Белла

Декабрь проходил медленно и мучительно. Я думала, что через месяц люди в Форксе привыкнут к моему присутствию. Очевидно, я ошибалась. Куда бы я ни пошла, меня везде преследовали взгляды: в школьных коридорах, скрытые через плечо за партами или в столовой, официантов за ужином, кассиров в супермаркете… На меня не пялились только дома. Я тихо фыркнула, задаваясь вопросом, когда же так случилось. Когда это место перестало быть «домом Калленов» и стало домом? Наверное, когда я осознала, что тут единственное укрытие от глаз.
Каллены великолепно ко мне относились, после первоначальной неловкости от моего неожиданного появления в их жизни. Хотя адаптация была на удивление гладкой. Эсми и Карлайл – просто мастера многозадачности, по всей видимости, они свободно находили баланс между работой и семьёй, умудряясь до сих пор посылать друг другу возмутительные взгляды, тайные улыбки и подмигивания через стол во время ужина. Я притворялась, что не замечаю, но втайне мне было любопытно, может ли у меня когда-нибудь с кем-нибудь получиться так же. Сама мысль о том, чтобы делить себя, свою душу с другим человеком… ужасала. Я бы никогда не смогла быть такой беспечной со своими эмоциями, всегда буду защищаться. В той аварии я потеряла всё и поклялась, что никогда больше не позволю себе такую боль. Я отдала всю любовь и радость родителям, а они забрали её у меня. Во мне не осталось ничего, кроме пустоты и мрака, атакующих каждую ночь, и отвратительных сцен из прошлого, играющих в моей голове на непрерывном повторе.
Я ощущала вину. Каллены приняли меня. Дали мне тепло, утешительные улыбки; они кормили меня, одевали, дали приют. Они предложили мне всё, что у них есть, а я ничего не могла дать в ответ. Кажется, они не возражали против моего явного безразличия. Не подавали виду, когда пытались коснуться меня, а я отстранялась или замирала в объятиях.
Кажется, они привыкли. Всё это они уже проходили с Эдвардом, когда он стал частью их жизни. Я бросила взгляд через стол, где каменным изваянием сидел он. Пустое выражение лица, а поза хоть и не была жёсткой, но и от расслабленной всё же далека. Он ел быстро и тщательно, едва обращая внимание на то, что ест, но и не так, будто торопился или был слишком голоден. Редко можно увидеть его за столом во время семейного ужина, и мне было любопытно, как он выбирает, на какой ужин приходить. Интересно, имеет ли это какое-то отношение к меню, но такое казалось слишком поверхностным и не совпадало с его личностью. К тому же, очевидность меню решительно возражала против этой теории. Он пришёл на ужин со спагетти две недели назад, но два дня назад на ужин с теми же спагетти не явился. Зелёный взгляд метнулся ко мне через стол без каких-либо ярко-выраженных эмоций, и я быстро опустила глаза в свою тарелку, не сознавая, что таращилась на Эдварда всё то время, пока размышляла, вместо того, чтобы просто бросить взгляд, как намеревалась.
Меня начало утомлять нездоровое восхищение Эдвардом. Единственная причина, по которой он вызывал моё любопытство, в том, что он загадка, окутанная тайной, покрытой мраком неизвестности¹, а я всегда любила разгадывать загадки. Я никогда не могла предсказать его действия ни по отношению ко мне, ни к другим, ни даже к себе самому. Его присутствие на ужинах – лишь верхушка айсберга. Его присутствие в школе было очень не постоянно, и всё же он умудрялся сдавать на пятёрки экзамены, на которые предпочитал являться, а школьные проекты, которым он решал посвятить своё время, всегда оказывались идеальны. Я знаю это, потому что директор объявился на пороге в первый день зимних каникул с пачкой экзаменационных работ Эдварда в руке, требуя объяснить, как ему удалось списать.
Вот ещё одна загадка Эдварда Каллена. Он невероятно образован. Это видно по той работе, которую он проделал на экзамене. Если бы он появлялся на биологии почаще, то знал бы, что последние три экзаменационных вопроса были скорее дополнительными, которые мы не обязаны были понимать, потому что не добрались ещё до главы о почках. Но он был на одном-единственном уроке биологии в декабре. Одарил меня сердитым взглядом, поняв, что его личный стол захвачен никем иным как мной. Я подсознательно задавалась вопросом: причиной его пропусков была незаинтересованность в системе кровообращения, или же моё присутствие отвадило его от посещения биологии. Сначала я вторглась в его дом и семью, потом покусилась на комнату с роялем, затем на ванную, а теперь и на парту. Думаю, я бы тоже злилась. Но, похоже, независимо от причин пропусков биологии или редких появлений в школе в принципе, он набрал на экзамене девяносто восемь баллов и получил сотню за ответ на дополнительные вопросы. Директор с учителем пришли к единственному удовлетворительному заключению: Эдвард списал и должен быть отстранён от занятий на весь январь в качестве наказания, несмотря на протесты Эсми и Карлайла. Узнав о последствиях своего «поведения», Эдвард не выказал ни единой эмоции на лице, хотя в глазах сверкнули неприязнь со злостью, коих до этого там не было.
