Рука Ады замерла перед кнопкой звонка. За металлической дверью в квартире её ждало чудо или проклятие. Там был ответ, есть ли для неё ещё жизнь или существует только смерть. Сжав пальцы в кулак, она опустила руку и обратилась к невозмутимой Виолете:
– Скажи мне ещё раз, что препарат надёжен. Ты будешь действовать очень быстро, так стремительно, что она не успеет испугаться! И ещё… у нас точно почти час в запасе?

– За снотворное ручаюсь центральным вычислительным блоком. Я буду прытче фотона, дети не смогут что-либо понять. Подтверждаю, сейчас шестое августа две тысячи шестого года, двадцать один час двадцать пять минут. Объект Кирилл по-прежнему находится в офисе, у него идёт совещание по новому контракту. Наблюдение через систему безопасности здания осуществляю с задержкой в одну секунду. С учётом оставшихся на обсуждение вопросов и обстановки с пробками на дороге объект не прибудет сюда ранее двадцати двух часов тридцати минут. Точность прогноза девяносто три процента. В случае коррекции расчётного периода без промедления сообщу.

– А если ты не все замки открыла? Вдруг там есть отдельный запор изнутри? Как быстро мы выломаем тогда бронированную дверь? Она испугается! А этот…

– Ада, хватит впадать в панику, – Виолета тряхнула её, взяв за плечо. – Дориан в отличие от тебя не параноик. Во внутреннем запоре тут нет смысла. Стоят такие замки, что тот, кто способен их вскрыть, может легко избавиться и от всей двери. Звони!

– Но если задвижка есть, я убью этого ублюдка сегодня! – глухо рыкнула Ада и нажала на кнопку.

Виолета сжала ручку двери.

Ада стиснула зубы. Её дыхание участилось. Из переговорного устройства на стене раздался знакомый, когда-то родной голос, но уже не парня, а мужчины:
– Кто вы? Что хотите?

Виолета резко распахнула дверь. Ада кулаком, покрывшимся небесным энергетическим сиянием, ударила в солнечное сплетение опешившего шатена. Его спортивное тело сотрясла дрожь. Он упал коленями на порог. Ада схватила его за волосы, злорадно смотря в широко открытые голубые глаза. В них были смешанные чувства.

Виолета пулей прошмыгнула мимо мужчины в квартиру. Послышался женский вскрик.

– За дуру меня принимаешь? – Ада вышвырнула свою голубоглазую бескрайнюю любовь и ненависть в одной сути на лестничную площадку. – Убирайся, мудак! Мы позже поговорим. – Она подскочила к мужчине, поднимающемуся на четвереньки на трясущихся руках, и всадила ему в бок носок ботинка. Он с рыком покатился по лестнице вниз. – Будешь знать, как не откликаться на зов! И только посмей помешать Кириллу зайти в мышеловку! Я тебе вырву твой хвост и по самые гланды засуну через зад, тварь! – Ада встряхнула волосами, с довольным видом потирая ладонь об ладонь. – За ребёнка не тревожься, не настолько я безумна, чтобы ей навредить! – она хмыкнула и, зайдя в квартиру, захлопнула дверь. Закрыла замки. Прошла в освещённую комнату – просторную гостиную в классическом стиле: симметрично расставленные светильники, обитые гобеленом диваны и кресла, деревянный шкаф, украшенный резными узорами… В интерьере преобладали светлые и мягкие пастельные тона. Усмехнулась, смотря на распростёртую на полу длинноногую девушку с волосами цвета золотой ржи. Её стройное тело прикрывал сексуальный белый халат из материала, похожего на шёлк. Грудь едва приметно поднималась и опускалась.

Ада присела на корточки у находящейся без сознания девушки. Мягким движением пальцев убрала светлую прядь с её лица. Коснулась красной припухлости на скуле и прошептала:
– Но не принц пробудит тебя, спящая красавица, и не в счастливый мир вернёшься ты, а в страшную сказку.

– Дети в кровати. Пульс и дыхание соответствуют норме. Их жизням ничего не угрожает, как и моему здоровью. Экспресс-анализ подтвердил, они люди, – вошедшая в комнату Виолета широко улыбнулась.

