Название: Дорогой Санта
Автор: -
Пейринг: канон
Рейтинг: G
Жанр: Fluff, Hurt/Comfort
Саммари: Санта существует – Белла Свон уверена в этом и каждый год пишет ему письма. Все её желания волшебным образом сбываются. Однажды она получает от него подарок, о котором не смела и мечтать...
Заглавная песня: Darlene Love – All Alone on Christmas

---

«Дорогой Санта!

Здравствуй!

Как ты там поживаешь?

Это снова я, узнал? Белла. Белла Свон. Та, которую ты в прошлом году спас от этого урода Джеймса. Я знаю, это ты, потому что больше некому. Никто про него даже не знал. Если бы Чарли был жив, он бы сразу поймал его и упёк за решётку лет на 300. Или прострелил бы ему... какой-нибудь жизненно-важный орган. Но Чарли уже давно нет, и мне не на кого было надеяться, кроме тебя. Поэтому – спасибо. Не знаю, что ты с ним сделал, да мне и не интересно, главное – он оставил меня в покое.

Знаешь, это до сих пор так странно – встречать Рождество в одиночестве. Уже третий год подряд, а я всё никак не привыкну. Вокруг все распевают рождественские песни, украшают дома, готовят рождественские блюда... всей семьёй. К ним приезжают гости – много-много людей, и все они смеются, обнимаются, неся в руках горы подарков. Я даже пару раз порывалась выйти и зайти к кому-нибудь из соседей, под любым предлогом...попросить молока, к примеру. Но это выглядело бы более чем странно – учитывая то, что я три года полностью игнорировала все их попытки наладить со мной отношения. Честно говоря, я им всем безумно завидую. Хотя мой дом тоже весь увешан разноцветными гирляндами, в гостиной стоит наряженная ёлка, а в холодильнике уже заготовлено всё для праздничного стола. Только сунуть в духовку и запечь... Зачем я всё это делаю? Только продукты перевожу. Мне-то самой хватило бы и пары бокалов вина, да кусочка яблочного пирога – без него никакое моё Рождество не обходится, и неважно, одна я праздную или с кучей друзей и родственников, как раньше. Я, кажется, уже рассказывала тебе, почему.

Ладно, что-то я совсем заболталась, прости. Мне просто не с кем поговорить кроме тебя, хоть я и знаю, что это глупо. Многие даже не верят, что ты существуешь, но я-то знаю, что ты есть! И знаю, что ты и в этом году постараешься исполнить моё желание.

Оно совсем простое, наверное. Я долго думала, что же загадать, чего мне сейчас не хватает, но потом поняла, что мне не нужно ничего, кроме компании на это Рождество. Какой угодно. Пусть это будет пожилая, немного сумасшедшая старушка или тот странный дедушка, который пару раз подходил ко мне на улице и пытался начать разговор – мне всё равно. Я просто не хочу быть одна в этот волшебный день.

Знаю, что моё желание совсем ненормальное. Казалось бы – выйди, позови в гости, угости чем-нибудь. Но я не могу. Просто не могу. Я так и не научилась снова разговаривать с незнакомыми людьми, хотя столько раз пыталась... На меня нападает ступор, я стою, глупо хлопая глазами, из головы тут же вылетают все мысли – пока мой собеседник не отходит, иногда закатывая глаза, а иногда и крутя пальцем у виска. Наверное, я и правда со стороны смотрюсь как душевнобольная. Ничего не могу с этим поделать. Поэтому – пожалуйста,пожалуйста,пожалуйста! Пусть будет хоть кто-то, кому я смогу сказать в этом году «Счастливого Рождества!» и услышать то же самое в ответ.

Спасибо тебе, милый Санта. Я знаю, что ты постараешься выполнить мою просьбу, но не буду обижаться, если у тебя не получится. В конце концов, у тебя есть ещё около семи миллиардов желаний, которые нужно исполнить...

Хорошо тебе провести это Рождество! Пусть этот день и является для тебя единственным рабочим днём за год – всё равно, отпразднуй хорошенько!

И передавай Рудольфу привет. Я, кстати, всегда мечтала с ним познакомиться. У него и правда такой огромный красный нос, как изображают на картинках? Я знаю, что ты не можешь мне ответить(а жаль), поэтому считай этот вопрос риторическим.

Всё. Хватит отвлекать тебя. А то надоем своей болтовнёй – и ты перестанешь читать мои письма.

Ещё раз – счастливого тебе Рождества!

С любовью,

Белла»

Я аккуратно сложила письмо пополам и вложила в конверт. Заклеив его, я облегчённо выдохнула и улыбнулась. Вроде бы – ну чего тут волноваться, но мне всегда казалось, что что-то пойдёт не так. Это было моим рождественским ритуалом – таким же, как готовка маминого яблочного пирога, а я искренне верила в то, что ритуалы должны проходить как по нотам, иначе точно произойдёт что-то плохое. У меня в жизни в последнее время всё шло наперекосяк, поэтому я была счастлива, что хотя бы сейчас всё прошло как по маслу.

Бросив последний взгляд на письмо, лежащее на столе, я натянула на ноги сапоги, схватила куртку и, игнорируя лежащую на тумбочке шапку, выскочила на улицу. Я всегда оставляла письмо лежать на видном месте, чтобе Санте не пришлось долго искать его – зачем ему лишние неудобства.


Это началось ещё в самом раннем детстве, когда все мои друзья верили в то, что Санта Клаус существует. Мне было шесть, и мы вместе с моей лучшей подругой Элис и её братом Эмметом забрались в укромный уголок, где, высунув от напряжения языки, коряво выводили свои первые письма Санте. Я точно помню, что тогда попросила у него пианино, точно такое же, как у Джессики Стенли, и каких усилий мне стоило написать её полное имя. Я даже специально узнала её фамилию, чтобы Санта ничего не перепутал. Родители сказали нам, что мы можем положить письмо куда угодно, и Санта найдёт его, ведь он волшебник, но главное – это ненадолго уйти из дома, чтобы он мог спокойно забрать наши послания. С каким трепетом я тогда положила своё письмо на стол в гостиной. Это было прикосновением к чуду, к волшебному миру, в который я верила всей своей детской душой. К миру, где Санта Клаус летал по свету на волшебной повозке, в которую были запряжены олени во главе с красноносым Рудольфом. К миру, в котором все были счастливы, в котором всё переливалось разноцветными огнями, в котором постоянно взрывались фейерверки и, естественно, все ели только праздничные блюда и много-много сладостей. Помню, как мы вышли на улицу, и Эммет начал закидывать нас снежками, одним из которых он попал прямо за шиворот Элис, после чего она расплакалась, и Эммету хорошенько досталось от их матери Эсми. Я же была в стороне от этого. Мне не терпелось вернуться домой и проверить, пропало письмо или нет. Мы гуляли по заснеженным улицам, наши соседи угощали меня моими любимыми леденцами, но все мои мысли были сейчас только о том, забрал ли Санта моё послание, выполнит ли он моё желание? Я нетерпеливо тянула родителей за руки в сторону дома, уговаривая на секундочку заглянуть туда, убедиться, что наших писем уже нет, а потом пойти гулять дальше. В конце концов они, смеясь, согласились, и я тут же побежала к нашему светящемуся всеми цветами радуги дому.

