Лежа уже который час на холодном кафеле в его ванной, девушка без остановки прокручивала в голове жуткие события минувшей ночи. Тьма не смилостивилась и без зазрений совести поглотила всех своей безнадежностью. Жестокость окутала разум, который отчаянно сопротивлялся, не желая верить, что это все же произошло.

И тут средь белоснежных полотенец и ванных принадлежностей Эмма видела совсем другие картины, которые проплывали перед глазами. Какой была ее жизнь до всего случившегося. Конечно, она отнюдь не казалась сказкой, была совсем не сладкой, как полагали окружающие, но девочке не оставалось ничего иного, как стараться ради родителей, брата и себя. Их семья была совсем не такой, какой видели ее окружающие: счастливая, милосердная, с добротой в сердце, но остальным было и не положено знать – это не их дело. За квадратными оконными рамами, за тонкими деревянными стенами каждую ночь можно расслышать и увидеть, как люди, живущие внутри, изо всех сил пытались держаться и не сорваться.

Они совсем не были порядочной семей, но общество всегда нуждалось в примере для подражания, поэтому семья Хейлов сделала им свою дочь, наградив ношей порядочности и трудолюбия. Впрочем, Эмма и сама была не против такого расклада. Никакой дружбы с мальчиками, походы в церковь каждое воскресенье, учеба и все в этом духе. Девушка и не думала противиться этому, полагая, что так и должно быть, ведь родители желают ей только добра. Жаль, что это являлось чистой ложью, пропитанной ядом. Со временем у нее, как и у всех подростков, начался переходной возраст, бунт и прочее, но прекратилось это очень скоро. Эмма стала примером гордости родителей, которым было наплевать на ее отличные отметки. Отец постоянно сердился, кричал, срываясь по любому поводу, а мать не обращала на это внимания – обычное явление в семье за последнее время. Вот только с братом, который никогда не прекращал попыток вразумить юную сестру, что-то произошло. Что-то странное и страшное, будто его подменили. Родители, конечно же, как и стоило ожидать, сослались на очередной приступ депрессии, лишь бы не тратить деньги на дурацких докторов. Депрессия Дэна длилась уже слишком давно. Черные круги под глазами больше походили на синяки, чем на мешки, а из-за блестящей от пота бледной кожи казалось, словно у него лихорадка. Девушка уже и не помнила, как он выглядел до всего этого и почему это началась.

Ее брат был совсем на нее не похож, а она порой чувствовала себя белой вороной в собственной семье. Все они были ее противоположностью – злые и всегда чем-то недовольные, будто девушка являлась виной всем бедам.

- Эмс, ты ведь не глупая девушка, поэтому должна кое-что понять. Нам давно следовало серьезно поговорить об этом. Прошу, воспринимай все это всерьез, а не как мою очередную шутку, - устало произнес Дэн.
- Я слушаю, о чем ты хотел со мной поговорить? - она придвинулась ближе и как всегда по-детски наивно улыбнулась.
- Когда-то меня не станет…
- Прекрати, это уже не смешно. Еще немного и я отведу тебя к психиатру, - пригрозила Эмма, нахмурившись.
- Это вряд ли поможет, - усмехнулся парень. – Ты так ничего и не поняла. Я не шучу, - вздохнув, серьезно произнес он. – Ты не заслуживаешь такой жизни. Не с ними. Уезжай. Уезжай, как только подвернется момент, иначе тебя постигнет та же участь. Пора прекращать быть маленькой девочкой и стараться потакать во всем на радость предкам, им на это плевать.
- Что ты такое говоришь? – воскликнула девушка и дернулась от этих слов, словно от пощечины.
- Скоро ты все узнаешь, но обещай мне. Обещай, слышишь? – крикнул парень, тряся Эмму за плечи.
- Хорошо, обещаю! – испугалась она такого поведения старшего брата.
- Пообещай мне быть сильной. Несмотря ни на что, не смей забиваться в угол подобно маленькому котенку! – Эмма давно утратила всю веселость и от этого взгляда ее кожа покрылась мурашками, а по телу пробежал электрический разряд. Взгляд человека, который сдерживается из последних сил.