– Приведи эту в чувства, а я пока… – Ада выпрямилась. Извлекла из ножен под плащом штык-нож и, проходя мимо сестры, вложила ей его в руку. – Тишина тут, тишина, – Вполголоса указала она, идя на запах родной плоти. Чутьё опаснейшего хищника вело её, стуча в висках горячеющей кровью: «Там твоё юное сердце». Переступив порог спальни, Ада замерла в темноте, бывшей для неё сродни солнечному дню. Её глаза алели. А горло сжал всхлип. Ужасно захотелось расплакаться. Но она, стиснув кулаки, сдержалась и приблизилась к двуспальной кровати. Не сводя взгляда с умиротворённого личика девочки, не более чем шестилетней, с угольно-чёрными волосами, Ада встала на колени у постели. На лежащую рядом с её дитём белокурую малышку лет трёх она не обращала ни малейшего внимания, хотя звериное эго внутри неё рычало, требуя разорвать чужое и отшвырнуть останки от своего.

– Прости меня. – С заслезившимися потухшими глазами Ада взяла для неё крошечную, словно у младенца, ладонь темноволосой девочки. Согнулась, прижимая губы к маленьким пальчикам. – Я не знала. А и… Не могла бы ничего изменить. Я бы потеряла тебя. Не жалею ни о чём. Нет. Когда ты станешь взрослой, может быть, поймёшь меня и простишь. Я не могу поступить иначе. Прости, моя девочка. Прости…

Ада поцеловала дочь в губы. Встала, утирая слёзы с каменеющего лица. Огляделась.

Игрушки, куклы, плюшевые звери. Стены, расписанные цветочками и персонажами мультиков. Шкаф с воздушными шариками, детские стульчики, столик… Спальня явно не была супружеской. Девочки, очевидно, росли как близкие друг другу полностью родные сёстры.

– Я монстр, – сквозь зубы прошипела Ада, покидая комнату. Вернувшись к Виолете, сверкнула пламенем в глазах на сидящую у ног той трясущуюся девушку. Робот держала свою пленную за волосы, подставив к её горлу клинок. Девушка, до крови кусая губы, тихо-тихо всхлипывала.

Сев в кресло напротив, Ада некоторое время отстранённо смотрела на мрак за окном, прикрытым ажурной шторой. Она жаждала услышать в темноте внутри себя змеиное шипение. Оно дало бы ей сил.

Пустота.

Ада перевела холодный взор на фотографии, стоящие в изобилии на полочках позади Виолеты.

Чёрная дыра в груди зашевелилась, солнечная вспышка мелькнула в её центре.

Губы Ады дрогнули, чуть растягиваясь в тёплой улыбке. Дочь смотрела на неё со снимков счастливыми глазами цвета посеребрённого неба.

«Вот, любимая, ты не возразишь, что у нашей дочери самые прекрасные глаза в мире! Через неё ты ещё со мной, Альса. Я чувствую твою любовь, и у меня есть силы». – Ада вонзила ледяной взгляд в девушку. Та, побледнев пуще прежнего, застыла с гримасой ужаса на лице.

– Ну, здравствуй, Элла. Сколько лет, сколько зим не виделись. – Ада поднялась с кресла. – Отпусти её, – обратилась она к Виолете. Робот, убрав нож от шеи девушки, отступила. – В школе, помнится, ты была храбрей! – Ада присела на корточки и, взяв Эллу за подбородок, заставила смотреть себе в блестящие голодом глаза. – Не молчи. Скажи, как сильно не рада нашей встрече. Будешь молить о пощаде, вылизывая мне обувь, или мне вытереть подошву о белокурую головку твоего ангела?

– Я была жестоким, глупым ребёнком, – с содроганием прошептала Элла. – Прости, Ада, – она упала к ногам Ады, схватила армейский ботинок, уткнулась лбом в его мысок. – Умоляю, пощади. Я сделаю всё, что ты захочешь, только не тронь моих дочек! Прошу… – Элла прижалась губами к ботинку.

