Одиночество вдвоем…

♫ Земфира - Мы Разбиваемся
♫ Johnette Napolitano - Suicide Note
♫ Ghost of the robot – good night sweet

Киев 31декабря 2009 года – 1 января 2010 года.

Ночь вытекала, словно мед из сосуда: вязко, безжизненно, неумолимо. Я могла поклясться, что слышу, как эти тяжелые капли падают на поверхность, оставляя в воздухе лишь шлейф терпкого запаха. Единственным звуком в комнате был треск поленьев, источником света – огонь, свечение гирлянд на еле, а еще огни ночного города, которые, несмотря на 34 этаж, умудрялись «заглядывать» в окна, затмевая собой свет звезд. Я давно не видела, как сияют звезды. Думаете, что банально не замечала? Нет, просто свет давно погас для меня, он погас в моих глазах, принося с собой слепоту. Навсегда. Потому что настоящая слепота – это не тогда, когда ты не можешь различить лиц прохожих, огни светофора или прочесть третью сверху строчку на приеме у окулиста. Слепота – это когда свет тухнет в твоих глазах, слепота – это когда ты больше не видишь ЕГО.
Жар от камина контрастировал с холодом мраморного подоконника и стекла, к которому я прижималась уже второй час подряд. Только вопреки всем законам физики, стекло не стало менее холодным от тепла, которое источало мое тело. Просто потому что тепла во мне уже не осталось, просто потому что я уже умерла. Давно, вместе с тобой, тогда, на заброшенной… А, не важно.
А внизу жил город. Ему не было дела ни до тебя, ни до меня, ни до того, что нас уже нет. Толпы людей спешили домой, в предвкушении того, как через несколько часов, они будут разливать по бокалам шампанское, желая всем, а прежде всего себе – нового счастья. Интересно, разве счастье бывает старым?
С высоты окон нашей квартиры они казались такими мелкими, как мурашки, такими незначительными. Я не была самовлюбленной и чопорной, не воспринимала людей как что-то незначительное, нет. Просто смотрела на общество из вне. Просто потому, что общество отказалось от меня. Впрочем, все справедливо, я отказалась от него еще раньше.
Глаза закрылись, когда я поднесла стакан с ромом к губам и сделала глоток. Напиток мог обжечь, пробрать до кончиков пальцев, перехватить дыхание, оставляя на языке привкус горького жженого сахара. Мог бы… Но я ничего не чувствовала. Уже давно. Глаза все еще были закрыты, я больше не слышала треск поленьев, не слышала сигналы, которые доносились с улицы от стоящих в пробках авто. Просто меня тут уже не было. Мыслями я была там, где все началось… Тогда, когда я еще не знала, что это начало.


Париж. 31 декабря 1999 года. – 1 января 2000 года.

