - сказал Чарли, когда я вышла в платье и толстых носках на ногах. – Ты выглядишь такой взрослой.

Я изо всех сил старалась улыбнуться ему. - Оно мне нравится, папа, правда. Очень. Ты не должен был делать этого. Не могу дождаться танцев, - врала я.

Это почти стоило того – Чарли сиял.

Уверена, что Эдвард Каллен не был рад, что я вместе с ним и Анжелой иду на танцы, но Анжела настояла. – Если уж ты осталась без пары, ты по-прежнему со мной, - сказала она. Доктор Каллен подобрал меня у дома, и я села возле водителя, тогда как Эдвард и Анжела могли седеть вместе на заднем сидении. Я смотрела вперед, пытаясь не быть съеденной живьем ревностью. Доктор Каллен вел вежливую беседу о школе, но я была застенчива и молчалива, и отвечала односложно.

Доктор Каллен ждал нас с книгой на стоянке, пока мы обедали. Если вы посмотрите в словаре на слово «неловкость», то там может быть фотография нас троих, сидящих в кабине закусочной Форкса, на бале для второкурсников. Эдвард Каллен, несомненно, хотел остаться с Анжелой наедине, Анжела, несомненно, думала о Бене. Мне было, несомненно, жаль, что я не кто-то другой, кто-то более привлекательный.

На танцах было шумно и темно. Я заметила, что была единственной девушкой без цветов. Я чувствовала себя голой и отвратительной в своем черном бархате, будто все остальные могли видеть, что на моей руке нет браслета из цветов, и знать, что меня никто сюда не приглашал. Если и были другие девушки, которых не пригласили, то они остались дома или жалостью выпрашивали свидание. Я должна была бы сделать так, но мысль о беседе с чьим-то братом, кузеном или соседом в течение всего вечера заставляла меня желать спрятаться под своей кроватью.

Я танцевала под некоторые быстрые песни с Анжелой и другими парами. Я заметила, как она постоянно вытягивает шею в поисках Бена. Его было довольно легко разыскать, с его-то ростом. Он пришел с маленькой рыжеволосой девушкой, и я задалась вопросом, почему все высокие парни всегда встречаются с самыми крошечными девушками. Я видела, как лицо Анжелы осунулось, и, думаю, я хорошо знала, что она чувствует.

Во время медленных песен я сидела на складном стуле у стены зала и радовалась черной ткани, надеясь, что она помогает мне растаять в тени. Анжела заявила, что натерла ноги и пришла посидеть рядом со мной.

- Хорошо проводишь время? – перекрикивала она музыку.

Я только пожала плечами. – Полагаю, я весело провожу время, наблюдая за людьми.

- Кто та рыжая?

- Не знаю.

Тогда к нам подошел Эдвард Каллен с напитками в руках. – Спасибо, - попыталась сказать я, но слово застряло в горле. Вероятно, казалось, что я подавилась жвачкой. Я выпила пунш до дна, смяла стакан, и бросила его в мусорку, стоящую на расстоянии от нас.

- Два очка, - мягко сказал Эдвард.

Ди-джей поставил последнюю песню танцев – еще одна медленная песня, «Великолепный вечер» Клэптона⁴. Эдвард встал и протянул руку Анжеле. Та покачала головой. – Прости, Эдди, мои ноги меня убивают, - он выглядел немного разочарованным, но повернулся ко мне и спросил:

- Не возражаешь?

Не возражаю против чего? Я молча на него уставилась.

- Потанцуем? – спросил он. О. О!

Я постаралась показаться веселой и сказать: «Конечно, почему бы и нет?», но снова не произнесла ни звука. Я взяла его за руку, и мы вышли на танцпол.

Я никогда раньше не танцевала с парнем под медленные композиции. Я положила руки ему на плечи, он поместил свои на моей талии, между нами было огромное расстояние, когда мы медленно двигались по кругу. Эдвард подпевал, не смотря мне в глаза. - Я вижу в глазах твоих искры,/ Любовь в них увидеть могу,/ А ты ведь даже не знаешь,/ Как я тебя люблю.

О, боже, как мне было жаль, что он не пел эти слова мне, но я знала его, и как он был погружен в музыку, я чувствовала через бархат, как его рука проигрывает гитарные аккорды к песне на моей спине. Он высоко ценил Клэптона.

Тем не менее, сколько бы я ни старалась успокоиться, мое сердце трепетало, как крылья колибри, безостановочное движение. Мои руки вспотели, и единственное что я заметила, это жесткий волосок, торчащий из его твидового блейзера. Я хотела вытащить его из пиджака. Я сердилась на саму себя за то, что трачу свое время, думая об этом волоске, не смотря в его прекрасное лицо, не пытаясь запомнить ощущение его рук вокруг моей талии, даже если я просто замена Анжеле или его гитаре.

