2024-5-2

17

0

0

Дом был потрясающим. Эдвард повел меня сразу на второй этаж, поскольку первый я уже смогла рассмотреть во всех подробностях. Наверху было три спальни с отдельными ванными, кабинет Эдварда-старшего, который одновременно исполнял и функцию библиотеки. Вдоль двух стен тянулись высокие стеллажи, заставленные книгами. Здесь была литература на самую разнообразную тематику.
- Ты все это прочитал? – спросила я, удивленно смотря на все это богатство.
- Нет, впрочем, как и родители. Здесь очень много книг, которые достались матери в наследство, все те, что они уже сами покупали. Я прочитал только небольшую часть. Боюсь, что моей жизни не хватит, чтобы прочесть здесь все, - он улыбнулся своей кривоватой улыбкой, но я увидела, как Эдвард вздрогнул. Казалось, что эти слова вызвали какое-то плохое предчувствие, так что я постаралась как можно быстрее увести его из библиотеки. Следующей комнатой была спальня его родителей. В ней преобладали теплый коричневый и светло бежевый, оттененные темно-синими стенами и покрывалом на кровати. Напротив нее стоял диван с плетеным столиком перед ним. Возле правой стены был расположен туалетный столик на витых ножках с высоким стулом. Что больше всего меня удивило в этой комнате, так это запах. Здесь пахло приятными женскими духами. Когда я подошла с туалетному столику, увидела, что здесь до сих пор хранилась косметика матери Эдварда. Все лежало так, будто лишь сегодня утром она встала, навела красоту и убежала готовить завтрак своим любимым мужчинам. Эта комната совсем не была похожа на заброшенное святилище.
- Что тебя удивляет, Белла? – спросил Эдвард.
- Твой дом не такой, как я ожидала. Ты же говорил, что приезжаешь сюда только на Рождество, раз в год. Так почему он выглядит так, будто твои родители живы и просто уехали куда-то по делам? – спросила я, смотря на комнату.
- Думаю, это все Генри. Он не хотел, чтобы, вернувшись домой, я увидел заброшенный дом с присущим ему запахом плесени и кучей пыли. Когда я вошел сюда в первый день, мебель даже чехлами не была закрыта. Похоже, Генри нанял целую команду уборщиков, чтобы они вычистили и приготовили дом к моему приезду.
- Все комнаты? И тебя это не смущает? – спросила я. Лично я содрогнулась от одной только мысли, что кто-то мог бы убираться в моем доме, смотреть на мои личные вещи.
- Совершенно. Я уже привык к тому, что в моей чикагской квартире убирала уборщица, так что меня это не волнует. Хотя с родительским домом другое дело. Мне немного неприятно, но лучше это, чем плесень и затхлость. Я ни за что не хотел бы увидеть этот дом таким.
- Понимаю, - выдохнула я. – Пойдем дальше?
Эдвард взял меня за руку и повел дальше по коридору. Здесь была его комната, которую я уже видела, поэтому мы не стали заходить. За следующей дверью была комната для гостей. Вот здесь было сразу видно, что ею никто не пользовался. Тут не было никаких личных вещей. Когда мы вернулись в коридор, я произнесла:
- У тебя очень красивый дом. Сразу видно, что твоя мама вложила душу в него.
- Да, она с любовью отнеслась к каждой мелочи, - согласился Эдвард, с улыбкой смотря на свой дом. Через несколько минут он добавил: – Белла, прости меня, но мне нужно поехать в больницу. Я обещал Генри. Если хочешь, я могу завезти тебя в отель.
- Могу я поехать с тобой? – спросила я. Ох, я опять навязываюсь. – Если ты, конечно, не против.
Он обнял меня за талию и притянул к себе, зарывшись лицом в волосы. – Совсем не против. Что ж, пойдем примем душ, а затем поедем в больницу.
- Перед больницей мы сначала заедим в отель, я хочу переодеться, - произнесла я. Я не хотела, чтобы Молли догадалась, что я ночевала у Эдварда.
- Ладно. В твоем распоряжении или гостевая ванная или моих родителей, - предложил он, показывая на двери.
