Глава 17. Я люблю тебя! Нет, я тебя ненавижу!

Музыка к главе:




Дни шли за днями, сливаясь в бесконечную череду беспробудного пьянства. Как только родные заметили мое пристрастие к виски, то всячески старались контролировать меня, но у них это плохо получалось, потому что я всегда был весьма упрямым человеком. К тому же, я знал их слабое место.
- Роб, пожалуйста, я прошу тебя, - дрожащим голосом уговаривала меня мама.
Я стоял возле своей комнаты, подпирая стену, и с усмешкой рассматривал свою семью. Мама умоляюще сложила руки и смотрела на меня с такой болью, что я невольно отводил глаза в сторону. По обеим сторонам от нее стояли мои сестры, в их глазах читалась жалость и осуждение. Лиззи сжимала в руке ключик от мини-бара. Отец стоял в стороне, не отрываясь, глядя на меня.
По его лицу невозможно было понять, что он чувствует сейчас. Наверное, прежний Роберт все-таки умер, и я стал уже совсем другим человеком, потому что тот, настоящий, Роб никогда не стал бы причинять своим близким столько мучений. А сейчас я даже испытывал удовлетворение от того, что не один горю в огне, что вместе со мной страдает кто-то еще.
- Вы ведете себя как малые дети! – продолжая ухмыляться, сказал я. – Хотя, конечно, это ваше дело. Я всегда могу собрать свои вещи и вернуться в Лос-Анджелес, там-то контролировать каждый мой шаг будет некому!
- Оставьте его, - устало прошептал отец.
- Но… - попыталась возразить мама.
- Я сказал, пусть делает все, что хочет, - твердо сказал папа и вышел из комнаты.
Все последовали за ним. Уже на пороге Лиззи обернулась и швырнула мне ключ, который я довольно ловко поймал и незамедлительно использовал по назначению.

Я потерял счет времени, не помня ни какое сегодня число, ни какой день недели. Даже когда я просыпался, мне требовалось некоторое время, чтобы понять какое сейчас время суток. Из дома я выходил только, чтобы купить сигареты, которые заканчивались невероятно быстро, и бутылочку хорошего виски. Не то чтобы я напивался до потери сознания (хотя и такое случалось), но пара-тройка бокалов в день были мне совершенно необходимы. Из-за алкоголя мне пришлось перестать пить лекарства, и нога стала болеть, практически, не переставая, но это было даже хорошо, потому что только эта боль напоминала мне, что я все еще жив.
В начале апреля с ноги сняли гипс, и физически я почти полностью восстановился, но меня по- прежнему душила тоска, так что я не мог найти себе места. Чья-либо компания ужасно раздражала меня, и я спешил снова остаться в одиночестве, но, как только это происходило, становилось еще хуже: мне хотелось выть волком и биться головой об стену.
Надо отдать должное моим сестрам – они, как могли, старались вытащить меня из этого состояния, чем-нибудь отвлечь меня. Однажды Викки зашла ко мне в комнату с бутылкой дорогого вина и двумя бокалами. Весь вечер прошел у нас под девизом: «А ты помнишь…?». Мы проговорили до глубокой ночи, вспоминая всякие забавные случаи из нашего детства, впервые за несколько недель я смог улыбнуться. Как-то раз Лиззи притащила свою гитару и предложила сыграть что-нибудь дуэтом, но это была самая ужасная идея, которая только могла прийти ей в голову. Моя гитара уже давно валялась далеко под кроватью, куда я засунул ее после того, как едва справился с желанием разбить ее. Все дело было в воспоминаниях, которые должны были стать самыми прекрасными и трогательными в моей жизни, а стали моим ночным кошмаром. Как только мне на глаза попадалась гитара, я сразу вспоминал, что за несколько недель до трагедии Крис каждый вечер брала ее и, прижимая к животу, наигрывала малышу какие-нибудь нежные песенки. Эти картинки в моей голове были настолько яркими и реалистичными, что я начинал хватать ртом воздух, словно получив удар в солнечное сплетение. Вообще я, не переставая, думал о Кристен, в памяти постоянно всплывали какие-то эпизоды из тех времен, когда мы с ней были вместе… когда я был счастлив… когда я еще был жив.
Просыпаясь иногда посреди ночи от собственного крика, я, задыхаясь, шептал: «Я ненавижу тебя, Стюарт!». Но что бы я там не говорил, как бы не обманывал себя, я все равно знал, что люблю ее так же сильно, как и прежде.
