Глава 5
Открыв лунку, Эдвард увидел там двух карпов. Он осторожно снял их и поставил удочку обратно.
Глаза Беллы расширились, когда она увидела рыбу.
Она пошла за ним на кухню и зачарованно наблюдала, как он чистил и разделывал карпов.
— А вот теперь примем душ.
Когда Эдвард вышел из ванной, Белла заметила, как вьются его мокрые волосы. Он не мог побриться, и рыжая щетина на подбородке добавляла ему мужественности. Белла с трудом отвела от него взгляд.
Положив в камин рыбу, они начали ждать.
— У меня текут слюнки, — призналась Белла.
Взгляд Эдварда скользнул по ее рту.
— У меня тоже.
По его тону Белла поняла, что он имеет в виду. Она терпеливо ждала, пока рыба будет готова, но ей вдруг показалось, что та подгорает. Они оба бросились к камину. Белла вытащила фольгу из огня, но обожглась. Вскрикнув, поспешно сунула рыбу Эдварду. Он положил фольгу на каминную плиту и взял ее руки в свои. На его лице была написана нежность, когда он осматривал ее пальцы.
— Все хорошо, я не сильно обожглась.
«По крайней мере, пока», — добавила Белла мысленно, почувствовав, как его тепло передается ее рукам и бежит вверх к плечам. Он отпустил ее руки, но не ее сердце.
Карп был невероятно вкусен. Пища богов.
— Я одна умяла целую рыбину! — воскликнула Белла.
— Твое тело нуждается в пище. Я поджарю нам на ужин оленину.
— Я очень благодарна тебе, Эдвард.
— Почему у меня такое ощущение, что ты хочешь добавить «но»?
— Ты догадлив. Нам нужно перейти к делу.
Какое-то мгновение Эдвард не мог понять, к какому делу. Она заставила его забыть о том, что между ними существуют еще и деловые отношения. Потом он догадался, что она говорит о доме.
— Ты уверена, что способна заниматься делами?
— Абсолютно, — заверила она его.
— О'кей. Я предлагаю сто пятьдесят тысяч.
— Пожалуйста, будьте серьезны, Мистер Каллен.
— Я совершенно серьезен, мисс Свон. Я предлагаю сто пятьдесят тысяч.
— Мы зря теряем время.
«Это спорный вопрос», — подумал он, но промолчал.
— За него просят двести пятьдесят тысяч.
— Вы наверняка не ждете, что я соглашусь на эту сумму.
— Нет, но сто пятьдесят тысяч неприемлемо.
— Для кого? Для тебя? Ты не владелица дома, мисс Изабелла. Ты всего лишь простой посредник.
— Я не буду передавать владельцу, что ты предлагаешь сто пятьдесят тысяч за участок, который стоит двести пятьдесят тысяч.
— Минуточку. Никто ничего не говорил о том, сколько стоит этот участок с коттеджем. Мы обсуждаем запрашиваемую сумму. Он даже приблизительно не стоит двухсот пятидесяти.
Владелица дома, ее знакомая, говорила то же самое. Она как будто слышала голос Элис: «Он не может стоить больше ста восьмидесяти тысяч, Белла. Давай запишем его за двести».
Белла тогда ответила: «Подожди. Сейчас почти не продают собственность на берегу озера. Если ты не спешишь с деньгами, я бы хотела поставить его за двести пятьдесят тысяч и посмотреть, что из этого выйдет».
И ничего не вышло. Участок находился в продаже уже девять месяцев без единого предложения о покупке. Белла знала, на какую сумму оценивать недвижимость в черте города, с точностью до нескольких долларов, но с загородной собственностью она имела дело впервые. — По вашему авторитетному мнению, мистер Каллен, сколько максимально, вы думаете, он стоит?
Эдвард уверенно ответил:
— Он стоит сто восемьдесят тысяч долларов.
Почему после всего, что она узнала о нем, она недооценила его деловую проницательность?
— Вы ошибаетесь, мистер Каллен. Он стоит двести пятьдесят тысяч. Недвижимость на берегу озера пользуется большим спросом, а этот дом меблирован.
— Какое последнее предложение вы получили по поводу этого дома, мисс Свон?
— Это секрет фирмы, мистер Каллен.
Эдвард усмехнулся:
— У вас не было ни одного предложения.
Белла чуть было не ущипнула себя за то, что ясно дала ему это понять.
— Сколько времени он в продаже? — спросил он. — Держу пари, что больше года.
— Только девять месяцев.
Наступила пауза.
«Черт тебя возьми, Эдвард Каллен!» Белла была полна решимости. Ей требовался контракт на двести тысяч долларов, чтобы войти в «Клуб миллионщиков», и она заключит его, чего бы ей это ни стоило.
— Составьте контракт на сто пятьдесят тысяч, и я подпишу его.
— Нет. Запрашиваемая цена — двести пятьдесят, но я понижаю ее до двухсот двадцати пяти. Теперь шевелитесь вы.
