Глава 9. Объяснения. Эдвард

Хлопок двери оградил нас с Беллой от внешнего мира. Впервые за последние две недели мы остались вдвоем. Можно отключить все излишние звуки из своего сознания, оставить их по другую сторону двери и наслаждаться счастьем уединения с моей любимой.

Белла застыла возле комода. Почему ты не хочешь подойти ко мне поближе, радость моя? Я так соскучился по твоему нежному теплу и неповторимому аромату. Я вдохнул ее запах полной грудью. Секунда, пока легкие полностью заполнились ее воздухом, прошла в полнейшей прострации. Вслед за этим я ощутил, как горло вспыхнуло свирепым огнем. Во рту стало нестерпимо сухо. Но это не страшно. Я никогда не причиню боли моей любимой. Нечеловеческие страдания, испытанные мною много месяцев назад, когда я услышал, что ее нет в живых, навсегда искоренили мою тягу к ее крови. Я неисправимый эгоист по своей сути. Я выбираю то, что лучше для меня. А неистовый огонь в горле – это намного предпочтительней, чем холодный морок пустоты в каменном сердце.

Пугал другой огонь. Он начинался не с горла. Другая стихия разбушевалась во мне. Жажда ее тела росла пугающе быстро. Если два огня сольются в один, я могу не выдержать. Преступная мысль о том, что можно взять это хрупкое тело, не причинив ему вреда, назойливо лезла на первый план, отгоняя более разумные помыслы. Последствия… Прикоснуться к ее крови и навечно погрузиться в ледяную пустоту… Или прикоснуться к ее телу, подарить наслаждение себе и ей… Черт, Эдвард, о каком наслаждении идет речь? Ты совсем лишился рассудка?

«Тук. Тук-тук. Тук». Сбилось с ритма ее сердце.

Идиот ненормальный. Еще пару дней назад Белла находилась в полубессознательном состоянии от истощения. А сегодня ты уже думаешь о наслаждении?

Белла смотрит почти испуганно, ее сердце пропускает удары. Господи! Словно кто-то невидимый пропустил ток через мое тело: в ней же сейчас бьется еще одно сердце. Голос Карлайла в моем сознании: «Эдвард, у плода есть сердце…» Разговор двухнедельной давности безо всякого усилия отчетливо воспроизвелся в моей памяти.

- Эдвард, полотенце, - попросила меня Белла.

- Да, я сейчас, любимая.

Я совсем забыл, что ей некомфортно с влажными волосами. Волосы нужно вытереть. Это надо сделать как можно быстрее, не только ради комфорта Беллы, но и ради ее безопасности. Влага делала ее запах особенно насыщенным и чувствительным для меня. И устоять было крайне сложно.

- Я помогу, Белла.

Надо действовать исключительно при помощи полотенца. Один случайный, необдуманный жест может привести к фатальным последствиям. Я не смею к ней прикасаться, не смею даже случайно задеть ее рукой. Нужно обязательно успокоиться, погасить эти адские всполохи пламени до более контролируемых ощущений. И тогда можно будет ее обнять. Не крепко, не быстро, не сильно, совсем не так, как хочется.

Кажется, полотенце уже пропиталось влагой больше, чем ее волосы. Лучше от него избавиться.

- Белла, – я развернул любимую к себе лицом, легонько прикоснулся рукой к ее животу. - Как маленький?

- По-моему, хорошо.

Восхитительно-теплые карамельные глаза улыбаются мне в ответ.

- Да ты и сам можешь послушать.

Ты и не представляешь, любимая, как мне хочется услышать мысли, которые раздаются из твоего тела! Я мечтал об этом весь день. Я осторожно взял Беллу на руки.

- Эдвард, в последнее время ко мне возвратилась двигательная активность, – возразила Белла против моего плена. - Могу ходить сама.

- Правда? – я еле удержался от смеха. В то время как Белла вслух возражала против моего захвата, ее нежные руки уже потянулись к моей шее. Каменное сердце ликовало: она стремилась ко мне так же сильно, как и я к ней.

Я наклонился к теплому животу. Странные мысли. Очень странные. Может, так думают совсем маленькие дети? Я никогда не слушал раньше мысли детей.