В тот судный день у нее как раз закончились занятия, и девушка поспешила домой, чтобы не блуждать в потемках и в очередной раз не нарваться на неприятности. С каждым шагом ее приближения, сердце в груди начинало пускаться в пляс. Что-то предостерегало ее не идти туда, не входить в родной дом, но любопытство и беспокойство было сильнее страха. И оно было неспроста. Эмма наткнулась на холодное тело старшего брата в этой самой ванной комнате, на этом самом кафеле. Тогда ей даже показалось, что он улыбался. Впрочем, возможно, так оно и было. Его лицо было таким умиротворенным, казалось, он избавился от какой-то ноши, которую слишком долго тащил на своих плечах. Теперь у него не было никаких забот, а на лице не проглядывалась вечная усталость. На какую-то долю секунды Эмма опомнилась, когда обнимала его, роняя горькие слезы и продолжая спрашивать, за что он так поступил с ней, за какие грехи посмел покинуть ее?

Голова Дэна покоилась на ее коленях, а девушка, будто выжившая из ума, уже несколько часов подряд гладила его по голове, словно успокаивала маленького ребенка. Вокруг были разбросаны разных видов упаковки и таблетки, стакан с водой, стоявший возле бортика ванной давно опустел. А потом в проеме показалась чья-то тень и через какой-то незначительный промежуток времени у Эммы стали отнимать тело ее брата. Отбирать единственного человека в жизни, который любил и заботился о ней. Не желая отпускать, девушка ухватилась за его ладонь и обнаружила, что парень сжимал какой-то клочок бумаги. Выхватив бумажку в последний момент, Эмма спрятала ее в карман джинсов и сквозь пелену слез наблюдала за тем, как ее брата кладут на носилки, а затем упаковывают в черный полиэтиленовый пакет. Как в кино. А теперь и в ее жизни. Пустой и никчемной, как сама семья.

Родители Эммы казалось, совсем не озадачены происшедшим. Для них будто не имело никакого значения, что их родного сына больше нет в живых, словно им было плевать, что он мертв. От их отношения хотелось взвыть, обхватить себя руками от беспомощной боли, которая не прекращалась ни на секунду. Ощущение, будто кто-то невидимый сдавливает горло и специально медленно убивает, душит, чтобы было еще больнее. Девушку пожирала изнутри медленная и мучительная смерть, которая, казалось, никогда не наступит.

Затем были похороны. Вся волокита легла на плечи совсем еще юной девушки, которая только и пыталась не сойти с ума от потери и навалившихся на нее проблем. Трудности и это гребаное испытание, что подсунула ей жизнь. Она собственноручно занималась похоронами и по неизвестной причине еле выпросила у родителей деньги, дабы попрощаться с братом, как положено. Но ее стараний никто не оценил. Отец и мать даже не пришли проститься с сыном, и она одна наблюдала за тем, как из ее жизни окончательно и бесповоротно уходит единственный родной ей человек.

Стирая неиссякаемые слезы тыльной стороной ладони, Эмма дрожащей рукой достала из кармана давно мятый клочок бумаги, на котором было написано до боли родным почерком:
«Не сломайся, девочка. Борись». Так она и поступит. Изо всех сил попытается не пасть и сдержать данное обещание. Жаль, что это лишь слова, которые порой просто невозможно воплотить в реальность.

Подойдя к гробу, крышка которого все еще была открыта, Эмма последний раз взглянула на Дэна. Она пришла сюда, чтобы запомнить такие родные черты лица, чтобы проститься раз и навсегда, чтобы обнять в последний раз холодное тело. Коснувшись губами мертвенно бледной кожи, девушка оставила еле заметный отпечаток на щеке.
- Надеюсь, ты счастлив, кретин, - еле вымолвила Эмма, и скатившаяся слезинка с ее глаз угодила на белоснежную рубашку парня, оставив след навечно.

Обессилено рухнув на колени перед ямой, в которую, как в замедленной съемке, начали опускать гроб с телом ее родного брата, девушка пыталась не заскулить от нарастающего чувства окончательной потери. Чтобы не разрыдаться и не сорваться, Эмма зажала себе рот ладонью и беззвучно давилась слезами. Она больше никогда не увидит его улыбки, не посмеется над очередной бредовой затеей, не заплачет от беспомощности и от того, что никак не может ему помочь. Его больше не будет в ее жизни. Никогда.

Туман начинал потихоньку рассеиваться, сырая земля нагреваться под лучами солнца, а влажную траву покидала роса. Священник давно закончил свою речь и, ступая медленными, тяжелыми шагами, покинул место, сохраняющее покой погребенных. Надгробия и мраморные статуи, возвышавшиеся позади, тихо и мирно наблюдали за всем происходящим. А зеленый плющ просыпался и продолжал обвивать крышу склепа, обнимая и душа ее в объятиях.