Когда я увидел Лиззи, державшую в руках гитару, то сорвался, нагрубил ей, едва не послав ее вместе с гитарой куда подальше. Спустя два дня после этого инцидента, встав как обычно ближе к полудню, я вышел из своей комнаты и едва не врезался в рояль, которого еще вчера вечером и в помине не было. Я удивленно стоял и рассматривал его черные сверкающие бока, даже забыв, куда до этого направлялся. На подставке для нот я заметил белый листок и взял его. Это оказалась записка от Лиззи, в которой она писала: «Братик, милый, прости, что так вышло с гитарой, я как-то не подумала! Но спешу загладить свою вину, ведь рояль гораздо лучше, не правда ли?! Только не злись на меня, а просто попробуй сыграть на нем что-нибудь! Уверена, это как раз то, что тебе сейчас нужно!»
Я невольно улыбнулся и покачал головой. И как только я не проснулся, когда его сюда тащили?! Хотя, кажется, я вчера немного перебрал. Подняв крышку рояля, я сел на стул и провел рукой по клавишам. Мне сразу вспомнилось, как я впервые играл Крис в день ее рождения. Я зажмурился и, что было сил, стиснул зубы. Ну же, Роб, возьми себя в руки! Я открыл глаза и, устремив свой взгляд в никуда, принялся играть первую, пришедшую в голову, мелодию. Неудивительно, что она оказалась очень печальной и воплощала в себе все те страдания, что вот уже долгие недели терзали меня. И пусть мое сердце рвало на части, я продолжал перебирать пальцами, рождая мелодию своего безысходного горя.
Это выглядело примерно так:

Как ни странно, но Лиззи оказалась права, мне действительно немного полегчало, словно музыка забрала часть моей боли. С этого дня у меня стало уже две отдушины: виски и рояль.
В начале мая мне позвонила Стефани Ритц и сказала, что мой «больничный» закончился, и мне пора браться за работу, потому что у меня есть кое-какие дела, связанные с «Космополисом» и «Рассветом». Я повесил трубку, даже не дослушав ее до конца. Все это было нужно и интересно тому, прежнему, Роберту Паттинсону, а не мне. У меня сейчас не было ни сил, не желания заниматься актерской карьерой. На протяжении всей последующей недели Ритц постоянно названивала мне, но я не брал трубку.
В один из тех дней, когда я чувствовал себя особенно скверно и уже с утра выпивал несколько бокалов виски, дверь в мою комнату открылась, и на пороге возникла Стефани. Я был в изрядно подвыпившем состоянии, так что мне даже в голову не пришло удивляться ее визиту.
- Можно? – неуверенно спросила она.
Я пожал плечами и неопределенно махнул рукой. Ритц прошла в комнату и села на стул напротив меня.
- Выпьешь? – предложил я, наливая спиртное в бокал.
- Нет, - покачала она головой, удивленно рассматривая меня.
В ее взгляде читались жалость и сострадание. В последнее время я смотрел в зеркало только для того, чтобы побриться, но и это случалось не часть, так что, скорее всего, выглядел я сейчас действительно неважно.
- Как хочешь, а я, пожалуй, выпью, - сказал я и залпом осушил бокал.
- Возвращайся в Лос-Анджелес, - после небольшой паузы начала Стефани, - возьми себя в руки, начни работать, и тебе станет легче.
- Откуда тебе знать?! – грубо прервал я ее.
- Ты снова будешь заниматься любимым делом. В любом случае, нужно же что-то делать, как-то жить дальше!
- Жить?! А зачем?! Назови мне хоть одну причину, чтобы жить дальше?!
- А сама по себе жизнь как причина тебя не устраивает? – повысила голос Ритц.
Я ничего не ответил, а только покачал головой.
- Хватит, Роберт! Ты взрослый человек и прекрасно понимаешь, что у тебя есть обязанности перед людьми,- продолжила Стефани, - Годфри уже рвет и мечет! Через три недели премия MTV Movie Awards, и ты должен на ней присутствовать! Ты сам выбрал актерскую карьеру, и здесь, как и в любой другой профессии, есть свои издержки: как бы тебе не было больно, но шоу должно продолжаться!
- Да мне наплевать на это! Стать актером было большой ошибкой! И дня не проходит, чтобы я не проклинал тот день, когда отправился на этот долбаный кастинг и познакомился со Стюарт! – уже кричал я, вскакивая на ноги и нависая над сжавшейся на стуле Ритц. – Я готов продать душу дьяволу, только бы ничего этого не было! А ты мне сейчас говоришь про какие-то обязанности! Да катитесь вы все к черту!!!
Я хотел еще много чего сказать, но не успел, потому что в комнату влетел отец и выплеснул на меня полный графин воды.
