---

2016 -:- Наши дни

Как только мы вышли, нас тут же окружила мелюзга, прыгавшая вокруг и практически гудевшая от восторга. Хорошо, что Джаспера тут нет, хотя было бы забавно посмотреть его реакцию на такого рода стимуляцию. Карлайл определенно отлично проводил время, и я едва заметно улыбнулся, понимая его.

— Эй! Что я вам говорил? Дети, оставьте доброго доктора и его сына в покое. Ну же, расступитесь, — отчитал детей Чарли, и я улыбнулся выбору его слов.

Малышня тут же затихла, реагируя на авторитетный тон Чарли, у парочки вырвались разочарованные вздохи.

— Идите. Кыш отсюда. Сходите к тете Сью. У нее пахло выпечкой, может, для вас что-нибудь найдется.

Похоже, эта новость их взбодрила, и они убежали в направлении, откуда мы приехали.

— Прошу прощения за это. Сет поделился с ними вашим шоколадом, и, похоже, он им очень понравился. Хорошо, что у нас его нет, ребятишки весь день были чересчур активными, — усмехнулся он, и я увидел в его голове изображение худой женщины, красивой, но в возрасте, с черными волосами, в которых виднелись седые прядки. Она кричала на детей, держа бейсбольный мяч в одной руке и стеклянный осколок в другой. В попытке сдержать смех, я тихо выдохнул, не желая давать ему понять, что видел, как подозревал, Сью, его жену.

Чарли протянул руку Карлайлу, а затем пожал и мою.

— Спасибо, что приехали. Эдвард, я рад, что ты решил присоединиться к отцу. Правда, Сет разочаруется, что Эммета с вами нет, — Чарли окинул нас взглядом, ставя под вопрос состояние своего рассудка. Должно быть, это все свет, клянусь… Его мысли смолкли, и он нахмурился, растерянный из-за нашего вида, но не посчитал необходимым размышлять над этим.

Мы с Карлайлом пока и слова не сказали, но заметили, что Чарли нервничал, поскольку продолжил говорить.

— Боюсь, Сет поделился парочкой историй после нашего возвращения, у парня длинный язык, так что новости о вашем визите взбудоражили население. У нас редко бывают гости, тем более врачи. Мы на такое и не рассчитывали. Конечно, некоторые вас помнят и обрадовались, когда услышали о вашем возвращении. Ну большинство…

Я заметил, что мысли Чарли будто мерцали, мне удавалось видеть лишь фрагменты, уверен, он это знал и что-то скрывал. Мне удалось уловить образ разъяренного Билли Блэка, и Чарли тут же посмотрел на меня, догадываясь, что я увидел.

— Полагаю, не все радуются вашему возвращению, уверен, вы в курсе. Народ из Ла-Пуш всегда относился к вам с неприязнью. Они просто упрямы и могут затаить обиду. Сегодня они обещали держаться на расстоянии. Я никогда не спрашивал, что между вами произошло, и знать этого не желаю. Это не мое дело, ну, только если не станет таковым, — он приподнял брови, глядя на нас, и поджал губы. Нам оставалось лишь кивнуть, поскольку сейчас было не время говорить с Чарли о квилетах.

На моей памяти Чарли никогда не произносил таких речей. Прошедшие десять лет его сильно изменили. Он стал настоящим лидером, что бросалось в глаза. Его радовал наш приезд, и в его мыслях сквозила гордость, которой там и место.

— Чарли, это… — Карлайл с трудом мог подобрать слова, — кроме как чудом не назвать, то, что ты тут сделал, — похвалил он, повторяя мои мысли. — Мы такого никогда не видели, хотя побывали во многих Округах, везде есть свои проблемы и трудности. Но ты… ты создал здесь настоящую общину.

Густой румянец залил лицо Чарли, и впервые я осознал, что эту черту Белла унаследовала от отца. Это открытие вызвало у меня искреннюю улыбку.

— Тут действительно замечательно, Чарли, — голос, казалось, хрипел от долгого молчания.

