Fearless is not the absence of fear, it's not being completely unafraid.

«Эта песня для девушки, которая уходит».
Я не помню, из какого фильма эта фраза, не помню лица героев, не помню даже саму эту песню, да это и не важно. В этой сцене в главной роли я всегда вижу себя, уже бог знает сколько лет. Я ухожу - из толпы, из переполненной людьми комнаты, из веселья и удовольствия, из блеска разбрызганных по стенам и лицам радужных бликов зеркального дискобола, и вот на самом пороге, на границе беззаботной и счастливой жизни других и бессмысленного серого тумана моей собственной жизни, я слышу эту фразу. Этот голос.

Это моя мечта. Я всегда мечтаю, чтобы меня остановили. Чтобы не дали уйти, когда я больше всего на свете хочу, но не могу остаться, потому что... потому что я всегда ухожу.

Вот о чем я думала, насыпая муку в пластиковый мерный стаканчик и невнятно бубня себе под нос слова доносящейся из стоявшего на кухонном столе ноутбука песни. Я готовила черничный пирог для мистера Рочестера. Ну, у него ведь проблемы со зрением, а черника, кажется, помогает в таких случаях. Нет, моя кухня вовсе не в стенах клиники для умалишенных! Я совсем не ожидаю, что на файвоклок ко мне пожалует романтичнейших из всех знакомых миру Эдвардов и снимет пробу с моего черничного творчества, о нет. Просто все существующие в мире кулинарные книги на самом деле написаны не о готовке, а о любви. Посудите сами: разве станет женщина два часа лить слезы над килограммами лука и еще два часа стоять у плиты, наблюдая за его превращением в сладко-пряный луковый суп, одновременно карауля купающиеся на водяной бане плошки с крем-брюле, если никакой неотразимый мушкетер не сядет с ней за стол, чтобы насладиться этими изысками, или печь мягкие, душистые, вкуснейшие пирожки, благоухающие капустой и материнской нежностью, если в кухню не забегают играющие дети, выпрашивая «кусочек попробовать», или взбивать солнечное зелье сахара и яичных желтков, готовя птичье молоко, на которое не прилетит никакой голубоглазый орел? Нет, если она просто не влюблена в кулинарию. Секрет вкусного блюда - это любовь. А вовсе не глютомат натрия. Мне любить было некого, а очень хотелось, и поэтому я готовила черничный пирог для мистера Рочестера. Вот так.

В оконное стекло постучали. Обернувшись, я увидела Элис, в пышном ярко-алом берете и с таким же шарфом на шее, жизнерадостно улыбающуюся и жестами показывающую, что на улице просто рай и что мне стоит наплевать на свою готовку и присоединиться к ней на прогулке. На локте у нее висели несколько разноцветных бумажных пакетов, и я перевела недоуменный взгляд на часы. Всего девять утра! Как, во имя всего святого, она уже успела обегать, судя по числу пакетов, все городские магазины? Вытерев руки о фартук, я подошла к окну и открыла створку, впустив в кухню прохладное дуновение осеннего ветерка.

Ты спишь хоть когда-нибудь? - спросила я подругу. - В четыре часа ночи ты присылаешь мне смс о том, что нашла где-то в интернете идеальную пижаму, а в девять уже заканчиваешь шоппинг и являешься ко мне похвастаться этой пижамой!

Элис самодовольно улыбнулась.

- Ну это же и правда идеальная пижама, ее нельзя заставлять ждать! - ответила она и бесцеремонно перелезла через подоконник в кухню. - Как вкусно пахнет! Что ты готовишь? Пирог? Ух ты, с черникой? Как здорово, это моя любимая ягода! Тебе помочь? Я останусь к чаю, чтобы попробовать кусочек? О, он творожный!.. Я не сильно поправлюсь? А то с нас ведь вчера снимали мерки для костюмов, и если я не влезу в свое платье, это будет жуткая катастрофа!

Я с улыбкой покачала головой и высыпала муку в миску с тестом. Элис - это неразбавленный концентрат всех тех качеств, который другим людям природа отмеряет не больше, чем по паре капелек. Чистая энергия, чистая жизнерадостность и чистое творчество, во всем, начиная от фантазийно уложенных стриженых волос, безумного сочетания винтажного платья и ковбойского жилета с бронзовыми звездочками и заканчивая бесчисленными тысячами театральных, музыкальных, литературных и прочих художественных школьных кружков, в которых она состоит. Такие люди, как она, поражают меня и восхищают, как герои фантастических романов. Поражают и восхищают тем, что по-настоящему живут. Да, нервничают, боятся, обкусывают ногти до мяса и втихую пьют из горла текилу «для храбрости» - и живут. Дерзают. Рискуют. И выигрывают. А для меня такая жизнь, жизнь за пределами моего кукольного домика, выстроенного заботливыми руками отца, - нечто не более реальное, чем «Звездные войны». Здорово придуманно, но не про меня.