Он всегда был одним из самых красивых на улице. Чарли отвечал за гирлянды, которые превращали наш обычный домик в светящееся рождественское чудо. Он каждый год придумывал что-то новенькое. То все они были бело-голубыми, и казалось, что это просто снег, покрывающий крышу и деревья, стоящие прямо под нашими окнами, блестит, бросая бледные блики на подъездную дорожку и вызывая восхищённые взгляды и возгласы всех, кто проходил мимо. То эти огоньки делали наш дом похожим на один из аттракционов на рождественской ярмарке – они горели ярче фонарей на улице, переливались разноцветными блёстками, сверкали и обещали море веселья и радости всем, кто войдёт в это обилие света и цвета. То они были зелёными, и наш дом становился похожим на ёлку, конкурируя с живыми пушистыми красавицами, которые стояли, наряженные, по обеим сторонам улицы. У Чарли всегда было море идей и, казалось, он готов возиться с этими лампочками, гирляндами, световыми занавесами вечно... У него уходил на украшение дома практически весь день, но у нас еле-еле получалось заставить его прерваться на несколько минут,чтобы перекусить – так ему не терпелось закончить свой очередной сверкающий шедевр. В этот день он полностью преображался и становился похожим на волшебника – его руки порхали, закрепляя гирлянды, усы восторженно топорщились в разные стороны, и весь его вид говорил о том, что он занят важнейшим в мире делом – и не дай Бог, кто-нибудь, кроме нас, его отвлекал. О, он был ужасен в гневе в этот момент. Хотя, чтобы отвлечь его от украшения дома, нужно было оооочень постараться. Он уходил в это с головой и возвращался в реальность только когда последняя лампочка занимала своё место. Тогда он гордо осматривал то, что получилось, выключал всё и выгонял нас из дома на улицу, затем уже для нас зажигая гирлянды,и мы охали и ахали, глядя на это чудо.

Мы же с мамой занимались украшением комнат и дворика: развешивали остролист и омелу, наряжали огромную и безумно красивую искусственную ёлку, лепили снеговика на улице, приклеивали на окна полупрозрачные фигурки Санты и оленей, гномиков и фей. А когда наш дом был полностью украшен, мама принималась за готовку. И тут уже она творила чудеса. Каждое Рождество она готовила что-то новенькое, но в рождественском меню всегда был яблочный пирог. Даже сейчас, закрывая глаза, я вижу, как она летает по кухне, вся в муке, пахнущая яблоками, корицей и ванилью. Она напоминала мне сказочную фею, каждое движение которой – это волшебство. И пирог получался волшебным, я в этом уверена.

Но в тот год самым сказочным, чудесным моментом для меня был именно тот миг, когда я влетела в нашу гостиную и не увидела на столе письма. Мы с Элис и Эмметом тут же побежали в гостевую спальню (они положили свои послания под подушки), и с радостным визгом бросились обнимать друг друга, когда поняли, что на кроватях нет никаких конвертов. Я была безумно счастлива, а когда, проснувшись рождественским утром, я обнаружила стоящее рядом с ёлкой фортепиано, как раз такое, о котором я просила, как у Джессики – о, эти чувства не описать словами. Тогда я твёрдо решила, что Санта – мой друг, и что я всю жизнь буду писать ему письма. И огорчилась, поняв, что не пожелала ему счастливого Рождества, а он несмотря на это сделал мне такой восхитительный подарок. Родители, глядя на меня в то утро, счастливо улыбались и посмеивались, искренне восхищались рисунками, которые я им подарила, и хлопали в ладоши, когда я делала вид, что импровизирую на пианино. Думаю, то, что у меня получалось, было совершенно отвратительно, но они радовались за меня и всё приговаривали, какой же Санта молодец, что осчастливил их маленького Моцарта.

С тех пор я каждый год писала письма этому бородатому волшебнику. С возрастом, я перестала просить у него какие-то игрушки или вещи. Когда мне было десять, родители сильно поссорились и, прямо перед сочельником, Чарли ушёл из дома. Мама плакала, а я тут же побежала строчить своё письмо Санте, прося его, чтобы родители помирились и больше никогда не ссорились. Рождество мы отмечали уже всей семьёй. Родители смеялись и не могли друг от друга оторваться. Но я не жаловалась, что на меня обращали меньше внимания, чем обычно, ведь главное – они были счастливы, а мой друг Санта снова не подкачал. В четырнадцать я впервые в жизни влюбилась. Джаспер был моим одноклассником, он играл на гитаре и был самым красивым мальчиком на свете (во всяком случае, тогда я была в этом уверена). Мы с ним дружили и даже пару раз сходили вместе в кино. Всё шло хорошо, мне казалось, что я тоже нравлюсь ему... А потом Элис наглоталась таблеток, перед этим написав ему и мне, что любит нас и желает нам счастья. Что не будет мешать. Её еле откачали. Я была безумно рада, что на дворе стоял декабрь, и я могла попросить о помощи того, кто ещё никогда меня не подводил. Я написала Санте, умоляя его сделать так, чтобы Джаспер влюбился в Элис, чтобы у них всё было хорошо и главное - чтобы они оба были здоровы и счастливы. Через четыре года я была подружкой невесты на их свадьбе, Джаспер не мог отвести от Элис влюблённых глаз, а она вся светилась от счастья. Всё это время она извинялась, что забрала Джаспера у меня, но, если честно, я была рада, что всё так вышло. Одного взгляда на эту парочку было достаточно, чтобы понять: они – как две половинки. Хотя внешне они были прямо противоположны – высокий, мускулистый, светловолосый Джаспер с голубыми глазами и маленькая, хрупкая, темноволосая и кареглазая Элис. Такие разные, они прекрасно дополняли друг друга. Мой любимый бородатый Санта снова оказался на высоте.