С шипением Ада отдёрнула ногу от поцелуев трясущейся жертвы. Вцепилась в волосы Эллы и резко подняла её в воздух. С безумным гневом смотря ей в расширенные страхом и болью глаза, зарычала:
– Твоих? Она моя девочка! Ты пальцем её больше никогда не коснёшься! Даже эхом не услышишь её голосок! Мельком не увидишь её личика! Она моя дочь!

Ада швырнула на пол глухо вскрикнувшую Эллу, ткнула ногой ей в живот и под её хрип и стон бурно дыша села в кресло. Прошипела:
– Ещё слово о моей девочке из твоего поганого рта, и я сменю милость на кару! На кусочки разорву тебя с твоей мелкой сучкой! Я пока добрая лишь потому, что ты с теплотой заботилась о моём ребёнке! Но не обольщайся…

– Пожалуйста, не забирай… – корчащаяся, сгибаясь в калач, Элла расплакалась под утробное рычание Ады.

– Меня трогает твоё горе. – Ада зло улыбнулась, хотя в её глазах блеснула влага. – Я возьму лишь моё! Твоё останется тебе. – Она оскалилась, бросив взгляд на привлекательного голубоглазого шатена, запечатлённого на снимке в объятиях счастливой семьи на фоне морского простора. Глубоко вдохнув, Ада вполголоса продолжила: – Даже, возможно, и он продолжит жить, целуя тебя. Но ты обязана отдать мне долг крови.

Гнетущее молчание нарушила всхлипнувшая Элла.

– Как? – обречённо спросила она.

– Ви, дай ей нож, – холодно сказала Ада и прикрыла глаза. – Режь свою красивую плоть и пиши солёной, как слёзы, кровью: «Призрак Ады пришёл за всем, что дорого тебе. Молиться поздно. Теперь ты познаешь Ад».

Послышался тихий стон. Аромат горячей крови задразнил разум Ады манящей сладостью и лёгкой тошнотворной кислинкой.

– Быстрей пиши! – требовательно поторопила Виолета.

Снова стон. Запах крови сделался сильней. Ада криво улыбнулась.

– Меня тошнит от тебя, Элла. Похоже, в детстве ты меня так же не переваривала, – Ада сдавленно рассмеялась.

Стон… кровь… И снова, и снова…

– Она закончила, – уведомила Виолета.

Ада открыла глаза. Осмотрела корявую надпись и дрожащую, жмущую изрезанные пальцы и ладони к груди, стоящую на коленях Эллу. Робот высилась за ней, поигрывая окровавленным клинком.

– Отлично, – Ада удовлетворённо кивнула. Протянула руку: – Нож.

Виолета приблизилась и передала холодное оружие в её ладонь. Ада, кривясь, облизала лезвие, скрыла сталь в ножнах.

– Труп врага на запах приятней розы, а на вкус благородней мёда! – С полуулыбкой и алым светом в зрачках Ада небрежно махнула: – Заткни ей рот. Перевяжи раны. Закрой глаза. Скрути мухой в паутине и уложи рядом с её белокурым ангелочком. – Она встала. Прошла в спальню. Бережно взяла на руки девочку с угольно-чёрными волосами. Вернулась в гостиную, мурлыча:
– Где свет по мрачной тропке неуверенно крадётся, там я бегу бесстрашно сияющей звездой. Где ночь пугает путника луной, там день в твоей улыбке озорной. Где караулит меня боль, там ты любя меня коснёшься и тьму из сердца отведёшь. Мой поцелуй тебе дарю, всегда я жизнь твою храню.

Ада, ходя перед беззвучно плачущей с кляпом во рту Эллой, ласково напевала и напевала колыбельную, покачивая дочь, то и дело целуя её безмятежное личико. Когда Виолета закончила обработку ран девушки и взялась опустить ей на глаза повязку, Элла, замычав, с отчаянием вскочила с колен и… Робот молниеносно обрушила её на пол, не дав коснуться ребёнка.

– Смотри, Элла, любуйся на мою дочь! – Ада торжествующе оскалилась и села в кресло. Поцеловала девочку в губы. – Последний миг ты видишь её! И никогда вы не встретитесь больше. Ни-ког-да! Того вы желали мне... так пожинайте, что сеяли.