Вы когда-то видели, как танцует снег? Маленькие снежинки кружатся в затейливом хороводе. Они танцуют, как живут и живут, как танцуют. Понятие танца за жизнь приобретает в эти минуты особое значение. Потому что у них есть только этот миг, миг, когда они пролетают огромное расстояние от облака до земли, когда они проходят путь от капельки воды и до… И до капельки воды, которой они становятся, падая на нашу одежду или на грязные мостовые. Это их жизнь, которую они проживают, укладываясь в одно человеческое мгновение. Нам этого не понять… Потому что им жизнь кажется вечностью. Точно так же, как и нам, наш миг кажется бесконечным. Ведь жизнь – это миг, застывший в пространстве. Как замерзшая капелька воды, которая превращается в снежинку, а потом снова в капельку. Так и мы выходим из пепла, проживаем свою жизнь в человеческом обличии и превращаемся в пепел снова. В этот раз уже навсегда. Впрочем, кто знает.
Терпкий вкус горячего шоколада приятно щекотал горло, оставляя после себя привкус корицы и ванили. Café de la Paix * - единственное место в Париже, которое я по-настоящему любила. Большие окна, стулья обтянуты красной кожей, величественные колоны, скатерти цвета заварного крема и лепнина на потолке и стенах. Это было пристанище муз. С первого дня открытия и по сегодняшний. Иногда мне казалось, что именно тут живут потерянные ангелы.
Парижанам никогда не понять, что может означать это заведение для того, кто тут не вырос, кто не ходил с детства в такие места, кому по утрам не давали на завтрак круасаны или слойки с яблоками. Когда ты родом из огромной бывшей соц-страны, ты начинаешь ценить даже сгущенку из жестяной банки. И плевать, что теперь твой отец может скупить пол Франции, плевать на то, что ты уже давно не ешь докторскую колбасу и не стоишь в очереди за хлебом. Все равно это с тобой, навсегда. Можно забрать человека из России, но нельзя Россию забрать из человека.
Когда на город тихо опускались сумерки, в таком всегда шумном кафе не было почти никого. Еще бы, сегодня ведь 31 декабря. Миллениум, слом тысячелетий – люди проявляют поистине поразительную фантазию и изобретательность в выборе названий для праздника, который длится всего лишь, пока часы отсчитывают последние 12 ударов старого года. Когда они начинают новый отсчет, праздник уже не имеет значения, все сосредотачиваются только на себе.
Еще один маленький глоточек шоколада и, подперев кулаком подбородок, я смотрю в огромное окно, из которого открывается вид на одну из центральных улиц. Толпы прохожих которым ни до чего не было дела, сновали по тротуарам. Парижане спешили к семьям, к друзьям, туда, где тепло и уютно и пахнет хвоей. Как для любого советского человека, для меня Новый год - это запах елки и вкус мандарин. И даже, когда я нахожусь в Париже, в сердце старой Европы, это чувство не проходит. Все мы родом из детства. Я тоже была оттуда. Тоже верила в сказки, тоже жила надеждами. Только мир – это не сказка, а Париж – это не одно из воображаемых заморских королевств. Грязь, эмигранты, вечные демонстрации и трущобы, которые начинаются стоит выйти из элегантного центра. Толпы нелегалов, потасовки и ежедневные убийства – вот реалии этого места. Париж – это не только Лувр, Эйфелева башня и Елисейские поля. Париж – это нечто большее. Меньшее…
Я уткнулась носом в теплый шарф и вдохнула любимый запах Chanel. Где-то в рюкзаке запищал телефон. Мне не надо было смотреть - кто звонит, я и так знала. Номер был известен только отцу. Когда я улетала, он подарил мне элегантный «кирпич» стоимостью как однокомнатная квартира. Правда, его содержание обходилось гораздо дороже. Мы говорили несколько часов назад. Когда я была в аэропорту, а он попросил меня сдать билет и не прилетать на Новый Год домой. Надо же, ему было даже стыдно. Но, увы, новая госпожа Юсупова терпеть не может свою «дочурку», а потому лучше бы мне побыть в Париже. Ведь у меня тут есть друзья, верно? А какая разница, папочка.
