Глава 1
Мысли – это, пожалуй, самый неконтролируемый процесс. Даже ядерную реакцию можно как-то контролировать и направлять, в пределах разумного, но не мысли. Конечно, невозможно утверждать, что они появляются из ниоткуда и исчезают в никуда, но контролировать их появление и, тем более, направление их течения – задача достаточно сложная.
* * *
Матвей ехал и ни о чем не думал. Вернее, он думал, что ни о чем не думал. Мыслей в его голове крутилось столько, что уделить мало-мальски достаточно внимания хоть одной из них не представлялось возможным. Поэтому он смотрел в окно. Смотрел на разделительные полосы дороги, на фонарные столбы, на деревья, на редких прохожих, которые в этот поздний час все еще встречались на улицах города.
– Здесь не занято? – донесся откуда-то издалека голос. Матвей даже не смог определить: мужской или женский, будто он звучал из ниоткуда.
Выныривая из неизведанных глубин своей задумчивости, он повернул голову вправо. Перед ним стояла симпатичная девушка, довольно странно одета. На ней была шапка в красно-желтую полоску, оранжевые перчатки, голубой шарф, зеленая куртка, синие брюки, фиолетовые ботинки и сумка такого же цвета.
«Радуга», – мелькнуло у него в голове.
– Здесь не занято? – повторила свой вопрос девушка, бросая на Матвея пытливый взгляд.
Матвей огляделся: в троллейбусе было полным-полно свободных мест, и было не понятно, почему присесть она решила именно рядом с ним.
– Нет, – ответил Матвей. Смущение, отчего-то накатившее на него волной, осталось внутри него, снаружи прозвучал приятный, уверенный баритон.
– Отлично, – радостно ответила девушка и присела рядом.
Разговор, если можно так выразиться, немного отвлек Матвея, но не смог окончательно вырвать его из плена задумчивости. Некоторое время все было как прежде, но тут кто-то дернул его за рукав и спросил:
– А почему радуга?
– Что, простите?
– Ну, вы сказали, «радуга». Вот мне и стало интересно – что именно натолкнуло вас на это.
Матвей повернулся на голос и не ошибся: спрашивала именно та девушка.
– Я не говорил… – удивленно ответил Матвей. «Или говорил?» – спросил он сам себя.
Лицо девушки поменялось.
– О, простите. Мне показалось, что ВЫ это сказали… – краска залила ее и без того румяное от мороза лицо.
«А ей идет румянец», – подумал Матвей.
– Спасибо, мне такого еще никто не говорил…
Сказать, что глаза Матвея увеличились в размере вдвое, значит не сказать ничего. Они просто готовы были выскочить из орбит от переполнявшего его удивления. Глядя прямо на девушку, он четко осознавал, что и про радугу и про румянец он вслух не сказал и звука.
Краска понемногу начала спадать с лица девушки, но, вернувшись к своему естественному цвету, оно тут же начало бледнеть.
– Простите… Честно… Я не… Оно само… Как нелепо! Простите… – она бормотала какие-то бессвязные фразы, а потом схватилась с места и побежала в сторону кабины водителя. Там села на первое же попавшееся место и закрыла лицо руками.
Шок длился секунд пятнадцать. Затем Матвей поднялся со своего места и направился к девушке, на ходу доставая из кармана чистый носовой платок. Дойдя до девушки, он остановился и протянул платок ей. Когда она опустила руки и подняла глаза на него, Матвей не увидел слез. Увидел только разочарование в секунду сменившееся удивлением.
– Зачем это? – спросила девушка, не сводя взгляда от платка с витиеватым узором гладью.
– Сам не знаю… Рефлекторно достал, принес, – не стал врать Матвей.
– И не страшно было? Я ведь могла тебя услышать, – спросила девушка, делая ударение на последнее слово, словно оно весило гораздо больше, чем все другие слова, сказанные ею ранее.
– Нет, не страшно. Немного в новинку, но не страшно.
– А ты странный… – проговорила она.
– Уж кто бы говорил, – улыбнулся в ответ Матвей. – Можно присесть?
Девушка вместо ответа неопределенно пожала плечами, как бы говоря, что ей все равно.
Вопрос канул в никуда.
Матвей присел. Некоторое время они ехали молча. Девушка смотрела в окно, Матвей смотрел на девушку.
– Ты не ответил, почему именно радуга, – не поворачивая голову, спросила она.
– А что я должен был подумать? «Что это еще за чучело в клоунском прикиде?» Так что ли? – немного резко и даже с вызовом спросил Матвей.
– Большинство именно так и думает, – как-то неопределенно ответила девушка.
– Да откуда ты знаешь?
– Знаю… Уж поверь…
Последняя фраза прозвучала грустно, с каплей боли в каждом слове.
– Я не понимаю… – сдался Матвей, хотя, признаться, даже не пытался разобраться.
– А тебе и не надо.
Уверенность в ее голосе была странной, но, определенно, была.
Время от остановки до остановки тянулось медленно: маршрут был длинный. Достаточно длинный, чтобы тишина начала давить и угнетать.
«Хороший сегодня был день, прямо как у Пушкина: «Мороз…» – подумал, было, Матвей.
– «… и солнце. День чудесный…» – проговорила девушка.
Матвей повернулся к ней. Она увидела отражение его лица в стекле и тоже повернулась.
– Неужели опять не вслух?
«Нет», – Матвей чуть заметно мотнул головой.
– Перестань, это не смешно.
«Почему?»
– Потому что со стороны это выглядит довольно-таки странно!
– Не вижу, пока, ничего странного, – Матвей состроил невинное лицо, будто ничего сверхъестественного и необычного не происходило.
– Да уж… Все-таки из нас двоих кто-то ведет себя странно. И, по-моему, это ты, – улыбнулась в ответ девушка.
– Может, наконец, познакомимся? А то я уже знаю о тебе достаточно много, кроме одной немаловажной, должен заметить, вещи.
– Лина, – ответила девушка, снимая свои забавные перчатки и протягивая Матвею руку.
– Матвей, – он протянул руку в ответ и пожал руку Лины. Глядя на ее тонки длинные пальцы, он подумал, что в детстве они, скорее всего, занималась игрой на фортепиано…
– Нет, это была флейта, – ответила Лина на его молчаливое предположение.
– Надо же… – только и смог выдохнуть Матвей. Затем, сделав глубокий вдох, выдавил из себя: – А ты только «слышишь» или еще и «видишь»?
– Что ты имеешь в виду
– Ну вот я думаю и ты это «слышишь». А вот если я что-то вспомню и буду прокручивать это в голове – ты будешь об этом знать?..
Тут троллейбус остановился и Лина резко встала со своего места, скользнула мимо растерявшегося Матвея, выскочила в раскрывшиеся двери и растворилась в темноте. Растворилась в буквальном смысле этого слова, как бы входя в ночную мглу, оставляя за собой лишь радужный след, и унося с собой неразгаданную Матвеем тайну.
_____