Ночь… К ней по разному можно относиться, для кого-то это время, когда можно забыть обо всем и просто отдохнуть, закрыв глаза, погрузиться в мир грез. Для других – это время истины, правды, когда просто можно отбросить образы и роли, которые мы играем при свете дня и быть самим собой. Для некоторых, и я принадлежал к их числу, ночь была временем проклятия, временем охотника. Именно ночью зверь, который жил во мне, вырывался наружу. В этот час я не пытался сдерживать его в себе, подавлять или контролировать, это было его время, время хищника. И сейчас этот хищник несся с невероятной скоростью на север от Нью-Йорка. Машина давно осталась позади, пейзаж сменился, и вот меня уже окутывает изумрудная зелень лесов. Воздух тоже совершенно другой, нет запаха мегаполиса. Тут, на севере страны, у самой гарнцы с Канадой и на берегах великих озер пахло свободой. Запах дождя витал в воздухе, он был во всем, в прозрачных хрусталиках капелек на листьях, во влажной сырой земле, в ветре, который развивает волосы. А я все бежал не тронутый этим великолепием, мне было плевать на все. На красоты природы, на запах свободы. Я несся вперед. Я просто бежал сам от себя. Или от нее? От ее запаха, который окутывал меня с ног до головы, заставляя моего личного монстра рваться наружу, не слушаясь доводов разума. Ее кровь, этот запах. Я чувствовал себя наркоманом в период ломки, перед которым, внезапно, положили дозу. И не просто дозу. Это был героин высшего сорта, совершенный наркотик. Мой личный сорт героина. Я остановился у камней, которые возвышались на берегу озера среди леса. От моих совершенных инстинктов не могло скрыться ничего, где-то на западе, примерно в миле паслось стадо оленей, а на севере, мили за три отсюда по лесу бродил огромный бурый медведь, под лапами которого трещали ветки. Все эти звуки, запахи, движения, все это заполнило меня до отказа, я впустил в себя весь мир, но ему больше не было места внутри меня, там была только ты. Мои руки сжались в кулаки, и я ударил огромный валун с такой силой, что он рассыпался на мелкие куски камней. Я больше не могу так, не могу. День изо дня быть рядом и в то же время, так далеко, смотреть и не иметь права прикоснуться. Быть окутанным твоим запахом и чувствовать, как во мне просыпается зверь, имя которому мужчина. Каждую ночь сидеть под дверью и ловить каждый вздох, шорох, стон, тихое бормотание, слушать переменчивый ритм биения твоего сердца и сгорать изнутри. Сгорать в огне этой первобытной страсти. Слушать снова и снова, дышать так глубоко, до боли, подбрасывая полено за поленом в свой личный жертвенный огонь. Я думал, что смогу, смогу снова видеть тебя, быть рядом 24 часа в сутки и при этом сохранить здравый рассудок, быть с тобой и без тебя, просто смотреть, не прикасаясь и только от этого быть самым счастливым существом, которое когда-либо бродило по земле. Но я ошибался, Боже, каким я был глупцом. Годы, проведенные без тебя, довели потребность в тебе до болезненной необходимости. Ты была нужна мне, как воздух живому существу, я хотел тебя, хотел всю и всеми фибрами своей потерянной, заблудшей и вновь обретенной души. Ты была всем, ты была во всем. Даже сейчас, когда я полной грудью вдыхал лесной воздух, я чувствовал только твой запах, даже тогда, когда я смотрел на гладь озера, я видел только твое лицо. Что ты делаешь со мной Белла? Все рассказы о мифических вторых половинках кажутся мне злой насмешкой, по сравнению с тем, что чувствую я. Ты не половинка, нет, ты не часть моей души, нет. Ты мое все, ты сам я, а я – это ты. Я не существую отдельно от тебя, я не что-то целостное способное на самостоятельную жизнь, нет, без тебя нет меня. Ты – кровь, которая вновь струится по моим венам, ты – сердце, которое снова бьется в груди, ты – тепло, которое опять разливается по моему телу, ты – кожа, которая сверкает миллионами алмазов на солнце, ты – страсть, в которой я горю и никак