- Что ты слышишь, Эдвард?

Если бы Белла не спросила меня, я бы, наверное, так и просидел всю ночь, приклонившись к ее нежному телу. Это было так же занимательно, как наблюдать за Беллой, когда она спит. С той лишь разницей, что во время ее сна я пытался уловить любое слово, которое вырывалось из ее уст, а сейчас я без труда улавливал мысли маленького, но не мог их разгадать.

Я слышал малыша, но абсолютно ничего не понимал из услышанного.

- Я не знаю, Белла.

Я действительно не знал, как это объяснить. Наш малыш видел вокруг себя какой-то волшебный мир. Разве в нынешнее время кто-то верит в существование единорогов, эльфов и дриад? Мысли были настолько привлекательными для меня, насколько же и расплывчатыми, непонятными. Если тогда, в гостиной маленький пытался общаться с нами, то сейчас, по-моему, мы с Беллой его совсем не интересовали.

- Нельзя описать словами. Будто он представляет себя где-то в сказочной стране среди разноцветных бабочек и радуг. Мысли малыша очень яркие, но в то же время, совсем нечеткие. Они, вроде бы, есть, а, вроде, их и нет.

В ответ на мои попытки хоть как-то правдоподобно изобразить словами то, что я слышал, Белла рассмеялась.

- Белла, что смешного? – возмутился я ее реакции.

- Эдвард, у тебя такой потерянный вид. Разве ты не понимаешь, малыш сейчас просто спит? Наш маленький непоседа уснул. Наверное, ему снятся его детские сны.

«Наш малыш уснул», - какие трогательные слова! Он, конечно, же «наш» - не только мой, не только Беллин, а, именно, «наш». И это маленькое чудо может спать? Или он спит только, пока находится в теле Беллы? Сколько вопросов. Как хочется все знать о нем. И даже совсем не потому, что надо знать. А просто потому, что хочется, и потому, что он наш.

Белла… Я с обожанием посмотрел на жену. Какая она красивая! Как ей к лицу ее нынешнее состояние.

- Ну, это только предположения, Эдвард, – почему-то смутилась Белла.

- Нет-нет, я, думаю, ты права, любимая. Скорее всего, он сейчас отдыхает, – согласился я с ее гипотезой.

Белла тоже, наверное, должна отдохнуть. В первые две недели беременности, когда самочувствие любимой резко начало ухудшаться, она часто находилась в полусонном состоянии. Но тогдашнее ее состояние никак нельзя было назвать отдыхом. Мне казалось, что, несмотря на отключение ее сознания, организм любимой продолжал истощаться, накапливая усталость.
После того, как Белла изменила привычный рацион, ее сон намного улучшился. В последнюю ночь любимая спала очень спокойно, ее сердце в течение ночи билось в идеально ровном ритме. Сегодня утром Белла проснулась позже обычного, и весь ее внешний вид говорил о том, что она хорошо отдохнула. Но, когда оно было - то утро? Время для смертных течет совершенно не так, как для нас. Человеческое тело склонно накапливать в себе усталость даже за очень короткие промежутки времени.

- Тебе тоже нужно отдохнуть, милая? Ты устала за день?

- Нет, – казалось, Белла возмущена моим вопросом. - Я не устала, я не хочу спать, меня не тошнит и у меня не кружится голова, – объяснила мне любимая свое самочувствие с помощью множества «не».

- Ты не представляешь, Белла, как я рад всем твоим «не».

Значит, ночной отдых можно немножко отложить? Я медленно протянул руку к ее лицу. Только кончикам пальцев позволил прикоснуться к ее коже. И едва это случилось, как почувствовал сотни невидимых электродов, устремленных от ее тела к моему.

Спустя секунду я уже целовал любимую. Мягкие податливые губы раскрылись под моим напором. Боже, как она пахла! Никакой цветок не мог благоухать так, как пахли ее губы. Слишком яркие и сильные эмоции захлестывали рассудок, подчиняя его более низменным желаниям. Мне мало этих невинных и сдержанных ласк. Захотелось всего и сразу.