Когда песня закончилась, он лишь пожал плечами и сказал: «Спасибо» и вернулся к Анжеле. Я застыла на месте, включился свет, показывая мрачность зала, которая только в темноте создавала убедительную иллюзию очарования с его лентами из гофрированной бумаги и воздушными шариками, из которых медленно выходил гелий.

Я позвонила Чарли, чтобы тот отвез меня домой, потому что думала, что, возможно, Эдвард Каллен и Анжела хотят остаться наедине.

Я сидела на скамейке возле помещения, пока Чарли не подобрал меня на своей полицейской машине.

- Хорошо провела время, милая?

- Думаю, да, - сказала я, как раз вовремя, чтобы увидеть, что Эдвард Каллен слегка целует Анжелу в губы, когда они вышли назад к автомобилю доктора Каллена.

- Не помнишь тот год, когда Эдвард Каллен пригласил тебя на танцы? – спрашиваю я Анжелу, которая с любопытством смотрит на меня.

Анжела слегка хихикает себе под нос. – О, черт. Я серьезно абсолютно забыла об этом. Я мало что помню до того, как стала встречаться с Беном. Это странно.

- Что-нибудь произошло между вами на танцах? – спрашиваю я так небрежно, как могу.

- Боже, Белла, это было так давно.

Эдвард Каллен поцеловал ее, и она не помнит. Я помню ощущение того волоска под моими пальцами, его пальцы, играющие аккорды на моей спине, через подержанный бархат. И она не может вспомнить его поцелуй.

Патрик начинает вопить и стучать своей кружкой по столу, и Анжела машет рукой официантке, чтобы та принесла счет.

- Позволь мне заплатить, Белла, - говорит она. – Тебя никогда здесь не бывает. Я хочу тебя угостить.

Я несу Карлу к автомобилю Анжелы. Она пристегивает детей к их автокреслам, затем облокачивается на открытую водительскую дверь.

- Хорошо было увидеть тебя, Белла.

- Да. Скучаю по тебе.

- Я тоже.

Мы стоим неловко некоторое время, задаваясь вопросом, что еще сказать.

- Думаю, еще увидимся, - говорю я, обнимая ее. На глаза наворачиваются слезы, потому что я, правда, не знаю, когда снова ее увижу. Она была моим детством, годами, когда я видела Эдварда Каллена каждый день. Буду ли я помнить меньше, не видя ее лица?

- О, ты вернешься раньше, чем думаешь, - говорит Анжела, сжимая меня и потирая спину, но мы знаем, что это неправда.

Я скрещиваю руки от внезапного ветра и наблюдаю, как автомобиль Анжелы исчезает на горизонте. Когда я уже не могу видеть её, то возвращаюсь в грузовик и еду домой.

Я сразу валюсь на кровать. Эта трехчасовая разница во времени убивает меня. Или это все воспоминания об Эдварде Каллене. У меня совсем нет энергии. Я все время хочу спать. Я забираюсь под одеяло, закрываю глаза и тихо пою себе:

- О, моя дорогая, ты была замечательна сегодня вечером.

Я пристально смотрю на Мост Между и полна гордости. Я сделала это. Я также чувствую тяжелое бремя внутри себя. - О, моя дорогая, ты была замечательна сегодня вечером, - напеваю я.

Ох.

Теперь я вижу. Я помню, как легла в кровать. Помню обед. Помню, что Эдвард Каллен мертв. Помню все из бодрствования, и знаю, что сплю. Так же ясно, как будто мой сон был в моей реальной жизни. Я могу переносить свои мысли туда и обратно, из одного мира в другой. Возможно, это имел в виду Джейкоб, говоря, что когда я восстановлю Мост Между, то буду помнить.

- Джейкоб, - говорю я, - расскажи мне про Тот-Самый-Камень.

Он напрягается, ощетинивается на загривке, я слышу, как Леа тихо скулит.

Пришло время, говорит он, и я вздрагиваю.

---

¹ С.Т. Элиот «Полые люди».
² Дамаст - узорчатая шёлковая или полотняная ткань
³ Первоначально так называлась нижняя юбка. В 1775 году это название закрепилось за танцем, во время которого были видны нижние юбки.
⁴ Эрик Патрик Клэптон – британский рок-музыкант, композитор, гитарист, вокалист.

Перевод: floran
Редактура: Goldy-fishes