Небеса благоволили к мореходам. Погода стояла прекрасная, ветерок гнал корабли на восток, навстречу восходящему каждое утро солнцу. Белые паруса справа и слева казались крыльями гигантских птиц, летящих низко над водой. Нейда смотрела на открывающиеся перед ней морские дали с восхищением. Страх перед невообразимой глубиной под килем никуда не исчез, но пока волны только тихо плескались за бортом, не угрожая залить или перевернуть судно, — с ним можно было не считаться. Крутобокий венецианский неф легко скользил вперед, распуская по сторонам от форштевня длинные усы белой пены. Венецианцы знали толк в кораблестроении, определенно знали. А король Франциск по достоинству оценил их мастерство, золотом заплатив за флотилию, которая теперь несла его крестоносные войска к берегам далекой Палестины.
Щиты, украшенные цветастыми гербами и вывешенные на кормовой и носовой надстройках, негромко перестукивались в такт качке. Щит самой Нейды не мог похвастаться яркими красками. Темно-красный прямой крест на белесом фоне отмечал щиты едва ли не половины собранного графом Гримстоном отряда. Да и бойцы других военачальников, не имевшие собственных гербов из-за незнатности, собирались идти в бой именно под этим символом.
Нейда вздохнула. В глубине души хотелось снова оказаться на твердой земле, размяться, сойтись с кем-нибудь в нормальном поединке. Здесь, на узкой, шаткой палубе, сражаться толком не получалось, так что тренировки выходили жалкими и, на взгляд самой девушки, совершенно бесполезными. Оставалось ждать, когда корабль в очередной раз зайдет в какой-нибудь христианский порт, чтобы пополнить запасы продовольствия и воды.
Где-то позади чуть слышно звякнула кольчуга. Нейда, не оглядываясь, усмехнулась. Из всех бойцов, плывших на этом нефе, только Лиона носила кольчугу, не снимая. Даже спала в ней. Прямо на дощатом полу, подкладывая под голову свернутый плащ. Нейда знала, что спорить с подругой бесполезно, но в глубине души все равно недоумевала — зачем создавать себе дополнительные трудности? Их и так в походе будет предостаточно. Неужели Господу есть дело до того, кто спит в гамаке, а кто вполглаза бдеет на голых досках…
Король Франциск распорядился идти морем до самой Палестины. Во французские порты заходить было нежелательно — отношения с Людовиком VII складывались не лучшим образом, и даже общее богоугодное дело едва ли могло оказаться достаточной гарантией от столкновений. Так что оставалась вежливая заинтересованность в успехе похода на словах и в письмах — и застарелая вражда в сердцах, идущая из давних споров о границах, о пошлинах, о земле и власти. Франциск недолюбливал Людовика, и французский король платил ему той же монетой.
Перед самым отплытием граф Артур собрал командиров своих отрядов и сообщил, что в Константинополе им предстоит объединиться с войсками Конрада III, короля германского. Нейда, оказавшаяся среди приглашенных, потом долго гадала — где же находится этот Константинополь, на что он похож, что за люди ромеи там живут… Мир за пределами привычного казался огромным, заманчивым и полным неизведанного. Хотя, и девушка честно себе в этом признавалась, можно было бы ехать куда угодно, хоть в сырую туманную Англию, хоть еще дальше — лишь бы Филипп туда не добрался.
Алира, узнав, куда они плывут, равнодушно пожала плечами.
— Я еду воевать. Мне за это заплатят. И меня совершенно не волнует, где находится и как называется это место. Я ни разу не слышала это название — и Бог свидетель, мне от этого ни тепло ни холодно. Лишь бы церковь выполнила свои обещания.
Но до Константинополя было еще слишком далеко. Пока же в один прекрасный ясный день на горизонте показалась темная полоска, в который более опытные моряки признали землю. Скоро можно будет напиться свежей, вкусной воды, а не застоявшейся мути, пахнущей старым деревом и тиной, которая плескалась в трюмных бочках. И можно будет походить по чему-то более устойчивому, нежели беспрестанно колеблющаяся палуба. Корабли приближались к Генуе.