Смущенный нашей похвалой, он снял бейсболку и пригладил волосы, после чего нахлобучил ее обратно.

— Давайте тогда я вам тут все покажу, — предложил он, откашлявшись и глядя на бетонную дорожку под ногами.

Начал он рассказ с их времени в бункере, которое прошло не очень хорошо. Большая часть людей прислушалась и поверила Чарли и Гарри Клеарвотеру, но многие нет. В итоге некоторые из не веривших добрались до бункера, но урон был нанесен – они подверглись действию радиации. Но Чарли ни от кого не отвернулся. Наступила суровая зима, к которой они не были готовы. В первый год многие погибли. Лицо Чарли исказила боль во время рассказа об этом времени. Бремя ответственности тяжелым грузом лежало на его плечах, что было заметно.

Он продолжил рассказывать про трудности, с которыми они тогда столкнулись, надежда покинула людей, и на ее место пришло отчаяние. Народ становился беспокойным, даже озлобленным, несколько раз дело чуть не дошло до бунта из-за попыток некоторых взять запас продуктов под свой контроль. После смерти Гарри в день бомбежки Чарли вбил себе в голову, что не хочет быть лидером, но в итоге, против своей воли, оказался именно на этом месте.

Для большинства жизнь стала невыносима, но когда на свет появился первый здоровый ребенок, зачатый после катастрофы, надежда взяла верх над отчаянием. После рождения малышки для жителей Форкса и Ла-Пуш вновь по-настоящему началась жизнь. Они стали планировать будущее и готовиться к долгим грядущим зимам. Жизнь процветала.

Карлайл его перебил, пока мы шли мимо зданий.

— Почему вы остались здесь? Почему не вернулись в город?

На секунду Чарли задумался над ответом, а мы терпеливо ждали, разглядывая окрестности.

— Из-за страха, полагаю. Мы не знали, чего ожидать. Нет электричества, обогрева, да и люди спокойнее в скоплении людей. Некоторые уходили, но в итоге возвращались или сдавались и прекращали жить.

Мы продолжили нашу экскурсию по импровизированным улочкам между небольших разноцветных жилищ.

Чарли указывал на некоторые и объяснял их строй жизни. Мы прошли мимо небольшого здания, которое служило церковью, рядом с ним, к нашему удивлению, стояла, как сказал Чарли, синагога. Он упомянул, что у них имелись прачечная, конюшни, автомастерская и даже универмаг. Все было общим, деньгами ничего не измерялось, но они пользовались бартерной системой, справедливо обменивая вещи и услуги. Политика тут проводилась бескомпромиссная, и за ее соблюдением следил человек по имени Сэм Улий.

— У нас есть генераторы и электричество, но мы бережем их для особых случаев и используем по необходимости, например, в клинике. У нас даже есть что-то типа водопровода. Правда, исключительно для мытья. Вода уходит из главных водосборов в каждом доме, — он указал вдаль, где у каждого водосбора стояло что-то вроде отстойников. — Система не способна выдержать твердые вещества, если понимаете, о чем я, но для этого у нас есть нужники. Не самая лучшая ситуация и многие ворчат о нехватке удобств, но жизнь хороша и даже проста, — рассказывал Чарли обыденно.

Это отличалось от устройства большинства Округов. Там жизнь налаживалась, но ни о каком водопроводе не шло и речи, люди просто избавлялись от отходов, где могли, что всегда вело к невыносимой вони, к которой мы никак не могли привыкнуть. Здесь же воздух был относительно чист. Ощущались запахи, ожидаемые в местах скопления людей, но по большей части все было терпимо даже для наших сверхчувствительных носов.

Мы остановились у здания размером побольше остальных. Не узнай я от разумов внутри, что это школа, то догадался бы по стенам, типично выкрашенным в красный, о чем и сообщил Чарли.

— Хотите заглянуть? Они не будут возражать.

Он открыл дверь и пропустил нас вперед.

Пройдя внутрь, я завернул за угол. Мы втроем встали в задней части класса, наблюдая за молодой женщиной, пишущей что-то на доске спиной к нам. Помещение было заполнено мальчиками и девочками младше шестнадцати, жаждущими знаний, но все равно отвлекающимися.

