Ржавчина. Ржавый холодный металл, грязно-оранжевый след от которого перемешался с запекшейся кровью на тонком запястье. Ее запястье.
Изабелла открыла глаза всего лишь на половину, чувствуя, что веки ее слишком тяжелы для того, чтобы распахнуть их полностью. Она продолжала лежать неподвижно, глядя сквозь липкий туман в глазах на свою руку, безжизненно лежавшую у нее перед лицом. На несколько секунд девушке показалось, что это не ее ладонь вовсе, а чья-то чужая, мертвая, настолько безучастно она покоилась в тяжелых оковах.
Лишь спустя несколько мгновений физические ощущения начали возвращаться к Белле: сначала она почувствовала пол: каменный, холодный, который, казалось, давил на нее, на ее обессиленное тело; затем, по ее коже пробежал озноб... Сыро, где бы она не находилась, там было очень сыро, и звук капающей воды, где-то совсем близко, подсказывал, что Белла права в своей догадке.
Ассасин задрожала всем телом и с дрожью она почувствовала, как порез на руке начал саднить, а исцарапанные в кровь запястья противно, нудно напоминать о себе.
Изабелла вздохнула и попыталась сжать кулак, но пальцы только слабо дрогнули и вернулись в расслабленное положение.
– Что... – прошептала Белла, но закончить свой вопрос она не могла – сил не было даже на шепот.
- Белла? – послышался тревожный знакомый голос. – Боже мой, Изабелла! Ты очнулась!
Розали...
Белла тяжело сглотнула и с огромным трудом повернула голову в сторону Роуз. Она сидела в паре метров от Изабеллы: ее одежда была измята и запачкана, а густые светлые волосы рассыпались по плечам, спускаясь почти до поясницы. Ее запястья, так же как у Беллы, были заключены в оковы и разодраны до крови. Розали выглядела измученной, но на лице, где под глазами пролегли тени, легко можно было прочитать радость, с которой она смотрела на Изабеллу.
- Что со мной? – прохрипела девушка, пытаясь приподняться на локте. Она чувствовала себя настолько слабой, будто кто-то, издеваясь, выпустил ей всю кровь, оставляя совсем чуть-чуть, чтобы единственное, на что хватало сил – это биение сердца.
- Это яд саламандры... с чем-то еще. Один из терреновцев поранил тебя отравленным кинжалом, - быстро проговорила Роуз и опустила глаза.
- Саламандры? – переспросила Белла, когда ей удалось немного поднять плечи, и тут же опереться о стену. – Почему же я тогда жива?
- Не знаю, - пожала плечами ее напарница. – Видимо, они что-то подмешивают туда... Хейл сказал, что после пробуждения действие быстро проходит...
Изабелла пристально посмотрела на Розали – радость на ее лице пропала, и теперь ее брови были нахмурены, а взгляд упирался в ладони. Она аккуратно крутила оковы вокруг запястий, отлепляя их от запекшийся крови, и со стороны могло показаться, что ее это совсем не беспокоит.
- Где мы? – спросила Изабелла, закрывая глаза, так как голова начала нещадно кружиться.
- В Террено. Ты была без сознания почти три дня, - Роуз оставила запястья в покое и подняла глаза. - Тебе надо попить.
Она потянулась к металлической кружке с водой, стоявшей возле нее.
- А почему тебя не отравили? – нахмурившись, спросила Белла, снова открывая глаза, слыша как зашумела цепь при движении ассасин.
Роуз не ответила. Она медленно встала и подошла к Изабелле, протягивая кружку с водой. Длинны цепей хватало только для того, чтобы кончиками пальцев коснуться друг друга, и Розали, присев на корточки, терпеливо ждала, когда напарница протянет свою руку.
Белла внимательно смотрела на молодую женщину перед собой, которую, как ей казалось, она знала не хуже, чем себя. Она так думала... И Изабелле не нужен был ее ответ, она и так знала – Розали не отравили, потому что та сдалась. Гордая, смелая ассасин сдалась...
Первым желанием Беллы было выбить кружку из пальцев Роуз, но, глубоко вздохнув, она внутренне взяла себя в руки, не позволяя эмоциям взять верх над рассудком. Изабелле очень хотелось пить.
Она медленно взяла воду в дрожащую руку и поднесла к губам, жадно глотая влагу, которая казалась ей живительной.
Выпив все до капли, Изабелла глубоко вздохнула, видя, как картинка перед глазами становится все четче и четче. Она огляделась: в полумраке подземелья, освещенного всего двумя факелами, не было ничего примечательного, что отличало бы это место от других, ему подобных. Все те же каменные стены, немного склизкие от влаги и плесени, все тот же грязный пол, по которому полз холодный, прямо из костей выдувающий тепло, сквозняк.
