2024-5-2

17

0

0

Этой ночью все мои сны были об Эдварде. Но не о том мужчине, который вчера рассказывал мне историю смерти своих родителей, а о том мальчике, которым он был много лет назад. Я как наяву видела его с родителями, сидящими возле горящего камина. Лиз, которая сияла от любви, что дарили ей муж и сын. Отец Эдварда, который не мог удержаться и не прикасаться к своей жене, и Эдвард, который с улыбкой наблюдал за ними, поглощая очередную сладость. Я видела, как каждый вечер они собирались вместе, рассказывая о своем дне. Мне снилась их семья. А затем мне объятия моего Эдварда, того мужчины, в чьих руках я вчера плакала по юноше, который потерял родителей, чьи поцелуи осушили мои слезы, в чьих руках я чувствовала себя защищенной и любимой.
С такими мыслями я проснулась на следующее утро. Я не хотела открывать глаза и терять то ощущение покоя, которое дарило мне присутствие Эдварда. Ведь этот покой подарил мне мой сон. Но, понежившись еще несколько минут в кровати, я таки открыла глаза. И первым, что увидела, было лицо Эдварда. Он спал в кресле возле окна, положив ноги на кофейный столик и отбросив голову на спинку стула. Затем я наконец-то посмотрела на комнату, в которой оказалась. Как я сюда попала? – такова была первая мысль, которая пронеслась у меня в голове. Это была определенно спальня и явно не женская. Здесь не было обычного туалетного столика и пастельных тонов, вещей, которые обычно свидетельствовали о том, что комната принадлежит женщине. Вместо этого стены комнаты были выкрашены в красный цвет, но как ни странно, это не выглядело ужасным. Даже очень красиво. По центру размещалась огромная кровать, на которой я и лежала. Напротив нее было два огромных французских окна, разделенных между собой выступающей стеной, которая как бы делила комнату на две части – спальню и рабочую зону. Рабочая зона привлекала внимание огромной стереосистемой, которая занимала всю левую стену комнаты. Возле окна же располагались стулья, на которых сейчас и спал Эдвард.
Присмотревшись к его лицу, я увидела, что под его глазами залегли темные круги. Это могло свидетельствовать только об одном – он лег спать намного позже меня, уснув только ближе к рассвету, к тому же на стуле. Я хотела было подняться и пойти приготовить завтрак, но боялась, что разбужу его. Так что еще полчаса я лежала и пыталась вести себя как можно тише, рассматривая эту комнату. Почему-то у меня сложилось впечатление, что это была комната Эдварда. Но вскоре лежать мне надоело, и я начала медленно и как можно тише выбираться из кровати. Но, конечно же, моя неуклюжесть выбрала именно этот момент, чтобы порадовать меня своим присутствием. Тихо соскользнув с кровати, я направилась к скамье к изножью кровати, решив прихватить плед и накрыть им Эдварда, если, конечно, не разбужу его до тех пор своим шумом. Подбираясь к пледу, я умудрилась удариться ногой об ножку кровати. Тихо выругавшись, я закусила нижнюю губу, прыгая на одной ноге, и посмотрела на Эдварда. Он даже не шелохнулся, видимо действительно очень устал. Уже более уверенно я взяла плед и подошла к нему, набросив его на Эдварда. Укрыв его, я выскользнула из комнаты, прикрыв за собой дверь.
Оказавшись в коридоре, я поняла, что понятия не имею куда идти. Видимо вчера вечером Эдвард сам уложил меня в кровать. Этому свидетельствовало и то, что проснулась я в джинсах и кофте. Заглянув в первую же попавшую дверь, я набрела на ванную. Взглянув на себя в зеркало, я опять выругалась. Решив, что принимать душ не буду, поскольку боялась разбудить Эдварда, я быстро почистила зубы и попробовала хоть как-то привести в порядок волосы. Закончив с умыванием, я спустилась по лестницы и направилась в гостиную. Меня терзало любопытство пройтись по дому, рассмотреть каждую комнату, но я знала, что лучше дождаться Эдварда.