не могу сгореть, потому что ты – это лед, который защищает тело от тления, ты – поленья, которые поддерживают огонь этой страсти, и ты – жажда, которая раскаленным железом рвет мое горло, лишая меня рассудка, ты – яд, который разливается огнем по жилам, он меня убивает, он меня спасает. И, наконец, ты – та единственная, кто может заглушить жажду, боль, подарить блаженство и забытье, ты та, кто может убить и воскресить. Ты моя ложь и моя истина, ты – мое все, ты – это я. Я не заметил, что камни, которые остались от валуна, уже давно превратились в пыль, которую теперь развевал ветер, что дул с берега озера. Еще секунда и я снова срываюсь и бегу по направлению туда, откуда слышен запах медведя, его сердце медленно и мерно стучит, а кровь бежит по венам. Раз, два, три и я бросаюсь на него, впиваясь зубами в шею. Секунды, борьбы и звериного рыка двух хищников, который разрывает тишину ночного леса. Тяжелые лапы зверя на моем теле, острые когти, которые превращают одежду в лохмотья и совершенные инстинкты убийцы, который чувствует запах, вкус и стук сердца своей жертвы. Мгновение и теплая кровь наполняет мое горло, она струится по телу, окутывая его теплом, но это всего лишь мгновения, секунды. Глаза пылают адским огнем, они почернели от пыла охоты, который владел мной. Тук, тук, тук, последние удары сердца моей жертвы и я отбрасываю безжизненную тушу, в которой всего минуту назад клокотала жизнь. Я хищник и это моя природа. Последний взгляд на место банкета, грустная усмешка и я уже несусь обратно, по направлению к городу, опять к тебе, опять навстречу судьбе. На протяжении века я бродил по земле, проклятое существо, которому не ведомы никакие чувства, кроме затмевающей все жажды, кроме непреодолимой потребности убивать, уничтожать все живое. Крушить, ломать все на своем пути. Передвигаясь по свету со звериной грацией совершенного существа. В каждом уголке мира я искал свою утраченную, но все еще живую душу. И вот я нашел тебя, нашел, потерял и снова обрел. Ты – моя душа и моя жизнь, тот кислород, который необходим моему воскресшему телу, тот свет, который, словно путеводная звезда освещает путь моей заблудшей душе, что снова, наконец, вернулась домой. Все, чем я живу – это ты. Все, чем ты есть – мое. Дни приходят и уходят, столетия будут сменять друг-дуга, но мои чувства вечны. И пусть я повторяюсь, но я готов говорить это снова и снова, потому что это единственная истина и единственное, чем я живу. Многие скажут, что такая любовь невозможна, что она нереальна, что это только пустые иллюзии, которыми я себя тешу, чтобы окончательно не свихнуться, а я скажу что невозможно - это всего лишь громкое слово, за которым прячутся маленькие люди. Им проще жить в привычном мире, чем найти в себе силы изменить его. Невозможно - это не факт, это мнение. Невозможно - это не приговор, это вызов. НЕВОЗМОЖНОЕ ВОЗМОЖНО. Добравшись до машины, я переоделся в новую одежду, так как моя была похожа на лохмотья, наверное, так выглядел Робинзон Крузо после нескольких лет на острове. Усмехнувшись, я устроился на водительском сидении, и машина с визгом рванула с места, оставляя на асфальте черные следы от протекторов шин. И снова скорость становится смыслом моей жизни, не удивляйся, потому что моя скорость – это ты. Когда я с тобой, время летит, нет, не так, оно несется, превращаясь в стремительный горный поток, который несет меня по вечности с невероятной скоростью, не давая возможности подумать, что вечность – это слишком долго. Пока тебя не было рядом, время остановилось, оно перестало существовать, просто застыло и не было больше ничего вокруг. Кусочки застывшего времени и это отнюдь не романтический образ. Вместе мы – скорость, адреналин, сметающее все желание, счастье, боль, любовь, все, весь спектр человеческих и не только человеческих эмоций. Когда тебя нет рядом, я погружаюсь во мрак, в гнетущую тишину. Моя жизнь превращается