Я узнал первую строфы поэмы, что она писала. Моя любимая и подходящая ко времени. Женщина заколебалась над одной из строк. У нее не было книги, и она полагалась исключительно на память, ругая себя мысленно за то, что забыла слова. Развеселившись над ее выбором красочных описаний, я решил ей помочь. Не потому, что дети заскучали, а некоторые еще и хихикали над ней. Просто ее голос в голове звучал знакомо.

— Прямо смотревшие души за краем другого Царства смерти (п.п.: строка из поэмы “Полые люди” Томаса Элиота, перевод А. Сергеева), — подсказал я, желая узнать ее личность. Ее рука замерла над доской вместе с дыханием. Все детские головы повернулись к нам.

— Простите, не хотел вас прерывать, — извинился я, смущенный таким вниманием.

Женщина медленно развернулась, и у меня чуть дернулись уголки губ, когда я узнал ее лицо. Анжела Вебер. Красивая, повзрослевшая и глубоко беременная Анжела Вебер широко улыбнулась, и я не мог сдержать ответной улыбки. Анжела стала учителем, и это очень ей подходило. Я оглядел кабинет, стены которого украшали яркие рисунки и умные лица, повернутые ко мне. Во второй раз за день Карлайл подумал о Розали, я же пустился в воспоминания о другом времени и другой школе.

---

2006 -:- Воспоминания

Карта.

Я стоял перед бетонной стеной, не в силах отвести от нее глаз. Сколько красного… Сколько разрушений. Последний час Эсми рассказывала, что делала со всей собранной за это время информацией.

Первую неделю она старалась себя чем-то занимать. Карта, радио, животные и сад не давали ее страхам воли. Ко второй неделе, когда новостей от родных все не поступало, страх начал расти. Она ухаживала за живностью, кормила ее, доила коз, выкидывая драгоценное молоко вместе с куриными яйцами. Ее огорчало такое расточительство еды, когда другие отчаянно нуждались в пропитании, но она слишком сильно боялась выйти наружу.

Я внимательно слушал ее пересказ прошедших дней. Несколько раз она пыталась уйти, но день за днем придумывала новые оправдания. «Еще денек – и Эдвард проснется. Еще денек – и они вернутся. Если я уйду, а они вернутся, то мы разминемся. А если я уйду и не вернусь? Кто будет заботиться о животных… об Эдварде?»

Дни шли, и вскоре страх окончательно пустил корни, не давая ей вырваться. Так что вместо того чтобы открыть дверь, она занималась живностью, садом и мной, все глубже погружаясь в омут отчаяния.

Пользуясь передаваемой по радио информацией, она постаралась раскрасить карту. Сразу после атак радио не смолкало. Народ просил помощи и жаждал узнать, что творится в других областях страны. Недели шли, разговоры смолкали и, в конце концов, практически сошли на нет. Эсми себя убедила, что им надоело слушать о смерти и разрушениях, как и ей, или они экономили умирающие батарейки. Если судить по карте, я не сомневался, что эффект от радиации уже сказался и умирали там не только батарейки.

Красный, как я и думал, означал прямой удар. Все они пришлись в основном на большие города Северной Америки: Нью-Йорк, Лос-Анджелес, Вашингтон, а также части Мексики и Канады. Высокая концентрация красного цвета была видна также вокруг крупных электростанций – тепловых, гидро- и, конечно, атомных. Для меня стало шоком множество ударов по Восточному побережью, оно будто истекало кровью. Такое количество бомб сбросить было нереально, что Эсми и подтвердила.

Это оказались не удары, а ядерные хранилища. Эсми сомневалась в точности нанесения их на карту, но была уверена, что их на побережье постигла участь Иллинойса. Неисправность электрических сетей, к которой привели стратегически нанесенные бомбовые удары, вызвала веерное отключение электроэнергии. Без электричества охлаждающие резервуары, заполненные отработанным ядерным топливом, оказались разрушены. Произошедшая ядерная катастрофа имела гораздо более разрушительные последствия, нежели изначально сброшенные бомбы, а побережье Атлантического океана пестрило красным.

