В Чикаго снова пришел сентябрь. Знойное лето сменилось серой осенью, ветра принесли с севера холода. Дождь лил с утра до вечера, казалось, все вокруг пропиталось сыростью, наводящей тоску. Утром в город проникали плети белесого тумана, укрывавшие все вокруг плотной пеленой, и лишь яркие всполохи пожелтевших деревьев там и тут скрашивали унылую картину.

Однообразные дни, распланированные от завтрака и до ужина, казались все более скучными и бесконечными. Отец спешил на работу, а мать садилась вышивать. После обеда она традиционно читала. По средам матушка всегда отправлялась по магазинам, по субботам - к кому-то с визитом. В воскресенье мы всей семьей ходили в церковь.

С наступлением осени началось мое обучение в колледже - я стал посещать первые лекции, однако рутины от этого в моем существовании не убавилось. Я должен был защитить диплом бакалавра, чтобы продолжить обучение в Северо-Западном университете, и теперь почти каждый будний день покидал дом вместе с отцом.

Глава семейства, потратив немалые деньги на оплату моей учебы в именитом заведении и планирующий оплачивать её и далее, с воодушевлением ждал моего выпуска, чтобы я мог стать его верным помощником в основанной им небольшой, но довольно успешной адвокатской конторе.

Вот только я его энтузиазма совсем не разделял. Не думаю, что я был рождён для подобной деятельности. Хотя я всегда почитал отца и отдавал должное его трудам и усилиям, обеспечивающим нам безбедную жизнь, себя я в роли адвоката никак представить не мог. Монотонные лекции ввергали меня в сон, каждая поездка в Эванстон, где располагались корпуса университета, казалась пыткой, и только уважение к отцу не позволяло мне бросить учебу в самом начале дороги. Мои мечты были далеки от этого занятия, даже от этого места.

Сегодня была суббота, и мы, как обычно, отправились на прогулку. Дождь мелко накрапывал, постукивая по зонтику, который я держал над головой, укрываясь от ненастья и не позволяя матери, слегка опирающейся на мой локоть, промокнуть. Мы медленно шли по знакомой улице, рассматривая витрины, проезжающие изредка мокрые блестящие автомобили - достижения современности, - и здороваясь со знакомыми, попадающимися по пути ещё реже. Эти прогулки были нашей приятной привычкой, ранее - каждодневной, теперь еженедельной, - и разве что сильный ливень мог помешать славному времяпрепровождению.

Осень только-только началась, холода не успели прийти в город, но первые листья ветер уже срывал с деревьев. Намокшие от мелкой мороси дождя, они сбивались у обочины дороги и мерцали глянцем, напоминая о неизбежном окончании теплого времени года.

Мистер Уислер приподнял шляпу, кратко здороваясь, когда проходил мимо нас. Моя мать - Элизабет Мейсен, красивая умная женщина во цвете лет - мягко ему улыбнулась и вежливо поинтересовалась здоровьем банкира.

Мы приостановились, пару минут уделяя общению с этим напыщенным человеком. До смерти устав от необходимости держать лицо и соблюдать формальности, я просто слушал разговор матери, не встревая.

Нет, мне нравились прогулки с Элизабет и разговоры с ней - моя мать была хорошо образованной женщиной и с ней никогда не бывало скучно. Мне нравился наш большой уютный дом, доставшийся от деда, переехавшего в Чикаго сразу после знаменитого пожара и помогавшего восстановить город после трагедии, получившего в награду немалый кусок земли для строительства. Но я был совершенно не в восторге от перспективы навечно застрять в конторе, как мой отец, а приходя домой, нацепив на нос очки, изучать скучные деловые хроники, ужинать и ложиться спать, - и так каждый божий день.