Я достала из рюкзака кошелек и бросила на стол несколько десятков франков, а затем, надев пальто, вышла на улицу.
Самое красивое в Париже – это праздничные огни. Это я поняла еще на прошлое Рождество, которое провела тут же. Огни горят так ярко, что не видно звезд. Когда ты идешь по улице, они отражаются бликами на твоем лице, или, словно солнечные зайчики запутываются в белокурых волосах. Огни призваны для того, чтобы своим светом затмить реалии, чтобы ослепить им. Как и парфюмерные магазины, и литры духов, которые, я уверенна, распрыскивают над городом, чтобы не был слышен запах гнили. Но он все равно пробивается, время от времени.
Мост Александра ІІІ * был моим мостиком между прошлым и будущим. Моей связью между востоком и западом. Моим оплотом дома, в Париже. Воды Сены текли тихо и мерно, они тоже смотрели, как танцует снег, они тоже ждали его в гости, ждали его домой. Пальцы замерзли, но я все равно держалась за перила так, что побелели костяшки. Только в этот миг я скорее держалась за свое прошлое. В рюкзаке снова запищал телефон. Я вытащила его, прихватив заодно сигареты и зажигалку. Зеленоватый огонек дисплея светился одним единственным словом, которое означало для меня все. Я горько усмехнулась и, протянув руку, разжала пальцы. Через мгновение я услышала как телефон, булькнув, утонул в Сене, забирая с собой мое прошлое, мое детство и настоящее, которого пока еще не было.
Достав из пачки тонкую сигарету, я принялась с остервенением щелкать запал зажигалки, но она, как назло, выдавала лишь маленькие искорки, от которых было даже мало света, не говоря уже о тепле огня. Горячие слезы покатились из глаз за секунду до того, как передо мной зажегся маленький огонек. В этот момент я не думала, откуда он и кто мне его «подарил», я просто подкурила сигарету, вдыхая, как можно глубже, пуская дым в легкие, так чтобы стало даже больно, так чтобы слезы еще сильнее побежали по щекам.
А потом я подняла глаза и утонула во взгляде цвета неба. Такой цвет я видела, лишь глядя в зеркало…
Вам известна грань между болью и удовольствием? Когда одно переходит в другое. Где то место где заканчивается боль и начинается удовольствие и наоборот? Для каждого эта грань своя. Для кого-то крики боли перерастают в крики сладострастия, так же стремительно, как ледышка тает на огне. Для других слезы горя превращаются в слезы освобождения, когда стихает этот крик. Когда уже даже не слышно эха.
Руки незнакомца становятся самыми родными, его объятия самими теплыми, а губы… А губы собирают твои слезы одну за другой, превращая боль в наслаждение.
Тонкие батистовые простыни гостиничного номера тоже пахли Chanel. Я усмехнулась, уткнувшись в сильную грудь, которая мерно вздымалась у меня под щекой. А затем почувствовала прикосновение губ к виску.
- Знаешь, иногда мне хочется проиграть. Такому как ты. Стать жертвой с подписанным приговором. Хочется, чтобы меня растоптали. В этот раз навсегда. Так, чтобы больше не подняться. Так, чтобы больше не существовать за порогом смерти. Понимаешь? Действительно уйти, уйти навсегда. Чтобы не осталось после меня ни памяти, ни следа. Так, словно я тут никогда и не жила.
Мой голос был слегка хриплым и глубоким, впрочем, как и всегда и сигареты не имели к этому никакого отношения.
- Тебе не кажется, что ты слишком жестока к себе?
- Это не жестокость, это справедливость.
- Растопчи меня, Матвей… Пожалуйста.
Нежные пальцы зарылись мне в волосы, а затем он просто намотал их на ладонь, оттягивая назад и открывая мою шею, через секунду его губы оставили маленький ожог там, где бился пульс, а затем, поднявшись вверх, он прошептал в мои открытые губы.
- Не раньше, чем ты растопчешь меня.
….