Мне было двадцать, когда самолёт, на котором возвращались из отпуска мои родители, разбился. Никто не выжил. Мне казалось, что весь мой мир рухнул. Хватило одного звонка. «Мисс Свон ....Ваши родители.... нам очень жаль....». Появились толпы людей, которые постоянно вторгались в мою жизнь, жалея меня, предлагая помощь, поддержку... Мне ничего не было нужно. Я не могла поверить в то, что больше никогда не посмотрю с Чарли его любимый бейсбол, что мы с Рене так и не узнаем, кто из нас дольше продержится, не беря в рот ни крошки шоколада. Все эти утешения, слова поддержки... Они словно пролетали мимо меня, не вызывая ничего, кроме раздражения. Сразу после похорон я продала дом и уехала из города, никому ничего не сказав. Поменяла номер телефона. Из родительского дома я не взяла ничего, кроме книг, которые были для меня как друзья – они все были растрёпаны от постоянных перелистываний и перечитываний, огромной игрушечной собаки, которую мне подарили родители на пятилетие и, конечно же, пианино, на котором я к тому времени очень неплохо играла. Мне больше ничего не было нужно. Все вещи,кроме этих, вызывали дикую боль где-то в районе сердца, я не могла смотреть на них. Те дни, что прошли от смерти родителей до похорон, были сущим адом – находиться в доме, где всё пропитано воспоминаниями о нашей счастливой семье, и знать, что её больше нет... это было выше моих сил. Поэтому я уехала в Сиэтл, купив там небольшой домик в пригороде. Через пару недель наступило первое Рождество, которое я праздновала в одиночестве: сидя на голом полу в только что купленном доме и распивая вино прямо из горлышка бутылки – стаканов у меня на тот момент ещё не было. Я в порыве отчаяния написала Санте письмо, прося его вернуть мне моих родителей. Все чернила на нём расплылись, потому что я безостановочно плакала, боясь уповать на чудо – и всё же надеясь, что он поможет мне и на этот раз. Я только-только, наплакавшись, заснула на полу, как меня разбудил звонок в дверь. Шатаясь из-за выпитого на голодный желудок вина я медленно, крепко держась за перила, спустилась по винтовой лестнице и подошла к входной двери. Помню, как, потянувшись к дверной ручке, я вдруг замерла в нерешительности, пытаясь побороть внезапно нахлынувшие на меня эмоции – волнение, страх, надежда...Сглотнув, я тогда тряхнула головой и, пересилив себя, всё-таки открыла дверь, тут же наткнувшись взглядом на стоящую на крыльце коробку. Рядом не было ни души. На коробке ничего не было написано – ни отправителя, ни адресата. Я даже несколько минут внимательно прислушивалась, прислонившись к ней ухом – не тикает ли там бомба. Но, решив, что хуже уже не будет, занесла её в дом, захлопнув за собой дверь. Поставив её прямо посередине гостиной, я несколько минут сверлила её взглядом – меня снова одолела эта странная нерешительность. Мысленно ругнувшись на себя, я, наконец, открыла её... И замерла, глядя на содержимое. Медленно, боясь, что всё это исчезнет или окажется сном, я достала из неё форменную куртку Чарли, в которой я в детстве любила расхаживать по дому, хотя тогда я была настолько мала, что полностью скрывалась в ней, только голова торчала наружу. Но она была безумно уютной и пахла домом, родительской любовью, семьёй... Я поднесла её к лицу и медленно вдохнула такой родной и любимый запах. Из глаз потекли слёзы, я медленно осела на пол и, прижав куртку к груди, снова потянулась к коробке. На её дне лежало что-то в знакомом чёрном футляре. Расстегнув его, я окончательно разревелась, увидев мамино свадебное платье. Оно мне всегда безумно нравилось, а мама говорила, что это платье передаётся у нас в семье по наследству, и что она ждёт-не дождётся увидеть меня в нём. Как же я могла забыть о них? О двух таких родных вещах, которые олицетворяли для меня маму и папу. Я весь день сидела на полу около этой коробки, одетая в папину куртку и гладя чехол с маминым свадебным платьем, безостановочно повторяя «спасибо тебе, спасибо, спасибо». Прикасаясь к этим вещам, я чувствовала, что родители видят меня и поддерживают, и это придавало мне сил двигаться дальше. Как только рождественские праздники закончились, я перевелась на заочное отделение в своём университете и устроилась на работу. Санта снова прекрасно справился со своей задачей.

А потом я познакомилась с Джеймсом. Точнее, это он познакомился со мной – я после смерти родителей не могла заставить себя нормально говорить с незнакомыми людьми, не знаю, почему. Джеймс показался мне милым, обходительным молодым человеком. Я не считала его красавцем, как когда-то Джаспера, да и чувства влюблённости не было. Он был мне просто другом, с которым я могла обсудить какой-нибудь фильм или выпить кофе после работы. Как потом оказалось, ему этого было мало. Однажды мы зашли к нему домой, как он сказал, чтобы взять оставленный им там мобильный телефон. Но, как только за нами закрылась дверь, он схватил меня и начал целовать, подталкивая в сторону дивана. Я сначала опешила и пару секунд стояла, глупо хлопая ресницами, а потом начала отпихивать его, рыча, чтобы он отпустил меня и не вёл себя так глупо. Но, подняв голову и увидев его лицо, я опешила – это был не тот милый и приятный Джеймс, которого я знала. Безумные глаза, изогнутые в жуткой улыбке губы... Я пыталась закричать, но он заткнул мне чем-то рот. Думаю, понятно, что было дальше. Я очнулась уже на следующий день. В квартире никого не было, входная дверь была распахнута настежь. Я еле-еле добралась до дома и сразу же села писать письмо своему Санте, хоть это и был октябрь – я верила, что он поможет мне. Я снова, как и в год смерти родителей, залила слезами всё письмо, засунула его в конверт, но выйти из дома я себя заставить не смогла. Практически ползком добравшись до дивана, я крепко уснула, совершенно измотанная и опустошённая всем произошедшим. Когда я проснулась, письма на столе не оказалось.

Я думала, что Джеймс пропал, оставив мне на память иногда проявляющуюся боль внизу живота и отвращение к прикосновениям лиц противоположного пола. Но он не пропал – он начал преследовать меня. Я видела его то тут, то там. То он мелькнёт в витрине магазина, мимо которого я проходила, то – быстро прошмыгнёт мимо моего столика в кафе. А потом он начал нападать на меня. Зажимать в тёмных углах, где я, как загипнотизированная, смотрела на него и ничего не могла сделать – ни закричать, ни шевельнуться. Он был незнакомцем, а с ними я впадала в дурацкий ступор. Я каждый раз злилась на себя за это, ругала себя, плакала... но ничего не могла с этим поделать. И вот – наступило Рождество. Мне так хотелось остаться дома и никуда не выходить, тем более своё письмо Санте я уже отправила намного раньше положенного срока, но у меня закончились яблоки, а куда же без яблочного пирога. Я медленно шагала по узенькой пустой улочке, когда вдруг снова почувствовала, что меня прижимают к стене. Почувствовала знакомый тошнотворный запах табака и алкоголя. Я только отвернулась и закрыла глаза, думая, что, раз у меня не хватает сил что-либо сделать с этим – нужно просто переждать, пережить и забыть каждую из этих встреч как страшный сон. Я почувствовала, как меня хватают за шею холодные пальцы... И вдруг они исчезли. Я медленно открыла глаза – улица была совершенно пустой. Мои ноги вдруг стали ватными, и я осела прямо в сугроб у стены дома, шепча слова благодарности своему дорогому спасителю.