- Зажги, пожалуйста, духовку, - попросила я, - а потом покажи мне свою конгениальную пижаму, пока ты не лопнула от нетерпения.

Через минуту мой пирог уже грелся в теплых недрах духовки, я заваривала чай, а Элис кружилась по кухне, демонстрируя мне свое спальное нежно-фиалковое чудо из воздушнейшего плюша, все вышитое мелкими-мелкими звездочками.

- «Джульетта, выйди на балкон, убей луну своим соседством!..» - весело продекламировала я. - Теперь ты не только луну, но и весь небосвод убьешь.

Ухмыльнувшись, Элис разгладила на груди расшитую звездами складку и выскользнула из кухни, чтобы переодеться, а я заварила чай и, глядя сквозь запотевшее стекло на дверце духовки на свой пирог, вдруг обнаружила, что думаю об Эдварде. Нет, не Рочестере, к сожалению. Хотя они оба для меня одинаково недостижимы. Одинаково... нереальны.

Сколько лет мы уже знакомы? Десять? Двадцать?.. Может быть, сто? Нет, я, разумеется, отлично помню, что его семья переехала в Форкс только два года назад, но просто не могу поверить собственной памяти. Он как будто всю мою жизнь был где-то на окраине моего мира - знакомый незнакомец, не то почти забытое воспоминание, не то предчувствие чего-то, что еще не случилось... По крайней мере когда я, ровно два года назад, впервые увидела его в школьной столовой, я его узнала. Примерно такое чувство возникает, когда смотришь экранизацию любимой книги и кто-то из актеров оказывается в точности таким, каким ты и представляла себе его персонажа. Два года прошло... И ничего не изменилось. Я по-прежнему ничего о нем не знаю, кроме того, что он из богатой семьи, говорит на четырех языках, сказочно играет на фортепьяно и что у него идеальная, безупречно прекрасная жизнь, с четкими и ясными целями, с прямой, как стрела, и ясной, как день, дорогой к ним и без малейшего камешка или пылинки на этой дороге, способных его отлечь или остановить. И еще я знаю, что в моей глупой фантазии именно его голос, бережно хранимый в памяти, потому что я слишком редко его слышу, называет меня девушкой, которая уходит, в ту самую секунду, когда я наконец-то, впервые в жизни, не ухожу. Но только в фантазии. Мы вот так влюбляемся в голливудских суперзвезд - в недостижимый образ, на который хочется любоваться, о котором хочется думать, засыпая и надеясь увидеть его во сне, но к которому мы никогда не тянем руки, не пытаемся коснуться, потому что это бессмысленно. Боже, прошло всего две минуты, а сколько метафор и сравнений я успела соорудить вокруг собственного одноклассника!.. Ни с того ни с сего глаза обожгло внезапно выступившими слезами, но тут в кухню вернулась Элис, и я быстро отвернулась, вытерев лицо краем фартука.

- Какие планы на сегодня? - спросила она, придвигая к себе полную чая кружку с надписью «С добрым утром! Да начнется стресс!».

- Не знаю... - простуженным голосом ответила я и неожиданно резко добавила: - Да и какие у меня могут быть планы?

Элис бросила на меня быстрый сочувствующе-опасливый взгляд, разозливший меня еще больше, но никак не отреагировала на мою вспышку и прежним жизнерадостным голосом предложила пойти прогуляться - до вечерней репетиции группы ей все равно совсем нечего делать.

Водрузив блюдо с готовым пирогом на стол, я отправилась одеваться, и Элис увязалась за мной - она никогда не упускала случая покопаться в моих шкафах и ящиках, не оставляя надежды однажды обнаружить среди их содержимого хоть что-то «стоящее».

- Зайдем за Розали? - спросила она, выдвинув ящик под зеркалом и поворошив в нем горку ободков для волос.

- Конечно, - невнятно ответила я, натягивая через голову теплый свитер.

- Беллс, что это?! - почти ультразвуковой возглас Элис заставил меня вздрогнуть и в страхе обернуться к ней, путаясь в рукавах свитера и готовясь увидеть вываливающийся из моего шкафа труп или лезущих в окно инопланетян. Но Элис указывала пальцем на одну из вешалок, на которой висело подаренное мне мамой платье.