Белла посмотрела на цепи, крепившиеся к их с Розали наручникам, и, проследив, куда они идут, уперлась взглядом в темный потолок.
- Это то, чего ты хотела, Роуз? – негромко спросила девушка, глядя наверх. – Это то, как ты хотела жить? – проговорила она и опустила глаза, встречаясь с холодным взглядом Розали. Ее губы были сжаты, а на лице заходили желваки.
- Хватит, Белла, - прошипела она, а затем усмехнулась, и Изабелле показалось, что в этой усмешке сквозило презрение.
Презрение? Да как она смеет? Это не Белла струсила, это не по ее вине они теперь сидят в подземелье, дыша пропитанным сыростью затхлым воздухом, это не по ее вине на их головы опустился еще больший позор, чем тогда, в Эрмосо...
Изабелла стиснула челюсти, и, прилагая все усилия, на какие была способна в тот момент, оперлась на руки, чтобы ровно сесть.
- Невозможно всегда быть правильной, - не переставая ехидно улыбаться, продолжила Роуз. – Ты сама от этого не устала? Леди совершенство? Или лучше сказать – леди ледышка?
- Что ты... – прорычала Изабелла, жалея только о том, что яд саламандры еще не выветрился, и что цепи слишком коротки.
- О, что это? – Розали наигранно изобразила удивление, поднимая брови. – Изабелла, великая ассасин от рождения... гневается? Белла, да ты меня удивляешь! Я то думала, что ты вообще ничего не чувствуешь!
- Чувствую! – выплюнула Белла, дернувшись вперед и перекатывая при этом цепи. – Я чувствую, какой невыносимый, несмываемый позор ты навлекла на нас! Розали, неужели ты не понимаешь? Нам нет дороги назад!
- Есть! – крикнула Роуз, вскакивая на ноги, и в этом крике уже не было сарказма, а лишь страстное желание достучаться до Беллы, помочь ей понять. Ведь Изабелла – это единственный человек, который остался у Роуз, как и она – единственная, кто остался у Беллы. – Ты не понимаешь, маленькая, глупая девчонка! – страстно выпалила она.
Белла закачала головой, действительно не понимая.
- Что ты говоришь? – прыснула она. – Маленькая девчонка? Мы ровесницы с тобой!
- Да и что с того? – усмехнулась Розали и устало опустила руки. – Ты ничего не видела в своей жизни! Ты ничего не понимаешь, кроме оружия, сражений и преданности королю. Ты ничего не знаешь, кроме боли. Боже, - Роуз нервно коснулась рукой своего лица, отбрасывая прилипшие волосы.
Белла открыла рот, чтобы что-то сказать, но не произнесла ни слова. Она хотела возразить, но не нашла что...
Все слова Розали были правдой. Жизнь Изабеллы состояла из тренировок, сражений, боли и преданности, и так было всегда, и это было нормально. Она не видела ничего необычного в таких порядках.
Но теперь, когда об этом говорила Роуз, все рисовалось как нечто неправильное... Будто вся жизнь Беллы была чем-то если не постыдным, то бессмысленным, серым... И говорила Розали так страстно, что, казалось, ее голос сейчас надорвется... Изабелла никогда не видела ее такой. Роуз произносила слова отчаянно, будто это был последний шанс открыть истину... Это пугало Изабеллу.
- Ты так говоришь... – начала она, хмурясь и чувствуя, как в висках загромыхало сердце. – Ты...я не понимаю тебя...
- Конечно, не понимаешь, - закачала головой ассасин, прикрывая глаза, – Как тебе понять? - Роуз больше не повышала тон, с каждым словом говоря все тише: - Ты даже не замечала, что Деметрий в тебя влюблен.
- Деметрий... что? – ошарашенно переспросила Белла.
Она, ни больше, ни меньше, была шокирована услышанным, и смотрела на Розали с надеждой, что ей все это послышалось...
- Да. Это и Виктория заметила, и Джеймс... – Розали, не торопясь, опустилась на пол, поджимая под себя ноги. – Разве ты не замечала, как он смотрит на тебя? Как, порой, желает коснуться, но одергивает руку каждый раз? – теперь ассасин говорила негромко, вкрадчиво и как-то... грустно.
- Я... – Белла снова не знала, что ответить. Гнев ее испарился, и осталось только замешательство. Она очень хотела, но у нее не получалось не верить Розали, и это путало ее еще больше.