Прошёл ровно год с тех пор, и вот я иду по той же самой улочке, наслаждаясь светом гирлянд, украшающих каждый дом на ней. Разноцветные всполохи словно перетекали из одного цвета в другой, создавая неповторимую праздничную атмосферу. Я, глубоко задумавшись, шла в направлении рынка – мне хотелось почувствовать себя частью весёлой толпы, где нет ни капельки уныния, где просто невозможно быть одинокой. Я с головой ушла в свои мысли, и аж подпрыгнула, почувствовав, как мою ногу что-то легонько сжало. Опустив глаза, я опешила, увидев маленького белого котёнка, который обхватил мою ногу лапками и печально смотрел прямо мне в глаза. Я тут же нагнулась и взяла его на руки. Котёнок свернулся комочком и начал тарахтеть, как будто я была его хозяйкой, которую он долго искал и вот она, наконец, соизволила появиться. Я погладила его по мягкой шёрстке и заметила, что он подрагивает. Конечно, на улице ведь такой холод! Я бросилась обратно к дому, засунув свою находку за пазуху, на ходу судорожно вспоминая, осталось ли у меня молоко. Вбежав в дом, я кинулась в гостиную и аккуратно выложила белый комочек на диван, закутав его в плед, так что остались видны только его огромные голубые глаза и розовый носик. Уже наливая молоко в блюдечко, я вспомнила про письмо. Естественно, на столе его не было. Я переводила взгляд с пустой столешницы на котёнка и обратно – и тут меня осенило. Вот же она, моя компания! Мой дорогой Санта, он наверняка запомнил, как я в детстве, лет в восемь, сетовала в своём письме на то, что попросила бы у него белого котёнка, но родители не разрешат оставить его – у мамы была жуткая аллергия на шерсть. И вот она, исполненная мечта пятнадцатилетней давности, лежит, свернувшись клубочком на моём диване. Я смотрела на белый комочек, смаргивая с ресниц слёзы и думала, скольким же я обязана седовласому волшебнику, в которого почти никто сейчас и не верит. Вздохнув, я взяла котёнка в охапку и отнесла к блюдечку, из которого он тут же начал лихорадочно лакать молоко. Я тихо смеялась, поглаживая его по спине и спрашивая, что Их Кошачье Величество предпочтёт в качестве праздничного блюда. Подумав, я решила, что это будет Вискас для котят и, заперев не отрывающегося от блюдца котёнка на кухне, побежала в магазин.

Идя обратно, я сжимала окоченевшими руками пакетики с кошачьим лакомством и уже с радостью думала о сегодняшнем вечере. Растоплю камин, в котором уже давным-давно не плясал огонь, сяду на мягкий ковёр прямо перед ним, посажу рядом Снежка (моё воображение забастовало, и это была единственная кличка для котёнка, которую я смогла придумать) и буду потягивать горячий глинтвейн, ни о чём не думая. Другие, наверное, решили бы, что это мало отличается от того, как я провела бы вечер, не наткнись я на котёнка, но для меня разница была очевидна. Мне будет с кем поговорить, и пусть он не сможет отвечать мне – насколько будет приятнее провести этот вечер, зная, что рядом есть живое существо – тёплое, мурчащее и смотрящее на меня своими огромными голубыми глазами. Я, улыбаясь этим мыслям, подошла к своему дому...и замерла как вкопанная. На моём крыльце стоял Бог. Нет, правда. Люди не бывают настолько красивыми. Бронзовые волосы, не скрытые под шапкой, бледная кожа, как будто светящаяся в сумерках, уже опустившихся на город... Под тёмными джинсами прослеживались очертания красивых мускулистых ног, а его грудь обтягивал вязаный свитер. Он стоял, переминаясь с ноги на ногу, прямо около моей входной двери, опираясь рукой на косяк и звоня,звоня,звоня в звонок. Я нервно сглотнула и приблизилась к нему, чуть не подпрыгнув, когда услышала свой тихий голос:

- Вы ко мне? – Боже, Боже, Боже, я первая с ним заговорила. Да успокойся же, Белла!

Он всем телом развернулся ко мне и я забыла, как дышать. Его глаза сверкали, как два изумруда, идеальные губы были изогнуты в кривоватой улыбке, а нос, Боже, какой у него нос! Он точно Бог. Или это всё сон. Я украдкой ущипнула себя и чуть не взвыла от боли.

- Простите за беспокойство, но Ваши соседи сказали, что Вы сегодня принесли домой котёнка, - его бархатный, чуть хрипловатый голос запустил целое стадо мурашек бегать по моему телу, и я, пытаясь справиться с ними, никак не могла понять, о чём он говорит. Снова ущипнув себя, я мысленно прошипела «возьми себя в руки, Белла!» и внимательнее прислушалась к его словам, - а у меня как раз сегодня сбежал из дома котёнок. Белый такой, совсем ещё маленький. Вы не его случайно нашли?

Меня как обухом по голове ударили. Он пришёл, чтобы забрать моего котёнка! Моего Снежка! А я, дура, уже распланировала весь свой вечер, присвоила себе чужого питомца... На глаза набежали слёзы разочарования, но я всеми силами старалась сдержаться и не заплакать. Незнакомец же не виноват. Это я слишком рассчитывала на своего Санту, чтобы допустить даже мысль о том, что на этот раз он ничем не сможет мне помочь.

Тяжело вздохнув, я молча кивнула и, отодвинув его плечом, уже начала открывать входную дверь, когда за моей спиной вдруг раздался дикий вопль «Белла!», и кто-то кинулся мне на шею. Меня так крепко сжимали чьи-то маленькие руки, что я не могла вдохнуть. Когда меня, наконец, отпустили, я увидела прямо перед собой Элис. Мою лучшую подругу Элис. Она повзрослела, ещё похорошела, но была всё так же похожа на маленького эльфа. Она улыбалась во весь рот, и её тёмные глаза восторженно светились. Я не смогла сдержать улыбку. Только увидев её, я вдруг поняла, насколько сильно скучала по ней все эти годы своего затворничества.

- Элис, - прошептала я, сжав пакетики с кошачьим кормом с такой силой, что у меня заболели пальцы. В голове царил полный сумбур – я не могла поверить, что вижу её перед собой, что всё это не сон. Мои попытки поверить во всё происходящее или уже наконец проснуться в одиночестве у себя в спальне были прерваны громовым «Да ладно!», которое раздалось прямо рядом с моим ухом. Я в ужасе подпрыгнула – и так и осталась висеть в воздухе, заключённая в стальные объятия. Уже почувствовав холодок, бегущий по позвоночнику – верный предвестник паники, я вдруг уловила знакомый аромат парфюма и сразу непроизвольно расслабилась. Меня поставили на землю и развернули,тут же прижав к мускулистой груди. Я подняла голову, чтобы впервые за три года посмотреть на своего друга детства. Огромные чёрные глаза Эммета горели таким же восторгом, как у Элис, его широченная белозубая улыбка, казалось, не помещалась на его лице. Он снова подхватил меня на руки и начал раскачивать, припевая «малышка Белла, малышка Белла, мы нашли тебя». Я невольно засмеялась и крепко обняла его за шею. Как же я жила без них целых три года? Счастье огромной волной начало подниматься внутри меня, но потом я наткнулась на пристальный взгляд голубых глаз. Эммет продолжал, что-то напевая, сжимать меня своей медвежьей хваткой, но вся радость от встречи с ними испарилась. Глядя в голубые омуты, я чувствовала, как мои щёки начинают гореть, а глаза наполняются слезами. Во взгляде Джаспера я видела радость, но её отодвигала на второй план укоризна. Эммет всё-таки поставил меня на землю, и я сразу опустила голову, боясь снова встретиться с этим обвиняющим взглядом. Мне хотелось провалиться сквозь землю от стыда, от понимания того, что я бросила их, предала. Да, мне было плохо, но то, что я сделала, было самым настоящим предательством по отношению к моим лучшим друзьям. Как они могут радоваться при виде меня? Они должны ненавидеть меня, так же, как и я в это мгновение ненавидела себя.