По пристани, расталкивая прохожих, несся молодой парень лет девятнадцати. Заход кораблей в порт — совершенно обыденное дело для такого быстро растущего торгового города, так что никто давно не придавал значения очередной флотилии, вставшей у причала, чтобы пополнить запасы или же наоборот разгрузиться. Но для этого парня каждый корабль был шансом изменить его нищую жизнь. Так стало с тех самых пор, как по всей Италии разнесся слух о планах европейских государей осуществить новый поход в Палестину. Огромным разочарованием для него оказалось равнодушие, с которым дож отнесся к призывам своих братьев во Христе, рассудив, что для купцов новая война и так будет прибыльным делом, а значит, отправляться за море в негостеприимную пустыню совсем не обязательно. Куда лучше помогать крестоносному воинству отсюда, с безопасного расстояния.
И тем не менее, несмотря на то, что общие настроения в городе были ему отлично известны из подслушанных на площадях разговоров и официальных обращений глашатаев, молодого человека не покидала надежда, что в один прекрасный день ему удастся отправиться в те далекие, загадочные, и от того особенно манящие края. Он приходил сюда каждый день, в любую погоду, но удачного случая всё не подворачивалось. Однако сегодня день предстоял особенный, он понял это, едва разглядел кресты и пестрые гербы на флагах и щитах вереницы нефов, приближавшихся к причалу с попутным ветром.
Вот с высокого борта первого нефа на дощатую пристань с глухим стуком упал трап, по которому тут же засновали по пояс обнаженные матросы. Затем, когда судно уже оказалось надежно пришвартовано, на берег сошли несколько хорошо одетых мужчин при оружии. Перекинувшись парой фраз со скучавшим таможенником, сидевшим в тени небольшого домика, вновь прибывшие направились прочь из порта, который с каждой минутой все больше наполнялся людьми. В камзолах и кольчугах, с гербами и без, одетые богато и бедно, они шли нескончаемым потоком. Кто-то отправлялся в ближайшую таверну, кто-то сворачивал в сторону города. Их было много. Очень много. И все при оружии. Чем дольше наблюдал за происходящим молодой генуэзец, тем явственнее понимал, что это не простые путешественники или венецианские торговцы, как можно было бы подумать, глядя на очертания их кораблей. Нет, это воины. Все до единого. Первым порывом юноши было отыскать командира этого войска, но по мере заполнения пристани на ум пришел более простой план. При таком количестве людей легче легкого смешаться с толпой и незаметно проскользнуть на один из нефов. Рискованный шаг, но терять ему уж точно нечего.

Между тем вновь прибывшие разбредались по соседним улочкам, заглядывали в торговые лавки, просто бесцельно бродили по городу, отдыхая от долгой качки морского перехода. Парень исподволь внимательно рассматривал их экипировку, одежду, оружие —
и чувствовал, как зубы сводит от зависти. После смерти родителей он остался нищим, найти работу по душе так и не сумел, и выживать приходилось по-разному, перебиваясь с хлеба на воду. Поношенный, залатанный шенс, выцветший пояс, у которого уже невозможно разглядеть цвет кожи, да короткий меч в выщербленных ножнах — вот и все, что он мог противопоставить снаряжению воинства под знаменем Креста. А ведь даже у тех из них, кто был одет бедно, у пояса висели недешевые клинки. Что уж говорить о богатой знати…
Парень бродил по пристани до полудня, после чего, когда солнце начало всерьез припекать, решил заглянуть на рынок. Там, в вечной сутолоке ему порой удавалось раздобыть лишний кусок хлеба или подобрать потерянную кем-то вещь. Перед уходом надо выжать из этого места все, что только возможно. Ведь возвращаться он сюда не собирался. Он свято верил, что сегодня — последний день его пустой никчемной жизни в родном городе. Парень уже явственно представлял себя в первых рядах на поле битвы, слышал звон стали и ржание коней, приветственные крики в честь победителей, чувствовал себя смелым и сильным, способным подняться к вершинам славы, думал о наградах и почете, что будут ожидать рыцарей, вернувшихся домой после триумфального разгрома неверных… И вдруг эти красивые размышления прервал звон рассыпавшихся по земле монет. Парень ловко подскочил к женщине, растерявшей деньги, и зачерпнул вместе с песком несколько серебряных. Но стоило ему дернуться назад, чтобы снова раствориться в толпе, как в кадык уперлась острая сталь — девушка, показавшаяся на первый взгляд довольно неуклюжей, в мгновение ока выхватила меч и не дрогнувшей рукой направила его воришке в горло.