Кроме красного, карта тонула и в желтом – области, попавшие под прямое воздействие радиации. Они тянулись от Мэйна до Флориды, затем шли к Техасу и оттуда к Северной Дакоте, захватывая все между ними. Если люди там не нашли подобающих убежищ, то вряд ли выжили.

Голубой цвет окрашивал в основном штаты на западе, такие как Юта, Вайоминг, Айдахо. Штаты без ядерных реакторов. Эсми предположила, что с нормальными убежищами население могло по большей части избежать воздействия радиации и имело высокие шансы на выживание.

Серый цвет шел от Аризоны до Вашингтона, и в ее коде он означал “неизвестно”. Никаких сводок после новостей о бомбах, сброшенных на плотину Гувера и Лос-Анджелес, не было. Я прошелся взглядом с низа карты по берегу и остановился чуть ниже красной точки, которая заняла место Ванкувера.

Все было серым, никаких известий, как пережил катастрофу штат Вашингтон. Закрыв глаза, я взмолился про себя, чтобы Чарли нас послушал.

Эсми положила мне руку на плечо, вставая рядом перед разрухой и смертью. Мир, каким мы его знали, больше не существовал – наши близкие могли разделить судьбу остального мира. Нам предстояло принять важные решения, и первым моим шагом будет убедить Эсми открыть огромную металлическую дверь, которая последний месяц держала ее в клетке страха и, возможно, отрицания.

В тусклом свете я заметил, что ее глаза приобрели глубокий черный цвет.

— Тебе надо поесть, — нарушил я тишину.

— Кто бы говорил. Сам не ел четыре недели, — засмеялась она над моим замечанием.

— Ладно, давай посмотрим, сможем ли мы употребить что-нибудь из припасенного тут Карлайлом, а затем разберемся с дверью, — беспечно предложил я, пытаясь придать перспективе выйти наружу положительную окраску.

На мгновение она застыла, ее мысли сбились, а ноги не двигались с места. Приобняв, я подтолкнул ее к двери, рассуждая о возможных блюдах.

— Курицы? Серьезно? И кролики? Ну это едва ли аппетитно, правда? Нужно открыть дверь, ты же знаешь, как я отношусь к домашним зверям, все они на вкус как курица.

Она молчала, пока мы наполняли желудки с помощью мелкой живности. Я решил, что сейчас хорошее время поговорить о Карлайле и куда он мог направиться.

— Судя по карте Иллинойсу… пришлось нелегко, — подметил я очевидное. Эсми кивнула, не поднимая на меня глаз и продолжая доить козу, вымя которой чуть не разрывалось от отсутствия нашего внимания.

— Тогда он наверняка в одной из больниц. Ты же знаешь, что он не смог бы устоять и не помочь нуждающимся по мере своих сил. Если радиация на нас не влияет, тогда его помощь сыграет важную роль, особенно когда другие врачи начнут заболевать, — тихо закончил я.

— Но почему он ушел, ничего не сказав, бросил меня? Я просто не могу понять, почему он не дает о себе знать, — с отчаянием произнесла она и закрыла дрожащей рукой рот.

— Вот мы и узнаем. Мы откроем эту дверь и обыщем каждый уголок, который остался от этого города. Это единственное, что у нас есть. Давай найдем его, а затем будем переживать об остальных. Для поиска Карлайла у нас хотя бы есть начальная точка. Хорошо?

Я наблюдал за ее руками, и процесс доения козы показался мне таким абсурдным, что я хохотнул, забыв о последних пяти неделях.

— Что? — огрызнулась она на меня.
— Эсми, ты доишь козу. Тебе не кажется это немного нереальным? — спросил я с неверием.

Остановившись, она выпрямилась и решительно выдохнула, убирая волосы со лба. Картина была поистине забавной: моя “мать”, всегда такая собранная, сидела на табуретке, склонившись над железным ведром, пока коза недовольно на нее блеяла.