- Ты не знаешь, Белла... – ассасин уткнулась лицом себе в колени, а взгляд ее стал отсутствующим, будто она говорила не с Изабеллой, а сама с собой. – Ты не знаешь, как это – быть влюбленным. Ты не знаешь, как это – любить. Но тебе и неоткуда это знать. Вместо того, чтобы ласкать тебя, тебя били, вместо того, чтобы говорить тебе нежные слова о том, какая ты милая, хорошая девочка, тебе говорили: «Соберись, Изабелла! Ты ассасин!»... А я знала... знаю. Я знаю, что такое любовь. Мои родители очень любили друг друга, - по лицу Роуз пробежала улыбка, но тут же исчезла. – Они очень любили меня, они были так... нежны, – Розали в первый раз моргнула, и из ее глаз выпали две больших слезы, упавшие на ржавые оковы. – Знаешь, тогда, в Эрмосо, я ведь, действительно, готова была умереть. Даже когда мы занесли мечи, я уже приготовилась к смерти. Но в ту секунду, когда я поняла, что это - все...
В ту секунду, все мои воспоминания – расплывчатые детские воспоминания - стали такими четкими... Я была не в силах отмахнуться от них, как делала это постоянно... Я вдруг поняла, осознала, что никогда... Понимаешь? Никогда и никто не посмотрит на меня, как мой отец смотрел на маму: с таким обожанием, с такой любовью. И никогда я не буду чувствовать то, что чувствовала она... А когда я взглянула на тебя – такую полную решимости, собранную, готовую умереть, - Розали подняла взгляд и посмотрела на Изабеллу, глядевшую на нее широко распахнутыми глазами, - я увидела ту же девочку, какой ты была, когда мы познакомились. Ничего не изменилось, Белла. Ты только стала лучше драться и ростом повыше, - Роуз пораженно покачала головой.
- Леди ледышка, - еле слышно сказала Изабелла, горько усмехнувшись и только теперь почувствовав на своих губах теплые соленые слезы.
- Ты не ледышка, - с сожалением в голосе произнесла Розали. – Ты просто ребенок, который никогда не знал, что такое любовь. Боже, Белла, - ассасин резко запустила пальцы в свои волосы, и цепи снова жалобно брякнули, - я так ненавидела тебя за то, что ты всегда была лучше меня! Я была так не права. Мне так жаль...
- Ты... ненавидела меня? – пораженно прошептала Изабелла, непроизвольно шмыгнув носом.
Конечно, они с Роуз не были дружны, но Белла ни с кем не дружила, ведь ассасины... но чтобы ненавидеть...
- Прости... – отозвалась Розали, глядя как часто моргает девушка... почти ребенок. – Мне бы так хотелось подойти к тебе и обнять. Погладить твои волосы. Ты знаешь, какие у тебя красивые волосы, Изабелла? – говорила Роуз дрожащим голосом. – Мне бы так хотелось показать тебе, что это такое, когда тебя ласкают, любят... Мне бы самой хотелось это почувствовать снова...
- Замолчи! – выкрикнула Белла, схватившись за голову.
Она уже ничего не понимала: она не понимала всего того, что говорила ей Роуз, и почему ее слова так задевают, почему она сейчас плачет – впервые за последние десять лет...
Розали замолчала, а Изабелла продолжала сидеть, сжавшись в комок, пока тишину не разрезал скрежетавший звук какого-то механизма.
Девушки переглянулись и почти синхронно вытерли слезы со своих щек, пытаясь понять, что происходит. Но когда у них обеих начали натягиваться цепи, уходя куда-то в потолок, то сразу стало понятно, что это был за звук – скрытое от их глаз колесо наматывало на себя цепь, заставляя ассасин встать.
И когда колесо остановилось, руки Розали были высоко над ее головой, заставляя ее стоять вытянувшись во весь рост. Белле же приходилось балансировать на носочках, так как она была значительно ниже своей напарницы.
Они молча смотрели друг на друга: в их взгляде уже не было ни неприязни, ни злости. Розали ухмыльнулась, и Белла увидела ту Роуз, которую всегда знала – уверенную, смелую, и усмехнулась ей в ответ, слыша, как скрипнула тяжелая дверь.
Первым в камеру зашел капитан Хейл. Он был одет точно так же, как и в прошлый раз, и его чистый военный наряд, начищенные высокие сапоги и светлые волосы как-то нелепо смотрелись в темном душном помещении, где по стенам змейками спускалась затхлая вода. Ему так и хотелось сказать: «Выйдете, капитан. А то запачкаетесь».