Когда над Парижем зажигался рассвет, окрашивая все вокруг багряным цветом, я стояла у приоткрытого окна номера отеля Ritz * и курила, выпуская маленькие клубы дыма. Мое тело было обмотано простыней цвета беж, а обнаженные плечи вздрагивали от потоков холодного воздуха. Когда я уже собиралась сделать последнюю затяжку, пуская в себя дым, сигарета из моих пальцев исчезла и полетела в окно, а сильные руки, обвив талию, прижали к себе. Прежде чем солнце взошло достаточно, чтобы рассеять рассвет цвета бордо, мое сердце начало стучать иначе, теперь оно билось в унисон. Теперь, прежде чем сделать очередной удар, оно слушало, как бьется твое сердце.
А еще мы бросаем курить. Вместе…

Из дневника Кати Юсуповой.

Я приглашаю Вас в свой мир... Снимите, пожалуйста, ботинки. В жизни слишком много грязи, чтобы нести ее еще и к себе в душу.

1 января 2000 года


Каково тебе было отдирать маску? Больно? Мне тоже было больно. Я так боялась показать тебе свое изуродованное лицо. Ты пустой, как и я, и такой же мертвый… Но только я хуже тебя, я знаю. Вижу. Тебя ненавидят? Меня тоже. Тебя обожают? Меня любил только один человек. Но это уже не важно. Теперь уже ничего не важно. Ты ненавидишь жизнь? А у меня ее просто нет. Почти никогда…
Все смотрят на твою маску, видят только то, что ты хочешь им показать… Заблуждаются. Они метаются между чувствами и эмоциями, боготворят и проклинают тебя. Чем сильнее ты их отталкиваешь, тем сильнее они тянутся к тебе. Только знаешь…
Никто не замечает, какое одиночество плещется в твоих глазах. Никто… Потому что в это время они пробиваются сквозь толпу людей, которая тебя окружает. Но хуже того, что они и не хотят его видеть. Каждый может разглядеть только то, что сам хочет, не более того. Знаешь, что увидела я? Я увидела ребенка. Маленького мальчика, который потерялся в этом жестоком и порочном мире. Ребенка, которому нужно вернуть дом. Ты боишься быть собой, боишься показаться без маски. Так же как и я. Ты прячешься за образами… Ты боишься, чтобы тебя любили. Любили по-настоящему, за то, какой ты есть, а не за твои деньги или престиж… За твои глаза, глубокие, настоящие, за чувственный изгиб губы, за сильные руки, которые способны защитить от мира… Просто за то, что ты – это ты… Тебе необходимо место, где бы тебя ждали, тебе нужен тот, кто бы тебя ждал. Твоя точка возврата… А еще любовь… Потому что любовь – это свобода, свобода быть самим собой рядом с тем, кто воспринимает тебя таким, как ты есть…
Это была самая холодная ночь в моей жизни. Это была самая живая ночь в моей жизни. Я не хочу смотреть на мир без тебя, а значит, я не буду в нем жить…




31 декабря 2001 года


Ангелы… Вы в них верите?
Возможно… Люди часто верят в то, чего никогда не видели. Такова наша сущность, такова наша религия. Почему? Да потому что вера дарит нам надежду. Если мы не можем найти доказательства того, во что верим, мы просто придумываем истории, легенды мифы. И, со временем, мы уже не можем оделить реальность от вымысла. И без того такая тонкая грань стирается и вовсе, когда мы этого действительно хотим.
Так кто мы? Лжецы, выдумщики или сказочники?
Нет, мы просто люди… Люди, которые живут в мире потерянных ангелов…
И еще, даже таким, как мы, иногда просто нужно во что-то верить. Даже таким монстрам как мы, нужен свой потерянный ангел.
Кто такие потерянные ангелы? Это мы сами. Те, кем мы не стали, те, кого потеряли в себе. Иногда, для того чтобы понять это, мы должны их найти. Найти тех, кем мы уже не станем.
Ведь иногда, для того чтобы найти себя, достаточно просто посмотреть по сторонам.
Ведь я своего потерянного ангела уже нашла…