Моё лицо обхватили тёплые руки. Я, всхипывая, попыталась увернуться, но большие ладони крепко удерживали меня на месте, а потом медленно подняли моё лицо. Джаспер несколько мгновений всматривался в мои глаза, а я не могла толком разглядеть его, потому что из-за слёз всё вокруг расплывалось. Я уже готова была упасть на колени и умолять и Джаспера, и Элис, и Эммета – всех моих друзей, чтобы они простили меня, когда Джаспер выпустил моё лицо из рук и притянул к себе, обнимая. Я разревелась у него на груди, а он, уткнувшись в мои волосы, шептал «Белла, успокойся, всё будет хорошо, мы теперь все вместе, и никогда никуда тебя не отпустим». Хоть я и понимала, что нужно успокоиться, позвать их в дом, нормально извиниться перед ними, понимала, что не имею никакого права на такие тёплые, успокаивающие объятия – я ничего не могла с собой поделать. Я сжимала в руках пакетики с кормом и рыдала на груди у друга, которого совершенно не заслуживала. И чувствовала, как вместе со слезами уходит та пустота, которая поселилась внутри меня с момента смерти родителей, и вместо неё в груди разрастается тепло.

Мою шею обвили холодные руки и послышалось тихое всхлипывание – Элис, плача, прижалась ко мне и Джасперу, как потерянный котёнок. И почти сразу нас троих заключил в свои горячие объятия Эммет. Мы вчетвером так и стояли, обнявшись, пока откуда-то со стороны калитки не раздалось деликатное покашливание. Эммет тут же выпустил нас из своих рук, Джаспер, погладив меня по голове, отошёл куда-то в сторону, и только Элис продолжала обнимать меня, шмыгая носом. Повернув голову, я увидела, как к нам приближается Эммет, обнимая одной рукой самую красивую девушку из всех, кого я когда-либо видела. По её плечам струились платиновые локоны, огромные голубые глаза обрамляли пушистые тёмные ресницы, губы были похожи на лепестки розы, и при этом я могла поклясться, что на ней нет ни грамма косметики. Девушка застенчиво улыбнулась мне и прижалась к Эммету, который снова расплылся в улыбке.

- Белла, познакомься, это Розали, моя невеста. Розали, это Белла...

- Да, я уже поняла, - красавица стряхнула его руку с плеча и подплыла ко мне, пока я широко распахнутыми глазами смотрела на неё, - я много о тебе слышала, Белла, - сказала она голосом, похожим на перезвон хрустальных колокольчиков, и протянула мне руку, - и очень рада наконец-то с тобой познакомиться. Особенно учитывая то, что никто в эту встречу не верил, - Розали подмигнула Элис, которая тут же залилась румянцем. – Видимо, под Рождество чудеса действительно случаются.

Как только она сказала это, меня затопила волна жгучей благодарности. Мой дорогой Санта, на этот раз он превзошёл самого себя! Клянусь, если бы у меня была возможность, я в тот же миг задушила бы его в объятиях. Он вернул мне моих друзей, самых дорогих мне людей, единственных, кто остался у меня после смерти родителей, и которых я сама же оттолкнула. Сейчас я не могла поверить, что сделала это. Зачем? Тогда мне казалось, что я не смогу вытерпеть больше ни капли жалости, ни одного слова утешения со стороны окружающих, но только сейчас я поняла, насколько глупо было думать, что эта троица будет вести себя точно так же, как и все остальные. Они всегда понимали, о чём нужно и не нужно говорить, всегда находили правильные слова, всегда оставляли в покое, если видели, что мне нужно побыть одной. А я поступила как последняя дрянь.

Глубоко вздохнув, пытаясь сдержать снова подступающие слёзы, я улыбнулась Розали и легонько пожала её руку. Она подмигнула мне и, взяв за руку подошедшего Эммета, потащила его к машине. Мой большой друг только успел крикнуть «мы за вещами!».

Элис наконец-то успокоилась и выпустила меня из своих объятий. В последний раз шмыгнув носом, она засмеялась и, схватив меня за рукав, потянула к дому.

- Мы сейчас все превратимся в ледышки! Ты же пустишь нас к себе? – она вдруг остановилась, как вкопанная, и с тревогой посмотрела на меня. – Белла, а ты вообще рада, что мы встретились? Может, нам уехать, ты только скажи! Мы не хотим тебе надоедать, у тебя же, наверное, планы на Рождество. Мы сделаем всё так, как ты хочешь!

Она испуганно продолжала что-то тараторить, когда подошёл Джаспер и, улыбнувшись мне, приобнял Элис, подталкивая её к дому.

- Милая, всё в порядке, успокойся. Естественно, Белла рада нас видеть, ведь так, Беллз? – он, обернувшись, с улыбкой взглянул на меня и удовлетворённо хмыкнул, когда я кивнула. – Откроешь дверь?

Я снова кивнула и, шагнув к двери, поняла, что совсем забыла про зеленоглазого незнакомца, который всё это время простоял на крыльце в одном свитере. Я испуганно посмотрела на него, а он, встретившись со мной взглядом, попытался улыбнуться мне своими синими от холода губами. Я ахнула и рывком распахнула дверь, втаскивая его внутрь.

- Простите, пожалуйста, извините меня! – быстро говорила я, совершенно растерявшись. Я стояла, одной рукой вцепившись в его свитер, а другой – в пакетики с «Вискасом» и судорожно пыталась понять, как же согреть его. Он весь дрожал, его нос покраснел, и в данный момент он очень напоминал мне котёнка, которого я всего несколько часов назад принесла с улицы. Котёнок! Я совсем забыла про него!

Мои мысли разбегались, и незнакомец только усиливал сумбур, царящий в моей голове, молча сверля меня своими изумрудными глазами.

С улицы доносились возбуждённые голоса, судя по всему, Элис руководила действиями парней, а Розали смеялась над этой картиной. Вдруг раздался грохот, за которым последовал громовой мат Эммета и хохот всех остальных. По содержанию речи Эммета, нетрудно было догадаться, что он уронил что-то очень тяжёлое себе на ногу. Я улыбнулась и почувствовала, как спало напряжение.

- Это для Снежка? – раздался около моего уха бархатистый голос. Длинные изящные пальцы аккуратно вытянули «Вискас» из моих рук, при этом дотронувшись до озябших пальцев. Я вздрогнула, почувствовав, как по мне прошёл поток искорок, которые вспыхивали электрическими импульсами в каждой клеточке моего тела. Судорожно втянув воздух, я кивнула, отвечая на его вопрос. И вдруг поняла, что я за всё это время не произнесла ни одного слова, как будто встреча с друзьями лишила меня способности разговаривать.

- А где он? Я покормлю его.

- На кухне, - хрипло пробормотала я, показывая рукой на нужную дверь.