Было неимоверно сложно, но я оторвался от ее губ и отстранил Беллу от себя.

- Эдвард, - вздрогнула любимая, протестуя против моего ухода. - Что-то не так, милый?
Как же неприятно осознавать собственные слабости.

Волосы у Беллы все еще оставались влажными после вечернего душа, и острота ощущений сводила с ума. Черт, я могу наломать немало дров, если и дальше буду вдыхать этот запах!

- У тебя влажные волосы, лучше высушить феном, – попросил я Беллу.

- Феном? – удивилась Белла.

Да, я знаю, любимая, что ты такого никогда не делаешь. И раньше я как-то справлялся даже с твоим влажным ароматом. Но после того, что было между нами на острове – терпеть стало совсем невмоготу.

«Ба-ба-х».

Мощнейший, оглушительной силы грохот прокатился по дому. Сознание разблокировалось, и ворох ненужных голосов ворвался в мою голову.

Черт! Проклятье! Что они себе думают?

«Ба-ба-х». Еще раз грохот. Белла вздрогнула в моих руках, прислушиваясь к происходящему на первом этаже.

Нет, мои братья иногда бывают крайне невыносимы!

С наступлением ночи работа по преобразованию гостиной в цветочный рай не прекратилась. Только мама с отцом ограничились наблюдением за происходящим. Остальные же присутствующие в гостиной проявляли все большую активность в креплении цветочных украшений к стенам. Для достижения труднодоступных мест в дом принесли большую металлическую лестницу. Именно с этой лестницы, смеясь и дурачась, Эммет свалился на Джаспера. Лестница грохнулась сверху на братьев секундой позже.

В данный момент Элис выговаривала Эммету за испорченную экибану. Впрочем, сердилась она не очень. Общий позитивный настрой сегодня превышал мелкие неурядицы, связанные с привлечением Эммета и Джаспера к дизайнерским работам.

Белла повернула голову к двери спальни. Конечно! Разве в таком бедламе любимая могла расслабиться?

Господи, что я слышу? Розали громко захлопала в ладоши. Она, что напрочь забыла об охоте?! У нас и так с этим проблемы. Нельзя отходить от дома дальше, чем на три мили. Только эта территория и осталась нашей. Невозможность отправиться в большой лес, означала охоту только на мелкую живность и то, если повезет. О чем думает моя сестра, если она до сих пор в гостиной?

- Я сейчас, Белла, – предупредил я любимую, чтобы она не гадала, надолго ли я ушел.

Я успел добежать до лестницы, ведущей на второй этаж, как в раз в тот момент, когда Джаспер принял мудрое решение оставить выяснение отношений с Эмметом до более подходящего случая и поднимался в их с Элис спальню, чтобы забрать оттуда цветные ленты.

Увидев меня, брат немного опешил.

«Почему Эдвард здесь? Вроде, они с Беллой собирались побыть наедине?»

«Учитывая ваше с Эмметом громогласное присутствие в доме, разве можно было рассчитывать на уединение?» - мысленно возмутился я.

- Джаспер, мы действительно хотели побыть с Беллой наедине, - выразил я вслух свое желание.

В сознании брата отобразилось, что он меня отлично понял: наше с Беллой уединение предполагает, что для остальных будет лучше сходить прогуляться вне дома.

- Розали должна пойти на охоту, – еще раз напомнил я. Вижу, что Джаспер уяснил и это мое желание.

Своевременность насыщения родственников не особенно волновала меня до того момента, пока в моей жизни не появилась Белла. До того времени я всецело и полностью доверял себе и всем членам нашей семьи, заранее зная, что они «прочные» вегетарианцы. Но стоило Белле впервые переступить порог нашего дома, как я вынужден был стать более внимательным. Поступок Джаспера во время прошлого дня рождения Беллы еще более усилил мою бдительность.

- Я сам ей напомню, Эдвард, - понимающе кивнул мне Джаспер и направился обратно в гостиную. Брат не хуже меня осознавал опасность голода Розали в отношении Беллы. Он очень долго не мог успокоиться, корил себя за поступок почти годичной давности, когда он не смог сдержаться.

Моя просьба, донесенная до семьи с помощью Джаспера, не у кого не вызвала удивления.