Мои мечты уплывали гораздо дальше, чем следовало в столь юном возрасте. Мои друзья, все как один, стремились получить образование и начать сколачивать капитал, как их отцы и деды, напропалую обсуждали если не биржевые котировки, то молодых девиц, стремясь перебрать как можно больше до того, как женитьба на одной, самой достойной, навсегда лишит их возможности легкомысленного поведения. Я же, вполуха слушая исполненный важности и самолюбования голос банкира, то и дело бросал взгляд на другую сторону улицы, где открытые двери пункта приема сознательных граждан Чикаго заманчиво предлагали встать добровольцем в ряды американской армии.

Я мечтал о грохоте боевых сражений и благородной миссии американского солдата, несущего мир Земле и смерть врагам. Хотел стать чем-то большим, чем адвокат или музыкант, или любой другой невзрачный гражданин большого города, винтик в стандартной и скучной системе.

Звонкий голос Амелии Уортингтон вырвал меня из задумчивости:

- Здравствуй, Эдвард! - Две девушки - сестры Уортингтон, Амелия и Джанет, сопровождаемые пожилой служанкой, идущей в паре шагов позади, присели в коротком реверансе. Дождевые капли звонко щёлкали по полупрозрачной поверхности их зонта, рассыпаясь миллионами мелких брызг. - Здравствуйте, миссис Мейсен.

Доктор Уортингтон – известный в городе врач – переехал в Чикаго с женой, сыном и двумя дочерьми из Атланты несколько лет назад, купив дом в квартале от нас. Матушка и миссис Элоиза Уортингтон регулярно наносили друг другу визиты, общение двум дамам приносило несомненное удовольствие, а отец с мистером Уортингтоном нередко обсуждали текущую экономическую и политическую обстановку за рюмкой бренди и сигарой, сидя на открытой веранде нашего дома либо в большом саду.

Я качнул головой, выдавив стандартную улыбку, и мама с пониманием сжала мой локоть, когда девушки, едва отойдя от нас на несколько шагов, не сдержали смеха и многозначительного шепота.

- Старшая, Амелия, положила на тебя глаз, - поделилась внимательная мать. От меня не укрылось, какой тревожный взгляд она бросила через дорогу, куда постоянно оборачивался мой заинтересованный взор. - Элоиза это тоже заметила, да и доктор благосклонно отзывался о тебе...

- Вы просто надеетесь, матушка, - усмехнулся я - мое увлечение войной не было для семьи секретом, - что если мое сердце будет занято, то я перестану мечтать о долге солдата.

Элизабет сжала мой локоть крепче, в который раз жестко напоминая о своем отношении к этой глупости - так она ее называла.

- Не буду даже спорить, - мягко улыбнулась она, - тебя не проведешь.

- Вы думаете, что если я влюблюсь, то это полностью изменит мое представление о том, что должно делать патриоту своей страны? – удивленно поднял брови я, не в силах соединить в уме эти две противоположные вещи: женитьба никак не смогла бы помешать моим грандиозным планам вступления в армию, напротив, еще и подтолкнула бы к ним, потому что позволила бы мне из мальчика превратиться в мужчину, достойного своей прекрасной избранницы.

- Ох, Эдвард, ты так еще юн, - рассмеялась Элизабет, ничуть не смутившаяся от моей страстной речи, словно знала гораздо больше, чем я. – Поверь, любовь способна на настоящие чудеса! Впрочем, твоя неопытность мне только на руку: как только ты попадешься в этот капкан, то уже не сможешь убежать. И мне не придется, - добавила она мрачно и горько, - хоронить единственного сына или встречать его, вернувшегося с войны в инвалидном кресле, без рук или ног. Война – это не романтическая прогулка под свистящими мимо пулями, сынок, это уничтожающие без разбора жернова судьбы!

- Выбросьте из головы эту заботу: мне всего семнадцать, и до совершеннолетия ждать и ждать, - пожал плечами я.

Конечно же, говорить вслух и пугать мать своими планами сразу по достижении необходимого возрастного порога сбежать из дому аккурат в один из таких вот пунктов, невзирая на все ее предостережения, я не планировал.

- И слава богу, - строго сказала Элизабет, невзначай уводя меня подальше от опасного места: мы свернули на Уэлс-стрит. - Надеюсь, к тому моменту война уже закончится.

