---

---

В голове мелькает изображение той рождественской открытки.

- Она появилась из ниоткуда, и я всегда буду помнить, как выглядело лицо Эсме. Она выглядела так, словно ей только что подарили самый лучший подарок. Я был умнее. Я держал рот на замке, потому что не хотел заставлять свою жену выбирать между лучшей подругой и мужем. Она осталась на две недели. Эсме показывала ей, как кормить тебя, как купать, как заставить тебя смеяться. У нее было самое большое сердце из всех, кого я когда-либо знал. Вот почему я влюбился в нее. А еще она могла быть слишком наивной.

Однажды вечером я пришел домой с работы и услышал их крики. И я понял, что мой худший кошмар воплотился в жизнь. Рене хотела тебя обратно. Я наорал на нее. Я называл ее такими словами, какими никогда не следует называть женщину. Я велел ей убираться из моего дома.

Я не тратил ни секунды. Я всю ночь просидел на телефоне в поисках помощи, пока не нашел нам лучшего юриста.

Мы все безжизненно сидим на своих местах, слушая его версию развития событий. Словно смотрим фильм по телевизору. Мне хочется спросить его, говорила ли она им когда-нибудь, почему. Почему передумала. Где она была все то время, что я жила в настоящей семье. Но я не думаю, что есть хоть какой-то ответ, которого будет достаточно.

Когда Карлайл начинает говорить, я чувствую себя так, словно я просто другой человек в этой комнате. Его слова для меня.

- Эсме прорыдала всю ночь, укачивая тебя на руках. Она разрывалась с самого начала. Она видела в тебе свою дочь. Также она видела в тебе дочь Рене. Не какого-то незнакомого человека, который отдал своего ребенка на усыновление, а своей подруги детства. Она любила твою мать. Я ненавидел ее. Для меня ты была только нашей. – Его слова – крепкий кулак, в котором мое сердце. Сжимающий. Она была моей матерью. И я не хочу, чтобы он ее ненавидел.

- Это была долгая битва. Такая, что даже я не знал, выиграем ли мы вообще. Но я был готов драться. Я был готов раздавить ее. Делать упор на ее личности. На том факте, что она даже не знала, кто твой… - Его голос обрывается, и он выглядит смущенным.

- Ты можешь это сказать.

- Она даже не знала, кто твой отец.

Я смотрю строго вперед. Я знаю, кто меня вырастил.

- Я заставлял Эсме сделать выбор. Выбрать между ее лучшей подругой и мужем. Она все плакала и плакала. Она любила тебя. Она любила тебя больше всего на свете. Но она любила и твою мать. Она выбрала Рене. Мы сражались несколько месяцев. Но она выбрала Рене и, в конце концов, я вынужден был поддержать ее. Либо это – либо я терял и ее тоже.

- А затем ты просто исчезла. Ни адреса, ни телефонного номера. Ничего. Первые месяцы мы оба вели себя так, словно ты вернулась. Полагаю, мы продолжали надеяться, что она снова передумает. Мы были в шоке. Со временем все это стало слишком. Мы сняли со стен фото. Мы уничтожили детскую. В ней было слишком много напоминаний. Было легче притвориться, что тебя у нас вообще никогда не было.

Я чувствую, как слезы текут по щекам. Снова готова развалиться на части. И я больше не одна на этой половине дивана. Эдвард прижимает меня к себе. Наши пальцы сплетены.

Однако я не падаю духом. Потому что хочу быть здесь, чтобы узнать все.

- Я ударился в работу. Это был единственный известный мне способ справиться с этим. – Его глаза далеко. – Медсестры любили сплетничать. Они делали это не со зла. Я так не думаю. Все знали о докторе Каллене и его бедной жене, у которых отняли назад ребенка. Все в больнице понимающе кивали мне и улыбались с крепко сжатыми губами. Словно они понимают. Молодая беременная девушка по имени Элизабет тоже слышала сплетни. Вот что привело к нам Эдварда.

Все тело Эдварда застывает.

- Она связалась с нами. Она была просто ребенком. Но у нее было согласие родителей, и она была уверена. Она сказала, что уверена. Почему-то Эсме ей поверила. Я не знаю, как она могла доверять кому-то в таких вопросах. Когда твоя лучшая подруга предает тебя, как ты можешь доверять незнакомому человеку?