Сейчас, смотря на этот дом, я видела просто здание, со вкусом подобранный интерьер. Но я знала, что как только Эдвард окажется рядом, как только я услышу его голос, который будет рассказывать еще одну историю о том или ином дне его жизни, это здание станет домом, наполнится теплом и воспоминаниями, каждый предмет обретет свою историю, которую я захочу узнать. Так что я обуздала свое любопытство и пошла в гостиную. Я была удивлена, увидев, что Эдвард вчера прибрал тарелки из-под торта и бокалы, которые мы оставили. Пройдясь по комнате и рассмотрев фотографии на каминной полке, я поняла, что приняла правильное решение. Да, сейчас я смотрела на часть жизни Эдварда и его семьи, но они не казались мне живыми. Это просто были люди, которые когда-то жили, которые когда-то были счастливы. Для того чтобы этот дом опят зажил, мне нужен был Эдвард. Направляясь к выходу из комнаты, я подошла к роялю и провела рукой по гладкой крышке. Я очень хотела услышать, как играет Эдвард, но не смогла вчера решиться и попросить сыграть.
Бросив последний взгляд на рояль, я направилась на кухню, но в холле мой взгляд привлек пакет, в котором был подарок Эдварда. Он лежал на скамье напротив статуи. Я была уверена, что вчера вечером его там не было. Взяв подарок, я отнесла его под елку. Что ж, это был завершающий штрих моего рождественского подарка Эдварду.
Поставив подарок, я, наконец-то, добралась до кухни. Какого же было мое удивление, когда я не увидела ни следа грязной посуды. Видимо, Эдвард вчера лег очень поздно спать. Вся посуда была вымыта и стояла на своих местах. Только шоколадный торт лежал на столе, а не в шкафу, где я вчера оставила его.
Решив хоть как-то отблагодарить Эдварда за вчерашний вечер, я приступила к приготовлению завтрака. Я подумала, что приготовлю этому сладкоежке настоящий завтрак. А то у меня сложилось такое впечатление, что за последнее несколько лет он только и питается одними полуфабрикатами. В этом я вчера могла убедиться, пока выкидывала из корзины всякие замороженные сладкие вафли, батончики и прочие сладости. Так что сегодня на завтрак Эдварда будут ожидать французские тосты и вафли.

Я проснулся утром от того, что у меня затекла шея. Сначала я не мог понять, что делаю в кресле, решил, что опять выпил слишком много и не смог дойти до кровати. Но затем вспомнил события вчерашней ночи.
Мы еще долго сидела молча. Белла обнимала меня за талию, все еще лежа у меня на груди. Я же целовал ее волосы, вдыхая их аромат. Ее дыхание, биение ее сердца, которое я ощущал рядом с моим, успокаивали меня. Я готов был провести так целую вечность. Время уже давно перевалило за полночь, когда дыхание Беллы выровнялось, и она уснула. Еще несколько мгновений я держал ее в объятиях, не желая отпускать. Затем подхватил на руки и пошел в свою спальню. Я знал, что вряд ли буду сегодня спать, так что уложил Беллу в свою кровать. Ее руки так крепко обвились вокруг моей талии, что мне пришлось разжимать их, чтобы она отпустила меня. Белла что-то пробормотала во сне, поворачиваясь лицом ко мне. Я опустился на корточки рядом с кроватью, наблюдая за ней. Она была удивительно красива, и я не мог оторвать от нее глаз. Когда часы пробили полвторого, я поцеловал Беллу в лоб и пошел вниз. Собрал посуду и отнес ее на кухню, загрузил посудомоечную машину. Таковыми всегда были мои обязанности после рождественского ужина – убрать всю посуду. Что ж, видно детские привычки надолго впечатываются в память. Без пяти минут второго я взял серебряный подсвечник и белую свечу, подошел к каминной полке, над которой висел наш семейный портрет, и зажег ее.
