No matter what love throws at you, you have to believe in it (Не важно, что любовь делает с вами, - вы все равно должны в нее верить).

Вздохнув, Розали закрыла зеркало и покачала головой.

- Знаешь, теперь я уверена, что бог существует, - сказала она, неосознанно водя пальцами по уродливому шраму на щеке, упрямо не заживавшему и делавшему ее похожей на дочку Франкенштейна. - Я недавно видела в каком-то журнале криминальную статисткику и подумала, что лучше пусть меня прикончит какой-нибудь маньяк в подворотне, чем какую-нибудь другую девушку, потому что мне все равно жить бессмысленно, а этой другой девушке - нет. И мое пожелание сбылось бы, если бы не ты. Значит, мои молитвы были услышаны!..

Судя по его выражению лица, Джейкоб явно ожидал услышать от нее совсем не это.

- О, так я, оказывается, сорвал исполнение божьей воли, - ледяным тоном сказал он, подняв бровь и смерив Розали рассерженным и почему-то беспокойным взглядом.

- Ага. Но я все равно тебе благодарна, - очень стараясь говорить беззаботно, откликнулась Розали и сделала глоток обжигающе горячего кофе.

Было позднее утро, и они с Джейком сидели в кафе неподалеку от больницы, где ей только что сняли швы с полученного во время ужасного случая в Порт-Анджелесе пореза. С тех пор прошло уже больше недели, и у Розали было странное чувство, как будто эта неделя - первая в ее жизни, что те двое убили ее, и она воскресла или переродилась и не знала и не помнила ничего из своей прежней жизни. Это было одновременно приятно и пугающе - она не привыкла чувствовать себя так легко, и ей не хватало горько-сладкого груза ее прошлого. Хотя теперь у нее был другой груз, несравнимо более приятный.

Еще ни разу в жизни она ни с кем не сходилась так быстро, как с Джейкобом, и еще неделю назад высмеяла бы любого, кто попробовал бы сказать ей, что после нескольких дней знакомства она так к кому-то привяжется, как будто прожила с этим кем-то всю жизнь. Может быть, дело было в том, что их знакомство было очень далеким от заурядности, и это драматическое клише «спаситель и спасенная» пришпорило их взаимоотношения так, что они неслись вперед головокружительным галопом, а может быть, она просто слишком устала от своего одиночества, от ощущения своей вины и ненужности, но факт оставался фактом: десять дней прошло с той ее судьбоносной и чуть не ставшей роковой поездки в Порт-Анджелес, а Джейкоб уже знал все о ней. А она - все о нем. И сейчас, пригубливая кофе, бросая на Джейка быстрые взгляды и бегло улыбаясь, когда их глаза встречались, Розали думала, замечает ли он, сколько же одинакового у них в прошлом. Ее отец и его мама, Эммет и Белла, маски, под которыми они всю жизнь прячутся - у него комическая, а у нее трагическая, и то, как часто другие искали и находили в них опору, но не хотели искать ничего иного. На плоскостях их прошлого было так много общих точек, что по всем законам геометрии они сливались воедино, и поэтому, наверное, ей казалось, что они знакомы миллион лет - потому что как будто пережили все это вместе.

- Скажи честно, - спросила Розали, когда в очередной раз почти неосознанно принялась ощупывать свою изуродованную шрамом щеку, и Джейкоб, раздраженно цокнув языком, схватил ее за запястье и заставил убрать от лица руку, - это очень ужасно выглядит, да?..

- А если ты порежешь ножиком «Мону Лизу», она что, станет выглядеть ужасно? - сварливо ответил он вопросом на вопрос, размешивая сахар в своем капучино.

- Нет...

- Вот и ответ на твой вопрос, Барби.