— Ты взял чужое, верни, быстро! — ее голос прозвучал сурово.
Парень буквально остолбенел от страха и удивления, разжал руку, позволяя монетам снова упасть на землю, и, пряча растерянность под маской дерзости, насмешливо протянул:
— Женщина-воин? Что это за шутка?
— С мечом я управляюсь ничуть не хуже, чем кузнец с молотом, можешь мне поверить. Так что следи за тем, что говоришь, пока еще можешь…
Решив не дожидаться окончания фразы и посчитав, что достаточно усыпил бдительность этой странной особы, парень быстро качнулся в сторону, одновременно выхватывая меч, и что есть силы рубанул по клинку девушки, надеясь сбить удар и выиграть время. Даже если она по какому-то недоразумению носит при себе оружие, в конце концов, он мужчина, он сильнее… Впечатавшийся в нос и губы локоть, прикрытый камзолом из грубой ткани, достаточно толстой, чтобы скрадывать вес кольчуги, выбил мысли прочь. Перед глазами все на мгновение поплыло, и незадачливый вор, пошатнувшись и окончательно потеряв равновесие от второго удара — теперь уже под подбородок — рухнул навзничь, роняя меч. Прежде, чем незнакомка успела перехватить свой клинок обратным хватом, чтобы добить упавшего, юноша вскинул руки над головой, всем понятным жестом прося пощады.
— Простите, что посмел усомниться в вашей силе. Я признаю своё поражение и взываю к вашему милосердию, — говорить из-за разбитой губы было несколько неудобно, но к чему к чему — а к побоям жизнь в генуэзских трущобах его приучила.
— Мне незачем лишать тебя жизни сейчас, но в следующий раз я могу не быть столь добра. Убирайся отсюда, — процедила сквозь зубы девушка, коротким, привычным движением вбрасывая меч в ножны. Ее голубовато-зеленые глаза смотрели зло и раздраженно.
Поглазеть на потасовку собралась уже целая толпа, начались возбужденные перешептывания — не каждый день случалось наблюдать такое занятное зрелище. Вся эта суматоха явно пришлась девушке не по душе, так что она, быстро подобрав монеты, широким шагом, не оглядываясь, отправилась прочь с рыночной площади. Юноша, едва поднявшись на ноги, опрометью бросился вслед за ней. Эта незнакомка поразила его до глубины души, он просто не мог взять и позабыть о случившемся.
— Как ваше имя? — спросил он, быстро нагоняя ее на одной из боковых улочек, кривых, узких, но не так запруженных народом.
— Ты еще здесь? Я предупреждала тебя, — в голосе девушке зазвенел металл.
— Простите, но я не в силах отпустить вас, не попытавшись узнать ваше имя. Вы ведь не из наших краев? Прибыли с остальными? — торопливо спросил он, ускоряя шаг, чтобы обойти собеседницу и заглянуть ей в лицо.
— Имя мое Нейда. Родом я в самом деле не отсюда. А остальное тебе знать без надобности, — легко пресекая попытки юноши приблизиться, отозвалась воительница.
— Меня зовут Анджело. Простите, если моя просьба покажется грубой или нескромной. Но я… я хотел бы отправиться с вами. Я всю жизнь мечтал стать рыцарем. Ваш поход — это единственный шанс для меня. Помогите, прошу. Я готов сделать для вас все, что угодно, — парень упал перед Нейдой на колени, снизу вверх заглядывая ей в лицо и пытаясь поймать ее ладонь в свои.
— Слабоват ты для рыцаря и слишком молод для боя. Тебе это ни к чему, — Нейда криво усмехнулась. — Ступай своей дорогой.