Я скажу тебе одно, лучше ему оказаться раненным, или я его сама покалечу, когда увижу.

Эсми была так же раздражена, как и недовольная коза, которую она продолжила доить.



Покончив с делами, мы сложили в рюкзаки еду, воду и медикаменты, сколько посчитали достаточным. Я написал записку для остальных, давая знать, куда мы ушли, на случай их возвращения в наше отсутствие, хотя это было маловероятно. Эсми настояла на рации для каждого – вдруг что-то случится или мы разделимся. Три уже забрали Роуз, Элис и Эммет, а значит, Джаспер и Карлайл ушли без средств связи, хотя сейчас это уже не имело значения – батарейки все равно разрядились.

Последний раз оглядывая помещение, я задумался, вернемся ли мы. Решив, что либо сейчас, либо никогда, я схватил металлический маховик задвижки и потянул налево. Раздался щелчок открывающихся механизмов. Я обернулся в поисках Эсми, которая стояла в паре шагов от меня с тревогой на лице.

— Готова? — спросил я ее, на что она лишь прикусила губу. Протянув руку и переплетя наши пальцы, я заверил ее: — Я никогда тебя не оставлю.

Первое, что мы ощутили, это едкий смрад гниения и жженой резины. Несмотря на то что мы находились в подземелье, наша повышенная чувствительность улавливала все, и я мог лишь представлять, какой аромат нас ждал на поверхности. Вытащив из рюкзака тряпку для себя и одну для Эсми, я велел ей завязать ее вокруг носа и рта, что сделал и сам. В дыхании не было необходимости, но это поможет при разговоре.

Наружу мы шли вслепую по темному туннелю. Я не помнил этого места совсем, так что полагался на Эсми. Мы рассчитали наше время так, чтобы идти в сумерках, так что снаружи будет темно и никакого солнца. Эсми подвела мне к ведущей наверх лестнице, и я осторожно первым начал подниматься, прислушиваясь к звукам сверху. Чем ближе мы подбирались к выходу, тем сильнее пахло паленым, а судя по растущей температуре, пожары до сих пор горели.

Наверху я остановился перед дверью, повернувшись оглядеть Эсми. Ее мысли теперь были совершенно противоположны размышлениям секунду назад. Вернулась смелая Эсми, твердая и решительная. Она отбросила свои страхи и во время нашего подъема думала лишь о потерянных жизнях. Ей надоело прятаться за дверью. Мое сердце, казалось, разрывалось от осознания, что она сейчас здесь, со мной, а я рядом и поддерживаю ее, и мы вместе собираемся пройти через это.

Я в порядке, — подтвердила она, и я улыбнулся, давая тем самым так необходимую ей поддержку.
Коснувшись ладонями двери, я ощутил тепло.

— Думаю, там рядом пожар горит или горел. Ты в курсе, что стояло над бункером?

— Да ничего. Мы под чикагским метрополитеном. Тут нечему гореть, местность относительно отдаленная.

Я надавил на дверь плечом, но она не поддалась. Эсми придвинулась ближе, и вдвоем нам удалось прогнуть металл достаточно, чтобы увидеть мешающую выйти преграду. Там лежала груда стали и бетона.

— Мне придется выломать дверь внутрь. Снаружи слишком много всего навалено, — пояснил я, отстранив Эсми. Одним резким движением дверь сорвалась с петель, разрывая ночь скрежетом металла. Мы замерли, прислушиваясь, не услышал ли нас кто. Но вернулась устрашающая тишина, как в зимнюю ночь во время снегопада, когда все звуки приглушают белые хлопья.

Я забрался на упавшую перед входом балку и повернулся помочь Эсми, протягивая ей руку и одним движением подтягивая наверх. Теперь мы, стоя на этой балке, сомневались в своих планах, которые составляли несколько часов. Тут ничего не осталось, а идея пытаться искать родных в этом хаосе жутко пугала. В темном небе отсутствовал свет: ни звезд, ни луны, ни огней города. Лишь разбросанные по останкам мегаполиса тлеющие пожары давали какое-то свечение. Смердело тут сильнее. Мы оба закашлялись не только от отвратительной вони, но и от пепла. Он был повсюду: падал на нас, витал в воздухе, лежал на всех поверхностях. Город сгорел дотла, точнее, весь мир. Такое невозможно представить даже в самом безумном воображении, и решимость Эсми так же начала тлеть.