Я бы не был так уверен, но не решился расстраивать мать. Если она старательно избегала всех бесед о политике и войне, то я, наоборот, прислушивался к разговорам, которые нет-нет да и вели отец с доктором и иными гостями, бывавшими у нас в доме. Конечно, театр военных действий уже сместился к границам Германии, был ликвидирован Восточный фронт, а немецкое наступление на Марне с помощью моих соотечественников было подавлено. Но едва ли кто-то верил, что Германия сдастся быстро и легко. Предстояло немало сражений, чтобы достичь окончательной победы.

- И что же Уортингтоны? Амелия совсем тебе не нравится? - вернулась мать к интересующей её теме.

- Амелия - милая девушка, - тактично увернулся я, и не пытаясь изобразить интереса.

Жизнерадостная болтушка, поглощенная модой, развлечениями и вряд ли читавшая что-либо кроме женских журналов и модных романов, меня привлекала мало. Мне приходилось бывать в её обществе, и кроме скуки я ничего не испытывал, а от бесконечных пустых бесед очень быстро начинала болеть голова.

- Эдвард, в твоём возрасте не стыдно флиртовать с девушками - когда ещё влюбиться, как не в семнадцать? - настаивала мать.

Дождь усилился, превратив конец улицы в мутную серую пелену.

- Простите, - я искал новую тему для беседы, эта невероятно смущала, - мое сердце пока молчит. - Оно полно совсем других грез, но Элизабет знать об этом необязательно.

- Уортингтоны устраивают прием в честь дня рождения младшей, Джанет, - продолжила миссис Мейсен. - Элоиза недавно делилась подробностями подготовки к празднику, рассказывала, как Джанет с Амелией умоляли отца разрешить им устроить прием.

- Да, я слышал, - кивнул я со вздохом.

- Эдвард, то, что я не смогу пойти без отца, не означает, что ты не идешь, ведь тебе передали приглашение, - нахмурилась матушка, подняв ко мне лицо с потрясённо приподнятыми бровями, и мои щеки загорелись, даже несмотря на прохладный сырой ветерок.

Я мог солгать, но в нашей семье принято было не скрывать друг от друга правду. Да и не поверила бы мне мать в данном случае.

- Да, но...

- Ты должен пойти! - воскликнула Элизабет, прерывая мои возражения на полуслове. - Тебе стоит развеяться.

- Не думаю, что это было бы уместно сейчас, к тому же, отец просил меня кое-что за него сделать...

Пытаясь заинтересовать меня своей адвокатской деятельностью, отец иногда поручал мне просмотреть документы и дать ему рекомендации. Конечно, это была всего лишь игра: отец хотел натренировать мой ум, передать драгоценный опыт. Выслушивая меня, он поправлял, если я в чём-то ошибался, и называл законы, которые мне стоило подучить. И не могу сказать, что это не было увлекательным занятием. И все же...

- Отец поймет, что его сын молод и ему нужно еще и отдыхать, - мягко засмеялась Элизабет, похлопав меня по руке, и по ее тону я сразу понял: на этот раз отвертеться не получится. Не то что бы я был занудой, избегающим общения со сверстниками, но веселиться, когда отец занемог и лежит больной в постели, мне казалось крайне неправильным...

Нам пришлось выйти на проезжую часть улицы, обходя длинную очередь, выстроившуюся в аптечный киоск. Сквозь открытую дверь было видно, как суетится мистер Гольдберг, аптекарь, обслуживая увеличившийся поток клиентов. Многие покупатели, находящиеся в очереди, выглядели бледными и усталыми, тяжело покашливая в сжатые кулаки.

- Масштаб распространения эпидемии уже пугает, - тихо промолвила мама, отражая и мои опасения тоже. - Слишком быстро она распространяется.

В последнее время многие стали беспокоиться: болезнь, охватившая весь мир, всерьез угрожала городу. Первая вспышка случилась в июне текущего года, с тех пор количество заболевших постоянно увеличивалось. Вскоре не осталось ни одной семьи, так или иначе не столкнувшейся с этой неприятной заразой, но только к осени высокая смертность заставила врачей по-настоящему забить тревогу.