— От меня больше пользы, чем может показаться на первый взгляд. Умоляю, не откажите. Иначе я все равно найду способ попасть на корабль. Просто мне очень хотелось бы сделать это честно и открыто…
— Мы здесь не для набора войска. Ничем не могу помочь, — с непреклонной суровостью перебила его Нейда, высвобождая руку и делая шаг в сторону.
— Ради Господа нашего Иисуса Христа! — взмолился парень. — Вашу милость я буду помнить всю жизнь. Когда-нибудь вам понадобится помощь — и я помогу вам. А сейчас вы помогите мне.
В это мгновение перед мысленным взором Нейды внезапно встало видение недавнего прошлого, как она, не имея ничего, кроме отчаянной надежды, прискакала в лагерь крестоносцев, почти насмерть загнав лошадь. Сейчас в этом молодом человеке с блестящими черными глазами и темными, давно не мытыми, волосами, слипшимися от его собственной крови, она увидела себя. Обреченную, но не признающую этого. И решение переменилось.
— Приходи на пристань к вечеру, — холодно произнесла она, после чего быстро обошла коленопреклоненного юношу и ускорила шаг.

Едва солнце скрылось за горизонтом, в порту воцарилась небывалая тишина. Сытые, отдохнувшие рыцари совершенно не собирались устраивать шумных попоек и пьяных драк, чего с тревогой ожидали от них после длительного путешествия местные жители. В особенности — портовые торговцы, которые вечером раньше обычного закрыли лавки, опасаясь излишне воинственных и буйных посетителей. Однако никто не смел нарушать негласно установленные правила — железной дисциплины добился лично граф Артур, чей авторитет среди воинов был непререкаемым. Несмотря на явную одержимость святой миссией, он являлся опытным и талантливым командиром, отважным рыцарем, чем завоевал лояльность многих политиков и высокопоставленных служителей церкви. Видные государственные деятели предрекали ему хорошую должность при дворе, но Артур выбрал для себя иной путь.
Такой человек, всецело преданный делу защиты веры и готовый не щадить себя и других во имя высокой цели, не мог не заинтересовать Лиону, столь же фанатично желающую сразиться с неверными. Бывшая послушница и граф подолгу беседовали о неизбежном торжестве христианства, о славе защитников Креста. Иногда Лиона приходила вместе с подругами, но ни Нейда, ни Алира не были готовы произносить пламенные речи. Они шли в поход с совершенно конкретными, вполне приземленными целями, так что ни одна из них не укладывалась в рамки рассуждений Лионы и Гримстона. Когда флот крестоносцев прибыл в Геную, Артур проследил за тем, чтобы интенданты занялись погрузкой припасов, после чего, скромно пообедав в ближайшей таверне, устроился на деревянной тумбе кнехта, к которой был пришвартован его корабль. Вдыхая терпкий запах моря и наблюдая, как покачиваются на волнах на фоне закатного неба его нефы, граф погрузился в размышления, настолько глубокие, что даже не заметил, что к нему подошла Нейда в сопровождении высокого темноволосого юноши в сильно поношенной одежде. Шел он с явной настороженностью, но глаза его блестели.
— Прошу прощения, господин граф. Могу ли я обратиться к вам? — с легким поклоном спросила Нейда, вырывая Артура из задумчивости.
— Конечно, что случилось? — немного замешкавшись, отозвался Гримстон, окидывая обоих быстрым взглядом.
— У меня есть к вам просьба, если позволите… Я привела молодого парнишку, который очень хочет отправиться в путь вместе с нами. Прошу вас, разрешите ему присоединиться.
— Мне нужно поговорить с ним.
Нейда оглянулась и жестом подозвала спутника, от волнения переминавшегося с ноги на ногу позади.
— Мое имя Анджело, я хотел бы… Позвольте мне примкнуть к вам… я могу сражаться, — неуверенно подбирая слова, пробормотал юноша, сминая в руках неопределенного цвета шаперон.
— Вы верите в Бога? — Артур взглянул на небо. — Вы готовы доказать истинную любовь к Всевышнему?
— Я сделаю все, что вы скажете. Только возьмите меня с собой.
— Нам не нужны вольные наемники, нам нужны воины Господа. Анджело, я не могу взять тебя с собой, — покачал головой граф, равнодушно окидывая взглядом его худую фигуру.