в вакуум. Холод, боль, пустота и больше ничего. Звука в вакууме нет ведь там пустота, нет никаких колебаний, сплошная бесконечность. Там не слышен звук биения сердца, отчаянный крик боли и стон безысходности. Словно космос, с одним только отличием, отличием которое меняет все. В космосе миллиарды светил – звезд. Для меня же существует только один источник света, который способен рассеять мрак, в котором я существую, это ты. Ты мой свет надежды. Сегодняшний вечер я хочу посвятить демонстрации того, что я чувствую, когда ты рядом. Хотя, я не могу сказать, что это способно передать хоть сотую часть всех тех эмоций, которые раздирают меня. Мы поедем на гонки и я тебе покажу, чем является моя жизнь, когда ты рядом. Вчера, в казино, мы сыграли не просто в рулетку, мы сыграли в жизнь. Я не могу читать твои мысли, но я уверен, что именно так ты и думала. Черное, красное или зеро… Как этапы жизни, как путь к судьбе, смерти, возрождению и вечной жизни. Машина влетела на подъездную аллею дома Калленов и резко затормозила. Для сегодняшнего вечера мне потребуется другая машина, ведь я намерен выиграть гонку, впрочем, я бы ее выиграл и на своих двоих. Да уж, канал Дискавери дорого бы дал за эти кадры. Через несколько минут я уже выезжал из гаража на своем Бугатти. Да, все-таки страсть к машинам у вампиров в крови. Интересно, а какой бы она была… Но я сам оборвал свои мысли, боясь допустить их на слишком опасную территорию. Мои глаза впились в красный диск восходящего солнца, а на самом деле я видел только тебя и чувствовал только твое тепло, оставаясь равнодушным к небесному светилу. Утренний город начинал потихоньку оживать. Хотя, мы ведь были в Нью-Йорке, а этот город, как и я, не мог спать, никогда. Только сомневаюсь, что он, в отличие от меня, считал это своим проклятьем. Я подъехал к дому, припарковав машину, среди ряда других. Выйдя на улицу, я поднял голову, глядя на окна любимой. Вот пришел и еще один день этой сладостно мучительной пытки под названием жизнь с тобой и без тебя. Я люблю тебя Белла, люблю больше, чем любил вчера, но меньше, чем буду любить завтра. Мои чувства, такие же бесконечные, как и вечности. Моя жизнь, такая же пустая, как и черная дыра, если нет рядом тебя…

В жизни бывают моменты, когда мы теряем веру. Отчаянье накатывает на нас с силой девятого вала. Мрак окутывает душу. Но даже тогда, когда мы падаем в бездну безысходности, сквозь сумерки пробивается лучик, который может осветить собою Вселенную. И это уже ваш личный свет надежды, ваша вера и… …Любовь…

Она была ангелом… Настоящим ангелом с пушистыми белыми крыльями. Но Розалии была родом из реальной жизни, которую считала своим раем. А в этом Диком Раю ангелы, как известно, не выживают.

Я стояла в совершенно темной комнате и напряженно вглядывалась в окно. Что я хотела там увидеть, что отыскать? Истину? Подтверждение собственных ошибок? Или просто сбежать от себя на какое-то время. Вас когда-то преследовало чувство вины, ошибались ли вы? Да, конечно. Не ошибался тот, кто не жил. А жила я долго. И не жила тоже уже долго. Когда память совершенна, вспоминать не нужно, когда зрение безупречно, ты можешь увидеть даже то, что видеть не хочешь, не можешь. Но иногда прозрение проходит слишком поздно. И ничего уже нельзя вернуть или исправить, нельзя перечеркнуть долгие годы, нельзя начать писать с чистого листа, черновик все равно даст о себе знать, появляясь на столе, в самый неподходящий момент жизни. Когда ты слабее всего, когда ты сильнее всего. Руки до боли сжали собственные плечи так, что тонкая ткань разошлась, как масло под ножом, а я даже ничего не почувствовала. Чувство вины отбирает силу, чувство вины дает силу жить дальше. Жить для того, чтобы исправить ошибки. Пока еще не слишком поздно, пока еще это возможно. Я мысленно возвращалась назад. Назад в тот день, когда моя жизнь в очередной раз изменилась. Ничто больше не будет прежним.