- Прости нас, Стефани, - тяжело дыша, пробормотал он, - думаю, тебе сейчас лучше уйти. Я сам поговорю с ним и обещаю тебе, что в ближайшие дни он вернется в Лос-Анджелес и будет делать все, что от него требуется.
- Спасибо, Ричард, - кивнула Ритц и вышла из комнаты, даже не взглянув в мою сторону.
Я снова сел на кровать, вытирая футболкой мокрое лицо.
- Что ты творишь? – проворчал я.
-Что я творю?! Это ты что творишь?! – закричал отец.
За всю свою жизнь я так редко слышал, как он повышает голос, что был сейчас удивлен и даже напуган его состоянием.
- Хватит упиваться своим горем! Будь ты мужиком в конце концов и возьми себя в руки! Опомнись! – продолжал кричать отец.
- Опомниться?! Но как?! Как?! Совсем недавно я был абсолютно счастлив, у меня была любимая женщина, почти был ребенок! Да что там, у меня был ребенок, он был для меня таким же реальным, как если бы я держал его на руках! А сейчас у меня не осталось ничего, так зачем тогда мне брать себя в руки?!
- Я отвечу: чтобы снова появился смысл в жизни, нужно что-то делать! Счастье не придет к тебе само, за него нужно бороться! Как ты не понимаешь этого?! Как мне еще достучаться до тебя?! – кричал отец, тряся меня за плечи. – Тебе больно от того, что ты потерял еще не родившегося ребенка, так представь, каково нам с матерью смотреть, как ты медленно убиваешь себя у нас на глазах?! Ты хоть знаешь, что мама все это время почти не спит по ночам, каждые два часа вставая, чтобы убедиться, что ты не наделал глупостей?! И сколько еще она, по-твоему, протянет так?! Если тебе наплевать на нее, и ты не нуждаешься в ней, то для меня она все, так же, как и ты с сестрами. Я не хочу потерять кого-то из вас, ни тебя, ни ее, поэтому прошу тебя, уезжай! Начни жить заново! Я старался воспитать тебя настоящим мужчиной, так докажи мне, что я нигде не просчитался, пожалуйста!
Отец заплакал, кажется, впервые в жизни, и бессильно опустился на кровать рядом со мной.
- Я не запрещал тебе пить, будучи уверенным, что алкоголь послужит для тебя анестезией, - едва слышно продолжил он, - но сейчас это зашло уже слишком далеко. И ты сам понимаешь это. Так продолжаться не может, нужно делать выбор. Либо ты сейчас приходишь в себя и начинаешь бороться за свое будущее, либо…
Отец замолчал и пристально посмотрел мне в глаза. Его слова отрезвили меня, я словно увидел на себя со стороны и ужаснулся. Боже, в кого я превратился?! Что я творю с собой и с ними?!
- Прости меня, - прошептал я, порывисто обнимая его, - я не имел права так поступать с вами! Я попробую все исправить! Честно! Я постараюсь выбраться ради вас!
- Нет, не ради нас, а ради себя! Только так и никак иначе! – сквозь слезы улыбнулся отец и похлопал меня по спине.

Я вернулся в Лос-Анджелес и первым делом снял себе квартиру. Она была уже полностью обставлена, так что на этот счет беспокоиться мне не пришлось. Единственным, что я купил, был рояль, без которого я не мыслил своей жизни в последнее время.
Считанные дни оставались до MTV Movie Awards, и все мои мысли были заняты только этой премией. Но в отличие от прошлых лет, я не обдумывал свои речи, не придумывал какие-нибудь интересные ходы, я гадал, будет ли там присутствовать Кристен. То я с надеждой думал: «Может, она не придет?», то меня охватывало отчаяние при мысли: «Неужели она не придет?!». А ведь Крис вполне могло не быть на MTV Movie Awards, потому что премия практически совпадала с премьерой ее фильма «Белоснежка и егерь».
С одной стороны, мне невыносимо хотелось увидеть ее, узнать, все ли с ней в порядке, но с другой стороны, я знал, что это станет для меня кошмарной пыткой. Где-то глубоко внутри меня теплилась надежда, что как только мы со Стюарт снова увидимся, то она поймет, что скучала по мне, что все еще любит меня и нуждается во мне.