Я делал так каждый год, поминая моих родителей, которые погибли в этом время. Я смотрел, как горела свеча, смотрел на блики, которые она отбрасывала на наш портрет. И опять я видел таинственную улыбку на губах мамы, блеск в глазах отца. Они снова наблюдали за мной, но на этот раз выглядели счастливыми. На какое-то мгновение мне показалось, что рука отца сжала плечо мамы на картине, она слегка повернула голову к нему. Я крепко зажмурился, желая прогнать это наваждение. Нет, в этот год я не позволю себе сойти с ума. Когда я опять открыл глаза, картина опять выглядела нормально. На часах было полчетвертого утра, так что я задул свечу и отправился в спальню. Белла лежала на кровати, закутавшись в одеяло. Я же подошел к стулу возле окна, опустился в него и стал смотреть на нее. Ее бормотание, ее дыхание успокаивало меня, я начал проваливаться в сон, когда услышал ее голос. – Эдвард…не уходи.
Поднявшись со стула, я быстро ополоснулся и пошел на запах еды. Почти так же пахло утром в моих воспоминаниях: французские тосты, мама обожала их готовить. Когда я спустился на кухню, то увидел Беллу, которая накрывала на столик возле окна. Подойдя к ней, я обнял ее и зарылся лицом в волосы. – Доброе утро, - проговорил я, целуя ее в макушку.
- Доброе, - пробормотала она, обнимая меня в ответ. Я наклонился и легко поцеловал ее в губы.
- Знаешь, мы вообще-то завтракаем не здесь на Рождество. Пошли со мной, - я взял поднос и начал складывать на него тарелки с вафлями.
- Чай, кофе или сок? – спросила Белла, доставая чашки из шкафчика.
- Кофе и сок, - ответил я. Белла налила два стакана сока и поставила на поднос. Захватив еще две чашки с кофе, я повел Беллу в любимое место моей мамы. Положив поднос на столик возле стеклянной двери, я открыл их и жестом пригласил Беллу войти. Первое, что сразу бросалось в глаза, это огромное количество зелени. Любимым местом моей матери в доме был зимний сад. – Моя мама обожала цветы, - сказал я, поднимая поднос и входя за Беллой в сад. Подойдя к дивану-качалке, я разложил тарелки и чашки на столик перед ним и посмотрел на Беллу. Она обошла всю комнату, притрагиваясь к цветам, наслаждалась их ароматом. Через несколько минут Белла наконец-то в полной мере насладилась красотой комнаты и подошла ко мне, сев рядом.
- Это удивительная комната, - улыбнулась она, сделав глоток сока.
- Когда я был маленьким, зимой мама обставляла цветами весь дом, поскольку переживала, что на улице они замерзнут. На три месяца наш дом становился похож на джунгли. Через несколько подобных зим, с каждой из которых количество цветов в доме увеличивалось, папа решил достроить к дому зимний сад. Чтобы здесь мама могла посадить все свои цветы.
- Это была только ваша комната, верно? Если другие комнаты предназначены для приема гостей, то это только ваша. Здесь всего диванчик и кресло, только для вас троих, маленький стеклянный столик и огромное количество цветов, - проговорила Белла. Она была очень наблюдательна.
- Да, это только наша комната. Обычно мы завтракали именно здесь на Рождество. Так мама тренировала во мне самоконтроль: чтобы я не рванул к елке и не стал доставать подарки, - ответил я, поглощая вафли. – Удивительно вкусные, - добавил я, не отрываясь от еды. Услышав смех Беллы, я поднял глаза. – Что?
- Давно ты ел домашние вафли? – спросила она.