Элла глухо выла, рьяно пытаясь сопротивляться роботу, но у неё не было ни шанса. Виолета быстро связала её и унесла.

– Прости маму. Прости… – Ада прижалась щекой к щеке ребёнка. Вздрогнула, глотая тугой солёный ком. – Я не могу иначе. Ты моя. Наша. И мама Альса любит тебя, как я! И тётя Ви любит! А они тебе никто… Прости, моя девочка, – Ада тихо-тихо заскулила, словно раненый волчонок.

– Сестричка, – Виолета тронула её за плечо. С сочувствием посмотрела в измождённые, утопающие в страдании сине-серебристые глаза, искрящиеся изумрудной крошкой. – Кирилл будет тут ориентировочно через десять минут. Мы ещё можем просто уйти с ней. Зачем тебе терпеть такую боль?.. Всё уже ясно и кончено. Он получит незаживающую рану в сердце, и не встретив нас.

– Рану? – Ада горько улыбнулась. – Нет, Ви. Он умрёт. Я убью его поцелуем!

Виолета вздохнула совсем как глубоко отягощённый человек и сухо сообщила:
– Я займу позицию в кухне. Заглянет ко мне, идя сюда – лишится пары зубов. Согласна?

– Хорошо. – Кивнув, Ада нежно погладила иссиня-чёрные пряди девочки.

Прошедшие дни мучительного ожидания встречи с тем, кого когда-то любила больше жизни, с тем, кто сейчас предатель и враг, с тем, кто однажды окрылил её сердце, а потом без жалости разбил его в дребезги – эти дни выстроились напротив минут, оставшихся до мига, когда она посмотрит ему в глаза, в душу и вырвет его лживое сердце. Было больно. Каждая протекающая мимо секунда словно лавиной раскалённого пепла обдавала разум. Если бы не мирно посапывающая, спящая у груди дочь, Ада, без сомнения, рвала бы на себе волосы и истошно выла, как зверь, вынужденный отгрызать себе угодившую в капкан лапу.

Звук поворачивающегося в замке ключа.

Все до единой клеточки тела Ады напряглись. Инстинкты хищника обострились. Дни, стоявшие напротив минут, бросились друг на друга… внутри неё разразилась бескомпромиссная битва.

Дверь в квартиру открылась и, чуть хлопнув, закрылась.

– Дорогая, я пришёл, – прозвучал слегка дрожащий голос Кирилла.

Зрачки Ады на мгновение взорвались кровавым безумием. Сердце подпрыгнуло в груди. Стон и рычание застряли в горле.

– Любимая? – Шаги. Тихий щелчок, его не спутать с чем-то другим, он порождён механизмом в огнестрельном оружии. – Солнышко? Ты не соскучилась? А у меня ещё остались силы… – Тревожный тон.

Зверь в Аде, предвкушая вкус добычи, улыбнулся. Взгляд, полный голода, впился в переступившего порог комнаты голубоглазого шатена.

Кирилл изменился, стал из симпатичного юноши привлекательным, прекрасно сложённым мужчиной.

На секунду Ада забыла, что разделяет их. Невероятно сильно захотела встать и нежно прижаться к нему, передать ему на руки их дочь и расцеловать своего мужчину и ребёнка, прошептать: «Я люблю вас. Я прощаю тебя. Только обними меня, как жену». Но на побледневшем лице Кирилла отпечатался ужас, а в подрагивающей руке был пистолет, и он сжал его крепче.

Наваждение любви женщины к мужчине развеялось в Аде. Материнская любовь властно и ревностно зарычала в душе. Ада ласково провела пальцами по шёлку волос дочери.

Взгляд Кирилла метнулся к кровавой надписи у его ног. Он вскинул руку с пистолетом, целясь Аде точно в лоб. Она широко заулыбалась. Своим красноречивым действием Кирилл сжёг шаткий мостик к их счастливому прошлому, и светлого совместного будущего у них теперь не было. Сомнения отпали. Он лжец. Он враг. И за его спиной уже стоит Виолета.