- Ох!.. - восторженно выдохнула Элис, молниеносно сорвав его с вешалки и разложив на кровати. - Ох!..

Я невольно улыбнулась. Платье было правда красивое: в яркую зелено-черную шотландскую клетку, с черными ленточками на рукавах и подоле, с блестящими бронзовыми пуговичками. Мама прислала мне его на день рождения, но я его ни разу не надела. Наверное, я просто не приспособлена для такой одежды, я просто уверена, что стоит мне надеть юбку и каблуки, как я разучусь ходить, или у меня коленки в обратную сторону согнутся - в общем, случится что-то ужасное. Элис пожирала платье влюбленным взглядом, и я уже приготовилась ответить милостивым «забирай» на ее просьбу дать ей его поносить, но подруга сказала совершенно не это.

- Беллс, ты обязана его надеть!

- Что? Да зачем, мы же идем гулять, а не...

Но Элис не слушала.

- Надевай! Мы пойдем в парк, устроим фотосессию, ты выложишь фотографии на фейсбук, и...

- Меня нет на фейсбуке.

- Вот и будет повод там появиться! Давай, давай, одевайся! Может, глядя на тебя, и Розали наконец откроет глаза на то, что помимо мужской одежды в мире существует еще и женская.

Я бы с ней поспорила, но долетающий с кухни теплый аромат черничного пирога остановил меня, и я с невольной улыбкой протянула руку за платьем. А почему бы и нет, в конце концов! Раз уж я хочу в один далекий, прекрасный, невозможный день, хоть когда-нибудь, испечь этот пирог не для собственного вымысла, а для живого человека, то нужно что-то для этого сделать... Может, хотя бы вылезти из кедов и разок надеть что-то, оканчивающееся на юбку.

Конечно, Элис не была бы собой, если бы удовлетворилась своей маленькой победой без попытки одержать еще парочку, и в результате на прогулку мы отправились спустя целый час, который Элис употребила на благотворительный сеанс макияжа и терзание моих волос щипцами для завивки (которые она подарила мне на прошлое Рождество и которыми я еще ни разу не воспользовалась).

День был сказочный. Осень в этом году была красива, неоспоримо, дерзко и блистательно, без туманного флера дождей и облаков, без сонливого сумрака и потускневших, выцветших красок, так что временами, просыпаясь по утрам в пучке льющегося в окно солнечного света, я несколько секунд не могла понять, где я - слишком уж это было непохоже на беспросветно-серый и унылый Форкс. Мы шагали по узкой обсаженной деревцами улочке, ведущей к коттеджу Хейлов, и пронзительная небесная синева мерцала драгоценными сапфировыми гранями сквозь прихотливые узоры золотых ветвей, алые пятна кленовой листвы спрыскивали эту картину дерзкими гранатовыми каплями. Языческая, неукротимая прелесть природы, прелесть жизни, горела и сияла вокруг, и я, неторопливо шагая по полупустой аллее и поднимая мысками сапог фонтаны разноцветных палых листьев, чувствовала, как усталость, горечь, недовольство и хмурая осенняя грусть, копившаяся во мне так долго, тают, как масло, забытое на столе, согреваемые непоколебимой, уверенной и равнодушной красотой земли и неба. Элис со смехом бросила в воздух пригоршню желтых листьев, побежала вперед, разгоняя толстых городских голубей и нахохленных воробьев, сгрудившихся у брошенной кем-то горбушки, ветер стряхнул с ветвей над моей головой холодную морось короткого дождика, и я, стирая скользнувшую по виску каплю, улыбнулась этому как мягкому дружескому прикосновению.

- Во сколько у тебя сегодня гараж? - спросила я Элис, когда та прекратила носиться между деревьями и вернулась ко мне.

- Вроде в пять, - откликнулась она. - Но ты же знаешь эту задницу, он может позвонить без одной минуты пять вечера и обругать меня за то, что я не прочитала его мысли, не заглянула в будущее и на кофейной гуще не погадала, чтобы выяснить, что ему пришло в голову перенести репетицию на пять часов утра, к примеру.