- Если честно, то такие вкусные – давно. По большей части я ел их либо в кафе, либо разогретые в микроволновке. А домашние мне в последний раз попыталась приготовить Алексис, - я замолчал, поняв, что затронул неловкую тему, но посмотрев в глаза Беллы, понял, что она не обиделась, - но они получились отвратительными, похожие на резину. Их даже сравнивать с твоими не стоит, - я извиняюще улыбнулся, прося прощения глазами за это. Белла только покачала головой и слегка улыбнулась мне в ответ, доедая свои вафли. Но так как ела она слишком медленно, то я успел стащить у нее одну вафлю, за что получил предостерегающий взгляд, после чего Белла отодвинула свою тарелку от меня и выразительно посмотрела в сторону кухни.
Несколько минут мы сидели в тишине. Я съел, наверное, две порции вафель, когда наконец-то почувствовал, что сыт. Довольно откинувшись на спинку качели, я пил кофе и смотрел на Беллу. Еще вчера я заметил, что красота всех женщин, с которыми я встречался раньше, тускнеет рядом с ее. Без косметики в обычных джинсах и кофте она выглядела намного красивее, чем иные женщины в самых откровенных нарядах.
Закончив завтракать, я предложил Белле открыть подарки. Она смущенно кивнула, и мы пошли в гостиную. Под елкой лежал подарок, который я видел в руках Беллы, когда мы встретились в магазине. А рядом с ним лежала маленькая коробочка с моим подарком для нее, который я положил под елку сегодня утром, когда спускался на кухню.
- Откроешь первой? – предложил я. Белла медленно подошла к елке и очень осторожно взяла подарок. Было такое чувство, что она боялась того, что внутри. Очень медленно она развязала бантик и сняла крышку. В середине была еще одна коробочка, в которой обычно дарили украшения. Посмотрев мне в глаза, Белла наконец-то отбросила крышечку. Внутри, сверкая теплым золотистым светом, лежала балерина.
- Она прекрасна, - выдохнула Белла через несколько минут, во время которых она, не отрываясь, смотрела на балерину, будто боясь прикоснуться к ней.
Я взял украшение и повесил его на шею Беллы, задержав ненадолго в своих руках.
- Это ты прекрасна, - ответил я, вынудив Беллу поднять на меня глаза.
- Не надо лгать, - прошептала я. – Я далеко не так красива, как другие женщины. Сравни меня хотя бы с Алексис. Она красивая блондинка со стройной фигурой, высокая. В сравнении с ней я выгляжу уродиной.
Черт, Белла действительно считала себя некрасивой. С этим я не мог смириться. Моя любимая должна понимать, насколько она красива.
Я подошел к ней, взял за руку и повел к зеркальной поверхности шкафа, в котором мама хранила сувениры со всех стран мира. Я повернул Беллу лицом к шкафу, встав за ее спиной. Ее глаза встретились с моими в зеркальной поверхности.
- Посмотри на себя, Белла, - проговорил я. – Посмотри на свои удивительные каштановые волосы, которые при первом прикосновении солнечных лучей становятся красными, - говоря это, я взял одну прядку и потянул так, чтобы солнечный луч попал на нее. – Посмотри на свои глаза. Ни у одной женщины в мире я никогда раньше не видел таких потрясающий глаз. Я всегда считал, что карие глаза самые невыразительные. Но посмотри на свои. Они не карие, они напоминают мне теплый горячий шоколад. В них столько всего можно прочесть, если смотреть не отрываясь. Посмотри на свое правильное лицо с изысканными чертами, красивой фарфоровой кожей. Посмотри на эту пухлую нижнюю губку, которую ты сейчас покусываешь. Мне так и хочется прикоснуться к ней и поцеловать. Смотри на себя, Белла, - произнес я, когда она опустила глаза. Когда Белла опять подняла их, они встретились в зеркале с моими. – Теперь ты веришь мне, что ты красива? Я готов целую вечность провести вот так, смотря на тебя, любуясь твоей красотой, – промолвил я, нежно обнимая ее за талию.