За два дня до премии я узнал, что там будет присутствовать практически вся наша команда, включая и Кристен. Всю ночь накануне я не спал, ожидая завтрашнего дня, как подсудимый ждет приговора судьи. Мне казалось, что именно завтра все решится: либо мы сможем начать все сначала, либо разойдемся раз и навсегда. Перед тем, как отправиться на MTV Movie Awards, я выпил приличную порцию виски, прекрасно понимая, что этого не стоит делать, но в противном случае я точно не смог выдержать всего того, что мня ожидало этим вечером. Все мои чувства были обострены до предела, и мне нужно было хоть как-то их притупить.
Естественно, не на какую ковровую дорожку я не пошел, а появился в зале, когда все уже сидели на своих местах. Я прошел на нужный мне ряд и увидел два пустых кресла, между которыми сидел Тейлор. Я на секунду замер и нерешительно опустился в одно из них.
- Привет, - улыбнулся Лотнер и крепко пожал мне руку, виновато переводя глаза с меня на пустое кресло.
Это следовало понимать так, что именно Стюарт попросила его сесть между нами. Надежда на примирение таяла буквально на глазах. В зале уже погас свет, и заиграла музыка, когда слева от меня все пришли в движение, пропуская Крис к ее месту. Она прошла и села рядом с Тейлором, старательно отводя от меня взгляд. В полумраке было плохо видно ее лицо, но уже от того, что я видел ее фигуру, чувствовал запах ее духов, мое сердце болезненно сжималось в груди.
Весь вечер я просидел словно в ступоре, приходя в движение только для того, чтобы выйти на сцену за наградой и сказать там какие-то фальшивые слова благодарности. Я знал, что Крис сидит рядом, на расстоянии вытянутой руки, но при этом она недосягаема для меня как луна или солнце. От этой мысли становилось трудно дышать, словно на моей груди лежала тяжелая могильная плита, а кресло подо мной горело огнем.
Но стало несравнимо хуже, когда нас с Кристен объявили победителями в номинации на лучший поцелуй. Я встал и словно в бреду пошел на сцену, боясь повернуть голову и увидеть Крис. Нас неловко поздравили и сунули мне в руки «попкорн». Я чувствовал, что глаза всех присутствующих пристально смотрят сейчас на нас, в зале воцарилась такая тишина, какой здесь еще никогда не было.
- Спасибо, - пробормотал я, перекладывая «попкорн» из одной руки в другую, - я надеялся… в смысле, я не ожидал, что в этом году мы получим эту награду… но все равно мы вам очень благодарны… за поддержку…
Я взглянул на Кристен, нервно пританцовывающую рядом. В этот момент она запустила пальцы себе в волосы и убрала их с лица. На ее лбу я увидел довольно длинный и заметный шрам. Сердце мое словно полоснуло бритвой, и я едва удержался, чтобы не застонать. Стюарт посмотрела на меня, и наши взгляды пересеклись, в ее глазах читалась вселенская тоска. Кристен отвернулась от меня и опрометью кинулась за кулисы. Я последовал за ней, едва не выронив «попкорн» на глазах у изумленной публики, но, как только оказался за сценой, безо всякого сожаления отшвырнул его в сторону.
Я не без труда нагнал Стюарт в коридоре, схватил за руки, развернул ее и прижал спиной к стене, нависая над ней, расставив свои руки на уровне ее плеч.
- Скажи, ты счастлива? – тяжело дыша, спросил я. – Ты уже не любишь меня? Или все-таки любишь? Ну же, ответь мне!
Крис упрямо молчала, зажмурившись и медленно качая головой.
- Я задыхаюсь без тебя, - застонал я, - а ты по-прежнему считаешь, что без меня тебе легче? Без меня тебе не так больно, Крис, а?
Стюарт с силой оттолкнула меня и бросилась бежать по коридору.
- Ну, и катись к черту! – крикнул я ей вслед. – Я ненавижу тебя, Стюарт! Слышишь?! Я тебя ненавижу!!!
Я уткнулся лбом в холодную стену и несколько раз ударил по ней кулаком, что было сил. За спиной послышались щелчки, я обернулся и едва не ослеп от ярких вспышек фотоаппаратов. Меня ослепила такая ярость, какую я не испытывал еще никогда прежде. Я схватил за ворот рубашки ближайшего ко мне фотографа, выдернул у него фотоаппарат и вдребезги разбил его об стену. Я выпустил пораженного моим поведением парня и, уже было, хотел взяться за следующего, когда чьи-то сильные руки скрутили меня.
- Ну же, брат, успокойся, - раздался голос Келлана, - эти дворняги того не стоят!
- Вам лучше убраться отсюда, - вышел вперед Рэтбоун, загораживая нас от фотографов, - а то мы с Латсом еще добавим вам! И я не ручаюсь, что при этом ограничимся только вашими фотокамерами!