«Эта задница», более известный под именем Джаспера Уитлока, - наша местная знаменитость, рок-звезда, обладатель горы статуэток Грэмми, самый сексуальный мужчина и самый желанный холостяк в разведанной галактике. Когда-нибудь. А пока - гитарист в одной из биллиона «гаражных групп» и почетный обладатель самого низкого среднего балла во всей школе и самого высокого во вселенной самомнения. Элис у него фронт-вокалистка и по совместительству первая и единственная скрипка, но не смотря на эти почетные должности она ежедневно клянется наплевать на все это и уйти, громко хлопнув дверью гаража, но вот уже год никак этого не сделает. Причина, по-моему, очевидна, но озвучить ее подруге мне не хватает смелости.

Коттедж Розали утопал в розах - пышных, ярких, по-осеннему зрелых и широко распахнувших мягкие лепестки. Я направилась к калитке, Элис просто перескочила через низкую изгородь, тут же утонув каблуками в рыхлой земле розовой клумбы, и, взбежав по ступенькам на открытую веранду, позвонила в дверь.

Мы прождали не меньше пяти минут, прежде чем услышали щелчок замка, и дверь наконец открылась. На пороге, глядя на нас со снисходительным пренебрежением во взгляде, стоял очень высокий, эффектный мужчина: испанский загар, холеное лицо, по-старомодному длинноватые волосы, небрежная, эдакая голливудская небритость, холодная полуулыбка на губах. Отчим Розали. Неприятный человек. Какой-то... опасный.

- Чем могу помочь, дамы? - спросил он, переводя ленивый взгляд с меня на Элис.

- Эм... Добрый день, мистер Кинг, - неуверенно поздоровалась Элис. - А Розали дома?

- Увы, нет, - любезно ответил он. - Я не имею удовольствия видеть ее в этих стенах так часто, как хотелось бы.

Элис бросила на меня быстрый недоумевающий взгляд. Я ответила ей таким же: что-то в тоне мистера Кинга было странным, чуть ли не угрожающим.

- Ну... тогда мы пойдем... поищем ее... где-нибудь, - торопливо сказала Элис, попятившись с крыльца. - До свидания!

- Приятного дня, - ответил мистер Кинг с той же неприятной интонацией, и все то время, что мы с Элис шли до ограды, провожал нас взглядом, я это чувствовала.

Заговорили мы, только выбравшись за пределы владений семьи Розали.

- Где она может быть, интересно? - пустилась в рассуждения Элис, вытаскивая мобильник. - Просто гуляет? Пошла к кому-нибудь в гости? Или опять работает?

Оказалось, последнее, и, судя по тому, как Элис покривилась, слушая короткие реплики Розали в трубке, та пребывала не в лучшем настроении. Срезав дорогу через скверы, мы направились в «Кофепийцу», кафе, где Розали подрабатывала официанткой.

Посетителей не было, и Розали вместе с Анжелой, тоже официанткой, скучала за стойкой, сумрачно ковыряя ложкой кусочек чизкейка.

- Всем привет! - жизнерадостно воскликнула Элис, подойдя к ним. - Ой, клубничный? - она указала на торт Розали. - Можно мне тоже?

Анжела отправилась за чизкейком для Элис, сама Элис отошла в угол зала, разговаривая с кем-то по мобильному, а я, пристально вглядевшись в лицо Розали, тихо спросила:

- Роуз, у тебя все в порядке?

- Конечно, - быстро ответила она и нервно улыбнулась. - Все отлично!

Жаль, что Розали никогда не красится - макияж бы сейчас выдал ее, потому что я была почти уверена, что перед самым нашим приходом она плакала.

Элис плюхнулась на соседний стул, засовывая телефон в карман куртки.

- Как всегда! - воскликнула она. - «Ковыляй на своих шпильках быстрее, мы не собираемся ждать тебя весь день!» - передразнила она растянутые техасские интонации Джаспера. - Как же он бесит!

- Ну и пошли к чертям всю эту бодягу с группой, - раздраженно сказала Розали. - Ты только и делаешь, что жалуешься на Уитлока - так он же тебя силой не держит!

Она пожала плечами, слизнула со своей ложки клубничный соус и снова уткнулась взглядом в пустую тарелку, а Элис, пропустив мимо ушей ее слова, наклонилась к ней через стол и вскрикнула:

- Это что, синяки?..

Розали обеими руками вцепилась в воротник своей рубашки, плотно его запахнув, но я успела заметить синюшно-серое пятно у нее на ключице, которое сначала приняла за тень.

- Это после волейбола, - ответила она. - Джессика залепила мячом.

Я недоверчиво смотрела на нее, пытаясь понять, почему я так уверена в том, что она врет, но Элис вполне удовлетворилась услышанным и заговорила о другом.