- Я верю, что красива для тебя, Эдвард, - сказала она, поворачиваясь лицом ко мне. – Я верю, что ты считаешь меня красивой, но не понимаю почему. У тебя было столько красивых женщин… - она запнулась, залившись румянцем.
- Белла, ни одна из них не может сравниться с тобой. Ни одна из них никогда не краснела, когда я говорил ей комплимент. Ни к одной из них я не хотел прикоснуться, держать в объятиях. Ни с одной из них я не хотел провести вместе всю жизнь. Ты та единственная женщина, которая судьбой предназначена мне, - я нежно погладил ее лицо и поцеловал в губы. Сначала нежно и легко, но затем страсть вспыхнула в нас обоих. Поцелуи стали глубже, я сжимал хрупкую фигурку Беллы, еще ближе притягивая к себе, желая стать с ней единым целым. И Белла отвечала мне тем же. Одну руку она погрузила в мои волосы, притягивая ближе к себе. Другая рука крепко обнимала за шею. Ее спина выгнулась и она простонала.
Не знаю, чем бы все это закончилось, если бы нас не прервал звонок. Нехотя, я отстранился от Беллы, но не разжал объятия. Мы оба тяжело дышали, глаза Беллы все еще были затуманены страстью. Я так сильно хотел еще раз поцеловать ее, но телефон продолжал звонить. Тяжело вздохнув, я отпустил Беллу и направился к роялю, где лежал мой телефон.
- Генри, я думал, ты уже усвоил, что если после трех гудков я не беру телефон, то стоит положить трубку, - пробурчал я вместо приветствия.
- И тебе доброе утро, Эдвард, - улыбаясь, пробормотал Генри. - Видимо, я опять тебя разбудил.
- Да нет, - ответил я, мое раздражение немного улеглось. – Как прошел вечер?
- Отлично. Молли приготовила ужин, мы поели и стали просматривать старые альбомы о нашей молодости, где вместе с нами были твои … родители. - Генри запнулся, прежде чем закончить предложение. – А ты как? Опять пил? – последние слова он произнес с отвращением. Да, я прекрасно знал, как ему не нравится то, что на каждую годовщину смерти своих родителей я напивался. Но тогда я не знал другого способа заглушить боль от их потери. Но теперь у меня есть Белла. Моя Белла.
- Нет, я праздновал Рождество с Беллой, - услыхав вздох облегчения с одной стороны, а с другой стон, я улыбнулся. Как же все по-разному отреагировали.
- Я рад за тебя, за вас обоих, - произнес он. – Вы сегодня заглянете к нам в больницу?
- Да, я же обещал, что проведаю свою больную. Только позавтракаем и приедем.
- Тогда до скорого. Прости, что оторвал тебя, - с усмешкой промолвил Генри.
- Ладно уже, - выдохнул я. – До встречи, - изрек я и отключился.
Повернувшись к Белле, я увидел, что она стоит возле меня и держит в руках мой подарок.
- Ты так и не открыл еще свой подарок, - сказала она и протянула мне пакет.
Я взял его и начал распаковывать. Разворачивая уже, наверное, пятый шар подарочной бумаги, я наконец-то почувствовал под рукой плоский квадратный предмет. – Что это? – спросил я, снимая последний шар бумаги. Белла только покачала головой, ничего не ответив. Наконец-то сняв бумагу, я увидел виниловую пластинку.
- Вау, - выдохнул я. – Классическая музыка, - произнес я, прочитав название. – Это замечательный подарок, спасибо, Белла, - я наклонился и поцеловал ее, но сразу же отстранился. – У нас не так уж много времени. Жаль, что я не могу сейчас же послушать ее. Здесь очень много моих любимых композиций. А ведь я еще обещал тебе экскурсию по дому. Ты еще хочешь его увидеть?
- Да, очень, - ответила Белла.