Ее назвали «испанским гриппом», и если бы власти не замалчивали настоящее количество жертв, паника уже давно охватила бы Чикаго. Недавно я услышал разговор отца и доктора Уортингтона. Врач сетовал на быстрое распространение болезни, на то, что она поражала именно здоровых молодых людей.

Упомянул он и о том, что название «испанка» многих наталкивало на мысль, будто её принесли из-за океана, хотя намного вероятнее, что зародилась она здесь, в Америке, на одной из военных баз Канзаса, а уже потом попала в Европу с нашими солдатами.

Масштабы трагедии замалчивались, и только в нейтральной Испании били тревогу об истинном количестве жертв во всех средствах массовой информации, тем самым беря огонь на себя.

Я чувствовал волнение, нехорошим предчувствием скребущее изнутри, проходя мимо длинной очереди нуждающихся в лекарствах людей, надеющихся предотвратить ухудшение стремительно развивающейся болезни. Кто из них завтра проснется в своей постели, испытывая облегчение? А кто уже ночью скоропостижно умрет?

Я вспомнил лицо отца, с вечера пожаловавшегося на недомогание, и как мы с матушкой сильно за него перепугались.

- Бросьте, - сказал он тогда, улыбнувшись нам, - я вчера промок и замёрз, это самая обычная простуда – ничего особенного.

И правда, к утру отцу было немногим хуже, и, хотя по нашему настоянию он остался дома пить горячие отвары и спать, пропустив работу, страх отпустил.

Испанский грипп пугал своим молниеносным течением - ходили слухи, что некоторые люди сгорали буквально за несколько часов. Поэтому, поддавшись вразумлению нашего семейного доктора, посоветовавшего не пренебрегать прогулками на свежем воздухе и проветриванием помещений, мы с матушкой отправились пройтись по улицам, не нарушая нашей любимой привычки и оставив окна в доме открытыми.

- Поэтому, я думаю, мне и не стоит идти, - вернулся я к теме нашего предыдущего разговора, надеясь сорваться с крючка. Погода и настроение не располагали к веселью, и именно сейчас я остро чувствовал глубокую привязанность к родным, которых мог в любой момент потерять. - В нынешних обстоятельствах решение устроить прием кажется странным - всё-таки риск заражения очень велик.

- Полно, Эдвард, твой отец поправится, - настаивала Элизабет, напрасно пытаясь скрыть от меня свою тревогу. - А если доктор Уортингтон согласился праздновать день рождения дочери, значит всё в порядке.

И, словно судьба хотела мрачными черными красками подчеркнуть этот момент, перед нами медленно пересёк улицу похоронный кортеж: четверка вороных лошадей тянула телегу с гробом, укрытым черным бархатом и аккуратным венком из красных роз. Мы замерли, потрясённо провожая страшную процессию глазами.

- Тётка Лайонелла Стивенсона умерла, - прошептал я, узнав в открытом лимузине укрытые черными шалями лица наших соседей, с которыми мы постоянно сталкивались в булочной на Эвергрин Авеню. - Я видел ее только позавчера, живую и здоровую...

- И вовсе необязательно, что от гриппа, - поправила мама, уводя меня в сторону от печального зрелища. – Не забивай себе голову. И я убеждена: прием у Уортингтонов пойдет тебе на пользу.

На том и порешили.

Вернувшись домой, мы обнаружили отца бледного и усталого, но вполне бодрого: наша домоуправительница Мари сообщила, что он, проснувшись, поел куриного бульона и попросил свежих газет. Должно быть, мое беспокойство было излишним, и те редкие покашливания, которые отец сдерживал, когда я к нему зашёл, чтобы справиться о здоровье, являлись обычной простудой, которую лечат горячим питьем и продолжительным сном.

Мама заставила меня надеть лучший фрак и попыталась пальцами пригладить мои непослушные волосы. Я рассмеялся, уворачиваясь от ее ловких рук, и назло взлохматил челку сильнее. Мое настроение приподнялось: возможно, мама права, отвлечение - это действительно то, что необходимо.