Хозяин котёнка кивнул, его губы изогнулись в кривой улыбке, которая заставила меня нервно сглотнуть, и он скрылся на кухне, откуда тут же донеслось восторженное попискивание котёнка и тихий, ласковый шёпот этого красавца. А я вдруг поняла, что, во-первых, котёнка на самом деле зовут Снежок, а во-вторых, я до сих пор не знаю, как зовут его хозяина.

- Белла, вы же уже познакомились с Эдвардом? – задыхаясь под тяжестью вещей спросил у меня Джаспер, проходя в гостиную.

Значит, Эдвард. Я мельком подумала, насколько же подходит ему это старомодное имя, и бросилась помогать Джасперу. Он облегчённо выдохнул, когда все сумки были сложены в углу гостиной, и засмеялся, глядя на то, как я озадаченно оглядываю эту гору вещей.

- Надеюсь, ты и твой дом готовы к нашествию соскучившихся, голодных и жаждущих праздника гостей, потому что Элис с Эмметом теперь отсюда будет точно не выгнать, - сквозь смех проговорил Джаспер, - да и я тебя не оставлю, - он внезапно посерьёзнел, - Белла, ты не представляешь, насколько я рад видеть тебя. Насколько я скучал по тебе...

- Я тоже скучала по вам, - тихо сказала я, глядя на своего лучшего друга. Да, я обожала Эммета, который всегда веселил меня, да, Элис была моей лучшей подругой, но Джаспер... Он всегда был для меня кем-то особенным. Моя первая любовь, человек, который сделал счастливой Элис. Он был тем, кому я звонила, когда мне было плохо, грустно и одиноко, именно с ним мы подолгу сидели перед камином, иногда разговаривая о чём-то, а иногда просто молча, и эта тишина всегда была уютной, умиротворяющей. Именно Джаспер разговаривал со мной ночами по телефону, когда мне начали сниться кошмары после того, что чуть не произошло с Элис. Он был мне братом, всегда понимающим и любящим, и я до сих пор не могла поверить в то, что смогла бросить его тогда. И не звонить ему эти три года. Глядя в его полные боли глаза, я пообещала себе, что он больше никогда не будет страдать из-за меня. Так же, как и Элис с Эмметом.

Я обняла Джаспера, шепча «прости» снова и снова, а он только сжимал меня в объятиях всё крепче и крепче, как будто боялся, что я сейчас ускользну, исчезну. Что же я наделала...

И в этот момент в комнату ворвался Эммет, крича: «хватит обниматься, уже вечер, а дом ещё даже не украшен! И где индейка, Белла?». На его спине, обхватив его за шею своими изящными руками, висела Розали, хохоча и уговаривая его опустить её на диван. Из прихожей донёсся панический вопль Элис: «Джаспер! А как же подарки!». Он, усмехнувшись, подмигнул мне – в его глазах больше не было ни капли печали, только счастье и теплота. Наклонившись ко мне, он прошептал: «мы скоро вернёмся» и направился по направлению ко всё ещё громко причитавшей Элис. Я закатила глаза – всё было как в старые добрые времена, как будто и не было этих лет одиночества и постоянной горечи, наполнявших мою жизнь.

В комнату заглянул Эдвард и поманил меня к себе рукой. Да, за хохотом Розали, которая с криками «Но!» гоняла Эммета по комнате, сложно было что-то расслышать. Я искренне рассмеялась, кажется, впервые за всё это время, бросив ещё один взгляд на эту безумную парочку, потихоньку погружавшую мою гостиную в полный хаос, и вышла к Эдварду в коридор. Он смущённо улыбнулся мне.

- Не подскажешь, где можно найти тряпку? Там... небольшая катастрофа приключилась.

- Да, конечно, пойдём, - я уже направилась к кухне, но потом остановилась, вспомнив, что мы официально так и не познакомились, - кстати, я Белла, - я протянула ему руку.

Он улыбнулся так, что у меня закружилась голова, и осторожно прикоснулся губами к моей руке. Знакомые искры снова вспыхнули внутри, кровь прилила к щекам и я, смущённо потупившись, поспешила на кухню.

Прямо посередине кухни, рядом с огромной лужей, сидел донельзя довольный котёнок и деловито вылизывался. Я снова рассмеялась, глядя на эту картину, и шутливо ткнула Эдварда локтем в бок.

- Ооо, это точно – катастрофа! Всемирный потоп, - я, смеясь, подошла к раковине, чтобы достать оттуда тряпку.

Я была счастлива.



Сидя у камина, я задумчиво поглаживала мягкую шерсть Снежка, свернувшегося клубочком у меня на коленях, и прислушивалась к звукам, доносящимся со второго этажа. Раскатистый храп Элис, тихий скрип кровати в комнате, где ночевали Эммет и Розали. Такие обычные звуки, но каждый из них был для меня маленьким чудом – мне до сих пор не верилось, что друзья рядом, что они простили меня, что я больше не одинока.

Я тихо рассмеялась, вспоминая, как прошёл сегодняшний вечер. Естественно, мы не успели всё украсить, только хаотично развесили гирлянды и омелу по всему дому. Эммет притащил целую гору хлопушек, и пол был покрыт толстым слоем разноцветных бумажных обрезков.Весь вечер мы хохотали, вспоминая всякие смешные моменты из прошлого. Я зажала рот рукой, чтобы не рассмеяться в голос и не перебудить всех, вспомнив лицо Эммета, когда Элис начала рассказывать историю о Супермене.

Нам было по восемнадцать лет, и во время очередной вечеринки, Эммет проиграл Джасперу в карты желание, после чего ему пришлось в течение нескольких часов бегать по улицам Форкса в одних синих стрингах, крича при этом «я Супермен!». Это и так было достаточно унизительно для Эммета и крайне смешно для нас, но, когда Эммет наткнулся на Чарли, который как раз возвращался с дежурства... Сначала мой отец ничего не понял и даже не узнал его, но, когда внимательно рассмотрел лицо этого нарушителя общественного порядка, он минут десять не мог вымолвить ни слова, только хохотал, согнувшись в три погибели. После этого Эммет избегал визитов в наш дом, а, когда случайно натыкался на Чарли, каждый раз становился похож на перезрелый помидор. Впрочем, помидором он стал и во время рассказа Элис, зато Розали хохотала от души и всё спрашивала, почему они ей до сих пор об этом не рассказывали.

Вздохнув, я отпила глоточек глинтвейна из бокала, стоящего рядом со мной на ковре. Они выглядели такими счастливыми – Джаспер и Элис, Эммет и Розали. Неотделимыми друг от друга. Как бы и мне хотелось найти «своего» человека. Хотя, кого я обманываю? Уже нашла, только вот нужна ли я ему...