Робот нанесла чёткий удар ребром ладони в нужную зону шеи Кирилла и выхватила у него оружие. Он мгновенно обмяк.

– Приведи его в сознание, – холодно сказала Ада, с яростью всматриваясь в распластавшегося на полу отца её жизни. Поцеловала дочку в губы.

– Уверена? – механическим голосом спросила Виолета, наведя дуло пистолета на голову Кирилла.

– Нет, но я обязана сама, – сухо констатировала Ада. – Без него не было бы моего ангела, нашего ангела. Мой долг быть благодарной и проявлять уважение. – Ехидная усмешка.

– Я, думаю, на твоём бы месте отвернулась, – Виолета пожала плечами. – Но воля твоя. – Она ушла в сторону кухни.

– Быть может, ты и права, сестричка. Возможно, я и пожалею, что не сомкнула веки и ты не спустила курок, – сдавленно прошептала Ада.

Возвратившись в комнату, Виолета плеснула в лицо Кириллу из стакана чем-то шипящим. Ставя стакан на полку с фотографиями, пояснила:
– Там вода и пара капель спецсредства от Асреба, отлично помогает держать в тонусе пытаемого. Была восемьдесят три процента вероятность, что оно потребуется нам сегодня.

– Спасибо. На тебя всегда можно положиться, – с теплотой ответила Ада и, уже смотря на разлепившего веки стонущего Кирилла, растянула губы в злорадной полуулыбке. Нежно коснулась щеки девочки.

Виолета, быстро разобрав пистолет, небрежно ткнула носком ботинка мужчину в искривлённое лицо и приказала:
– Вставай! –Бросила части от оружия на кровавые буквы.

– Так на что, милый, у тебя ещё остались силы для твоего солнышка? – с желанием вгрызться в шею предателю спросила Ада. Вопрос был с подвохом. Она говорила о себе. Но Кирилл явно не уловил всей его зловещей сути.

С трудом встав, он прохрипел:
– Отпусти их. Они ничего тебе не сделали. Это между мной и тобой. – Сжал кулаки.

– Их?.. – Ада зло усмехнулась, искривив губы. Ей стоило немалого усилия воли не метнуть в него молнию. – А кто тебе сказал, что не остались лишь ты и она? – Оскалила клыки и пальцами, превратившимися в когти цвета обсидиана, аккуратно, не раня, провела по плечу и животу дочери. Она с садистской изощрённостью решила играть с нервами Кирилла. Он должен был невыносимо страдать! Больше, чем мучилась она, брошенная им и обманутая, лишённая и любви и ребёнка, обокраденная! Теперь пришло время мстить.

Кирилл побагровел и бросился к ней. Но больше шага сделать не успел. Виолета атаковала его. Надо отдать ему должное, он умудрился отбить пару её выпадов, но в итоге оказался отшвырнут в стену. Осыпаемый сломанными полками, фотографиями, сувенирными безделушками, скрипя зубами, упал на пол.

– Осторожней, Ви. Он мне ещё нужен живым, – бездушно известила Ада.

– Конечно, сестра. Я стараюсь быть ласковой, – отозвалась робот.

– Отпусти её! – Кирилл поднялся на ноги, рыча, словно дикий пёс. Его глаза сверкали лютой ненавистью. – Меня режь на ремни, но она невинный ребё…

– Заткнись, тварь! – рявкнула Ада. В её зрачках взорвался вулкан. Она хищником смотрела в голубую бездну очей бывшего возлюбленного и осознавала, что лишь тихое биение сердечка дочери у её груди не даёт ей разорвать Кирилла на мельчайшие кусочки. – Будешь вякать лишнее – я навещу каждого твоего родственника! Перегрызу им всем глотки, а ты будешь смотреть! Я решаю, кто невинен, а кто сдохнет, захлёбываясь своим дерьмом! Ты понял? – Ада оскалилась и ядовито зашипела. Её звериная сущность почти вырвалась из-под контроля человеческих чувств, о чём ярко свидетельствовали когти, появившиеся на руке, ласково поглаживающей шёлк волос девочки.