Розали зло посмотрела на него, но он только ухмыльнулся. Сразу после того, как она пришла в себя в той подворотне в Порт-Анджелесе и закончила поливать слезами его плечо, Джейк отвез ее в больницу, где ей наложили швы, и, увидев себя в зеркале, она пришла в такой ужас, что им едва не пришлось снова возвращаться в больницу за порцией успокоительного, а Джейкоб, пытаясь ее утешить, сказал, что она все равно выглядит, как Барби. Розали, у которой слово «Барби», равно как и «милашка», «крошка», «детка» и тому подобные, было синонимом к «безмозглой смазливой кукле», возмутилась, и с тех пор Джейкоб не упускал случая назвать ее каким-нибудь из этих словечек исключительно чтобы повыводить ее из себя. Однако, несмотря на это, его ехидствующая дружба все равно была лучше удушливой опеки и изнуряющей заботливости всех остальных. Хотя иногда Розали хотелось плакать от его насмешливого дружелюбия, оттого, что он не воспринимает ее всерьез, оттого... Черт знает, от чего еще.

Они немного помолчали. Джейк продолжил мешать сахар в кофе, позвякивая ложкой по стенкам чашки, а Розали украдкой косилась на свое отражение в своей ложке и пыталась зачесать волосы на щеку так, чтобы прикрыть ими проклятый порез, но без толку: уродливая багровая полоса не желала маскироваться, опухшая щека тоже, а до сих пор не сошедшую красноту под едва не выбитым осколками очков глазом не могли до конца скрыть даже несколько слоев тонального крема. До боли стиснув зубы, она сунула ложку в чашку и уставилась в стол. Она и не догадывалась о том, как важна для нее была ее внешность, до тех пор, пока ее не лишилась.

Еще несколько секунд прошли в молчании, а затем Джейкоб вдруг сказал:

- Он заживет через неделю, поверь мне!

- Не заживет! На лице вообще все долго заживает, а этот порез еще и глубокий.

- Ну и что. Ты все равно будешь очень красивой, - устало вздохнув, сказал Джейк - таким будничным тоном, что эту фразу нельзя было даже воспринять как комплимент. Но Розали все равно смущенно порозовела.

- Спасибо. Ты... ты очень милый, - неловко поблагодарила она, но Джейк только усмехнулся.

- Милый - мое второе имя.

Он сказал это таким безысходно мрачным тоном, как будто выносил себе приговор, и Розали невольно ощутила себя виноватой. Ну не умеет она говорить с людьми, никогда не умела, да теперь уже, видимо, и не научится. Так и не сумев придумать, что бы такого сказать, чтобы исправить неожиданный эффект от словечка «милый», она потянулась через стол и просто взяла Джейка за руку. Он быстро поднял на нее взгляд, удивленный и недоверчивый, вопросительный, и Розали вдруг ощутила, что не выдерживает этот взгляд, позорно проигрывает в эти гляделки, смущенно опускает глаза. И краснеет. Ей почудилось, что Джейк сжал ее руку чуть крепче, и тут вдруг зазвонил ее телефон, разорвав окутавшую их столик тишину, заставив ее вздрогнуть от неожиданности и почти с радостью отвернуться и высвободить руку, чтобы извлечь его из сумки.

Номер был незнаком, но на секунду у Розали все-таки мелькнула мысль, что это может быть Эммет... С чужого телефона, или с нового номера, или как-нибудь еще... Мало ли какие чудеса случаются. Она торопливо поднесла трубку к уху.

- Привет, - произнес знакомый голос, и Розали удивленно подняла брови, потому что это был совсем не Эммет, а Джаспер. Какое-то новое, гневное разочарование впилось в нее острой булавкой. Нет, чудеса не случаются.

- Есть пара минут? - спросил Джаспер, и не подозревая о нахлынувших на нее эмоциях.

Розали, против воли заинтригованная тем, как взволнованно и почему-то заговорщически звучал его голос, ответила:

- Есть. Что-то случилось?

- Нет, - ответил он торопливо, и, помедлив, выдохнул: - Но мне очень нужна твоя помощь.