Собрав всю волю в кулак, девушка поднялась с колен, на которых остались следы от грязи и мокрой травы. Зачерпнув горсть земли и вместе с зажатой в ладони розой, шипы, которой впились в нежную кожу, бросила в сырую яму. Отныне она будет единственной опорой ее брата. А на крышку гроба, словно перышко, опустился цветок, лепестки которого были алыми, как кровь.

На пороге дома ее так никто и не встретил. Эмма думала, что возможно родители по-своему переживают эту потерю, но ситуация казалась уж слишком абсурдной. Мать не проронила ни слезинки, просто ходила как всегда бледная, уж больно похожая на скончавшегося брата, а отца и вовсе не было видно который день.

Всё было слишком неправильным и больше походило на какой-то страшный сон или идиотский фильм с убогим сюжетом, который длился бесконечность и грозился никогда не закончиться. Боль, поселившаяся внутри, не давала спокойно вздохнуть, трезво мыслить, и беспрерывно разъедала грудную клетку от еще неостывшего чувства потери. Казалось, Эмма никогда не свыкнется с утратой, не сможет спокойно проходить мимо теперь пустующей комнаты. Слезы уже высохли, но ком в горле не позволял выговорить ни слова. Хотелось исчезнуть, провалиться сквозь землю и просто ничего не чувствовать, не испытывать вины, которая будет преследовать Эмму еще очень долго. Проклятое обещание! Оно так и гложет, продолжая беспрерывно вертеться в голове.

Несмотря на свою хрупкость снаружи, она была сильной внутри. Настолько сильной, что многие могли бы позавидовать ее выдержке, жаль, пока Эмма этого не знала. К сожалению, она была чересчур наивной девочкой, которая верила в светлую и добрую сторону этого проклятого мира. Мира, безвозвратно отнявшего у нее частичку теперь никчемной и искалеченной души. Но она ведь должна. Просто обязана попытаться выжить без него, жить так, будто ничего не произошло, словно его и не было. Но Эмма не может. Чтобы хоть как-то заглушить рвущуюся наружу истерику, потребуется что-то большее, чем просто данное однажды обещание. Что-то, что сможет хоть на секунду затмить разум и не позволить каждый раз окунаться в тот проклятый день, когда опустошили ее душу.

Постоянно прятаться в своей маленькой комнатке Эмме не позволяли слова брата, которые звучали в подсознании: «Не смей забиваться в угол подобно маленькому котенку!». Но однажды поздней ночью, когда казалось, что уже всё погрузилось во мрак, в соседней комнате, что-то со звоном разбилось о стену. Будто это «что-то» бросили нарочно, а затем за стеной стали слышаться голоса, которые с каждой секундой становились всё громче. Крик мужчины, вновь звуки бьющегося стекла, всхлипы женщины. Вскочив в постели, Эмма набросила халат и выскочила в коридор, где, как и в ее спальне, царил мрак. Больше не было слышно никаких голосов, всё затихло, словно остановилось время, лишь из-за соседней двери слышались какие-то странные звуки, которых девушка никак не могла распознать. Ее напугал звук захлопнувшейся с силой входной двери позади, от чего блондинка подскочила и тут же ворвалась в спальню родителей и, нащупав выключатель, комнату озарил свет. Картина, представшая перед глазами, повергла ее в шок. На полу лежала мать с блаженной улыбкой на устах и прожигала взглядом потолок. В правой ладони Ливэн сжимала шприц, рядом валялся жгут, маленький прозрачный пакетик, который, по-видимому, был опустошен несколько минут назад и прочие принадлежности наркоманов.
«Ломка», - пронеслось в голове и всё в мгновение ока стало на свои места, все куски мозаики были сложены воедино. Столько времени она была слепа, не замечала столь очевидных вещей, находилась в неведении. Эмма корила себя за то, что до этого момента считала себя хоть малость умной, что не смогла распознать элементарных вещей, которые происходили с ее братом. С ее семьей. Да какая же к черту теперь это семья? Сборище наркоманов, которые пытаются создать вид нормальной и образованной семьи, стечение людей отныне объединяющих ее и эту жалкую женщину с ничтожным мужчиной, лишь родственными узами. Ливэн и Декстер - те, кто довел до такого состояния родного сына, и осмелились бросить его на произвол судьбы, не заботясь больше ни о чем, кроме себя. Они виновны в кончине Дэна, поэтому когда-то придет час и девушка сделает все, чтобы они поплатились за содеянное.