… Прошло уже десять лет с тех пор, как наша семья уехала из Форкса. Долгих десять лет с тех пор, как наша семья умерла. Потому что семья – это единство: когда один за всех и все за одного. И пусть это звучит глупо и наивно, как детский девиз, но это действительно так. Наша семья умерла, потому что не стало Эдварда. Он перестал существовать в тот день, когда уехал от Беллы. Я долго не могла смириться с этим, я не могла понять, не могла простить. В моем обостренном до совершенства уме никак не укладывалось, как такое могло произойти, как увлечение, как мне казалось, обычной человеческой девочкой могло привести к таким вот последствиям. Наша семья умирала на глазах, так же медленно и, в то же время, так же стремительно, как умирал Эдвард. Когда мы уехали из Форкса, он просто убежал, убежал и не возвращался, проходили дни, недели, месяцы, а его все не было. Мы сходили с ума, раздираемые из нутрии болью и беспокойством. Почему? Да просто потому что мы единое целое и боль одного становится болью всех, умноженная во сто крат. Когда же он вернулся, это больше не был Эдвард, моего брата не стало. Это был хищник, абсолютно затравленное и убитое горем существо, зверь, который потерял свободу, мир и жизнь, который потерял себя. Я не могла смотреть на это, потому что в душе поднималась волна бешенства. Я видела, как такие регулярные бегства от нас и от себя самого разрушают все. Тогда я ненавидела Изабеллу Свон всеми фибрами моей потерянной души. Ведь даже не смотря на то, что ее больше не было с нами, она сделала то, чего я опасалась больше всего, она лишила меня семьи. И вот прошло 10 лет, никогда еще время не тянулось так мучительно долго, никогда еще мы не жили так. Из дружной, беззаботной семьи мы превратились в тени, которые бродили по миру, не пересекаясь. Но пришло время перевернуть этот самый мир, мир в котором я жила, точнее не жила, последнее время. Эдвард опять сбежал, кто знает на сколько. Мы не знали даже, вернется ли он в этот раз. Впрочем, мы никогда этого не знали, потому что случилось так, что мы уже не были уверены ни в чем. Спасаясь от гнетущей тишины, которая в последние годы стала постоянным гостем в нашем доме, я решила погрузиться в музыку. На ум сразу же пришли те мелодии, которые играл Эдвард, в те редкие моменты, когда бывал дома или просто когда не сидел неподвижно неделями у себя в комнате, откуда доносилось только тихое рычание и вой зверя. Я поднялась в его комнату, хотела отыскать ноты, но внезапно мое внимание привлекло знакомое имя на корешке книги, которая стояла на полке, приглядевшись, я увидела целую серию книг. Меня словно громом поразило. «Изабелла Мари Свон» вот что гласила надпись. Что, черт возьми, происходит, я просто не могла поверить, учитывая дату выхода первой книги, 4 года назад, пропустила я очень многое. Рука сама потянулась к заветной полке, но я отдернула ее, не желая, чтобы Эдвард по запаху понял, что я брала книги. Но любопытство – это один из величайших женских пороков, даже если женщина вампир. В тот же день я поехала в книжный магазин и приобрела всю серию книг. Сказать, что они изменили меня – ничего не сказать. В тот день для меня начался совершенно иной отсчет времени, совершенно иной жизни. Страница за страницей, глава за главой, книга за книгой. Я открывала для себя новый мир, огромный, невероятный, мир наполнений любовью, болью, страданиями, счастьем и горечью. Этот мир теснился в душе этой маленькой человеческой девушки. Девушки, которая родилась, выросла и умерла, умерев, она стала женщиной, женщиной, которая была соткана из чувств и эмоций. Она умела любить, любить, как никто другой, как ни один человек в этом проклятом мире. Она страдала, страдала, возможно, как никто, но она не сломалась. Захлопнув книгу, я обняла себя руками и тихо прошептала.
- Как же ты похожа на меня.
Если бы вампиры умели плакать, я бы расплакалась именно сейчас. Мозг моментально взорвался миллионом воспоминаний, которые раскаленными иглами впивались в мое сознание. Боль, душевная, боль физическая, все, что я пережила в последние часы моей человеческой жизни. А дальше смерть, месть, пустота и возрождение. А ты не сломалась, не ожесточилась. У тебя хватило смелости открыть свою душу миру, выплеснуть чувства и боль наружу, спрятавшись за «вымышленной» историей. И ты знаешь, я тобой горжусь, но никогда не смогу сказать тебе этого прямо. Да и нужны ли тебе мои слова?... Только ты можешь воскресить нашу семью. Я почти готова умолять сделать это, умолять мысленно, беззвучно.