— Мне незачем шевелиться, если вы отвергаете мое предложение.
— Мистер Каллен.
— Эдвард, — поправил он, его начинало раздражать, что они опять перешли на "вы".
— Эдвард, позвольте мне объяснить ситуацию с продажей недвижимости. Посредник имеет право надбавить пять процентов. Это неписаный закон.
— Благодарю вас за урок экономики. Теперь позвольте мне научить вас покеру.
— Вы снова надо мной смеетесь.
— Белла, по закону от вас требуется только сделать предложение о покупке. Я, видите ли, уже покупал недвижимость раньше.
— Участок на кладбище?
— Сарказм — низшая форма остроумия. Кстати, когда мой отец ушел в отставку, мы стали партнерами в спортивном баре.
Белла уставилась на него:
— Не в «Каллен Спортс» ли?
— Боюсь, что да, — сказал он, ухмыльнувшись. — Бизнес — это моя стихия.
— В таком случае, вы вполне можете позволить себе заплатить двести тысяч, черт побери!
— Могу, но не заплачу.
—Почему вы не даете мне встречного предложения?
Эдвард усмехнулся еще шире.
— Вы не даете мне шанс, вы все время сбиваете цену.
Она закрыла уши и разочарованно вскрикнула.
— Я так и думал, что вы не готовы заниматься делами, — сказал он мягко.
— Готова… впрочем, может быть, и нет.
Белла решила сдаться ему на милость.
— Эдвард, позволь мне быть с тобой откровенной. Если я заключу сделку на двести тысяч долларов, объем моих сделок за этот год позволит мне вступить в «Клуб миллионщиков».
— Так, теперь дай и мне изложить все прямо, — сказал он, стараясь не показать, как его забавляет этот торг. — Ты хочешь, чтобы я повысил цену со ста пятидесяти до двухсот тысяч, потому что тебе нужна эта сумма. Не понимаю твоей логики. Мы зашли в тупик. Я предлагаю взять тайм-аут.
— Не можете обойтись без спортивных терминов? Я ничего не понимаю в футболе.
— Мы должны иметь какие-то общие интересы.
— Как насчет хоккея?
— Терпеть не могу.
Эдвард начал готовить оленину.
— Какую ты хочешь приправу?
Белла долго изучала банки со специями и, наконец, выбрала фенхель и чесночный порошок. Почти сразу же, после того как он посыпал ими мясо, воздух наполнился благоуханием. Запах все больше возбуждал аппетит.
— Скажи мне, если огонь начнет затухать.
Белле было не по себе. Она находилась в состоянии войны с самой собой. Хотела, чтобы Эдвард приблизился к ней, и в то же время остался на расстоянии. Она чувствовала себя виноватой перед Майком: когда он приедет, чтобы повезти ее танцевать, дома никого не окажется.
Чтобы не думать о Каллене, Белла отправилась на поиски какой-нибудь книги и очень обрадовалась, отыскав сборник рассказов О'Генри. Она села с книгой у камина и погрузилась в чтение.
В течение нескольких часов Эдвард то входил, то выходил. Он поддерживал огонь в камине и переворачивал шампур, а затем шел колоть дрова. Белла чувствовала, что с каждой минутой они становятся все ближе. Как ни странно, ей не было неловко за то, что она ничего не делает, а он работает. Он был мужчина, она — женщина, это казалось естественным.
Она оставила «Дары волхвов» напоследок. Это была рождественская сказка, любовная история, столь трогательная, что вызывала слезы. Но когда Белла дошла до рассказа, то оказалась не в состоянии читать: она была слишком сентиментальной, слишком чувствительной. Эдвард перевернул оленину, покрывшуюся аппетитной коричневой корочкой. Он сразу заметил грусть в глазах Беллы и решил поднять ей настроение. Он положил жариться несколько яблок, затем отправился на кухню и повернул выключатель на генераторе. В гостиной вспыхнул свет. Эдвард притащил к камину разделочную доску и стал резать мясо. Белла принесла тарелки, приборы и салфетки, налила в бокалы воды. Они сели у огня ужинать. Эдвард поднял свой бокал со словами:
— Счастливого Рождества, Белла.
Они чокнулись.
— Счастливого Рождества, Эдвард.
Ели молча, наслаждаясь олениной. Когда они почти закончили, Эдвард решил ее развлечь.
— У нас с тобой должно быть что-нибудь общее, давай выясним что. Как насчет кемпинга?
Он нарочно предложил то, что, как он уже выяснил, ей не нравилось. Она сделала гримасу.
— Шопинг?
Он пожал плечами.
— Кости?
Она покачала головой:
— Шахматы.
— Читаешь комиксы?
— Стихи, — парировала она.
— Фил Коллинз? — продолжил он.
— Барбара Стрейзанд, — возразила она.