Еще больше заинтригованная, Розали кивнула, и, вспомнив, что собеседник ее не видит, сказала:

- Какая именно помощь?

А когда Джаспер сказал, какая именно помощь, она не поверила своим ушам - это было слишком странно, безумно, неправдоподобно и... словом, в жизни так не бывает. Так бывает только в кино.

- Я бы поехал сам, но меня не выпустят из больницы еще долго, - договорил Джаспер с изумительными просительными нотками в голосе. - А кроме тебя мне некого попросить, потому что мы только с тобой похожи!..

- Откуда у тебя столько денег? - ошеломленно спросила Розали, сказав первое, что пришло ей в голову разумного среди хаоса изумления и какого-то глупого растроганного не то пренебрежения, не то восхищения.

- Это моя часть выигрыша на Айсклеф Шоу, - пояснил Джаспер. - Ну и еще все, что я накопил за последние несколько лет.

- Да ты с ума сошел! - воскликнула Розали почти благоговейно, и он засмеялся в ответ - как-то так неуверенно, слишком искренне и совсем не похоже на себя...

- Я тоже так думаю, - сказал он весело. - Но только не рассказывай никому - я все еще надеюсь сохранить лицо!

Хихикнув, Розали закрыла телефон, посмотрела на Джейка, явно заинтригованного ее репликами в этом разговоре, и, залпом допив свой кофе, решительно встала из-за стола.

- Ты как, свободен сегодня? - спросила она.

- Для тебя я всегда свободен, крошка, - усмехнувшись, отозвался Джейк. - А в чем дело?

- Съездишь со мной в Сиэтл? Один мой друг - он сейчас в больнице - попросил помочь ему. Купить для него кое-что.

- Не партию героина, я надеюсь?

Розали улыбнулась, а потом вдруг засмеялась.

- Нет, - рассеянно ответила она, задумавшись сама не понимая о чем, как будто провалившись куда-то внутрь собственных мыслей. - Нет, совсем нет... Ладно, поехали!



- Так я заеду за тобой в семь? - в который раз повторил Эдвард, остановившись в дверях, и я не выдержала и засмеялась.

- Да, да, я помню, иди!

Я проводила его силуэт взглядом до серебрящегося в вечерних сумерках "вольво", а затем - огни его фар до далекого поворота дороги, и только тогда закрыла дверь. Завтра в семь он вновь будет здесь, чтобы сопроводить меня на выпускной бал... Мое воображение живо нарисовало мне пленительную картину: мы с Эдвардом идем между увитыми сияющими гирляндами лампочек деревьями, в мерцающей праздничными огнями полутьме школьного сада, он - прекрасный, черно-белый и загадочный, я - непохожая на себя, красивая и счастливая... И тут я вдруг, замерев на середине шага, сообразила, что у меня нет платья. Вообще ни единого мало-мальски праздничного платья, в котором можно было бы пойти на выпускной. Элис была бы счастлива, доведись ей увидеть меня сейчас, - никогда еще отсутствие красивой тряпки в моем гардеробе не доводило меня до такого отчаяния!

Уже было почти десять вечера, о том, чтобы добраться сегодня до хоть какого-нибудь магазина одежды, не было и речи, а завтра с утра мне вместе с остальными выпускниками уже надлежало быть в школе, на торжественном мероприятии, посвященном вручению дипломов, после которого у меня будет от силы пара часов до выпускного, которых хватит разве что на то, чтобы вернуться домой, переодеться в отсутствующее у меня вечернее платье, поправить прическу да нос попудрить. А это значит, что найти платье, способное сделать меня такой, какой меня показало мне воображение, я уже не успею. Золушке не в чем пойти на бал, а фея-крестная уже давно на пенсии... Я представила себе, как иду рука об руку с Эдвардом по полному разодетых одноклассников залу, выряженная в линялые джинсы и старую футболку, и мне захотелось расплакаться.