Виолета с решительным лицом подступила к Кириллу, сжимая и разжимая пальцы в кулак. Намерения робота были очевидны: одно неверное слово мужчины – и дозволения раздавить ему череп она ждать не станет.

– Я уяснил, чудовище, – хрипло огрызнулся Кирилл.

Умереть он не спешил, но и каяться не собирался.

Выдержанная, как элитный коньяк, Гордость!.. Аде всегда нравилась эта черта его характера, у неё имелась точно такая же.

«Когда-то нас это сближало, а теперь мы это используем друг против друга. Таим кинжал в рукаве, выгадывая момент ударить в сердце», – подумала Ада и рассмеялась, ощущая плавящую кислоту в душе. Пламя гнева угасло в её глазах. Острые когти приобрели вид нежных пальцев.

– А твоя сучка жена не чудовище? Она мне, значит, ничего не сделала? – изогнув бровь, Ада хищно улыбнулась, подавляя в себе мучительный стон. – А ты не чудовище? Давай-ка разберёмся, любимый, как у нас было, и что теперь, и кто есть кто! – Она подала знак Виолете.
Робот, будто реальная сестра-близнец, без лишних пояснений мгновенно уловила её желание. Всадила кулак в живот Кириллу так, что он не смог удержаться на ногах. Хрипя, упал на колени под торжествующим взглядом Ады. В следующий миг Ви вцепилась рукой, что стальной клешнёй, в затылок мужчины и нагнула его к полу. Придавила носом прямо к фотографии, где за покрытым паутиной трещин стеклом замерли в счастливом моменте на пикнике у моря он, супруга и дочери. Там сияло солнце. Царила беззаботность и лица светились райским блаженством.
А тут…
С радостью Ада вдохнула усилившийся запах страха, исходящий от взмокшего Кирилла, и с гортанным рычанием потребовала: – Смотри внимательней. И слушай любимого Есенина:

Ну, целуй меня, целуй,
Хоть до крови, хоть до боли.
Не в ладу с холодной волей
Кипяток сердечных струй.

Опрокинутая кружка
Средь веселых не для нас.
Понимай, моя подружка,
На земле живут лишь раз!

Оглядись спокойным взором,
Посмотри: во мгле сырой
Месяц, словно желтый ворон,
Кружит, вьется над землей.

Ну, целуй же! Так хочу я.
Песню тлен пропел и мне.
Видно, смерть мою почуял
Тот, кто вьется в вышине.

Увядающая сила!
Умирать так умирать!
До кончины губы милой
Я хотел бы целовать.

Чтоб все время в синих дремах,
Не стыдясь и не тая,
В нежном шелесте черемух
Раздавалось: «Я твоя».

И чтоб свет над полной кружкой
Легкой пеной не погас —
Пей и пой, моя подружка:
На земле живут лишь раз!

Кирилл дрожал, как и сжавшееся в груди Ады сердце. Ей тоже было больно, и она зашипела.

Виолета задрала голову Кириллу, заставляя встретиться его взглядом с Адой.

– Ну что? Чьи губы ты хочешь поцеловать? Ты меня чуточку хотя бы любил? – выдавила она из себя, преодолевая каменную тяжесть, сковавшую каждую клеточку.

Губы Кирилла вяло шевельнулись. Лёд в его глазах окутало тепло.

Ада сорвалась. Она не была в силах услышать то, что он собирался робко прошептать. Это сожгло бы ударом молнии её новый хрупкий, как лепесток, мир. Она с яростью закричала:
– Заткнись! Я не для того обманула Смерть такой ценой, о которой ты, мразь, понятия не имеешь! Вечно гореть тебе мало, тварь! Я живу второй раз на проклятой земле не затем, чтобы слушать твою ложь! Ты будешь говорить правду и лишь её! Полслова вранья – и мы поедем в гости к твоей маме! – Кивнула, давая сигнал сестре.

Виолета резким движением снова уткнула Кирилла лицом в снимок его навсегда потерянного рая.