Эдвард хмыкнул и включил радио. По каналам передавали либо рождественские песни, либо сводку погоды. Описывалось, сколько дюймов снега выпало и сколько еще ожидается, предупреждали водителей не ездить по дорогам и сообщали об отмене авиарейсов. Извещали о перебоях с электроэнергией, о поваленных телеграфных столбах и перегруженных телефонных линиях. Просили всех набраться терпения; объявляли, что снегоочистительные машины будут работать всю ночь. Эдвард выключил радио. Он и Белла взглянули друг на друга. Оба знали, что находятся сейчас именно там, где бы хотели быть.
— Любишь пирог с кокосовым кремом? — продолжал он игру.
Она покачала головой:
— С лимонным.
— Бейсбол?
Она поднялась:
— Да!
— «Детройтские тигры!» — вскричал Эдвард.
— Да! Да! — лицо Беллы просветлело. — Это любимая команда моего отца. У меня это в крови.
Эдвард взял ее за руки.
— Сто семьдесят пять тысяч.
— Разбойник, ты же знаешь, что мне нужно двести тысяч.
— Я знаю, что тебе нужно, — сказал он сипло, притянул ее к себе и приник к ее губам.
От его поцелуя у нее подкосились ноги. Это не был легкий, пробный поцелуй, он целовал так же, как делал все, — просто брал ответственность на себя. Его губы были требовательными и властными. Он целовал так, как должен мужчина целовать женщину.
Эдвард не пытался раздвинуть ее губы своим языком. Он не спешил. Даже поцелуй имеет прелюдию. Ее губы были мягкими и податливыми и без слов сказали ему, что ей это нравится.
Было ясно, что он любил целоваться; возможно, потому, что делал это так хорошо. Он взял ее лицо в ладони. Эдвард проделал это так осторожно, словно держал что-то хрупкое и бесценное. Его руки были такими же ласковыми, как и губы. Они были умелыми и нежными. Кончиками пальцев он исследовал ее лицо.
— Ты красивая, — бормотал он, разглядывая ее ресницы, темный пушок на бровях, щеки с розовым оттенком — каждую черточку прекрасного лица.
У нее вырвался вздох. Как хорошо ей было с ним, какую необычайную радость она испытывала! Своим взглядом, прикосновением он говорил, что восхищается ею. Он целовал ее веки и уголки рта. А потом он втянул в себя ее губы, и она открылась ему.
Когда кончиком языка он обвел контур ее губ, мурашки побежали у нее по спине, перехватило дыхание. Его пальцы скользнули в ее волосы. Их языки соприкоснулись. Это было только начало, но она тихо застонала от желания, которое он в ней пробуждал.
Белла обняла его. Она прильнула к нему, наслаждаясь его силой, его твердостью. Ей хотелось большего. Это был ее первый опыт откровенной страсти. Она была уже опьянена любовью. А ведь Эдвард только поцеловал ее.
Его губы ласкали ее шею.
— Беллз, — пробормотал он.
Как ей понравилось это имя! Она больше никогда не захочет, чтобы ее называли Беллой. Как упоительно было ощущать себя женщиной! Он учил ее нюансам обладания и подчинения, тому наслаждению, которое преображает женщину, целиком отдающую себя мужчине. Она покорно встала. Его сильные руки сняли с нее рубашку и красные рейтузы. Ей не терпелось, чтобы он снял собственную одежду, но она не помогала ему, она ждала, зная, что вознаградит себя за ожидание.
Они стояли и разглядывали друг друга. У Эдварда были широкие плечи, узкие бедра, ноги длинные и сильные. Темный островок на груди спускался к плоскому животу и заканчивался внизу.
Глаза Эдварда освещали ее словно пламенем.
— Ты знаешь, как ты красива?
Он взял ее руку и провел кончиками ее пальцев от виска к губам.
— У тебя глаза цвета шоколада, а губы пахнут медом. — Он медленно водил ее рукой вдоль шеи, к горлу, затем вниз, к груди. — Волосы твои цвета, что и глаза. — Его голос, такой низкий, такой глубокий и хрипловатый, одурманивал ее. Он надавил подушечкой ее пальца на сосок. — Кожа твоя как шелк. — Потом дотронулся до пупка. — Он словно вход в пещеру.
У Беллы перехватило дыхание. Он ведь не заставит ее дотрагиваться до… Но он заставил. Ее указательным пальцем он стал водить по складочкам розовой расщелины и подтолкнул его внутрь, чтобы она коснулась центра своего женского естества.
— Бутон розы, смоченный росой. — Он приложил ее палец ко рту и облизал его.
Белла утопала в море блаженства. Эдвард обнял ее за плечи.
— Я выключу свет. Не шевелись, я хочу увидеть тебя при свете огня. А потом я опущу кушетку: там внутри есть постель.
«От него ничего не ускользает», — подумала Белла, словно во сне. Она знала, что ей не надо беспокоиться о предохранении: Эдвард был тем человеком, который заботился обо всем.