Эдвард. Он занимал мои мысли весь вечер, да и сейчас я не могла заснуть именно из-за него. Он не проронил ни слова, пока мы сидели за столом – только общипывал свой кусочек индейки и смеялся над нашими воспоминаниями. Мне безумно хотелось поговорить с ним, но он ушёл в гостевую комнату первым, сославшись на то, что очень устал, а завтра с утра ему нужно уезжать на работу. Изредка я ловила на себе его взгляды, которые прожигали меня насквозь и оставляли в лёгком недоумении. Я совершенно не понимала его. Я совершенно не понимала себя. Абсолютно чужой мне человек вызывал внутри эмоции, которых я ещё никогда не испытывала. Я до сих пор ощущала кожей тепло его губ, которыми он коснулся моей руки при знакомстве. Так глупо – он уедет с утра, и я, может, больше никогда его не увижу... Всё-таки то, что он сегодня был здесь – это только удачное стечение обстоятельств. Впрочем, весь сегодняшний вечер - это одно удачное стечение обстоятельств. Но если насчёт того, что я не потеряю связи со своими друзьями, я была уверена, то Эдвард...

Он познакомился с Джаспером два дня назад, когда помог тому вытащить забуксовавшую в снегу машину на нормальный участок дороги. Джаспер в знак благодарности пригласил его зайти куда-нибудь выпить пива, они разговорились и уже на следующий день Эдвард познакомился со всей компанией и прекрасно в неё влился, позвав их отпраздновать Рождество в его огромном пустующем доме в пригороде Сиэтла. И вот – они здесь. А Эдвард завтра уедет по работе на Аляску, а я до сих пор не могу собраться с силами и попросить у него хотя бы номер телефона...

- Не поделишься вином, Белла? – раздался за моей спиной хриплый голос.

Я резко обернулась и уставилась на Эдварда, спустившегося ко мне в одних джинсах и майке, босиком, с ещё более растрёпанными волосами, который, щурясь от света, внимательно смотрел на меня.

- Да, конечно, присаживайся, - я нервно подскочила, забыв о лежащем на моих коленях Снежке, который с громким писком вцепился коготками мне в ноги. Хорошо ещё, что я была в джинсах! Отодрав его от плотной ткани и положив на диван, при этом получив укоризненный взгляд голубых глаз и насмешливый – зелёных, я быстро прошла на кухню за бокалом. Вернувшись в гостиную, я обнаружила полную идиллию – прекрасный мужчина сидел там же, где и я до этого, на ковре, прислонившись спиной к дивану и отсутствующим взглядом смотрел на играющее в камине пламя, а котёнок лежал на диване, положив голову ему на плечо и довольно урча изо всех своих сил. Я тихо рассмеялась и, подойдя к Эдварду, вручила ему бокал и уселась рядом. Он налил себе вина, и мы некоторое время молча смотрели на огонь.

Мне столько хотелось узнать о нём, но я не могла вымолвить ни слова. Просто сидела рядом и мне было так хорошо и уютно, как не было даже с Джаспером. Что за глупости, Белла, говорила я себе. Это и правда было более чем странно – как будто я сидела рядом с лучшим другом, даже не так... С самым близким человеком в мире. И больше всего на свете я хотела, чтобы этот момент продлился вечно. Чтобы мы так и сидели рядом на пушистом ковре, соприкасаясь локтями, и я вслушивалась в его дыхание, иногда краешком глаза замечая, что он смотрит на меня. Но в жизни нет ничего вечного...

Он заговорил первым.

- У тебя очень уютный дом. Сама придумала дизайн?

И понеслось. Мы говорили, и говорили, и говорили. О любимых фильмах и книгах, о зимних видах спорта и бейсболе, о полётах на луну и работе парфюмеров... Не умолкая ни на секунду, мы перебивали друг друга, смеялись... Через пару часов я заметила, что он удивительно ловко обходит темы, на которые мне совсем не хотелось бы говорить. Даже если я сама начинала какую-то опасную тему – говорила о моих знакомых в последние три года или о том, насколько мне жаль, что я так поступила с друзьями, он тут же уводил разговор в сторону. Идеальный собеседник – казалось, он лучше меня знает, о чём я хочу и могу говорить.

Прошёл ещё час. Приближалось утро, и язык у меня уже начал заплетаться. Конечно, ведь мы с Эдвардом выпили, кажется, всё вино, остававшееся в моих закромах. Правда, на него это ни капельки не повлияло – взгляд его был таким же ясным, как в начале вечера,а речь чёткой. Главными же последствиями моего опьянения был даже не заплетающийся язык, а то, что я постоянно отвлекалась от темы разговора. То я засматривалась на его идеальные губы, складывающиеся в кривоватую улыбку, от которой внутри меня каждый раз вспыхивали искорки, посылая жар по всему телу. То не могла оторвать взгляда от его сверкающих глаз – всё-таки они были удивительного цвета, я и не думала,что такое возможно. Как изумруды, как листва жарким летним утром, как море рядом с греческими островами, как мой любимый цвет гуаши в детстве. То я ловила себя на том, что не отрываясь смотрю на его руки, на перекатывающиеся мускулы, на длинные, изящные пальцы. Мне так хотелось дотронуться до него, и с каждой минутой становилось всё труднее себя останавливать. В конце концов, в моей голове осталась только одна мысль, от которой я, как ни старалась, не могла избавиться: «Это рождественская ночь, завтра он уедет, ты ничего не теряешь, Белла! Вперёд!» И Эдвард никак не помогал мне сохранить контроль над собой, то запуская руки в свои восхитительные бронзовые волосы, то говоря мне, что у меня красивые глаза. Наконец он замолчал, видимо, устав вести беседу сам с собой – я уже давно перестала что-то говорить, только слушала его рассказы о других странах, о знаменитых людях, о том, как я похожа на девушку с одной старой рождественской открытки... Он молча смотрел мне в глаза, а когда я уже подняла руку, чтобы притянуть его к себе, он взял её в свои тёплые ладони, поцеловал, не отводя от меня взгляда... И поднялся с пола. Я растеряно смотрела на него, пытаясь успокоить своё бешено колотящееся сердце и услышать хоть что-то за его грохотом.

- Я, наверное, пойду. Спокойной ночи, Белла. И спасибо тебе за это Рождество.

Я смогла только кивнуть, и он, посмотрев на меня взглядом, полным какой-то горечи, быстро поднялся в свою комнату. Только когда хлопнула дверь, я моргнула, и в голове вдруг прояснилось. Я только что чуть не поцеловала парня, которого знаю меньше суток! Да что там поцеловала – я чуть не занялась с ним любовью прямо здесь, на ковре. И это я, которую воротит от прикосновений противоположного пола... Да что со мной не так?

Все силы, казалось, тут же покинули меня. Я еле-еле заползла на диван и, свернувшись клубочком, как котёнок рядом, почти сразу заснула.



Мне снился Эдвард. И во сне всё было намного проще, чем наяву. Там я точно знала, чего хочу.

- Останься, Эдвард. Пожалуйста. Мне так хорошо с тобой...

Он только улыбнулся и склонился ко мне, касаясь тёплыми губами уха.

- Если ты попросишь, я никуда не уйду. Ты только скажи. Только пожелай.

И его губы двинулись от уха... по щеке... невесомыми, лёгкими поцелуями... Мои лёгкие заполнились его запахом – он пах праздником. Ванилью, корицей и яблоками. Он на секунду замер, глядя мне в глаза, а потом медленно дотронулся до моих губ. Его губы были как мягкий шёлк, на вкус он был как яблочный пирог, и искры удовольствия растекались по всему моему телу.