За ним проследовал высокий мужчина, на котором были надеты кожаные штаны и такая же безрукавка. В его мощных руках покоилась плеть, а смуглое лицо не выражало никаких эмоций.
- Добрый вечер, дамы, - широко улыбнулся Джаспер, встав перед двумя закованными ассасин. – Изабелла, я так рад, что ты очнулась. А то Розали было одиноко без тебя, - он ухмыльнулся, оглядывая их с ног до головы. Всем своим видом он показывал, что чувствует себя победителем, и его можно было понять – еще никому не удавалось захватить ассасинов в плен, тем более двоих. Это была удача не меньшая, чем захват принца Алека.
Белла смотрела на него не отрываясь: у него было красивое лицо, даже слишком. Пухлые губы и большие голубые глаза больше подошли бы девушке, но его статная крепкая фигура, без слов говорящая о том, кем он являлся, не допускала и мысли, что в нем есть хоть что-то женственное. К тому же, взгляд у него был какой-то... хищный.
- Перейду сразу к делу, - скрестив руки на груди, начал он. – Я делаю вам предложение, и вы либо соглашаетесь на него и покидаете это неприятное место в скором времени, либо не соглашаетесь и проводите здесь не один день, наслаждаясь обществом Сэма, - Джаспер кивнул головой в сторону молчаливого смуглого мужчины. – Но затем, все равно, соглашаетесь на мое предложение. Заключается оно вот в чем, - Хейл сделал шаг в сторону пленниц, попеременно вглядываясь то в одно женское лицо, то в другое, пытаясь уловить малейшие изменения в их выражении, найти зацепку: - Вы рассказываете мне все: подробный план замка, систему охраны, сколько там людей и, особенно, сколько ассасинов. Но главное, - Джаспер сделал еще один шаг вперед, - откроете всю схему, от начала до конца, как вас тренируют. Это просто, красавицы – вы говорите, и через несколько часов вы в хороших комнатах, едите вкусную еду.
Хейл улыбнулся им, глядя, как девушки переглянулись.
Белла с Розали посмотрели друг другу в глаза и без слов узнали решение каждой. Изабелла даже не сдержалась от мимолетной улыбки, когда поняла, что Розали не собирается ничего говорить.
Они обе отвернулись и опустили взгляд в пол, молчаливо отказываясь от предложения Джаспера.
Тот в ответ лишь хмыкнул. Он ожидал такой реакции, хоть и надеялся на согласие.
Со словом: «Начинай», брошенным Сэму, он направился к выходу но, перед тем, как выйти из камеры, повернулся к пленницам и сказал:
- Я скоро вернусь и надеюсь, что ваш ответ будет иным. Не думайте, что все это доставляет мне удовольствие, - теперь в его голосе не было ни иронии, ни игривости – он был предельно серьезен, что заставило Беллу на секунду поднять глаза и взглянуть на капитана, на его больше не улыбающееся, хмурое лицо. Через мгновение дверь за ним закрылась.
Сэм, все так же беспристрастно, вытащил нож из голенища своего сапога и зашел девушкам за спины. Изабелла закрыла глаза, но ее лицо оставалось спокойным, когда ткань серого камзола с легкостью разошлась под натиском острого клинка, оголяя тело девушки.
Она не боялась. Белла знала, что такое кнут, и какую боль он может причинить, но страшно ей не было. Страх перед этим орудием пытки покинул ее еще когда ей было лет тринадцать.
И когда первый, не самый сильный удар опустился на кожу Изабеллы, она лишь сильнее зажмурила глаза, вспоминая слова Розали: «Вместо того, чтобы ласкать тебя, тебя били, вместо того, чтобы говорить тебе нежные слова о том, какая ты милая, хорошая девочка, тебе говорили: «Соберись, Изабелла! Ты ассасин!».
Горькая усмешка коснулась ее губ, сочетаясь с очередным ударом...
«Ты больше не ассасин, Белла, но тебе все так же причиняют боль... » - промелькнуло у нее в голове.
Белла не знала той жизни, о которой ей рассказала Розали, и, прогибая спину при соприкосновении с кнутом, кожа на которой стала исполосованной, она взглянула на свои запястья, по которым, из-под ржавых наручников, сочилась кровь... «Мне бы так хотелось показать тебе, что это такое, когда тебя ласкают, любят...».
Почему-то, в тот момент, ей захотелось узнать, что это за другая жизнь, о которой толковала Розали... Но Изабелла понимала, что уже никогда, никогда ей не удастся этого сделать...