– Скажи, любимый, – удушая в себе чувства, заговорила Ада, – ты вот шатен, твоя паскуда жена блондинка, младшая дочь со светлыми волосами, а на кого похожа старшая девочка? От кого у неё такие красивые цвета вороного пера шёлковые пряди? – Она желала услышать от него признание. Сделать ему им ещё больней.

– Ты уже знаешь, – сквозь зубы процедил Кирилл. Гнев клокотал в его горле.

– Они так похожи, один в один мои. И глаза. И черты лица. Губы. Нос. Брови. Подбородок. Скул… – сердце кольнуло, Ада осеклась и разъярённо зашипела: – Ничего в ней нет от тебя! Ни капли! Ни чёрточки!

И всё же в её дочери было многое от отца. Как ни вопи «НЕТ», как ни бейся головой об стену, как ни выплёскивай свою боль, рвя глотки врагам, от правды не уйти, от чувств не сбежать. Она хотела убить Кирилла, но это не выкинет его из страдающего сердца. Она желала уничтожить Дориана, но это не вышвырнет его из измученной души. Она любила их и ненавидела. Она сошла с ума.

Короткий жест – и Виолета подняла Кириллу голову. Увлажнившиеся глаза Ады и мужчины обнялись в странном взгляде. В нём было всё – океан жизни: чувства врага и друга, презрение и любовь, жар и холод, штиль и шторм.

Кирилл судорожно сглотнул. На голубых зеркалах его души показалась солёная роса утраты.

– Ада… – со стоном тихо слетело с его искривлённых губ.

– Молчи, – прошептала Ада и опустила взгляд на дочку. Нежно прижала её к груди. – Когда она родилась? Как?

Тишина.

– Отвечай! – Суровый голос Виолеты.

– Четвёртого мая две тысячи первого года. – Скрип зубов. – Как?.. – Тихий болезненный стон. – Зверь, которому ты принадлежишь, принёс.

– Ей пять лет. – Ада, проводя ладонью по щеке дочери, одухотворённо улыбнулась. Но тут же хищник, раненный и голодный, подал в ней голос: – Пять лет, которые украли у меня твоя сучка и ты, – холодно добавила она. Глухо зарычала: – Кто зверь? Подробней о рождении, и не пытайся скрыть от меня ни толику тебе известного!

– Говори и помни о маме, – сообщила механическим голосом Ви.

У Кирилла со лба градом покатился пот.

– Зверь зовёт себя Дориан Грей. Он бог зла. Может быть…

– Это не интересно! – грубым тоном сообщила Ада. Зарычала: – Дориан бог дерьма и способен быть любым говном. Собачим, крысы, кошки, твоим! Мне плевать! – Она впилась горящими глазами в плотно сжавшего губы Кирилла. – Я принадлежу лишь ей… Как родилась моя дочь?

– Ты была на третьей недели беременности, когда, – Кирилл словно подавился. Лицо перекосило.

Ада, смотря на него и слушая, как то обмирает, то ускоряется его сердце, окаменела.

– Продолжай! – стальным голосом потребовала Виолета. Рванула Кирилла за волосы и хлестнула ладонью ему по щеке.

Собрав языком выступившую на разбитой губе кровь, мужчина с оскалом усмехнулся.

– Да, пантера, ты нашла себе достойную пару!

– Как и ты, – вырвалось с шипением в ответ у Ады.

– Дальше о ребёнке… – Виолета, чуть отпустив волосы Кирилла, огрела рукой по другой стороне лица.

– Как Зверь и предупреждал меня, ты стала меняться, делаться чудовищем. Сначала в уме, – Кирилл скрипнул зубами. – Быть может, зачатие дало толчок твоему безумию и превращению в то, что ты по рождению, от своих настоящих матери и отца. И ты убила своих приёмных родителей. Наверное, подсознательно почуяв, что они чужие. Очень жестоко расправилась с ними. Как ты…

– Это ты сумасшедший! – Робот уткнула Кирилла лбом в разбитую фоторамку. – Что за бред ты говоришь? Дмитри…

– Сестра, пускай он продолжает. – Аду поглотили холод и пустота. – Он прав, Дмитрий мне был что отец. Заботился обо мне, как о родной.