- У тебя тут вроде нет особенных дел? - спросила она у Розали. - Пойдем гулять? Анжела тебя отпустит?

Розали поколебалась, но все-таки окликнула Анжелу и, получив от нее уверения в том, что она отлично обойдется пару часов и одна, сбегала переодеться из формы в свою обычную одежду и вышла вместе с нами на улицу.

Мы неторопливо шли по полупустым улицам, Элис и Розали болтали о заданном на выходные сочинении и о грандиозной вечеринке, которую Элис планировала закатить на Хэллоуин, а я шла между ними и думала о том, насколько они разные. Веселая, сумасбродная, кокетливая Элис с ветром в голове и Розали, закрытая, колючая, непонятная и живущая, кажется, всем и вся назло, даже собственной внешности. Стоило ей только захотеть, и с ее-то красотой она стала бы королевой школы, все парни были бы в нее влюблены, а все девчонки лопались бы от зависти. Но она не хотела.
Элис как будто прочитала мои мысли.

- Роуз, ну хоть на выпускной ты свою дурацкую джинсу снимешь? - взмолилась она.

- Мне не до выпускных, я работаю, - сухо ответила Розали.

- Ну да, на трех работах! Зачем тебе столько денег, объясни мне? Да ты за всю жизнь ни одной новой шмотки, по-моему, не купила, так кудаж ты их тогда деваешь? - в голосе Элис звучало суеверное недоумение.

- Я коплю на колледж.

- На какой? На всю Лигу плюща разом?

- Хейл! - вмешался в их диалог громкий оклик, и, обернувшись вместе с Розали, я увидела на другой стороне улицы Эммета Маккарти, остановившегося у дверей спортивного магазина Ньютонов. Еще одна звезда, на сей раз баскетбольная. И - как это ни смешно - еще и чуть ли не лучший ученик. По крайней мере я точно знаю, что ему уже предложили стипендию, и не где-нибудь, а в университете Нотр-Дам, а дураков туда не берут, какими бы классными спортсменами они ни были. Эммет хвастался этим в самом начале года, и Эдвард его поздравил, а я просто стояла и слушала, как он это говорит, как поздравляет, потому и запомнила... Я как картотечный шкаф - храню в памяти жизни других людей, потому что своей собственной у меня нет.

- Чего тебе? - отозвалась Розали, нахмурившись.

- Мне - ничего, - ответил он. - А тебе - доброго утра!

И, махнув рукой мне и Элис, он скрылся за дверью магазина. Розали фыркнула и решительно зашагала дальше.

В городском парке - маленьком кусочке леса, отхваченным у природы челюстями ограды и принудительно окультуренным и приукрашенным - Элис взяла меня в оборот, и по ее требованию я то прыгала по ковру палой листвы, то картинно возлежала на парковой скамейке, то обнималась с деревьями, то выглядывала из-за ветвей облетающих ив, а она сосредоточенно смотрела на меня в объектив своего фотоаппарата и командовала мне то приподнять голову, то улыбнуться, то повернуться к ней в профиль... Розали наблюдала за фотосъемкой, сидя на спинке скамейки, поедая купленную по дороге картошку-фри и отпуская в наш адрес ехидные комментарии. В конце концов Элис вышла из себя и велела ей заткнуться, Розали в ответ бросила в нее соломинку картошки, и они с Элис принялись спорить, ругаться и смеяться, а я смотрела на них, пытаясь понять, на кого из них я похожа больше. Ну то есть, они два полюса, две крайние противоположности, а значит, на шкале между ними есть точка по имени Белла Свон. К какой стороне я ближе, к плюсу или к минусу?

У Элис снова зазвонил телефон, и судя по ее выражению лица, когда она подносила трубку к уху, звонил Джаспер.

Да, я между плюсом и минусом, я точно посередине, внезапно с мрачным ожесточением решила я. В точке, называющейся нулем. Кроме Розали и Элис у меня нет друзей, у меня нет никаких талантов, никаких способностей, ни малейшего дарования ни в одной из существующих в природе сфер деятельности, нет красоты, нет характера, нет жизненных целей... Да у меня даже врагов нет - все местные стервы, очевидно, считают меня слишком низко котирующейся жертвой, чтобы тратить на меня свои силы и яд.

- О, кто это тут у нас? - вдруг раздался у меня за спиной знакомый насмешливо-сюсюкающий голосок, и я ощутила, как внутри что-то предательски съеживается и замирает, как таракан под занесенной над ним газетой. Да, насчет того, что у меня нет врагов, я, пожалуй, поторопилась.