- Завтра доделаем, - сразу же согласилась Элис, оставляя проблему декора открытой до утра.

Рассердила меня только Розали. Нет, не нежеланием идти на охоту. Поохотиться Розали все же решила.

«Хотя бы он поаккуратней обращался с Беллой», - сердито подумала сестра и, напоминая мне об осторожности, нарочито громко хлопнула входной дверью.

Роуз, последнее время ты раздражаешь меня все больше и больше! Можно было подумать, что я - какой-то дикарь - и только и мечтаю о том, как наброситься на свою жену! Не надо, Роуз, свой личный опыт интимного общения с Эмметом применять к нам с Беллой. У нас с любимой все по-другому.

Я вернулся к Белле.

- Куда ты уходил, Эдвард? – полюбопытствовала моя жена.

- Теперь нам никто не помешает, любимая, - заверил я Беллу. Присел на кровать так, чтобы опираться на ее спинку. Попытаюсь устроить Беллу у себя на руках.

- Тебе удобно, Белла?

- А тебе?

Я едва не поперхнулся смехом от ее вопроса.

- Мне?

Я мог бы просидеть в таком положении несколько суток.

- Эдвард, я имела ввиду, что ты опираешься спиной о железную спинку кровати, - объясняла мне любимая причину своего беспокойства.

Радость моя, какая же ты наивная! Железо, из которого выкована кровать, сейчас не самое прочное вещество в спальне. Существовали предметы куда более твердые. Белла заерзала у меня на коленях. Оказывается, что сидеть без движения в таком положении – не такая уж и легкая задача для меня.

- Белла, мне надо срочно отвлечься от таких неудобств, - признался я жене.

Волосы у Беллы почти сухие. Можно попробовать продолжить с того места, где мы прервались. Эдвард, только поцелуй. Никаких рук. Руки спрячь подальше, пока они не натворили бед.

- Эдвард, я же не из стекла, не разобьюсь… - Белла заметила мое «нежелание» прикасаться к ней руками.

- Для меня ты настолько хрупкая – не прочнее самого тонкого стекла для обычного человека. А особенно сейчас, Белла, - скорее выдохнул, чем сказал.

Я отчетливо слышу восхитительное тепло Беллы сквозь непрочную ткань пижамы. А, если все же снять с нее пижаму? Нет, Эдвард, тогда тебе никак не устоять. Фланелевая пижама – это, как последний рубеж. Если непослушные руки его преодолеют, ты проиграл, Эдвард.

Я сильный вампир. Мне не страшны никакие искушения. Самовнушение помогает даже вампирам. Думать о том, что я сильный. Должно помочь.

Как ласково стучит ее сердце. Самая прекрасная мелодия в мире. Восхитительный ритм, питающий это хрупкое нежное тепло.

- Эдвард, мы сейчас одни в доме? – Белла покачнулась на моих коленях, заглянула мне в глаза.

- Конечно, одни, Белла, – я ведь уже сказал любимой, что нам никто не помешает. Почему она переспрашивает?

- А куда они все ушли?

Ого, как толкнулось ее сердце! Что-то важное? Белла беспокоится.

- Надеюсь, что Розали ушла на охоту, – осторожно предположил я. Зачем лишний раз напоминать Белле о наших потребностях в еде?

- Эдвард, куда ушли остальные? – продолжала выпытывать у меня Белла, как будто бы направление, в котором двинулись наши родственники, имело какое-то значение для нее.

- Не знаю, может, куда-то в лес. – Мне не хотелось включать на всю мощность радар в моей голове и ловить мысли, разносившиеся в округе. Достаточно знать, что в доме никого нет. И никакие звуки не будут отвлекать Беллу. Да и меня тоже. Надо было признать, что собственный эгоизм сыграл сегодня не последнюю роль. Так приятно было побыть с Беллой вдвоем без каких-либо назойливых чужих голосов в собственной голове.

- Эдвард, а почему они ушли?