- Лучше я воспользуюсь гостевой комнатой, - ответила я и направилась в ее сторону. Пока принимала душ, я размышляла о наших отношениях. Они развивались слишком быстро. Мы знакомы только четыре дня, но казалось, что знаем друг друга целую вечность. Я наслаждалась обществом Эдварда, мне было легко рядом с ним. Я переставала быть стеснительной девушкой, а была Беллой, которую даже сама не знала. Его поцелуи пробуждали во мне ранее не испытываемые чувства, которых я и опасалась, но и ждала с трепетным нетерпением. Мне нравилась его непосредственность, то, что он мог легко подойти и поцеловать меня. И почему-то меня совсем это не волновало. Точнее волновало, но в хорошем смысле. Каждый раз, когда он был рядом, со мной что-то происходило. Мое тело больше не поддавалось контролю. Оно льнуло к нему, руки тянулись, желая погрузиться в его волосы, мои губы хотели целовать каждую черточку его лица.
Через час мы были в больнице. Лицо Молли засияло, когда она увидела нас вместе, Эдвард держал меня за руку. Она крепко обняла меня, поцеловав в щечку. А затем то же самое проделала с Эдвардом. Сказав, что ее ждут больные дети, она упорхнула в свое отделение.
Эдвард спросил медсестру, где находится палата его больной и мы направились по коридору. Подойдя к палате, мы увидели девочку десяти лет, которая сидела на диванчике напротив палаты. Она плакала. Я высвободила свою руку и быстро пошла к ней. Присев рядом, я спросила:
- С тобой все хорошо?
Малышка всхлипнула и подняла на меня свое заплаканное личико.
- Нет, - сглотнула она, вытирая ручкой слезы, которые катились по ее щечкам. – Мы с родителями попали в аварию. Мама и папа сильно пострадали, а я нет, - говорила она, Эдвард уже подошел к нам. – Это я во всем виновата. Это из-за меня они разбились.
Девочка зашлась в рыданиях, я не смогла больше смотреть на это и обняла ее за плечи. Она положила голову мне на плечо и заплакала еще горше.
- Привет, - проговорил Эдвард нежным бархатистым голосом. Девочка подняла свое личико и посмотрела на него. – Я – доктор, который лечил вчера твою маму, - говорил он спокойным уверенным голосом.
- С ней все в порядке? Мне врачи ничего не хотят говорить. Только одну фразу повторяют все время: «Состояние нестабильное». Что это значит? Разве нельзя объяснить по-человечески? – девочка опять заплакала.
- Успокойся, все будет хорошо, - шептала я, гладя девочку по спине, желая успокоить.
- Как тебя зовут, малышка? – спросил Эдвард.
- Мэгги, - ответила девочка.
- Послушай меня, Мэгги. Вчера твоя мама очень сильно пострадала. Но я смог вылечить ее. Как и доктор о′Брайан твоего отца. Теперь врачам нужно будет несколько дней понаблюдать за ними, чтобы сказать что-то конкретное. Но сейчас я пойду и сам все узнаю. Уж мне врачи все расскажут. Так что посиди здесь с Беллой, а я пойду все разузнаю, хорошо? – девочка кивнула, Эдвард поднялся и отправился в палату.
- Он, правда, все узнает о моих родителях? – спросила Мэгги, смотря в мои глаза.
- Да, обещаю. Когда Эдвард вернется, он все тебе расскажет и, возможно, ты даже сможешь увидеться с матерью, - проговорила я, обнимая малышку.

Я вошел в палату и увидел в ней Генри.
- Привет, - поздоровался я, подходя к нему, пожимая руку.
- Привет, - ответил он. – Ты сам или с Беллой?
- С Беллой, - ответил я. Предотвращая вопросы Генри, я сам спросил. – Что с ней? – поинтересовался я, указывая на больную.
- Утром у нее была остановка сердца. Но не волнуйся, нам удалось стабилизировать ее состояние.
- Показатели ухудшаются? – спросил я, беря ее бумаги.
- Нет, после утра они стабильны, - ответил Генри. – Что между вами с Беллой?
- А как ее муж? – спросил я, избегая вопроса крестного.
- Все хорошо, он идет на поправку быстрее, чем она, - промолвил он. – Так что там у вас с Беллой?
- Генри, ты веришь в то, что можно полюбить человека всего за четыре дня? Ты веришь, что можно найти свою родственную душу? – опять задал я встречный вопрос.
- А почему я должен в это верить? Я это видел собственными глазами. Твои родители – они были знакомы всего три дня, когда твой отец решил, что Лиз должна стать его женой. Его не смутили ни разное социальное положение, ни то, что их разделял океан. Разные континенты не были проблемой для них. Их любовь была очень сильна, и через месяц после знакомства твой отец уже изменил свою жизнь, переехал в Лондон и сделал предложение матери. Так что, да, я верю, что можно полюбить всего после трех дней знакомства.