Если бы я была Каллен, Эдвард носил бы совершенно другую фамилию. Так как я могла ее ненавидеть? Потому что это та жизнь, которую я хочу. Та, которая есть у меня сейчас. Та, в которой Эдвард. Она – причина, по которой у меня есть это. И все же я хочу ее ненавидеть. Не за то, что она сделала мне. За то, что она сделала Эсме. За то, что она сделала Карлайлу.

Взгляд Карлайла мечется между Эдвардом и мной.

- Я был не готов. Теперь я это знаю. Я все еще горевал. Я боялся привязаться.

Он поворачивается к Элис, и она ерзает на кресле.

- Твоя мать была на пятом месяце беременности, когда я узнал, что она ждет тебя. Она боялась сказать мне. Я был слишком слеп, чтобы заметить признаки.

Элис сидит на диване с круглыми от шока глазами. Она не говорит ни слова.

- Ты родилась в двадцать семь недель. Я был в больнице. У твоей матери начались преждевременные роды. Тем вечером я должен был быть дома к ужину. Была почти полночь, когда ее привезла «скорая». — Его руки ерзают и дрожат. Вина.

- Вот когда все действительно разрушилось. – Он поворачивается к Элис. – Мы не думали, что ты выкарабкаешься. Никто из нас не думал. Ты была такой маленькой и слабой. Слишком маленькой. – Она до сих пор маленькая. Но она какая угодно, только не слабая.

- Дома у твоей матери был трехмесячный малыш, о котором нужно было заботиться. Поэтому я проводил все дни в больнице, наблюдая за тем, как заботятся о тебе. И прячась от своей жены. Спасти тебя стало моей единственной задачей. Словно одним этим я мог искупить все свои грехи.

Элис встает, медленно приближаясь к отцу. Разжимает его руки и берет одну. Сжимает ее. Дважды.

Губы Эдварда у моего уха.

- Белла, пойдем. – Он шепчет это.

- Куда мы идем?

- Домой.


До моего дня рождения несколько дней. Элис, кажется, думает, что двадцать один – это важная дата. Обводя взглядом свою квартиру, я задаюсь вопросом: буду ли я когда-нибудь чувствовать себя здесь как дома. Два года – вполне достаточный срок.

Но вот она я, сижу на кровати и все еще жду этого. Пытаюсь учиться. С нетерпением жду следующего телефонного звонка. Потому что, даже когда я говорю: «Прекрати звонить мне каждые пять минут», на самом деле я так не думаю.

Я совершенно уверена, что Эдвард летит на мой день рождения, даже, несмотря на то, что я сказала ему не прилетать. Может быть, и Элис тоже.

Эдвард провел здесь лето – это было самым важным. Прощание было ужасным. Мысль о том, что бы я делала, если мне когда-нибудь действительно пришлось жить без него. Это не имеет смысла. Мы живем на противоположных берегах. Мы годами жили друг без друга.

Но все это не по-настоящему. Он там. На расстоянии вытянутой руки. Но он там.

Он сказал, что у него есть для меня подарок. Что-то, что нельзя завернуть в подарочную бумагу.

- Верни его обратно, - сказала я ему.

- Это не то, что можно вернуть обратно.

Я сказала ему, что не хочу щенка, пони или любую другую живность.

Он молчит. Заставляет меня гадать.

Я сижу, подложив под себя ноги, телефон звонит, и я улыбаюсь.

- Привет.

- Привет.

- Ты уже вернул обратно моего щенка?

- Я же говорил тебе: это не щенок.

- Так, когда мне ждать этот подарок? Знаешь, мой день рождения на этой неделе.

- О, я прекрасно знаю, когда твой день рождения.

- И?

- Это не то, что можно прислать по почте.


В машине тихо, пока мы едем от дома Калленов к дому Чарли, он крепко сжимает мою руку. Он лишь ведет машину. Пока мы не приезжаем к дому. К нашему дому.

Я не спрашиваю у него, что случилось. О чем он думает. Потому что знаю, что это единственная возможность долго топтаться на месте. Что ему нравится притворяться, будто все хорошо до тех пор, пока он не сможет больше притворяться.

Дверь отперта. В гостиной повсюду ведра с краской.

Мы поднимаемся по лестнице. Я не совсем так представляла себе нашу первую ночь в этом доме.

Я раздеваюсь, натягиваю одну из его старых потрепанных футболок, которую он надевал, чтобы красить в ней. Голыми ногами чувствую холод простыней. Свет пробивается из-за двери ванной.