И вот, я снова тут, вернулась из мысленного путешествия в прошлое. С того дня прошло два года. Два года наполненные душевными терзаниями и ранами от острого клинка под названием «вина». С удивлением отметив, что я вот так всю ночь и простояла у этого окна, я стала наблюдать за солнцем, которое где-то там поднималось на востоке, срывая оковы ночи со всего вокруг. Тьма больше не была непроглядной, она просто теперь серебрилась дымкой, все еще окутывая город. И вот наша семья получила шанс, шанс на новую жизнь. Эдвард… Он снова жив, потому что он снова рядом с ней. Потребовалось долгих 12 лет, чтобы, наконец, признать проигрыш себе, но нужна ли была ему победа? Думаю, нет. Он снова жил, а значит, жили и мы. Он жил надеждой вернуть то единственное, что заставляло его сердце биться, и я слушала этот звук, как музыку, это было его лучшим творением. А я? А что я. Впервые за все мое существование, я попросила о чем-то Бога. Я была проклятым существом, но я просила не за себя, нет, я просила за них. Впервые в жизни, отбросив свой эгоизм, отбросив гордость, предрассудки и доводы разума. Впервые я послушалась сердца. И оно мне подсказало, нет, не так, оно кричало, и вопило от боли, только впервые болело оно за кого-то. Во дворе послышался визг тормозов, это был Эдвард, бросив машину, он помчался к гаражу, откуда через несколько минут вылетела его машина, на которой он участвовал в уличных гонках. Восходящее солнце окрасило город ярко золотистым цветом с кроваво-красными отблесками. Я провела рукой по стеклу, в том месте, где была видна скрывающаяся за поворотом машина.
- Прости…

Позднее утро для меня началось с пряного аромата кофе с корицей, который распространился по всему дому и грохота посуды на кухне. Эдвард… Даже если бы не эти факторы, мои мысли все равно бы были только о нем, впрочем, как и каждое утро, день, вечер и ночь моей жизни. С тех самых пор, когда я впервые увидела его много лет назад. Иногда мне становится страшно, когда я задумываюсь над тем, как стремительно пролетает моя жизнь, день за днем, год за годом. В один не очень прекрасный день я обнаружу, что она совсем прошла. Человеческая жизнь, самое хрупкое и быстротечное, что есть в этом мире. Спустив ноги на пол с кровати, я потянулась и, поднявшись, пошла ванную, 40 минут на привычные, отработанные до автоматизма процедуры и я стою в дверях кухни, прислонившись плечом к косяку, и наблюдаю, как Эдвард нарезает зелень для омлета. Быстрые точные движения, заставляют футболку натягиваться на его плечах, открывая взору рельефные мышцы. Кто бы мог подумать, что грация хищника может проявляться даже в таком обыденном деле. Я мысленно ухмыльнулась. Да, любой скульптур за такого натурщика продал бы душу дьяволу не задумываясь. Мой взгляд скользнул по его телу, а воображение стало дорисовывать обнаженную статую Эдварда. Опасные мысли, словно зыбкий сыпучий песок под ногами, нужно выбираться с этой территории. О черт, разве можно быть настолько…
- Белла, если бы я был человеком, то без травматизма бы не обошлось, под твоим взглядом я теряю контроль, и уже раз 10 ударил ножом по пальцам. А жаль, нож был хороший, теперь все, придется выкинуть.
Тихий глубокий смех Эдварда заставил меня встрепенуться и густо покраснеть. Все-таки некоторые вещи не меняются никогда. И мысли тоже. Должна была признать я, вспоминая, как еще в школьные годы смотрела на это совершенно идеальное тело. Чтобы скрыть неловкость момента я притворно грозным голосом произнесла, усаживаясь за стол.
- Ничего смешного Каллен, с тебя новый набор ножей, а то не напасешься, тут на вас.
Эдвард повернулся и иронично приподнял бровь.
- На нас? Белла, ты меня пугаешь, у тебя на кухне часто бывают те, кто гнет ножи об собственные пальцы?
Надо же и тут поймал на словах. Ну ладно.
- Ну, как тебе сказать Эдвард, просто мало кто из них готовит, а ножи гнутся в процессе чего-то другого.
Я с наигранным вниманием стала разглядывать узор скатерти на столе, пока до меня не донесся раскатистый смех.
- Белла, ты все-таки невероятна.