Как он может до сих пор гореть? Недели прошли. Это невозможно, — услышал я неверие Эсми в голове.

— Возможно. Если горит весь город, новые пожары будут распространяться, особенно когда некому их тушить. Все это, — я указал на скрюченную эстакаду, которая блокировала вход в бункер, — должно быть, произошло уже после их ухода.

— Не уверена, что это какое-то утешение, — заметила она, подхватывая горсть пепла и перетирая ее между пальцев. — Тогда большая часть разрушений происходила, пока они были здесь, Эдвард.

— Ладно, — произнес я, не желая поддаваться ее образу мыслей. — Придерживаемся изначального плана. Ты сказала, мы на юге, так что идем на север ближе к центру и будем работать оттуда, посещая районы с больницами. Осматривая эти… эти… — я пытался подобрать слово, но ничего не шло на ум. — Уверен, там и есть Карлайл.

“Должен быть”, — закончил я мысленно.



Мы шли уже около часа, пробираясь через пепел и обломки и периодически останавливаясь прислушаться, нет ли где признаков жизни. Пока ничего не обнаруживалось. Район города, где мы находились, был убит и заброшен. Продвижение шло медленно даже с нашей способностью перепрыгивать через преграды, поскольку не осталось никаких улиц или видимых глазу дорог, так что было трудно оценить, куда мы направлялись. Со временем пожары начали уменьшаться и появились намеки на здания. Этот район не пострадал так сильно. Слева вдалеке, кажется, раздался скрежет металла, похожий на тот, что мы с Эсми слышали, когда я выломал дверь. Я схватил ее за руку, молча останавливая.

Что это? — встревожилась она.

Я покачал головой в ответ, поворачивая налево в надежде, что звук раздастся снова. Мы замерли на несколько минут, затаив дыхание, и дождались скрежета вновь. Это точно был шум от металла, трущегося об металл. Я молча махнул в ту сторону, предлагая двинуться туда и разведать. Мы шли, иногда останавливаясь и пытаясь определить, откуда доносился звук.

Приближаясь, я начал разбирать нечленораздельные истерические мысли человека на грани отчаяния. Глаза округлились от удивления, когда я понял, кому они принадлежали. Эсми остановилась, чувствуя мою тревогу, и погладила по руке, ожидая объяснений. Но таким я не был готов делиться с ней вслух. Прислушавшись, я не смог сдержать боли, исказившей мое лицо.

Псы… должна их спасти… не было и шанса. Спаси их… похорони… упокой… такие крохи… одни… все одни… запах… боже, запах.

Все это повторялось в ее голове снова и снова, а всплывающие образы заставили меня закричать от жалости к ней. Ботиночки, ранцы, книги, ладошки, а затем ужас от стаи псов, разрывающей разлагающуюся плоть.

— Эдвард, ты меня пугаешь. Что такое? — спросила Эсми.

— Там Розали, — сказал я, с сожалением указывая вперед, откуда шел скрежет. Судя по ее образам в голове, она разбирала завалы рухнувшего здания, питаясь ложными надеждами, что найдет выживших.

Эсми облегченно выдохнула, но снова напряглась, когда заметила печаль в моих глазах. Она бросилась в сторону Розали, даже не оборачиваясь на меня. В ее голове роились вопросы и переживания, пока она вслепую бежала на шум.

— Эсми, подожди! — окликнул я, кинувшись за ней в надежде догнать раньше, чем она доберется до Розали. Мне не хотелось, чтобы Эсми видела ее в таком состоянии. Она уже через многое прошла, но мне стоило догадаться, что догнать и удержать мать вдали от ребенка невозможно.