— Он обретет веру, я направлю его на истинный путь, — негромко, но твердо проговорила Нейда.
— Очень смелый и ответственный шаг, воительница. Готова ли ты поручиться за этого молодого человека?
— Готова, — уверенно отвечала девушка.
Артур несколько мгновений пристально смотрел на нее, затем кивнул.
— Помогать ближним — это благородный поступок. Так что я разрешу ему вступить в наши ряды.
— Он станет нам верным соратником или умрет от моей руки, — в голосе Нейды зазвенел металл.
Лицо Анджело перекосилось. С одной стороны, он был глубоко благодарен Нейде за помощь и доверие. Она дала ему шанс начать новую жизнь, но и в то же время забрала старую. Теперь он не сможет уйти от нее, даже если вдруг осознает, что, присоединившись к этим людям, совершил ошибку.



На башни герцогского замка медленно спускалась ночь. В некоторых окнах задрожали огни, по двору, несмотря на поздний час, сновали слуги, оруженосцы, конюхи и прочая челядь. Лоранский Беркут сидел в своём кабинете, просматривая какие-то свитки с записями, но мысли его никак не хотели сосредоточиться на написанном. Паж, беззвучно ступая, зажег свечи на столе и разворошил поленья в камине, отчего пламя взметнулось вверх с новой силой. Герцог не удостоил юношу взглядом.
Дьявол тебя раздери, Нейда, только попадись мне… Но она не попадалась. Уже который месяц продолжалась охота. О да, он не жалел золота на авансы, не скупился на обещания награды тем, кто отыщет беглянку. Только день проходил за днем — а ни щедрость, ни страх перед его гневом не приносили плодов.
Филипп отлично помнил то слепое яростное бешенство, которое закипело в груди, когда утром спозаранку растерянный оруженосец, мужественно стараясь не отводить глаз, сообщил, что комната Нейды пуста, ворота на улицу открыты, в конюшне нет двух лошадей, в том числе ее Рыси, а конюх убит. Да как ты посмела… Ты ответишь за эту дерзость. Но немедленно отправленная погоня вернулась ни с чем. В глубине души Филипп догадывался, что вернуть девчонку будет едва ли просто — не за тем ее учили и тренировали, чтобы она не сумела организовать побег и спрятаться. Раздражение мешалось с гордостью за талантливую ученицу. Но чем дальше — тем первое становилось сильнее. Какого черта тебя потянуло в бега? Почему именно сейчас, что такого произошло, что заставило тебя пойти на отчаянный риск?.. Филипп думал об этом много. Гораздо больше, чем заслуживала какая-то сбежавшая рабыня, пусть даже и очень способная.
И вот за дверью снова послышались шаги. Паж… и не один. С ним — двое, или трое? Кого там Бог послал на ночь глядя? Мальчишка с поклоном переступил порог.
— Милорд, к вам прибыли. Говорят, дело не терпит отлагательств.
— Пусть войдут, — махнул рукой герцог.
Двое мужчин, шагнувших в комнату, выглядели странно без оружия на поясе. Словно без руки или без ноги. Филипп помнил их. Их и еще двоих. Последнюю группу охотников, которую он нанял пару месяцев назад. И одного взгляда на их лица было достаточно, чтобы понять: они вернулись с пустыми руками. Однако Лоран не спешил начинать разговор. Несколько мгновений он пристально смотрел на обоих, не произнося ни слова, и только когда заметил, что они начали нервно переминаться с ноги на ногу и толкать друг друга локтями, усмехнулся:
— С чем явились?
— Милорд, знаете… тут такое дело… — начал один и, не найдя слов, беспомощно уставился на товарища.
— Что всё это значит? — Филипп нахмурился.
— Мы упустили ее, — выдохнул наемник, глядя в пол. Хотя он давно привык смотреть в лицо опасности, сейчас, под взглядом этих холодных серых глаз, его душу заполнял настоящий животный ужас. Ужас перед хищником, неизмеримо более сильным.
— Как это случилось? — слова одно за другим тяжело падали в тишине.