После этих слов Эдвард снова вернулся к приготовлению завтрака. И что это, черт возьми, означает, это его выражение. Меж тем я снова решила попутешествовать взглядом по его телу, такое себе маленькое кругосветное путешествие, не выходя из квартиры. Да уж, поразительное начало дня, ничего не скажешь. Хорошо, что остальная часть утра прошла без происшествий. Вот вы мне скажите, как не чувствуя вкуса можно научиться так готовить. Как? Всего несколько дней и от коктейля Молотова, которым оказался его первый кулинарный опыт мы перепрыгнули сразу к амброзии, пищи богов, которую он готовил из земных продуктов. Вот после этого вы хотите, чтобы у меня не развивались комплексы рядом с этим идеальным существом. С другой стороны, глядя на этот идеал, мои мысли, свободно дрейфующие по мирной глади дня, опять прибили мой кораблик к такой прекрасной и одновременно опасной бухте. Совершенные движения, идеальное тело и пылающий огонь в глазах. Или я сошла с ума, или это огонь страсти, нет - это просто пожар страсти. Он зовет меня, он обещает мне неземное блаженство, он грозит мне вечным проклятьем. Смогу ли я рискнуть, хочу ли я … Кажется ответ тут очевиден. Только ты заставляешь мое сердце быстрее стучать в волнении, только при виде тебя мои глаза наполняются светом, а душа возвращается к жизни. Лишь твои губы и руки могут заставить меня задыхаться от дрожи и желания, которое словно раскаленная лава разливается по моему телу. Любить терять и снова обретать, все это ты, все это о тебе. Примерно такие мысли одолевали меня всю оставшуюся до вечера часть дня. Правда иногда я прерывала свою работу над текстом, для того чтобы перекусить или просто посмотреть на Эдварда и помечтать. Иногда под моими взглядами он сбивался с ритма игры, и клавиши издавали жалобные звуки, что было само по себе просто невероятным, ведь мы говорим об Эдварде Каллене. Вот в такие моменты я начинала сожалеть о том, что не умею читать мысли. Впрочем, сожаления были обоюдными, так как ему так и не удалось пробиться сквозь прочный панцирь моей невидимой глазу защиты. Я смотрела, как лучи заходящего солнца играли в его волосах, которые были уложены в продуманном беспорядке. Когда он менял положение озорной лучик солнца касался его кожи, и тогда мне просто хотелось зажмуриться, от того света, который издавала его кожа. Иногда мне действительно казалось, что он высечен из цельного алмаза. Иного объяснения такой потрясающей красоты у меня просто не было. Только ты можешь заставить меня снова жить, вытягивая из той раковины, в которую я забралась. Иногда мне так хочется, чтобы ты услышал мои мысли, услышал то, что я не могу тебе сказать, то, что рвется из самых глубин моего сердца. Чтобы ты понял, что, не смотря на все то, что я говорю, что я делаю. Я… Я все еще люблю тебя. Вчера, сегодня, завтра, вечность. Но я боюсь тебя, боюсь снова потерять, боюсь той боли, боюсь всего. Какая же я дура. Ведь жизнь – это риск, это то, что заставляет кровь закипать в жилах. Заглянув в себя, я могу сказать, что если бы у меня в жизни был выбор, если бы я могла все вернуть назад и никогда не встречать его, не любить, не терять и не страдать… Я бы ничего не меняла, потому что это бы была уже не жизнь, сейчас я понимаю, что я согласна была бы переживать все это вновь и вновь, ради того единственного года жизни с ним.
Вечер подкрался незаметно. Когда Эдвард позвал меня, я даже вздрогнула от неожиданности, настолько была погружена в свои мысли. Он сказал, что пора собираться и чтобы сегодня я одела что-то предельно простое и удобное. Хм, интересно и куда это он собрался меня везти, не на пикник же или загородную прогулку.
Я поднялась и пошла в свою комнату, уже по привычке доставая прономерованный пакет – подарок от Элис. Там оказалась небольшая коробочка обтянутая черным бархатом, когда я ее открыла, мой рот непроизвольно открылся в изумлении. Там лежали часы, корпус был выполнен из белого золота и инкрустирован десятками алмазов, большой, круглый циферблат, такая же россыпь камушков внутри, ремешок из Белой кожи. В это была вся Элис.
- Спасибо.
Тихо прошептала я, зная, что где-то в Нью-Йорке, в огромно доме Калленов, маленький эльф прыгает от радости. Но это было еще не все, в пакетике так же находился небольшой конверт с карточкой, внутри, на которой изящным почерком было выведено всего несколько строк:
«Время можно повернуть назад. Его можно обогнать. Главное в это верить, когда переводишь стрелки часов.»