А потом это закончилось.

Я поняла, что уже не сплю. Пару секунд я лежала, приходя в себя, глядя на узоры на потолке. А потом резко села, оглядываясь. В гостиной никого не было, только Снежок тихо посапывал у меня под боком. Я облизнула губы и почувствовала вкус яблочного пирога. Голова тут же закружилась – так это был не сон? Ещё раз осмотревшись, я заметила конверт, лежащий прямо у меня на коленях. Я дрожащими пальцами открыла его и, не веря своим глазам, прочитала выпавшее оттуда письмо.

«Дорогая Белла!

Даже не верится, что я могу написать тебе письмо в ответ. Ты не представляешь, как приятно после стольких лет ожидания наконец-то получить возможность сделать это.

Надеюсь, ты не сочтёшь меня сумасшедшим психопатом и дочитаешь это письмо.

Я прошу тебя – просто поверь. Как верила все эти годы.

Нужно начать, наверное, с начала. Ты очаровала меня, ещё когда была совсем ребёнком. В то время, когда миссию доброго волшебника выполняют родители, а Санте остаётся лишь за этим наблюдать. Ты была такой непосредственной и безумно милой. С огромными шоколадными глазами, пухлыми щёчками и губками бантиком. Тебя хотелось оберегать, с тобой хотелось играть, ты сама была рождественским чудом. А как ты радовалась подаркам! В те минуты я понял, для чего я существую – чтобы такие дети, как ты, хотя бы в Рождество были полностью счастливы. И с тех пор я старался делать всё, чтобы Рождество было для тебя самым счастливым днём в году.

Ты росла... Многие уже в первых классах перестают писать мне письма, но ты не обращала ни на кого внимания и с присущим тебе упорством продолжала строчить свои послания. Даже родители не знали, что ты всё ещё это делаешь – а я каждый год радовался, забирая подписанные твоей рукой конверты. И каждый год удивлялся твоим желаниям. Ты была такой маленькой, но уже заботилась о других, а не о себе. О родителях, о своей лучшей подруге... Твои желания всегда было сложнее всего исполнить, но я был счастлив, когда у меня получалось это сделать. Потому что наградой мне служили твои искрящиеся неподдельной радостью глаза.

Они обладают удивительным свойством, ты знаешь? Ещё с самого детства твои глаза излучали такое тепло, что рядом с тобой просто невозможно было почувствовать себя неуютно. Ты дарила радость всем окружающим... И насколько несправедливо с тобой обошлась жизнь.

Прости меня, Белла. Прости, что не спас твоих родителей. Я был там, рядом с ними, но ничего не мог сделать, потому что – что я могу? Только исполнять желания. Если бы я мог сделать то, что хотел... А в то мгновение, когда самолёт начал падать, я больше всего хотел спасти их, спасти Чарли с Рене, которые были так счастливы, так молоды... Прости меня. Я пойму, если ты возненавидишь меня за то, что я так и не смог помочь, но всё же я надеюсь, что ты поймёшь... прости. А как я ненавидел себя, когда увидел твою реакцию на это... Твои тёплые глаза, всегда сверкающие детской непосредственностью, со всегда горящей в них искоркой счастья, ожидания чуда... Они потухли. На следующее Рождество я сделал всё, что мог, найдя в доме твоих родителей их вещи, но что это по сравнению с живыми, самыми близкими на свете людьми? Прости меня.

А потом ещё этот... Джеймс. Я выл от безысходности каждый раз, когда он приближался к тебе, Белла. Ты так верила в то, что я помогу тебе, а я долгие два месяца ничего не мог сделать.

Зато в этом году ты подарила мне лучшее Рождество. То, как засияли твои глаза рядом с друзьями, как ты плакала от счастья – я никогда не забуду это. И потом, говорить с тобой, наконец-то прикасаться к тебе... Прости, что не смог сдержаться и нашёл в твоём желании лазейку, которая позволила мне быть рядом.

Ты удивительная девушка, Белла. Именно ты сделала меня счастливым, хоть и совершенно случайно, ты подарила мне столько тепла и любви, сколько я не получал ещё ни от одного человека в мире, ни от одного ребёнка.

И это письмо – самая эгоистичная вещь изо всех, что я когда-либо делал. Прости, но я просто не могу позволить ещё хоть чему-то плохому случиться с тобой. Только не когда твои глаза снова сияют. Хотя я бы всё равно не сделал этого, если бы ты не прошептала мне «останься»...

Не знаю, хочешь ли ты этого, Белла, но я был бы счастлив иметь возможность защищать тебя не только один день в году, а ежедневно, ежечасно. Тебе не обязательно терпеть меня рядом с собой, просто пожелай на следующее Рождество, чтобы я остался.

Не верится, что я действительно написал это.

Ты – вся моя жизнь, Белла. С тех пор, как я увидел, как ты, улыбаясь во весь рот, играла на фортепиано, я привязался к тебе. У меня никогда не было друзей, но благодаря твоим желаниям я познакомился с замечательными людьми – Эмметом и Элис, Джаспером и Розали. Получилось так, что твои желания стали для меня рождественскими подарками...

Спасибо тебе за это. Даже если на следующее Рождество ты пожелаешь больше никогда не ощущать моего присутствия в твоей жизни – ты всё равно будешь для меня самым близким человеком в мире. Спасибо тебе, что всё это время верила в меня.

Я надеюсь, до встречи.

С любовью,

Твой Санта.

(или Эдвард, как тебе больше нравится. Мне это имя приглянулось).

P.S. У Рудольфа действительно огромный красный нос, и он тоже жаждет с тобой познакомиться. Так что всё в твоих руках!

P.P.S. Снежок тебе, кажется, понравился, и он от тебя без ума, поэтому, надеюсь, ты не против, что я оставил его тебе. Считай это подарком от Эдварда.»

Я несколько раз перечитала письмо, пытаясь уложить в голове смысл строчек, написанных идеальным ровным почерком. Получалось плохо. Не выпуская его из рук, боясь, что оно исчезнет, я прошла на кухню и сварила себе кофе. Только через час до меня, наконец, дошло, что это всё значит, и по лицу потекли слёзы. Я была безумно счастлива. Он останется! Он хочет быть рядом!

Поскорее бы следующее Рождество.



Год спустя

«Дорогой Эдвард.

Милый Санта(странно писать это, обращаясь не к седовласому старику, но я привыкну, обещаю).

Все разъехались, и я опять осталась одна. А никто не должен праздновать Рождество в одиночестве.

Поэтому отпразднуй это Рождество со мной, пожалуйста.

И останься рядом. Пока тебе не надоест.

Я соскучилась. Очень жду тебя.

Твоя Белла»

Я сидела на полу, откинувшись на диван и прикрыв глаза, когда почувствовала прикосновение тёплых губ к своей щеке. Меня окутало волшебным ароматом праздника, и я почувствовала, как мои губы сами собой расползаются в улыбке.

- С Рождеством, - прошептал мне на ухо зеленоглазый Санта.