31 декабря 2008 года – 1 января 2009 года

Пустота… Ты закрываешь руками уши, сжимаешь до боли и как заведенная повторяешь, что это не правда, что этого просто не может быть, что ты откроешь глаза, и страшный сон пройдет, закончится, рассеется с первыми лучами солнца и унесет с собой боль вместе с ночью. Но боль не проходит, темнота не отступает, а пустота сжирает тебя изнутри. Медленно, методично. Хотя там, внутри уже давно ничего нет. Знаешь, пустота как гиена – она питается падалью, то, что не доел более крупный хищник – боль.
Ты хочешь умереть, иногда даже стоишь на краю обрыва или крыше дома и смотришь вниз, остается всего лишь шаг, но храбрости у тебя не хватает. А иногда тебя просто удерживает обещание, данное ЕМУ.
Люди… Они, как правило, жестоки, они не понимают, не хотят, или не могут. Они бездушно кивают головой в притворном сочувствии и говорят, что все пройдет, что время лечит. Но это ложь. Время лишь дает фору пустоте, дает ей оружие, шанс уничтожить тебя. Время не стирает все из памяти, оно не помогает забыть. Забыться можно в чем угодно, только все это ведет к финалу… Наркотики, алкоголь, другие мужчины, хождение по краю, игры со смертью… Игры с собой. И на каком-то этапе ты просто перестаешь чувствовать что-либо, даже боль, в эти моменты ты умираешь окончательно. В эти моменты у тебя хватает смелости сделать первый последний шаг.
Ты раздаешь себя по кускам, оставляя часть себя где угодно, а какая разница, ведь тебе это не нужно, ведь ЕГО уже нет. Ты катишься все ниже и ниже, в самую пропасть и только тогда понимаешь, что даже падение, бывает падением вверх…
Проигрываешь себе, ему, жизни… И только проигрыш смерти становится твоим личным выигрышем.
Что страшнее? Умереть или жить? На что нужно больше смелости?
Жить страшнее, больнее, сложнее. Иногда кажется, что почти невозможно… Но когда ты живешь… Ты побеждаешь, прежде всего себя.
Иногда на земле держит только одна мысль, что там вы все равно не встретитесь. Иногда курок помогает нажать одно желание – заполнить пустоту ИМ.
Жить больно, сложно, почти невозможно. Жить нельзя, когда уже умерла. Но только иногда родиться можно дважды. Главное найти силы.
Сила не в том, чтобы суметь сделать последний шаг и нажать на курок, сила в том, когда ты сумела жить, после того как умерла.





Киев 31 декабря 2009 года – 1 января 2010

Я открываю глаза и вновь смотрю на огонь. Огонь, который во мне уже погас. Часы на каминной полке бьют 12 раз…
1 удар – я пишу на стекле свое последнее «Прости»
2 удар – я говорю тебе последнее «Люблю»
3 удар – звук мобильного телефона разрывает тишину.
4 удар – визг тормозов где-то внизу заставляет вздрогнуть, но не пошевелиться.
5-10 удар, я открываю окно и пускаю ледяной воздух в комнату, приглашая на последний бал танцующие снежинки.
10 – 12 удар – стакан с ромом, как в замедленной съемке летит на пол, а уже через секунду я вижу, как он разбивается на сотни осколков, а брызги навсегда оставляют пятна на белом ворсе ковра.
Мир вокруг взрывается шумом от фейерверков, и зажигает на ночном небе свои «падающие звезды».
Падающие звезды. Они такие же, как мы. Или мы, как они. Наша жизнь, такая же яркая. Но мы не можем жить долго. Мы сгораем в слоях атмосферы, не долетая до земли. Ярко, но не долго. Падающая звезда на ночном небе. Закат жизнь на рассвете смерти. Все просто. Просто до боли.
Раньше от первого последнего шага, меня удерживало только то, что ты там меня не ждешь. Теперь же, я поняла, что я не смогу больше дождаться тебя тут. А это куда страшнее.
Я поднимаюсь на ноги и смотрю вверх, туда, где еще существует свет.
Последняя шальная мысль заставляет улыбнуться, впервые за 365 дней. Такие как я, не живут долго, в аду давно готово место и черти потирают руки. Я не заставлю их ждать. Больше некому платить по моим счетам. Так просто, всего лишь шаг. Шаг за черту. Вот это и была бы моя точка "невозврата". Так проще. Но и сложнее. Я трусливая. Ты сам это мне говорил. Я могу прыгнуть на спор, не задумываясь. Только бы выиграть.
Так вот… Я только что поспорила…. Поспорила с собой…
Одиночество вдвоем – это когда ты не слышишь, как бьется его сердце, но точно знаешь, что он рядом. Одиночество вдвоем – это когда твое сердце отсчитывает последние удары, и ты уже никогда не будешь одна.

Посвящение…

Всем потерянным ангелам, которые так и не смогли найти дорогу домой…

The End

Кафе Café de la Paix

СОДЕРЖАНИЕ