Стояла темень, и мы полагались лишь на наше острое зрение, следуя по предположительно улицам. Казалось, это тянулось вечность, и Эсми отчаянно желала добраться до Розали. Я взял ее за руку, не останавливая, а заверяя, что мы доберемся туда и я рядом.

Скрежет прекратился, и мысли Розали затихли, но я знал, что мы близко. Я позвал ее, зная, что она нас услышит, и Эсми последовала моему примеру.

— Мне нужно их похоронить,— услышал я ее тихий подавленный голос, звенящий в тишине ночи.

Мы тут же побежали в ту сторону. Запрыгнув на, должно быть, автобус, я увидел ее в темноте. Она сидела рядом с рухнувшей кирпичной стеной, повесив голову и обнимая себя.

Они все мертвы. Все мертвы… и собаки…

Розали начала раскачиваться, а из ее груди вырвался низкий вой, полный скорби.

Эсми ахнула и, спрыгнув, подбежала к ней, обнимая и утешая ласковым шепотом. Я смотрел со своего места сверху, понимая, что мне стоило подойти, но не мог. Ноги не двигались. Я попытался глубоко вдохнуть, но воздух душил, а боль в груди грозила разорвать напополам. Нагнувшись, я оперся о колени и наблюдал за Эсми и Розали, пытаясь осознать разыгравшуюся передо мной сцену.

Розали было не узнать: золотые локоны и кожа покрыты копотью, одежда разорвана, и оставшиеся лохмотья едва держались. Но больше всего меня поразило ее лицо, такое мне сейчас незнакомое. Я привык к упертой статной красавице Розали, чье выражение лица всегда было кислым. Но женщина передо мной совершенно на нее не походила. Эта женщина была сломлена и потрясена, а кое-чего я никогда и не думал, что увижу… Хрупкость.

В голове возникли миллионы вопросов, как и у Эсми, а Розали только начала понимать, что Эсми настоящая и обнимает ее.

— Эсми? — выдавила она. — Это правда ты? — облегченно выдохнув, она крепко обхватила ее за шею. — Ты же мне поможешь, правда? — спросила она, и Эсми растерянно посмотрела на меня, все еще не понимая, что делала Розали.

Эдвард, о чем она? С чем ей помочь?

Это стало для меня сигналом, ноги наконец-то послушались мозга, и я, спрыгнув на землю, медленно подошел к ним, не желая напугать Розали.

— Розали, мы тебе поможем. Обещаем, — сказал я, наклоняясь и беря ее за руку.

— Э-Эдвард? — с неверием спросила она, гадая, не играло ли ее зрение с ней злую шутку. — Эммет с вами? — поинтересовалась она детским голосочком.

— Нет, милая, мы надеялись, что ты нам скажешь, где он, — ответила Эсми.

— Он велел мне вернуться в бункер и рассказать, что случилось. Они с Элис пошли за Джаспером. Ему не хотелось оставлять вас одних. Я как раз была на пути… но… — она смолкла, и на ее лице вновь появилось отрешенное выражение, придавая облику хрупкости.

— Но что, милая? Что? — пыталась разговорить Розали Эсми.

Зная, что она не сможет рассказать Эсми причину, помешавшую ей вернуться, я сам постарался объяснить, основываясь на том, что мне удалось узнать из разума Розали. Та действительно возвращалась в убежище, пока Элис и Эммет продолжили выслеживать Джаспера. Эммет хотел, чтобы жена вернулась к Эсми, поскольку у них не было никакого способа связаться с ней, когда рации разрядились.

Розали наткнулась на школу, которая рухнула после взрывов. Понимая, что школы использовались в качестве убежищ, она подобралась ближе и услышала людей, застрявших внутри, семьи с детьми.

— Она их раскопала, Эсми, — с волнением говорил я, — но никто не выжил, — я покачал головой, смотря на сокрушенную Розали, сжавшуюся и трясущуюся в руках Эсми. Теперь нас обоих вечность будут преследовать изувеченные тела детей из ее воспоминаний, тех, кого она доставала из-под обломков. Сестра разложила их в надежде найти хотя бы одного живого, но все ее труды были насмарку. Весь оставшийся день она сидела рядом с погибшими, оплакивая их до наступления ночи.