С трудом передвигая отяжелевшие от уныния и обиды ноги, я втащила себя вверх по лестнице и, войдя в свою комнату, рухнула на кровать, не зажигая свет. Ну почему, почему я такая неудачница? Почему другие люди делают все, чтобы заставить меня поверить в то, что жизнь может быть прекрасной, а моя собственная дурость, неудачливость и глупость рушат все их усилия за одну секунду? Чарли показал мне, что за дверью дома нет никаких драконов, готовых растерзать меня, едва я высуну наружу нос, Эдвард убил драконов внутри меня самой и освободил меня из их плена, сделал меня принцессой, позвал на бал, но все их усилия оказались напрасными, потому что у дуры-принцессы нет ни единой приличной шмотки!

Я закусила губу и потерлась щекой о покрывало, вытирая струившиеся из глаз злые слезы. Покрывало было каким-то странным, шершавым и жестким, в щеку вдавились неизвестно откуда взявшиеся мелкие бусины, и я, приподнявшись и недоверчиво проведя по нему ладонью, ощутила, как пальцы щекочет прикосновение чего-то шелкового, кружевного и бисерного. Ничего не понимая, я вслепую нашарила выключатель и зажгла лампу на столике рядом с кроватью. И в ее мягком розовом свете на моем плюшевом покрывале замерцало и заискрилось бесчисленными блестками перламутрового, лилового и черного бисера, складками густо-сливового шелка, паутинками черного кружева самое умопомрачительно прекрасное платье из всех, что я только видела в жизни.

Мне кажется, это был тот самый момент, когда я поверила в Бога. Потому что это было чудо.

Бережно подняв с кровати платье, я приложила его к себе, взглянула в зеркало и увидела у себя за спиной отражение Чарли.

- Нравится? - спросил он, старательно пряча улыбку в уголках губ.

О чем я только ни успела подумать за последнюю минуту: что у меня действительно есть фея-крестная, что это проделки Элис, домовых эльфов или божье вмешательство. Но почему-то не догадалась, что это Чарли оказался волшебнее их всех.

- Чтобы ты, Беллс, вышла из дому, тебя всегда нужно было немного... подтолкнуть к двери, - сказал он. - Ну я и решил, что можно попробовать сделать это вот так. Прежде, чем пригрозить посадить тебя под домашний арест, если ты откажешься пойти на праздник.

Не помня себя от восторга, я бросилась ему на шею.

- Папа, я тебя люблю!

- Не вопи так громко, Беллс, - со смехом воскликнул Чарли, потрепав меня по волосам. - А то вдруг Эдвард услышит!



Гоночный заезд до Сиэтла и обратно прошел весело и так волнующе и приключенчески, как будто они выполняли не сумасшедшую просьбу сумасшедшего Джаспера, а поручение высших сил по спасению всего мира от зла. Был уже вечер, когда квест был наконец выполнен, заказ Джаспера, тщательно упакованный в крошечную фирменную коробочку, мирно покоился в бардачке вместе с чеком на астрономическую сумму в четыре тысячи триста долларов, и Розали с Джейком пустились в обратный путь. Розали молчала, размышляя о том, что скажет Элис, когда узнает о безумной задумке своего сбрендившего парня, и Джейкоб, тоже непривычно задумчивый, почти не заговаривал с ней. Возможно, выходка Джаспера и на него произвела впечатление.

Доставив заказ в больницу и сдав его с рук на руки осиявшему ее неизъяснимо счастливой улыбкой Джасперу, Розали вернулась к дожидавшемуся ее в машине Джейку. Было уже поздно, но она упрямо не желала возвращаться домой, где мама и Ройс все последние дни окружали ее такой навязчивой и внимательной заботой, как будто она была сбежавшей из лечебницы опасной сумасшедшей, способной в любую секунду на кого-нибудь наброситься.

- У тебя выпускной тоже завтра? - спросила она, плюхнувшись на пассажирское сидение и захлопнув за собой дверь машины.