Он проскальзывает под одеяло, одетый в «боксеры», немедленно отыскивая меня руками и притягивая к себе.

- Так мы теперь живем здесь?

Он целует меня. Отчаянно. Его рот заявляет на меня права. Ищет подтверждения. Из-за сегодняшнего дня. Из-за завтрашнего. Потому что завтрашний день может быть для него даже труднее, чем для меня. Он меня знает. Но, может быть, я тоже его знаю.

Я говорю эти слова, пока не передумала:

- Эдвард, ты хочешь детей?

Он внимательно смотрит. Я смотрю на него в ответ.

Он прислоняется к старому деревянному изголовью. Обдумывает мои слова или пытается придумать, как сменить тему.

Он смотрит на мой рот. Затем на глаза.

- Я хочу детей от тебя.

- Да?

- Да. – Та самая улыбка, которая обезоруживает меня.

Заползаю к нему на колени. Сажусь на него верхом. Ладони на его лице. Я всасываю его нижнюю губу. Пробую его на вкус. Наслаждаюсь ощущением от его рук на моем теле. Сожалею о том, что на мне футболка. Я готова потеряться в нем.

Но мой рот не затыкается.

- А как насчет маленькой девочки, которой нужны родители?

- Белла.

- Что?

Его дыхание уже тяжелое.

- Можем мы поговорить об этом позже?

- Нет.

Его голова откидывается к изголовью.

- Тогда скажи это.

Я не хочу этого говорить. Но иногда ты вынужден просить то, чего хочешь. Руки вокруг его шеи, провожу ими вдоль линии роста его волос.

- Эдвард, я хочу ее. Я хочу, чтобы у нее было больше, чем то место. Та жизнь. Я хочу, чтобы у нее был ты.

Он говорит мне в губы мое имя:
- Белла. Белла. Белла.

Существует больше одного способа разбить сердце. Не разбивай мне сердце. Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста.

- Я не знаю, готов ли делить тебя с кем-то.

Лоб ко лбу. Горячий воздух. Его губы медленно дразнят мои губы. Мы оба отказываемся закрывать усталые глаза. Просим друг друга об очень многом.

Хочу его. Не потому, что думаю, что буду уничтожена, если буду без него. Потому что он не определяет меня. Он не делает меня целой. Он не в силах. Я знаю это. Но я все равно хочу каждую частицу его. Я хочу быть здесь вечно. Когда я нужна ему. Когда он нужен мне.

Его пальцы скользят под край моей футболки. Его футболки. Я поднимаю руки, выпуская его из объятий как раз настолько, чтобы он снял ее с меня через голову и отшвырнул.

Мои руки возвращаются на его шею. Дразнят нежную кожу.

Его руки движутся вверх по моим бердам, по бокам, находя цель на моей грудной клетке. Его пальцы останавливаются.

Его губы медленно движутся вниз, оставляя после себя дорожку огня, в то время, как его руки остаются неподвижными. Губы на сморщенной коже, он берет в рот мой сосок. Руки и губы вместе. Те руки и те губы. И мои бедра оживают.

Мгновенная жажда. Я провожу большим пальцем по резинке его «боксеров».

- Снимай.

Нет никакой неуверенности, никакого осторожного поддразнивания. Нависаю над ним, стоя на коленях, когда «боксеры» исчезают.

Я медленно опускаюсь, и он направляет меня. Тяжелые вздохи.

Мои руки хватаются за изголовье. Его руки вонзаются в мой зад. Медленные движения.

И нет необходимости вести себя тихо. Это наш собственный дом.

Наши медленные стоны в унисон эхом отдаются в почти пустой комнате. Он не сводит с меня глаз. Он видит все. Он владеет мной полностью. Я — его.

Мне хочется кричать это. Я могла бы.

Замедляюсь, когда я близко. Потому что хочу, чтобы это длилось вечно. Трепет. Предвкушение. Стою на коленях у края.

- Белла. – Слова шепотом. Словно листья на ветру.

До тех пор, пока я не падаю. До тех пор, пока не забираю его с собой.

К счастью, никто из нас не сделан из фарфора.

Обратно к тому, с чего все начиналось. Мягкие губы к мягким губам.

- Эдвард, пожалуйста, скажи, что это было «да».

---

Переводчик: helenforester

Не поленитесь сказать переводчику спасибо

---

ФОРУМ