Как же ты меня понимаешь, моя любимая подруга. Как же понимаешь… Еще несколько минут я сидела в нерешительности, разглядывая подарок. С трепетом я проводила пальчиками по каждому изгибу дорогого подарка. Пока не опомнилась, что мне нужно собираться. Ввиду того, что Эдвард сказал, что одеться можно было просто, мой выбор пал на синие узкие джинсы, черную водолазку, коричневую замшевую курточку и в тон ей сапожки из мягкой замши. Волосы я оставила свободно струиться по плечам, весь образ довершил легкий макияж. Когда я вышла в гостиную, Эдвард поднялся с дивана и с нежной улыбкой посмотрел на меня. Его глаза потемнели. В них была жажда. Но он хотел не только моей крови, он хотел меня, всю. Почему-то именно в этот момент я ощутила это, как никогда остро. Доверчиво вложив ладонь в его протянутую руку, я вышла за ним из квартиры, а потом и на улицу, когда Эдвард остановился перед машиной и открыл для меня дверцу, я застыла в немом изумлении. Это же…
- Эдвард, это же Бугатти, откуда у тебя эта машина, ведь только вчера мы были на другой и вообще таких машин всего несколько в…
Но я оборвала себя на полуслове. Маленькая, глупая Белла. Это же Эдвард Каллен, а у него есть все и даже сверх того. Да будь эта машина в единичном экземпляре сделана на Марсе, она все равно была бы именно у него. Эдвард посмотрел на меня, еле сдерживая смех.
- Белла, так забавно наблюдать, как все твои эмоции и мысли отражаются на твоем лице, для этого даже не нужно читать их.
- Действительно не нужно, ты ведь так и не научился этого делать.
Язвительно пробурчала я, усаживаясь в машину. Сопровождал меня уже не сдерживаемый бархатистый смех Эдварда.
- Ты такая милая, когда бурчишь, как столетняя старушка и пытаешься откусить руку по локоть, в то время, когда тебе в рот положили только палец.
Проговорил Эдвард, устроившись на водительском сидении. Я хмыкнула.
- Вот и подумай, что я могу тебе откусить, если ты положишь туда два пальца и стоит ли это таких жертв.
Пропела я, глядя на него с невинной улыбкой на лице. Ну и не дети мы, скажите мне после этого. Эдвард ухмыльнулся и сменил тему.
- Пристегнись лучше. И постарайся не вырвать ручку вместе с дверью, когда будешь за нее цепляться, глядя на стрелку спидометра.
Подмигнув, проговорил Эдвард. Мои глаза заискрились весельем, ах дорогой мой, я уже далеко не та пугливая маленькая лань, которая боялась даже быстрой езды, времена меняются, меняемся мы. Тебя ждет парочка сюрпризов. Я пристегнулась, и машина тронулась с места. Мы неслись по вечернему городу на бешеной скорости, если бы я была той старой Беллой, я бы уже с воплями просила остановиться, но нет, теперь мне это действительно нравилось. Проносящиеся за стеклом огни машины, витрин, неоновые вывески клубов, парад огней гостиниц, все это словно пролетало. Через какое-то время впереди послышалась громкая музыка, и показались яркие огни прожекторов. Впереди была толпа, и Эдвард сбавил скорость, медленно проезжая, среди расступающихся людей. Куда это мы попали? На огромной установленной сцене были какие-то люди, что-то говорившие в микрофон, повсюду были развешены десятки огромных плазменных экранов. Но не это главное. Впереди я увидела десятки спортивных машин, но даже не они привлекли мое внимание. Когда мы остановились, я заметила четыре идеальных силуэта, которые стояли у дорогих авто. Эллис, Джаспер, Эммет и Розали. Мое тело сжалось.
- Что это значит, куда ты меня привез? Что тут делает твоя семья?
Эдварда посмотрел на меня с моей любимой кривоватой улыбкой.
- Белла, они же свободные люди…
Мой скептический взгляд заставил его замолчать на полуслове.
- Ну ладно, не люди, а вампиры. Но это не меняет того, что они могут появляться, где угодно.
Я хмыкнула.
- Ну да, и по счастливой случайности, они оказались именно тут и именно сейчас. И не смотри на меня как агнец божий, Каллен, потому что я давно не верю в твою невинность.
Эдвард тихонько засмеялся.
- А зря, я свято берег свою часть и добродетель.