Господи! Белла, что, собралась плакать? Она боялась, что Каллены перейдут границу нашей территории, и битва с оборотнями станет неминучей? Неужели Джейкоб рассказал Белле о том, что теперь наша территория ограничена тремя милями от дома. Но когда он успел рассказать? Нет, не может быть, Джейкоб никогда бы не сделал такую пакость. При всей его несдержанности и мальчишеской безалаберности надо признать, что индеец очень внимательно относился к моим просьбам, если они касались Беллы.

- Тебе нечего волноваться, любимая. Стая не будет нападать. Ты находишься в полной безопасности. Я тебе это обещаю, – старался я успокоить Беллу.

- Да не об этом сейчас речь, Эдвард! – резко воскликнула она, и я совсем растерялся: так в чем же тогда дело? Какая причина, Белла, заставляет твои глаза проникнуться влагой?

Может, любимая что-то почувствовала, связанное с малышом? Но, по-моему, наш ребенок по-прежнему находился в своей сказочной стране и не беспокоил Беллу своей активностью.

- Малыш тоже в безопасности, Белла.

Я положил руку ей на живот, чтобы еще раз убедиться, что там все тихо.

- Почему Каллены ушли из дома?

А так, оказывается, Белле интересно, именно «почему», а не «куда» и «зачем». Ну ответ на такой вопрос проще простого.

- Я им сказал, чтобы ушли.

Господи! В ответ на мою элементарную правду Белла заплакала. Слезы так и полились с глаз.

- Белла, почему ты плачешь?

Меня пугало все, что причиняло страдания Белле, и с чем я не мог справиться. Хуже всего то, что я не знаю причину слез.

- Ты… ты… что… что сказал им, что мы будем заниматься любовью?

Вопрос прозвучал как обвинение в самом тяжком преступлении. Белла считает, что я кого-то мог посвящать в наши отношения в спальне? Как ей такое могло прийти в голову?

- Нет, не сказал. Они сами догадались.

Тут Белла расплакалась еще больше.

- Белла, да, что случилось? Родная моя, что тебя так расстроило?

- Т… ты, - произнесла Белла, и я похолодел. Что я сделал сегодня? Какой мой поступок вызвал слезы?

Или это запоздалая реакция на мое поведение в последние две недели? Если это так, мне нет прощения.

- Эдвард, ты хотел навредить нашему ребенку.

Так причина слез все-таки не в том, что Каллены вышли из дома? Причина – в моем предыдущем отношении к беременности Беллы.

- Белла, я очень боюсь тебя потерять.

Я на секунду возвратился в то состояние, когда узнал о ее беременности, но еще не слышал голоса из ее живота. Жуткая боль пронизывала мертвое тело. Страх парализовал мое сознание. Для каждого живого существа есть что-то непереносимое, немыслимое. Смелость или трусость здесь не при чем. Просто есть свой порог боли и, если ты его переступаешь, мир вокруг тебя теряет смысл. Тебя просто нет в этом мире.

- Я, действительно, сошел с ума от ужаса, когда понял, что ты беременна. Белла, я так испугался за тебя, что…

Как же ей объяснить мое состояние? Я должен оправдать свои дикие поступки, но ни в коем разе не расстроить Беллу еще больше? Я жуткий эгоист. Узнав о ее беременности, я ни на секунду не усомнился в том, что существо внутри нее – моя плоть и кровь – не что иное, как монстр, готовящийся убить Беллу. Если же моей любимой грозила опасность, я не мог думать ни о чем другом, только о том, как противостоять опасности. Несмотря ни на какие объяснения Беллы, Карлайла, Розали, я продолжал лелеять свой собственный эгоизм. Продолжал бояться, что я не выдержу, если Беллы вдруг не станет рядом со мною.

- Это наш малыш. И я сделаю все возможное и невозможное, чтобы он появился на свет, – ее голос надломился от рыданий.

Я совершенно не был способен думать рационально, когда она так плакала у меня на руках.

- Я и сейчас… боюсь за тебя, Белла, – признался я. - Но у нас появилась надежда, что… Мы с Карлайлом говорили…

Надо рассказать Белле, что мы с Карлайлом напали на какой-то след. Маленькая, тоненькая ниточка, которая, возможно, свяжет нас с предстоящими событиями, даст хотя бы минимальные знания. Очень хорошо, что посредством чтения мыслей мы можем общаться с малышом. Но я не мог этого объяснить Белле. Любимая не в состоянии выслушать мои оправдания.