- Я собираюсь сделать предложение Белле.
- Что? – Генри едва не подавился воздухом, и закашлялся. Я удивленно посмотрел на него. – Ты хочешь сделать предложение девушке, которую знаешь четыре дня?
- Да, - ответил я. – Ты же только что сам сказал, что не видишь в этом ничего странного.
- Эдвард, я сказал, что можно полюбить человека за три дня. Но я не сказал, что можно за три дня понять, что этот человек твоя пара, что именно с ним ты хочешь провести весь остаток жизни.
- А как же мои родители? Ведь отец решил, что женится на матери через семь дней после знакомства.
- Он решил, но до свадьбы они прожили вместе около месяца. А ты хочешь жениться на девушке через четыре дня знакомства, а затем уехать на полтора месяца?
- Ты пытаешься меня отговорить или просто беспокоишься за Беллу, потому что знаешь кто ей достанется? – поинтересовался я, нахмурив брови и смотря на Генри.
- Эдвард, я понимаю, что ты любишь Беллу. Я даже могу понять, почему она любит тебя. Но я переживаю за вас обоих. Ты уедешь, оставив ее одну. А если с тобой что-то случится? Ты подумал о ней? Как будет ей, если ты погибнешь? Стать молодой вдовой, даже толком не побыв женой?
- Я не собираюсь умирать. Я вернусь к ней, - уверенно и сердито проговорил я.
- Я знаю, что ты до чертиков упрям, но здесь мало твоего упрямства. На все воля случая. Я предлагаю вам сыграть помолвку, но не свадьбу. Подожди до тех пор, когда вернешься из Южной Америки.
- Это уже не только мое решение. Я собираюсь завтра признаться ей в своих чувствах и попросить стать моей женой. Так что теперь все зависит от Беллы. Как она решит, так и будет.
- Эдвард, - снова начал возражать Генри.
- Не надо, - бросил я. От последующего разговора меня спасла пациентка. Ее веки затрепетали, и через несколько секунд она открыла глаза, непонимающим взглядом обводя комнату. Когда ее взгляд сфокусировался на мне, я заговорил. – С возвращением, миссис Андерсон.
- Где я? – прохрипела она, проследив взглядом за трубками, которые тянулись из ее рук до капельниц.
- Вы в больнице, я доктор Мейсен, это – доктор о′Брайан, - указал я на Генри и подошел поближе к постели больной. – Вчера вы попали в аварию, - монитор запищал, указывая на учащение сердцебиения, когда женщина вспомнила события вчерашнего вечера. – С вашей дочерью все хорошо, - поспешил я успокоить ее. – У нее перелом руки и несколько ссадин. Муж так же, как и вы, в интенсивной терапии. Он перенес операцию, но пострадал меньше вас, так что и на поправку пойдет быстрее. Доктор о′Брайан оперировал его, если у вас возникнут какие-то вопросы, обращайтесь к нему. Теперь он и ваш доктор.
Миссис Андерсон на минуту закрыла глаза. Разговоры отнимали у нее очень много сил, пускай она и сказала всего лишь несколько слов.
- Мой дочь… - начала она.
- Вы хотите увидеть ее? – опять прервал я, предугадывая ее желания. Миссис Андерсон кивнула. – Она в коридоре. Я позову ее, но только при одном условии. Вы не будете пытаться говорить, вставать, или делать еще какие-то резкие движения. Договорились? – женщина кивнула. – Вот и хорошо. Сейчас вернусь, - произнес я и направился к двери, оставив Генри следить за состоянием больной.
Мэгги я нашел на том же месте, где и оставил – в объятиях Беллы на одном из диванчиков. Как только девочка меня увидела, вывернулась из рук Беллы и побежала ко мне.
- Как мама? Можно мне ее увидеть? – задыхаясь от нетерпения, быстро спросила девочка.