Виолета позволила Кириллу разогнуться.

– Я не удивлюсь, если ты реально причастна к смерти и того, кого звала папой! – Кирилл ядовито ухмыльнулся. – А они тебя любили. Но ты… ты зверь, способный по-настоящему любить лишь то, что твоё биологически! Такой же, как ты, монстр забрал тебя с места преступления. Уничтожил все следы. С его возможностями это такой пустяк. – Кирилл как-то дёрнулся и тяжело вздохнул. – Дориан поместил тебя в лечебницу под присмотр своих людей, чтобы ты никому больше не причинила зла бездумно. Там ты должна была постепенно окончательно перемениться в зверя. Что и произошло, как я вижу. – Кадык у мужчины прыгнул вверх-вниз. Ада нежно поцеловала дочь в лоб, со злорадным триумфом ощущая обжигающий взгляд Кирилла на себе. Он хрипло продолжил: – Но Дориан с удивлением обнаружил, что ты беременна. Похоже, судьба посмеялась над тобой и мной! Какой-то из презервативов дал слабину, – с угрюмым лицом Кирилл скрипнул зубами. – Тогда бы ты не смогла выносить её. Вы бы обе умерли. Он изъял из тебя эмбрион и поместил его в некую машину-инкубатор. В две тысячи первом году пятого мая Зверь пришёл ко мне, принёс…

– Она здорова? – прервала его Ада вопросом, который истязал её с момента, когда ей открылось существование девочки. Ей нужно было знать ответ сейчас. Она не могла ждать, пока Виолета в специализированной лаборатории проведёт необходимые исследования. Ада не сомневалась – раз Дориан позволил растить девочку отцу, доверил бесценную фигуру в своей партии с судьбой, на кону которой его личное счастье, то сообщил рабу сведения о её здоровье.

Ожидая вердикта, жить ей или умереть, Ада застыла. Животный ужас вгрызся в её разум, безумие топило душу. Если дочь здорова, то для неё она будет спасать мир. А если больна и обречена, то она ни на секунду не отпустит её от себя, пускай вселенная обратится в пепел, ей безразлично. Если ад будет пожирать её девочку, она будет неотлучно рядом с ней и падёт в огненную пропасть через миг после того, как жизнь покинет её дитя, но руку дочери крепко сжимая и шепча её имя…

Кирилл мрачно, задумчиво смотрел в неподвижные глаза Ады.

– Учти, кобель, за каждое слово твоей лжи ответят близкие тебе люди, – механическим голосом предупредила Виолета.

Кирилл едва приметно вздрогнул и сдавленно произнёс:
– Дориан говорил, что был лишь десятипроцентный шанс на чудо. – Его взгляд наполнился ненавистью, а глаза Ады слезами. – Но да, она здорова и даже не несёт в своих генах болезни. А ещё она человек! Никогда не будет одной из вас! Она не твоя! – выкрикнул Кирилл с отчаянием и, получив удар в бок от Виолеты, скрючился на полу, хрипя:
– Моя… она моя…

Робот коротким тычком ноги всадила мужчине мысок ботинка в живот. Кирилл, задыхаясь, захватал ртом воздух.

– Хватит. Не бей, – глухо рыкнула Ада, со смешанными чувствами посмотрев на Виолету. Перевела потеплевший взор на беззвучно страдающего мужчину. Слёзы покатились по её лицу, и она прошептала:
– Как ты назвал мою дочь?

Кирилл приподнялся, с гримасой боли, словно плюнул сквозь зубы в неё:
– Крокодиловы слёзы.

– Как ты назвал мою дочь? – повторила вопрос Ада, и пламя охватило её глаза.

– Зверь дал ей имя Лани.

– Лани, – недоверчиво повторила Ада. – Свет… – задумчиво прибавила она. Вздрогнула. Ей открылась тайна, искра солнца в сердцевине густого мрака души неприкаянного одиночества. Внутри грустно улыбнувшись, она прошептала:
– Тари-Аль им аль Лани. – И громко, истерично рассмеялась, крепко прижимая к груди дочку.