- Эдвард, я очень сильная, – донеслось до меня сквозь всхлипывания.

Мой маленький котенок, считающий себя тигром. Моя бесстрашная девочка, решившаяся связать свою судьбу с самым опасным хищником на планете, и даже родить ему ребенка.

- Конечно, сильная, - согласился я, сжимая в объятиях мое бесценное сокровище. - Ты только не плачь, Белла.

- Я не хотела плакать, - заверила меня Белла, - но сегодня ты… ты такое вытворил… Теперь они все знают.

Господи! Я уже совсем запутался. Неужели проблема только в том, что наши родственники знают, о том, что мы с Беллой занимаемся любовью? Конечно, они знают. Это ведь так естественно.

- Знают о чем? О том, что мы любим друг друга?

Как же трудно мне иногда понять мою жену.

- Да, - вполне серьезно подтвердила Белла и подняла ко мне заплаканное лицо. Восхитительно влажные от невысохших слез глаза, смотрели мне прямо в душу. Господи, какая же она близкая мне и родная. Если бы можно сейчас было прекратить все разговоры и только целовать эти магнетически притягательные глаза, нежное лицо, все ее хрупкое манящее тело. Я судорожно вздохнул.

- И ты из-за этого плачешь?

В конце концов, если Белла так возражала против уединения в доме, то я запросто могу позвать Калленов обратно. Мне, например, абсолютно безразлично – будет ли кто-то слышать нас с Беллой или нет. Учитывая мою способность читать чужие мысли, для меня уже давно не осталось секретов в отношениях окружающих меня родственников. Как бы я не старался из вежливости блокировать размышления Карлайла и Эсми, Эммета и Розали, Джаспера и Элис, не всегда получалось вовремя отключиться. Хотел я того или не хотел, но я очень хорошо знал, что между отцом и мамой очень трогательные и нежные отношения. Я знал, как сильно любят друг друга Джаспер и Элис, а бурная страсть между Эмметом и Розали давно не была секретом для всей нашей семьи.

Если я и просил Калленов выйти из дома, то в первую очередь из-за Беллы. Хотелось, чтобы любимая могла расслабиться и не думать о том, что кто-то непреднамеренно станет прислушиваться к звукам из нашей спальни.

- Даже мужчины знают. Они сейчас думают… - расстроено произнесла Белла.

Господи! Ну почему же она такая соблазнительная сейчас! Неповторимые выпуклости и изгибы ее тела, ставшие еще более заметными и привлекательными для меня во время беременности, делали ее желанной до безумия.

Что она сказала? О чем думают мужчины?

- Мужчины мне завидуют, Белла.

- Почему?

Белла никогда не осознавала свою привлекательность для мужского пола.

- Потому, что ты в моей постели, потому что ты плачешь настоящими теплыми слезами…

Господи, неужели это чудо принадлежит мне?

- …потому что у нас будет малыш, потому что ты меняешься…

- Меняюсь? – в голосе любимой недоверие и испуг. Но, хвала Господу, она перестала плакать.

- Конечно, меняешься, – я не удержался от соблазна лишний раз прикоснуться к ее телу.

- Живот растет, – почему-то недовольно проговорила Белла, а потом неожиданно спросила:

- Эдвард, у меня распух нос?

- Конечно, распух, - улыбнулся я.

Иногда Белла задавала чертовски странные вопросы. Конечно, если у человека на протяжении получаса интенсивно работают слезные железы – это сказывается не только на глазах. Смертные, они такие необычные, они умеют очень быстро меняться.

- Я и так похожа на тощую гусеницу, проглотившую мяч, а теперь еще и нос.

- Гусеницу? – удивленно переспросил я. - Ну, нет. Морской котик мне нравится гораздо больше.

Маленький отважный морской котик. Я не удержался от соблазна. Губы потянулись к ее лицу, заплаканным глазам, распухшим от слез (и таким родным) губам.

- Любимая, растет не только живот, – хрипло пробормотал я, пытаясь сохранить остатки здравого рассудка, когда рука легла на ее грудь. - Они увеличились?