- С мамой все в порядке. Показатели стабилизировались, - когда я увидел нахмуренные брови Мэгги, сразу же вспомнил, что именно такими же словами говорили другие врачи. Ей это ничего не объясняло. Поэтому я заглянул ей в глаза и начал сначала. – С твоей мамой все хорошо. Ей еще больно делать обычные человеческий вещи: говорить, садиться, есть, даже дышать, но это пройдет. Она поправится и снова будет такой, как ты ее помнишь. Правда на это понадобится время. А с твоей стороны понадобится много терпения. Я хочу попросить тебя об одной услуге, Мэгги. Можешь сделать кое-что для меня? – спросил я, и малышка кивнула головой, готовая выполнить все, о чем бы я ни попросил. – Ты сможешь посидеть рядом с мамой? Наши медсестры сейчас очень заняты и не смогут подойти к ней в ближайшие тридцать минут. Не могла бы ты побыть рядом с ней и понаблюдать? Ты ведь уже достаточно взрослая, чтобы сделать это?
- Да, - ответила Мэгги. – А мне нужно будет кормить маму? – спросила девочка, когда я взял ее за руку и повел в палату. Белла пошла с нами.
- Нет, мама пока не хочет есть. А вот дать попить маме ты можешь, если она тебя попросит. Так что, договорились?
- Да, я запомнила все. Сидеть рядом, наблюдать, а в случае чего-то позвать доктора, - повторила девочка мои слова.
- Умничка, - я погладил Мэгги по голове, открывая дверь. – И еще одно. Пускай твоя мама много не разговаривает. Ей будет больно, - малышка кивнула, запомнив еще одно правило и зашла внутрь.
Женщина, которая лежала на кровати, слабо напоминала ее мать. Она была вся в бинтах, с кучей проводов, торчащих из ее тела. Но Мэгги не испугалась, она побежала и остановилась только возле кровати мамы, боясь своими неосторожными движениями причинить ей боль. Но через несколько минут напряжение в комнате спало, Мэгги теперь сидела на кровати рядом с мамой и держала ее за руку.
Мы еще немного постояли в палате, а затем вышли.
- Белла, у Мэгги кто-то есть? Как она вообще оказалась в больнице сама? – спросил я, когда мы вышли из палаты.
- Мэгги здесь с бабушкой. Она спустилась в кафетерий взять кофе, девочка отказалась идти с ней. Они тут еще со вчерашней ночи и эта пожилая женщина, наверное, очень устала. Да к тому же еще и переволновалась.
- Ладно, - произнес я и обернулся к Генри, который стоял рядом. – Найдите бабушку Мэгги и скажите, где ее внучка, - затем я посмотрел на часы, которые висели на стене и увидел, что уже полпятого. Пора было ехать домой. Я протянул руку Генри, он ее пожал. – Мы, наверное, уже поедим.
- Надеюсь, ты не забыл, что завтра вы ужинаете у нас? – спросил Генри, обнимая Беллу на прощание.
- А что, приглашение еще в силе? – задал я встречный вопрос. Белла с интересом посмотрела на нас обоих.
- Конечно, - улыбнулся Генри. – Мы ждем вас завтра в шесть. Не опаздывайте, а то я сам все съем, - веселым тоном предупредил он.
- Как будто тебе кто-то даст, - пробормотал я себе под нос.
Через десять минут мы с Беллой сидели в машине и решали куда ехать.
- Где ты хочешь поужинать? – спросил я, поворачиваясь к Белле.
- Не знаю, - ответила она. – Помнишь, я ведь первый раз в Лондоне, - я ухмыльнулся. - А какие есть предложения?
- Есть два. Первый, мы идем в кино, затем ужинаем в ресторане. Второй, мы берем еду с собой, ужинаем и смотрим кино дома, - предложил я Белле, втайне надеясь, что выберет она второй вариант.
Белла задумчиво смотрела в лобовое стекло, переплетая пальцы на руках. Похоже, я задал ей нелегкую задачу. Опять проверяю ее доверие.
- Наверное, я предпочту второй вариант. Но у меня условие – мы ужинаем у меня в номере, - произнесла она, закусив губу и все еще не смотря мне в глаза.
- Хорошо, согласен, - ответил я, заводя мотор и выезжая из парковки больницы. – Как ты относишься к азиатской кухне? – спросил я, направляя машину в центр города.
- Хорошо, наверное, - сказала Белла. – Я никогда не пробовала ничего из азиатской кухни. Только суши.
- Что ж, тогда спрашивать какую именно кухню, вьетнамскую или тайваньскую ты любишь, не стоит? – подразнил ее я, беря за руку и поднося к губам. Белла наконец-то повернулась и посмотрела на меня.
- Издеваешься, да? – спросила она, но на губах играла улыбка.