Ради такого случая отец позволил мне взять его машину, и вскоре я остановился напротив дома Уортингтонов, из которого до самой улицы доносились звуки музыки.

Зайдя внутрь, я сразу оказался среди буйства красок и цветов: немало гостей уже прибыло, и сияющая именинница принимала поздравления, стоя посреди красиво украшенного бального зала.

Казалось, собравшееся в доме доктора общество забыло о том, что происходит за дверьми: о страшной войне, уносящей жизни соотечественников, о собирающей смертную жатву эпидемии...

Лишь одна деталь свидетельствовала об изменениях: место хозяина дома занял старший брат девушек, Дерек, а доктор отсутствовал, судя по всему, находясь в больнице. Очередная тревожная мысль заставила меня дернуться, но я поспешно отставил её в сторону: раз я уступил уговорам и приехал, следовало вести себя как подобает.

Поздоровавшись с миссис Уортингтон и поздравив Джанет, я отошел в сторону, оказавшись в кругу своих сверстников, занятых интересной беседой. Как правило, о политике, бизнесе и войне на подобных праздниках разговаривать было не принято, но пока не начались танцы, никто в этом нас попрекнуть не мог. И если об эпидемии упоминать никому не хотелось, то перспективы наших войск в Европе тут же стали центральной темой. Вспомнили знаменитые «пункты» Вильсона, как и причины, заставившие нашу страну участвовать в войне. Многие, как и я, считали, что правительство должно было вмешаться в военные действия намного раньше.

Однако вскоре нам пришлось прерваться: нас отвлекла старшая сестра именинницы - Амелия, буквально потребовав прекратить разговоры о грустном.

Верно прочитав выразительный взгляд девушки, я протянул руку, увлекая её на середину зала вслед за виновницей торжества, которую увел туда же старший брат. Зазвучал традиционный вальс. Я не сомневался, что далее последуют и более современные танцы - те же фокстрот и уанстеп - всё-таки на приеме собралась, в основном, молодежь, и он не был слишком официальным, но пока мы отдавали дань традициям.

Вечер набирал обороты, и я невольно поддался окружающей атмосфере. У меня была возможность не только танцевать, но и побеседовать со многими знакомыми, пусть и не на самые животрепещущие темы. Правда, меня то и дело отыскивала Амелия, и вскоре я поймал себя на том, что позорно сбегаю из поля зрения навязчивой сестры именинницы.

Несмотря на намеки матери, я не планировал сближаться с девушкой, не находя в ней ничего интересного, а размениваться на пустой флирт, привычный для молодых людей моего возраста и круга общения, желания не испытывал, ограничиваясь дежурными любезностями. Впрочем, и другие гостьи не привлекли моего внимания: ни одно лицо не заставляло сердце забиться быстрее, ни один голос не принуждал обернуться.

Через несколько часов я устал от суеты, и как раз подумывал незаметно уйти, когда домой вернулся доктор Уортингтон. Его лицо, бледное и осунувшееся после тяжелого и долгого рабочего дня, бросилось сразу в глаза - я как раз стоял в дверях и видел прихожую.

- Добрый вечер, доктор, - шагнул я к хозяину дома.

- Приветствую, Эдвард, - кивнул он мне. - Как отец? Я сегодня до вас не добрался, хотя планировал. Доктор Миллер обещал заехать к вам, насколько я знаю, но после визита я его не видел.

- Вроде лучше, - неопределенно пожал я плечами. - Скажите, ситуация в целом настолько плоха?

- Еще хуже, Эдвард, - покачал головой врач. - Мы мало кого можем спасти - слишком скоротечна болезнь. Но лучше не стоит об этом распространяться: начнется паника.

- Неужели ничего нельзя сделать?

- Уехать, - строго посоветовал врач. - Чем дальше - тем лучше. Туда, где нет толп людей. Если еще не заразились. Прости, Эдвард, - тут же смягчился он. - Я пойду к себе - очень измотан. И вижу всё вокруг в слишком мрачном цвете.