Кто бы на моем месте удержался от искушения посмотреть. Только посмотреть, как изменилось во время беременности ее тело! Ничего больше я себе не позволю. Я старался медлить, как только мог, расстегивая пуговицы на груди у Беллы. Нельзя даже на долю секунды выпустить ситуацию из-под контроля. Одно неверное движение, и я мог очнуться уже внутри ее нежного тела.

Белла подняла руку. Боже! Неужели мне нельзя даже смотреть на нее?!

- Белла, не прячься от меня. - Ее рука моментально оказалась в моей руке. - Пожалуйста, любимая.

- Я и не думала, Эдвард. Только хотела поправить волосы.

Белла легко и непринужденно откинула каштановый локон с груди. Если бы я мог также легко и безобидно прикасаться к ее телу! Если бы мне не надо было думать о том, что вся моя сущность пропитана грубой силой хищника и близостью смерти для любого живого существа. Я должен был остановиться. Но я не мог остановиться. «Не смотреть на нее» всегда было пыткой для меня. Но сейчас, зная, что ее тело изменилось, Белла стала еще более женственной, а потому еще больше притягательной для меня – это была двойная пытка.

- Я только посмотрю, Белла.

Наверное, эти слова предназначались не Белле, а мне самому. Неуверенное обещание. Белла, если ты против, скажи мне. И тогда я остановлюсь. А, может, уже и не остановлюсь.

Я распахнул пижаму. Боже! Как изменилась ее грудь! По-моему, она всегда была совершенной. Но сегодня она выглядела совсем иначе. Ребенок («Мой ребенок!» - встрепенулось в порыве каменное сердце), настолько красиво преобразил тело моей любимой.

- Ты разочарован? – вопросительно прошептала Белла.

- Разочарован? – я знал множество языков и сотни слов, выражавших счастье и восторг, но сейчас я не мог высказать даже элементарных комплиментов. Все смешалось в моем затуманенном от сознания ее близости. Картинки мелькали слишком быстро: Белла смеется в моих объятиях и плачет у меня на груди, ее нежные стоны, когда мы наслаждались друг другом на острове, и отчаяние в глазах, когда я сказал, что никогда не полюблю чудовище.

- Белла, да ты даже не понимаешь, какое ты чудо. Если бы не постоянный страх за твою жизнь я парил бы на седьмом небе от счастья. Это невероятно – наблюдать, как растет в твоем теле наш ребенок, как ты меняешься каждый день.

Ее грудь уже ничем не защищена от меня. Отсутствует барьер даже в виде непрочной ткани. Я осторожно обвел контуры ее груди. Старался прикасаться к ней нежно и осторожно, почти неслышно для Беллы. Как же хочется ощутить трепет ее соска у себя на губах…

- Эдвард, они не только увеличились, а еще и отяжелели. И я часто ощущаю покалывание в сосках.

Я застыл в нерешительности. Что означает «покалывание в груди»? Это хорошо или плохо для моей любимой?

- Нет-нет, - улыбнулась Белла, уловив беспокойство в моих глазах. - Так даже лучше, когда ты касаешься. Мое тело горячее, а твои руки прохладные.

- Боже, какая ты нежная, Белла.

«Сними в нее одежду, доставь удовольствие себе и ей», - преступная мысль возвращалась снова и снова, как бы я не пытался спрятать ее подальше в своем мозге. «Ты же вампир. Твои способности во многом превышают человеческие. Ты же можешь доставить любимой удовольствие и, не погружаясь в ее тело. Твои прикосновения могут принести ей неописуемое удовольствие. Она может наслаждаться. Доставить наслаждение только ей…» Черт бы подрал эти мысли! Нельзя им поддаваться. Мне никогда не уловить ту нечеткую грань, за которой заканчивалось ее удовольствие и начиналось мое. Стоило мне только прикоснуться к ней, как наши стоны сливались в одно целое…. Стоп, Эдвард! Уже и так натворил немало бед.

Я с трудом оторвал взгляд от ее груди и решительно застегнул пуговицы на пижаме, доказывая всему миру и самому себе, что я сильное и разумное существо.