— Пришли дикие псы… — тихо закончил я, зная, что Эсми поймет. Она могла лишь утешать трясущуюся Розали ласковыми словами. Голодные волки и брошенные собаки из пригорода бродили по городу в поисках пропитания, и умершие были легкой добычей для дикой стаи. Розали расправилась с ними, не дав шанса подобраться к погибшим, но пришли новые, и в итоге она всю ночь хоронила тела.

Мы сидели в тишине, давая Розали погоревать в наших объятиях. Эта женщина, моя сестра, была в числе самых сильных людей, которых я когда-либо знал, и все эти годы я принимал ее огромное сердце как должное. Я отказывался видеть сострадание, скрытое за ее упорством, и теперь я скорбел вместе с ней. По всему, что потерял я, она… Что мы все потеряли. Мы горевали вместе.

— Они всего лишь дети. Они не должны тоже умирать, — прошептала она пустым голосом.

Я глубоко вздохнул, понимая, что уговорить ее вернуться с нами в бункер будет непросто. Последние несколько недель она обходила город в поисках школ и зданий, хороня людей.

— Знаю, Роуз, мы постараемся, — произнес я и приподнял ее лицо за подбородок, чтобы она увидела правду в моих глазах. — Но ты не можешь спасти всех.

Она выглядела такой слабой и печальной, и мне вдруг стало не хватать старой Розали. Той, кто бы встала, отряхнулась, выговаривая мне, какой я засранец и через что заставил пройти семью. Но ее не было, и никогда бы не подумал, что скажу такое, но она была мне нужна. Так что пока она не вернется, придется мне побыть за нее. Подняв сестру на руки, я прижал ее к себе.

— Мы отнесем тебя в бункер, где ты приведешь себя в порядок, — она начала было возражать, но я перебил ее. — Не спорь, тебе нужно переодеться, поесть, да и помыться не мешало бы, — я попытался пошутить, но не вышло, и Эсми глянула на меня, вскинув брови.

Эдвард… — начала она отчитывать меня, но мои слова, похоже, успокоили Розали, и та, обняв меня, уткнулась мне в шею лицом.



Последний час Эсми мыла и приводила в порядок Розали, и за все это время та не сказала и слова. Эсми сидела на фиолетовом диване с Розали на белом ковре между ее ног и расчесывала свежевымытые волосы блондинки, чуть поблескивавшие в свете единственной лапочки в комнате. Розали смотрела вперед в пустоту, пока Эсми продолжала продираться через длинные локоны. Я наблюдал за действием, практически зачарованный им, но голос Розали вернул меня в реальность.

— Где Карлайл? — спросила она, нарушая тишину.
— Мы не знаем, — ответил я. — Эсми уже несколько недель ничего не слышала. — Мое заявление немного оживило Розали, и она засомневалась в моих словах.

— Невозможно, — заявила она, качая головой, отчего Эсми остановилась с расческой на полпути. — Мы его видели. Встретились с ним в одной из больниц. Он сказал Эммету отправить меня к вам и собирался вскоре последовать за мной, — она растерянно посмотрела на меня, встревоженная тем фактом, что Карлайл так и не вернулся.

Розали дала примерные координаты, где они нашли Карлайла, и я намеревался отправиться туда, чтобы разыскать его. Наши подозрения подтвердились. Он работал в больнице, предлагая свой опыт и помощь везде, где требовалось. Уговорить Эсми отпустить меня одного и оставить их с Розали было нелегко, но в итоге она поняла, что это единственный выход. Розали пока не была готова выйти наружу, а одну ее оставлять не следовало. Но Эсми заставила меня дать ей еще одно обещание: возвращаться и связываться по рации в начале каждого часа. Я уступил ее требованиям и отправился в одиночестве на поиски единственного человека, который мог воссоединить эту семью.

---

Переводчик: ButterCup
Редактор: tatyana-gr
Форум

Предыдущая глава || Следующая глава