Они послушно ретировались, косясь на внушительных размеров Келлана и посылая в наш адрес проклятья.
Я сел на пол, привалившись спиной к стене и пытаясь восстановить дыхание.
- Ты как, в порядке? – спросил Латс.
-Все нормально, - пробормотал я в ответ.
- Там сейчас будут вручать награду за лучший приз, ты пойдешь? – сказал Джексон.
- Думаю, он не пойдет, - за меня ответила Эшли, которая, видимо, пришла вместе с парнями. - Я тоже, пожалуй, останусь, а вы идите, мальчики.
Ребята, переглянулись и, пожав плечами, ушли, оставив нас с Грин наедине.
- Тебе совсем плохо, да? – спросила Эшли, садясь рядом со мной.
- Да, - кивнул я.
- Я не понимаю и не одобряю поведения Крис! Ведь она же любит тебя! Хочешь, я поговорю с ней?
- Это не имеет смысла, - покачал я головой, - наверное, все кончено.
- Вот уж нет! – возмущенно воскликнула Грин. – Я уверена, что она одумается и признает свою ошибку!
- Ты ее плохо знаешь. Она жутко упрямая! К тому же гордая. Даже если Кристен поймет, что совершила ошибку, ей будет тяжело признаться в этом даже себе!
- Но это же не просто какая-то незначительная оплошность! От этого зависит ее жизнь, твоя жизнь, ваша жизнь! Она умная девочка, так что рано или поздно поймет это! Может, ее нужно просто как-то подтолкнуть.
- Надеюсь, что ты права, - прошептал я, закрывая лицо руками, - главное, чтобы не было слишком поздно…
Эшли тяжело вздохнула и обняла меня за плечи.



Музыка к этой части главы:




Так или иначе, но жизнь продолжалась, и я снова начал работать. Я читал новые сценарии, которые по-прежнему приходили пачками и, наконец, выбрал один из них. Последовали связанные с этим формальности, я стал готовиться к съемкам, которые должны были начаться сразу же после Нового года. Времени на то, чтобы упиваться своими страданиями, становилось все меньше, и это не могло не радовать меня.
Я был теперь похож на человека, страдающего хронической болезнью: как и он, я смирился с болью и научился с ней жить, не обращая на нее внимание, она просто стала частью меня. Но, как и у этого самого больного, у меня случались обострения, когда боль становилась непереносимой, и мне нужно было как-то ее заглушить и подождать, пока она не стихнет.
Послужить толчком к такому обострению могло что угодно, например, случайно найденная моя старая футболка, которую Крис частенько надевала, заигравшая по радио ее любимая песня, услышанное на улице или в магазине имя «Крис». По этой же причине я оставил Медведя в Лондоне вместе с родителями.
Когда мне было тяжело, я садился за рояль и играл пока не начинали болеть пальцы. От алкоголя я практически отказался, хотя еще время от времени выпивал несколько глотков виски, когда не мог заснуть.
Была середина июля. Впервые за несколько недель у меня появилось три дня выходных. Я хотел слетать к родителям, но передумал и просто лежал на диване, читая книгу. Не иначе, как черт, дернул меня открыть ноутбук и залезть в интернет. Уже не помню как, но я наткнулся там на фильм «Белоснежка и егерь». Пожалуй, следовало незамедлительно выключить его, но я, как мазохист, просидел весь фильм, не в силах отвести взгляд от монитора. Когда кино подошло к концу, я почувствовал, что если незамедлительно не выпью бокал чего-нибудь крепкого, то просто сойду с ума. Как назло, в квартире не обнаружилось ни капли спиртного, и я, не долго думая, отправился за ним в ближайший круглосуточный магазин.
Шел второй час ночи, и на улице было довольно пустынно. Я завернул за угол, когда позади меня кто-то крикнул:
- Эдвард!
Я машинально остановился и всем корпусом развернулся в ту сторону, откуда послышался голос.
Я не понял, что случилось потом. Грудь пронзила жуткая боль, а мои легкие, словно взорвались, так что дышать стало практически невозможно. Колени подогнулись, и я рухнул на асфальт. Рот быстро заполнялся кровью, что еще больше затрудняло дыхание, в голову пришла странная мысль: «Завтра все газеты напишут, что вампир захлебнулся кровью…». Мои веки отяжелели, а в теле, напротив, появилась какая-то легкость.
«Наверное, именно это испытывают люди, когда умирают… надо бороться, чтобы выжить…, но зачем?» - подумал я, прежде чем в моей голове выключили свет, как мне тогда казалось, уже навсегда…