— Мы следовали за ней по пятам, искали подходящего момента, а она приехала в лагерь…
— Что за лагерь? — перебил его Лоран, задумчиво вертя в пальцах нож.
— Добровольцы. Те, кто хочет плыть за море, — поспешно проговорил незадачливый охотник. — Их очень много, и она к ним присоединилась.
— А их командир отказался нам ее выдать! — чуть повысил голос второй рассказчик. — Заладил, что, мол, она теперь во власти Церкви…
Тонкие губы герцога скривились Она в моей власти, и ни в чьей больше. Она принадлежит только мне.
— И вы струсили и бежали, — подвел черту Филипп, поднимаясь с кресла.
Оба наемника, каждый не уступавший герцогу в росте, торопливо попятились. Лоран окинул их презрительным взглядом.
— Вон с глаз моих, — процедил он сквозь зубы. — Жалкое, ни на что не годное отребье.
Когда дверь за ними захлопнулась, Филипп скрестил руки на груди и задумчиво посмотрел на пляшущий в камине огонь. Плыть за море, воевать за христианские святыни с полчищами сарацин… Похвально, конечно, особенно, если бы решение шло от сердца и веры, а не от страха. Только неужели ты думаешь, что сможешь сбежать так легко? Надеешься, что я не успею подослать в отряд убийц? А ведь это так просто. Немного серебра — и даже твой фанатик-командир только плечами пожмет. Впрочем, ты права, этого можно не опасаться… Убивать — не выход. Она не умрет. Она снова будет здесь. Рано или поздно, но это должно случиться. Ее место подле него, ее мастера, ее хозяина. И он вернет ее во что бы то ни стало.
Герцог усмехнулся. Вернет, примерно накажет, и снова даст в руки меч. Она дерется чертовски хорошо и чертовски… красиво. Она вообще красивая женщина. Сильная и не по-женски суровая… Хватит. Филипп раздраженно тряхнул головой, одергивая сам себя. Я тебя из-под земли достану, и ты стократ пожалеешь о своей дерзости…



Погода начала портиться вскоре после того, как корабли вышли в Ионийское море. Ветер с каждым днем все усиливался, временами заставляя мореходов почти полностью убирать паруса. И вот теперь шторм разыгрался не на шутку. Тяжелые темно-серые тучи скрыли за своей завесой полуденное солнце, волны одна выше другой швыряли нефы из стороны в сторону.
Нейда чувствовала, как все внутри переворачивается. Раз, другой, третий… вертится как чертово беличье колесо. К горлу подступала тошнота, глаза отказывались различать что бы то ни было. Хотелось лечь прямо на дощатый пол и уснуть, а лучше умереть — что угодно, лишь бы не чувствовать эту бесконечную мучительную качку. Но в то же время разыгравшееся не меньше моря воображение охотно рисовало картинки одна живописнее другой, как неф взмывает в небо на гребне особенно высокой волны, как он заваливается назад все сильнее и сильнее, не в силах удержаться на вершине… Пока кормовая надстройка не коснется горба волны, катящей следом. А потом корабль попросту уже не сможет выправиться — и вода начнет просачиваться под закрытые двери… Нейда словно воочию представляла, как по этим доскам побегут первые прозрачные ручейки, как они быстро наберут силу, как в конце концов удары волн попросту сорвут дверь с петель и каюта вместе со всеми бойцами в мгновение ока наполнится водой под самый потолок. А корабль будет уходить все глубже и глубже, в черную морскую бездну, и только парус белым пятном мелькнет в полной темноте…
От таких мыслей и образов хотелось быстрее выскочить на палубу, чтобы хотя бы не оказаться в ловушке, когда это случится. Но у девушки не было сил даже просто дойти до двери. Она лежала, наполовину свесившись со своей койки, и не могла вспомнить ни одной молитвы. Впрочем, большинство бойцов чувствовали себя практически так же. Мало кто мог похвастаться опытом морских путешествий. Алира на соседней койке дышала тяжело и часто, судорожно вздрагивая. И только Лиона неподвижным изваянием замерла посередине помещения, привычно вогнав острие меча между досками и преклонив перед ним колени, как перед крестом. Когда корабль швыряло из стороны в сторону, она раскачивалась в такт движению, продолжая стискивать пальцы до побелевших костяшек, и губы ее едва заметно шевелились, а глаза были устремлены в невидимую даль.