- Эдвард, - отвлекла меня жена от невыносимых терзаний, - знаешь, какие ощущения я испытываю, когда внутри у меня переворачивается малыш?

Настроение упало моментально.

- Тебе больно?

- Эдвард, перестань, – попросила меня жена. - Больно мне было поначалу. И то, не так больно, как неожиданно. И я немного пугалась. А потом…

Неужели она говорит правду? Как же хочется верить своей жене?

- Это так необычно, Эдвард. Дай мне свою руку – я покажу.

Немного быстрее, чем надо, я дернул рукой. Кажется, Белла не испугалась. Видно привыкла, что у нее муж – вампир.

Белла перевернула мою руку тыльной стороной, но не стала прикасаться к ладони. Нежные пальчики легонько скользнули вверх почти к локтевому изгибу. Потом несильно надавила на мою кожу и резко (очень резко, как для Беллы) отняла свою руку.

- Вот так, – сказала Белла.

Неужели Белла чувствует такое счастье внутри себя?

- Сделай так еще раз, Белла, – прошептал я и закрыл глаза.

Любимая послушно повторила череду легких движений у меня на руке.

- Это так приятно, Белла, – выдохнул я.

- Конечно, приятно! – радостно подтвердила Белла. – Иногда малыш толкается очень сильно, но ты мог бы мне помочь.

- Помочь?! – я был поражен.

- Мне легче, когда ты прикасаешься к моему животу, когда малыш переворачивается.

- Господи, почему ты этого не сказала раньше, Белла?! – удивленно воскликнул я.

- Разве тебе можно было что-то сказать раньше? Достаточно того, что сказала про задержку. Ты как с цепи сорвался, Эдвард, когда услышал, что у меня нет менструации.

Черт! Черт! Что же я наделал?! Я больной умалишенный кретин! Я намного хуже, чем кретин. Мое поведение было непозволительно грубым и идиотским по своей сути.

Сколько же страданий причинил я своей жене? А какие последствия моего поведения могли бы быть, если бы Карлайл, Розали и Эсми не встали на защиту Беллы. Ужас пронизывал мое тело, заставляя его непрерывно вздрагивать. Что же мне делать? Как мне загладить свою вину перед тобою, Белла?

Осторожно пересадил любимую из своих колен на кровать. Может быть, мне удастся выпросить, нет вымолить, ее прощение?

Я рухнул перед нею на колени.

- Белла… - Мой голос звучал непривычно хрипло.

- Эдвард, ты чего? – вздрогнула любимая.

- Белла, прости меня. Я очень заблуждался. Я не понимал…

Я не выдержал пристального взгляда восхитительно-карих глаз, уткнулся лицом в ее колени.

- Если бы ты знала, как я казнил себя за то, что посмел прикоснуться к тебе на острове… А теперь… Наш малыш… Все это очень сложно, Белла. Я очень виноват перед тобою.
- Эдвард, я давно тебя простила.

Ее голос для меня лучше, чем самая волшебная музыка на свете.

- Белла, ты правду говоришь?

- Конечно, правду. Ты же знаешь - актриса из меня никудышная.

Каждое ее слово – тихое и нежное – как животворный бальзам на искаженное болью мертвое сердце.

- Я очень люблю тебя, Белла.

- И я тебя, Эдвард.

«Она меня любит! Она меня простила». Восторг опьяняет. Я покрывал ее тело поцелуями.

Белла, любимая моя, я хочу подарить тебе лишь чистое, ничем незамутненное наслаждение.

Возбуждение придавало особую пикантность ее аромату. Я знаю, Белла хочет меня так же сильно, как и я ее. Она так пахла только ради меня и для меня. От этого запаха я плыл как наркоман от дури.

***
- Ах, Эдвард, - ее стоны лишали меня последних капель самообладания.

- Лучше мне снять пижаму.

- Не надо, любимая.

Я продвинул руку под одежду. Я знаю любимая, где тебе больше всего приятно.

Осторожно прикоснулся к ее влаге, и нежное хрупкое тело жены выгнулось в моих руках.

На пике наслаждения Белла воскликнула мое имя.