«Он ведь столько раз предупреждал», - вертелось в голове девушки, когда она закрывала дверь, за которой осталась лежать на полу ее мать. Брат давно пытался подготовить Эмму к тому, что однажды он исчезнет из ее жизни, а она не воспринимала его слов всерьез. Вина так и разъедала ее изнутри, но боль в груди стала уже терпимой. Казалось за эти несколько дней, девушка свыклась с ней и в каком-то роде даже привыкла, потому что все остальное было заполнено разочарованием. Но с наступлением ночи сердце начинало стучать с новой силой, а слезы непроизвольно стекали по щекам. Порой даже дышать было невыносимо и хотелось просто сбежать из этих четырех стен, в которых казалось еще немного и она свихнется, сойдет с ума от заточения наедине со своими мыслями.

Кафель в ванной давно нагрелся из-за лежавшей на нем девушки. Она уже и не помнила сколько времени здесь провела, пролежала, бессмысленно глядя в потолок. Но явно прошло несколько суток. Организм был почти истощен, но голод уже не беспокоил Эмму. Ее никто ни разу не потревожил, словно родители вообще забыли о ее существовании или сами скончались без дозы, но девушку это совсем не волновало. Ей стало плевать на то, что с ними может что-то произойти. За эти несколько дней она увидела то, на что раньше ее веки были плотно закрыты. Открыв глаза, на Эмму внезапно начали надвигаться все те же стены, с которыми она, казалось, успела подружиться, поделиться своими тайнами, а они смогли ее понять и поддержать, но лишь до той поры, пока девушка их не покинет. Поджав под себя колени и обхватив их руками, девушка искала в себе силы, чтобы суметь подняться на ноги и уйти из этого чертового дома. Подышать свежим воздухом, о котором она давно забыла, забыться и забыть. Но для начала нужно было чем-то подкрепиться, чтобы вообще выйти из дома. Впервые за долгое время, открыв двери ванной комнаты, Эмма поняла, что на дворе глубокая ночь. Стараясь издавать как можно меньше шума, девушка вошла в свою комнату и зажгла свет, который тут же больно резанул глаза, а увидев зеркальное отражение, она даже отшатнулась. На нее смотрела совсем незнакомая ей девушка, исхудавшая, с красными заплаканными глазами и спутанными волосами. Приведя себя в порядок, Эмма попыталась пудрой замаскировать темные круги под глазами.

В их жилом квартале вряд ли бы кто-то слишком удивился, увидев блуждающую в одиночку девушку на улице после полуночи. Тусклый свет фонарей давал возможность лишь приблизительно понять о месте нахождения, но Эмме было сейчас абсолютно плевать на то, что с ней может что-то произойти. Их район никогда не был мирным, как и жители. Проходя мимо переулков, до нее доносились обрывки фраз, иногда стонов, а порой и крики драк, только вот для нее это совсем не имело значения, как и то, где она сейчас бродила, в какой из закоулков завели ее ноги. Вдали, если приглядеться, можно было заметить красную неоновую вывеску. Терять девушке уже было нечего, поэтому она, отбросив мысли в сторону, зашагала вперед, к бару. Несколько мужчин у входа бросили на нее оценивающий взгляд, и Эмма с непонятной дрожью в коленях, боязнью неизвестности и чего-то нового дернула на себя железную ручку. Дверь громко скрипнула, и несколько посетителей обернулись на звук. Заведение и подавно не было милым, а уж тем более уютным: стены покрытые темной краской, почти развалившиеся деревянные стулья со столами, на которых стояли пепельницы. От табачного дыма, витавшего в помещении, и непривычки у девушки начали слезиться глаза, а горло сдавил спазм. Это просто очередной бар, в который заходят, чтобы надраться и забыться и никому нет дела до настоящей причины душевного состояния человека. Только вот сама девушка, как и сидевший у бара мужчина не сводили взгляда друг с друга. Он - заинтересованного, она – трусливого. Сделав уверенный вид, Эмма села за стойку и обратилась к бармену.
- Пиво. Хотя нет, постойте, красного вина. К черту – водку с апельсиновым соком. Без сока, - произнесла Эмма и отстраненным взглядом уставилась на полки с бутылками спиртных напитков за спиной бармена, который, даже не взглянув на нее, принялся выполнять заказ.