— Помолись за помин наших душ, — пробормотал кто-то с противоположной стороны каюты.
— Я молюсь о нашем спасении, — тихо улыбнулась Лиона. — Мы не умрем здесь. Господу угодно наше дело, он не оставит нас своей милостью.
— Мне бы ее уверенность, — пробормотала Алира. — Если я и не отправлюсь на дно морское с этим проклятым венецианским корытом, то сдохну от качки…

Однако, вопреки ожиданиям, она не сдохла. А шторм уходил дальше к югу, оставляя истрепанный, но целый крестоносный флот позади. Командиры короля Франциска не потеряли ни одного корабля. И утром Алира заставила себя выползти на палубу. Море еще волновалось, но ветер уже задул в правильном направлении, и моряки торопливо распускали парус. Священник, пересидевший бурю в кормовой надстройке, бок о бок с Гримстоном и несколькими другими самыми знатными рыцарями, стоял возле мачты, подняв богато украшенный крест и громогласно возносил Небесам благодарственный молебен.
— Наш поход угоден Богу, — Алира вздрогнула, услышав тихий голос Лионы. — Я видела. Пресвятая Дева в сиянии спустилась перед нашим кораблем и набросила на волны свой плащ, унимая шторм.
— Не говори об этом отцу Густаву, — тронув подругу за плечо, проговорила Алира. — Я не уверена, что он признает твои видения божественным даром.
Лиона обернулась, и серые глаза ее лучились светом абсолютной, безоглядной веры и убежденности в своей правоте. Алира не раз и не два замечала за собой тихую беззлобную зависть к этой спокойной уверенности.
— Я знаю, ты сомневаешься в моих словах, — Лиона улыбалась. — Твое право, я не могу тебя корить за это. Вы с Нейдой никогда не верили в Божий промысел, вам невыносимо было признать, что кто-то определил за вас каждый ваш шаг. Поэтому я молюсь. Молюсь за вас обеих. Я верю, что Господь меня услышит, и мы вернемся из этого похода, осененные славой.
Алира хмыкнула, кивнула и крепко обняла подругу.
— Я рада, что ты с нами.



В сравнительно просторной комнате, расположенной в высокой кормовой надстройке идущего первым нефа за столом сидел, подперев голову ладонями, граф Артур. Простой строгой обстановкой помещение мало отличалась от пристанища воинов, находившегося на нижней палубе. Разве что окно давало достаточно солнечного света и свежего соленого воздуха, да спал он тут один, а не с парой десятков товарищей. На стене висело большое распятие чеканного золота, единственная роскошная вещь, которую граф позволил себе взять в поход. Человек сурового, аскетичного нрава, немало повидавший на своем веку, он всем сердцем верил в правоту начатого дела.
Накрывший их флотилию сильный шторм, милостью Божьей, не потопил ни один корабль. Несколько человек смыло за борт — но это такая мелочь, что и вспоминать не стоит. А значит, Господь благоволит походу. Давно пора восстановить славу и могущество христианской церкви на Востоке, огнем и мечом искоренив неверных.
Артур усмехнулся. Сейчас, как никогда раньше, он чувствовал в себе силу изменить мир. Положить конец мракобесию и увидеть торжество истинной веры. И в этом новом мире, за морем, среди отвоеванных, напоенных кровью врагов земель, устанавливать законы и порядки будет уже он. Во славу Христову…
Капитан утром сказал, что скоро суда минуют Дарданеллы, а значит, в недалеком будущем на горизонте появится и Константинополь. Гримстон не любил ромеев, считая их двуличными схизматиками, почти такими же врагами, как и сарацинов. Но увы, придется терпеть. Пока… Без их помощи императора Конраду не переправиться через Босфор. Кораблей, нанятых королем Франциском, слишком мало, чтобы перевезти немецкое войско. А значит, придется сохранять любезность, держать солдат в узде и надеяться, что рано или поздно этот оплот ереси падет.