- Есть немного, - ответил я с самой невинной улыбкой, которая была у меня в арсенале. Белла же только хмыкнула и попробовала забрать свою руку, но я не хотел ее отпускать. Мне нужно было прикасаться к ней. – Что ж, тогда берем тайваньскую и едем в отель. Надеюсь, у тебя там хоть фильмы есть?
- Да, огромная полка.

Через час мы были уже в отеле. Эдвард сидел на диване и открывал пакеты с едой, пока я выбирала фильм. Но это оказалось огромной проблемой. Любой фильм, который я предлагала, подвергался ужасной критике со стороны Эдварда, в результате на полу уже высилась немаленькая горка забракованных и ни одного, который мы могли бы посмотреть. Наконец-то мой взгляд упал на старый фильм сороковых годов.
- У тебя есть какие-то претензии к Хамфри Богарду или Ингрид Бергман? – спросила я, даже не оборачиваясь, уже потянувшись за следующим диском. Вряд ли Эдварду понравится этот фильм, хотя лично я очень его любила.
- Никаких, - донесся до меня ответ. – Я так понимаю, что ты хочешь посмотреть «Касабланку»?
- Да, - я обернулась, с любопытством смотря на Эдварда. – Что, никаких возражений? Претензий? Никакой критики?
- Никакой. Я люблю старые фильмы. Так что забирайся ко мне и будем смотреть кино.
Первые полчала мы сидели на диване, ужиная и смотря фильм. Я всегда смотрела молча, но Эдвард – это другая история. Через каждые пять минут он начинал комментировать тот или иной момент. В результате я начала пихать Эдварду в рот еду, пытаясь заставить замолчать и дать мне посмотреть кино. Он же только улыбался и начинал говорить еще больше. В конце концов, получилось так, что я оказалась у него на коленях и кормила с моей вилки. Что ж, похоже, он неплохо устроился.
Когда с едой было покончено, я растянулась на диване, положив голову на колени Эдварда. Он же вытащил заколку из волос, распустил их и стал перебирать пальцами.
- Почему он так поступил? – спросила я, смотря на титры, которые появились на экране.
- Как? – переспросил Эдвард, гладя меня по голове.
- Почему он отпустил ее? Ведь он любит ее, а она готова была остаться рядом. Готова была оставить мужа, чтобы быть с любимым. Почему же он не принял ее? Почему отправил в Лиссабон? – слезинки катились по щекам, я даже не пыталась их утереть.
Эдвард сидел молча. Я уже начала думать, что не получу ответа, когда он наконец-то произнес: – Может он думал, что так будет лучше? Может он считал, что она достойна лучшей жизни, чем та, что он мог предложить ей? Ведь по сути, что у него было? Бар? Деньги? Положение? И все это подкреплялось тем, что он повстанец, которого всегда будет преследовать закон. - Эдвард опять замолчал. – Он просто боялся, что когда-то она пожалеет о своем выборе. Так что он решил, что лучше пускай она летит со своим мужем, который сможет дать ей то, чего он не может. Пускай у них останутся воспоминания об их любви. О днях в Париже.
- А как она? Почему он не спросил ее? Разве у нее нет права голоса? Разве ей нельзя сделать свой собственный выбор? – опять спросила я.
- Возможно, он посчитал, что она сделает неправильный выбор. И все из-за любви.
- Так ты считаешь, что любовь толкает на неправильные решения? – поинтересовалась я, затаив дыхание и ожидая его ответа.
Эдвард выдохнул. – Надеюсь, нет. Белла, я очень сильно хочу верить, что любовь заставляет нас принимать правильные решения, - он остановился, а затем тише добавил. – Но я не знаю, смог бы сам оставить ей право выбора в этой ситуации.
- Только в этой ситуации или вообще?
- Нет, только в этой, - произнес он. – Если бы я был полностью уверен, что в этой ситуации моей любимой будет грозить опасность, что я не смогу дать ей ту жизнь, которой она достойна, я бы сделал этот выбор за нее. Я бы отправил ее туда, где она будет в безопасности, - с каждым словом голос Эдварда был все тише, а последние слова он почти прошептал.
Дотянувшись до пульта, я выключила телевизор и включила джазовую музыку. Я опять легла на колени Эдварда, он снова начал гладить мою голову, перебирая волосы, ласкать шею. Не знаю, сколько времени мы так просидели в тишине в полутемной комнате, освещенной всего лишь несколькими настольными лампами, но я уснула. И даже во сне я чувствовала ласковые прикосновения Эдварда, которые дарили мне покой.