Раскланявшись с мистером Уортингтоном, я понял, что больше не могу здесь находиться: на фоне его новостей праздник казался пиром во время чумы, а глупость настоявших на его устройстве сестер стала более чем очевидной. Возможно, доктор действительно слишком утомился, но я видел: он был более чем серьезен, советуя покинуть Чикаго. Сейчас крупные города стали наиболее опасными, как места сосредоточения зараженных.

Решив, что отвлекать хозяек от веселья будет неправильно, я нашел в толпе Дерека и наскоро попрощался с ним, прося передать мои благодарности матери и сестрам. К счастью, приятель с понимающей улыбкой согласился, и я получил вожделенную свободу, выбравшись на улицу.

***

Я возвращался утомленным, но отчасти и удовлетворенным: несмотря на разговор с доктором, веселье у Уортингтонов здорово отвлекло меня от насущных забот. Матушка просила меня не быть таким серьёзным, и я не без удовольствия исполнил ее волю, вдоволь наговорившись с друзьями. Я был рад выбраться и забыть на время о тревогах. Но теперь меня встретил тихий и слишком темный дом...

- Мари? - позвал я, отряхивая с намокших волос дождевые капли и вытирая обувь о коврик на пороге. Отправившись на машине, я не взял с собой зонта, и моя голова, плечи попали под струи воды, пока я бежал через калитку к дверям.

В глубине дома мне послышался слабый звук плача, и я настороженно направился на дрожащий свет приближающейся свечи.

Это была Мари, за ней шел Говард, её муж. Одет он был в дорожный костюм и нес чемодан, что показалось мне очень дурным предзнаменованием.

- Что случилось, Мари? - Мои колени подкосились от вида ее бледного испуганного лица - человека, готовящегося сообщить трагические известия.

- Вы только не волнуйтесь, - залепетала женщина, в то время как Говард прошел мимо меня, не подняв глаз – торопился сбежать. Именно так говорят, собираясь сообщить о чьей-то смерти, и я схватился за стену, чувствуя холодную испарину на лбу, словно на меня плеснули целый ушат воды. - Вашему отцу стало хуже, и доктор Миллер отправил его в больницу. Миссис Мейсен уехала с ним...

- Насколько хуже, Мари? - я не узнал собственный хриплый голос, в горле застрял большой неповоротливый ком.

Домоуправительница положила руку на часто вздымающуюся грудь: женщина была ни на шутку напугана.

- На его подушке нашли кровь, - шепотом произнесла она, глядя на меня широкими от ужаса глазами.

Это был конец. Я зажмурился, паника превратила мой мозг в вареного ерша, так больно и так страшно было осознать правду: наша семья не избежала заражения. А это значит... Значит, мы можем потерять отца. В любой момент.

А матушка... От страха за нее мои волосы встали дыбом: она в больнице - там, где опасность инфицирования превышает все мыслимые пределы. И значит... я могу потерять обоих родителей разом...

- Нет, мастер Эдвард, стойте! - кричала мне вслед Мари, когда я рванул к дверям и выскочил на улицу, но я не слушал.

Завел мотор под голосистые возгласы домоуправительницы, обещавшей моей матери, что она костьми ляжет на пороге, чтобы не пустить меня в больницу, но я уже вдавил педаль газа в пол и вырулил на полупустую вечернюю дорогу. Только последний трус будет отсиживаться дома, когда его родители нуждаются в помощи. А если отцу уже не помочь, я должен был хотя бы забрать мать...

______________________


От авторов: Дорогие читатели, мы рады видеть вас в нашей новой мистической истории, надеемся, не менее необычной, чем "Крик совы" (которая уже подходит к концу, и новая глава почти готова). Мы будем очень-очень рады и благодарны любым вашим комментариям - они вдохновляют нас и дарят новые идеи, которыми дико хочется поделиться. С предвкушением ждем ваших отзывов здесь, под статьей, и на Форуме.