- Он уже был, - отозвался Джейк равнодушным тоном. - Как раз в тот вечер, когда мы с тобой познакомились.

Розали недоумевающе уставилась на него.

- Почему же ты туда не пошел? - наконец спросила она - неуместно требовательно, если учесть, что пойди он туда - и она бы сейчас с ним вряд ли разговаривала.

Джейкоб, должно быть, подумал о том же самом.

- Эй, Барби, ты что, чем-то недовольна? - с шутливым негодованием воскликнул он.

Розали раздраженно сверкнула на него глазами.

- Я серьезно!
Шутливые огоньки в глазах Джейкоба погасли, и он отвернулся от нее, сосредоточенно уставившись на быстро темнеющее вечернее небо.

- Не знаю, почему я не пошел, - с неохотой сказал он. - Это все как-то так... сложно.

- Что сложного в выпускном? - осторожно спросила Розали.

- От него ждешь чего-то особенного, как от Рождества и дня рождения, но ничего особенного не происходит, а потом ты, в очередной раз разочаровавшись во всех своих ожиданиях, вдруг с ужасом думаешь: черт возьми, а ведь прошел еще один год, я стал еще на год старше, я закончил школу, и... и ничего! Ничего не изменилось за это время. Как будто идешь по дороге, тебе попадаются дорожные знаки, отмеряющие расстояния, ты читаешь на них цифры и понимаешь, как много уже прошел, и... и как мало нашел. Поэтому я ненавижу свои дни рождения, и новые годы, и... - он тряхнул головой и замолчал на секунду, а потом с мрачным вдохновением заговорил снова: - Знаешь, я одно время очень любил вычитывать в разных книгах возраст героев и утешать себя: когда мне было двенадцать - тем, что Питеру Певенси было тринадцать, когда он попал в Нарнию, а значит, у меня еще есть время тоже влипнуть в какую-нибудь магическую переделку; когда мне было тринадцать, я думал, что это не страшно, потому что Ричард Львиное Сердце в тринадцать лет еще тоже ничего не добился, когда было четырнадцать - что у меня все равно все еще впереди, потому что Бильбо Бэггинсу в его звездный час было вообще за пятьдесят... - он усмехнулся и пожал плечами. - В общем, ты поняла. Я взрослел, становился старше все большего количества героев, а ничего особенного со мной так и не случилось. Да и вряд ли случится.

Розали грустно и понимающе улыбнулась.

- Ну да, - пробормотала она. - Ведь Гарри Поттер в семнадцать лет уже спас мир от великого зла, а мы...

- А мы всего лишь закончили школу! - тоже усмехнувшись, подхватил Джейкоб.

Поддавшись внезапному порыву, согревающему и головокружительному, как глоток виски на пустой желудок, Розали повернулась к нему и воскликнула:

- Знаешь что? Я приглашаю тебя на выпускной! На мой выпускной, завтра! Мне нужна пара, а тебе нужен праздник, к тому же свой выпускной ты пропустил, спасая меня, так что... - она смущенно пожала плечами и, краем глаза заметив свое отражение в зеркале заднего вида, обнаружила, что лицо у нее красное, как мак, - ... я тебе в некотором роде обязана.

Джейкоб кисло улыбнулся.

- Ты очень добра, но...

- До возраста Бильбо Бэггинса тебе осталось всего тридцать с лишним лет! - отрезала Розали очень серьезно. - Слишком мало, чтобы отказываться от возможности влипнуть в такую многообещающую переделку, как выпускной бал!

Джейкоб хотел было что-то возразить, но передумал и только с неловкой улыбкой кивнул.

- Спасибо за приглашение, крошка. Во сколько за тобой заехать?

- В половину седьмого, - улыбнувшись, ответила Розали и неожиданно для самой себя потянулась к нему и быстро поцеловала его в щеку. А затем выскользнула из машины так быстро, что Джейкоб не успел ничего сказать или сделать в ответ.