Пролог
Так тихо бывает только в одно короткое мгновение – мгновение чьей-либо смерти. Тишина на этот, неуловимый для человеческих органов чувств, становится совершенной: деревья перестают дышать, море шуметь, ветер дуть, Земля вертеться. В этот миг тотального безмолвия, природа прощается с одной мелкой песчинкой, пользовавшейся ее благами так недолго, что пройдет всего ничего – только миллиарды деревьев взрастут, миллиарды волн пропоют, да Земля несколько десятков раз совершит привычный путь вокруг Солнца, - и от этой песчинки ничего не останется. Может быть лишь воспоминания, но и они в темноте времен потеряют ясность и четкость, обрастут тайнами и мнимыми подвигами, пока окончательно не сотрутся из памяти поколений.
Таинство смерти опускается на мир ежесекундно, но оно так восхитительно прекрасно и так мучительно коротко, что за все эти годы, я не научилась насыщаться им.
Одно. Второе. Третье. Сто десятое. Шестьсот седьмое.
Я ловлю его одно за другим, и все же, мне никогда не бывает достаточно.
Всего через пару сотен вспышек совершенной тишины, я смогу полностью раствориться в одной из них. Она станет моей, больше, чем чьей-либо еще. Она будет так близко, что я смогу почти коснуться ее, почти погладить, почти обнять.
Я откинула голову и посмотрела вверх. С востока небо уже полностью поглотила непроницаемая ночь, а на западе, там, где солнце совсем недавно ушло за край, оно все еще оставалось синим. Таким синим, каким оно бывает редко: глубоким, насыщенным, дорогим, в разводах чернильных облаков, подсвеченное неоновыми огнями сверкающей внизу столицы.
Я едва не растворилась в пространстве, когда красота сумеречного неба на мимолетное мгновение слилась воедино с совершенством тишины. Ощущения были настолько сильными, что моя душа вздрогнула.
Значит, пора.
Смерть уже близко - предчувствие никогда меня не обманывало.
Я захлопнула ресницы и погрузилась в знакомое ощущение полета. Через осень и весну, сквозь мерзлоту и горячий центр, вглубь океана и твердыни, на север и юг. На поверхность, наконец.
Перемещение заняло не больше пяти секунд. Когда я вновь открыла глаза, меня встретил солнечный день на другой стороне Земли.
Небольшая деревушка где-то на окраине Европы. Лето в разгаре. Душный полдень. Легкий ветерок едва слышно играется с листьями, заставляя их издавать едва слышные шуршащие звуки, ясное высокое небо без единого облачка, солнце припекает. Изнуренные зноем птички не поют, собаки попрятались в конуры. Воздух тяжелый и пыльный. Тихий час.
Метрах в пятидесяти, через ухабистую пыльную дорогу от меня, приютился небольшой опрятный домик с деревянными ставнями и черепичной крышей.
- Мама, мама! – детский голос, заливистый и яркий, доносится из-за дома, а через секунду на дороге появляется и его обладатель - розовощекий малыш с белым пухом волос и мелкой рябью веснушек. Он бежит через дорогу, размахивая листом бумаги.– Смотри, что я нарисовал!
В своем естественном человеческом порыве показать плоды своих усердий, чтобы они были оценены по достоинству, он ничего не замечает вокруг. Он пробегает мимо, едва не задев меня.
- Тави! - уже другой голос, глухой и утомленный, звучит в жаркой толще полудня. - Я же говорила, чтобы ты не выходил в такое пекло из дома! Немедленно возвращайся! Не хватало еще, чтобы ты схватил солнечный удар!
- Мам, только посмотри на мой рисунок! – малыш подбегает к женщине и, не обращая внимания на ее нахмуренный вид, тычет пальчиком в лист бумаги. – Это я, это ты и папа, а вот Нельсон, видишь?
Женщина устало вздыхает, вытирает тыльной стороной ладони пот со лба и спускается с небольшой стремянки, поставленной под самым деревом – чтобы удобнее было собирать в корзину яблоки.
- У меня нет времени, Тави, - говорит она, но все же мимоходом смотрит на рисунок, наклоняясь, чтобы поднять с земли корзину. – Возвращайся домой и нарисуй что-нибудь еще. Я скоро приду и мы пообедаем.
Детское личико искажается обидой, которая остается незамеченной. Судорожно сжатые пальчики мнут бумагу. Соленая влага наполняет глаза.
Мальчик разворачивается, и, не оглядываясь, бежит обратно к дому.
Я уже рядом. Касаюсь его плечика и шепчу:
- Здравствуй, Тави. Я пришла за тобой, чтобы увести туда, где тебе всегда будет хорошо…
Я чувствую приближение тишины по мерной пульсации где-то внутри меня. Моя ладонь крепче сжимает хрупкое плечико.
- Не бойся, - успеваю шепнуть я прежде, чем взволнованный крик разрезает знойный полдень.
– Та-а-ви!
Маленькое тело взлетает в воздух, и я лечу вместе с ним. Вместе с ним же падаю на землю.
На миллиардную долю секунды безмолвие опускается на планету. В этот совершенный миг я чувствую ответное пожатие детской ладошки.
Я ласково улыбаюсь и взмываю вверх, унося с собой маленькое чудо. Ни ему, ни мне уже нет дела до бревенчатого дома, до женщины, бегущей к невесть откуда взявшемуся на проселочной дороге грузовику, до этого мира…