Ну, вот что на такое скажешь, с беззвучным стоном, я вылезла из машины. Все еще слушая его противный смех. Противный? Да противный! Черт и почему только у меня от этого смеха подгибаются колени. На встречу мне уже летела Эллис.
- Белла, ты прекрасно выглядишь, я так рада, что тебе понравились все мои подарки, ты обязательно должна мне сказать, где купила эти сапожки.
Маленький эльф то сжимал меня в объятиях, то тараторил без умолку, прыгая от темы к теме.
- Привет Эллис, я тоже рада тебя видеть.
Искренне проговорила я и поцеловала подругу в щеку, от чего та просто расцвела. Тут ко мне подошел Эммет. Мне кажется, или под его ногами дрожит земля.
- Привет, я Эммет, помнишь меня?
Проговорил здоровяк и пристально вглядывался мне в лицо. Он что там признаки слабоумия ищет. Но тут произошло то, чего я никак не ожидала, не успела я открыть рот, чтобы ответить, как Эммет подскочил и ойкнул от боли. Из-за его спины показалась Розали.
- Черт, Рози, зачем ты это сделала, больно ведь.
- Я сделаю это еще раз, если ты продолжишь вести себя, как идиот. Хотя, о чем я говорю, ты же не можешь вести себя иначе.
Розали закатила глаза. А потом снова обратилась к Эммету.
- Ты бы еще сказал, что тебе приятно познакомиться и назвал фамилию. Можно подумать она тебя не помнит или не знает.
Здоровяк обиженно надул губы, все еще потирая затылок.
- Но, она ведь просто человек, могла и забыть за столько лет и вообще она никогда не отличалась…
Но договорить ему не дало тихое шипение Розали. Эммет в страхе попятился назад.
- Да понял я, понял.
Роуз повернулась ко мне, у меня было такое чувство, что моя челюсть сейчас окажется где-то в районе тех самых сапожек, которые так понравились Элис.
- Привет Белла. Я рада тебя снова видеть.
Проговорила блондинка. И только тут я заметила, что все на нее смотрят в таком же немом изумлении, как и я.
- Привет.
Тихо ответила я. Просто не знала, что больше сказать. Вампирша понимающе улыбнулась. А дальше все потекло в привычном русле, шуточки Эммета, журчание голоса Элис. Только Джаспер, как всегда был молчалив и смотрел на меня с каким-то затравленным видом, а в глазах плескался океан вины и сожаления. Когда Эдвард, Роуз, Эммет и Элис пошли к организаторам гонки, мы остались с Джаспером вдвоем. Я подошла к нему и положив руку на плечо, от чего он вздрогнул, тихо сказала.
- Прошлое, оно на то и прошлое, чтобы оставаться позади. Не думай о том, что было. Элис меня научила переворачивать страницу и писать все с чистого листа.
В глазах Джаспера отразилось такое изумление, а затем такое облегчение, что мне показалось, будто с его плеч свалилась вся тяжесть мира.
Но ответить он не успел, так как вернулись остальные, с известием, что гонка начинается через 5 минут и машинам пора на старт. Ах да, вы не знаете самого главного, мы с Эдвардом тоже участвуем. Сперва он хотел оставить меня в рядах болельщиков с Джаспером и Элис, но я взбунтовалась, изъявив желание поехать с ним, после чего Эммет долго отдирал челюсть брата от асфальта.
- Белла, специально для тебя, я написал слово «Неудачники» на номерах своей машины большими буквами, чтобы ты со своим слабым человеческим зрением смогла их разглядеть, когда я буду пересекать финишную линию задолго до вас.
Я пожала плечами и, улыбнувшись, ответила.
- Боже, Эммет, я никогда не замечала за тобой такой самокритичности в отношении своей персоны. Я все понимаю, но назвать себя неудачником, это уже перебор.
Все дружно засмеялись, и только один Эммет обиженно отправился к своей машине. Мы с Эдвардом заняли места в нашем Бугатти.
- Белла, ты уверена, что хочешь это сделать?
Эдвард выглядел донельзя обеспокоенным. Улыбнувшись, я ответила.
- Эдвард, неужели ты так испугался таблички Эммета, ну же, поехали.
Эдвард вздохнул, и машина выехала на старт. На огромных экранах показался десяти секундный отсчет времени. Когда замигал огромный ноль, мы услышали выстрел, взмах флажков и машины со свистом рванули вперед.
Глава 22. Погоня за мечтой Часть2