Я думала, что отношения с Эдвардом изменяться после происшествия в ванной, но они стали ещё холоднее. Он едва говорил в моём присутствии и никогда не играл на рояле, если я была рядом. Когда же он всё-таки играл, то репертуар ограничивался классическими произведениями, которые я могла узнать, хотя и не знала названий. Он больше не играл собственной музыки и никогда не наигрывал то прекрасное произведение, которое я слышала в прошлый раз.
С ванной комнатой мы вошли в рутинный ритм: каждый из нас пользовался ею в определённое время. Вечером я посещала ванную с десяти ровно до десяти минут одиннадцатого, а он – гораздо позже, около полуночи. Утром он занимал ванную в шесть, а я – в семь. Я даже в выходные заводила будильник. Почему-то казалось важным придерживаться расписания, как будто наши с Эдвардом отношения и существование в пределах дома зависели от структуры нашего режима, как будто что-то сломается вокруг, разразится неистовый хаос, если мы разнообразим эту рутину. Абсурдно и глупо, но всё же я не могла отрицать навязчивое желание придерживаться распорядка, и, казалось, Эдвард чувствует что-то похожее. Обойдёмся без повторения инцидента со стеклом.
Когда температура упала, и первый снегопад покрыл землю одеялом из белой пудры, я поняла, что Рождество уже практически на пороге, и нужно купить подарки для целого семейства незнакомцев. Попыталась отогнать чувство горечи и боли, возникшие от осознания, что это будет моё первое Рождество без Рене и Чарли. Не будет мягкого имбирного печения Рене. Лучшего имбирного печенья из всех, что я пробовала. Все соглашались, что оно лучшее, но она никогда не делилась со мной рецептом.
«Наверное, она думала, что у неё полно времени, чтобы рассказать все мне семейные рецепты», - горько подумала я. Время никогда не играло на моей стороне.
Чарли больше не наденет свой отвратительный «рождественский свитер». Каждый год, сколько себя помню, красно-зелёно-золотое чудовище появлялось в рождественский вечер, а теперь я даже не знаю, где оно. Наверное, на дне какой-нибудь помойки или разлагается на свалке под грудой мусора. Я сглотнула желчь, поднявшуюся по горлу, когда призраки прошлых рождественских вечеров замаячили на горизонте. Днём я могла бороться с призраками. Днём легко было отвлечься. Ночью панические атаки и кошмары становились неподконтрольны. Я не могла скрыться от них. Они вырывали отвагу из меня, высасывали воздух из лёгких, выдирали из моего тела всякое подобие радости и оставляли меня хватать ртом воздух и дрожать в постели с реками слёз, рвущимися на свободу. Иногда тоска была такой всепоглощающей, что я едва успевала закрыть лицо подушкой, чтобы приглушить крики. Меня сломало, и никому не под силу исправить поломку. В Форксе не оказалось даже терапевта, способного хотя бы создать видимость улучшения.
Я пыталась быть верной себе, не покидать комнату, читать любые книги, какие только попадались в руки, но Элис больше не позволяла мне такой роскоши. Ей нужен был кто-то, с кем она могла поговорить о Джаспере. У неё не получалось говорить о нём с Розали, потому что было бы слишком неловко обсуждать с ней личную жизнь её брата-близнеца, а Эсми являлась последним человеком, с кем Элис хотела бы поговорить о своих отношениях. Оставалась я.
- Белла, ты меня слушаешь? – нахмурившись, спросила она, надув маленькие губки. – Это важно.
- Я не знаю, что тебе подарить Джасперу на Рождество, - тихо ответила я. – Я совсем его не знаю. Даже не представляю, что подарить тебе на Рождество.
- Ты совсем ещё не занималась покупками? – недоверчиво уточнила Элис. Её брови слетели бы со лба, если бы она задрала их ещё выше.
- Нет, - краснея, пробормотала я. Двадцать второго декабря действительно несколько поздно начинать рождественский шопинг.
- Ну так чего же ты ждёшь? Давай уже! – заявила Элис, закатывая глаза и спрыгивая с моего дивана. Она схватила меня за запястье и потянула за собой. Я ожидала, что она потащит меня вниз по лестнице, но удивилась, когда мы направились в совершенно противоположную сторону – к комнате Эдварда.
Элис без промедлений постучала в дверь, выражая таким образом срочность вопроса. Я заметила, что она слегка покачивается из стороны в сторону, стоя перед его дверью, и мне стало любопытно, с чего бы ей нервничать, и почему мы вообще пришли к Эдварду.
Эдвард без слов открыл дверь; просто опёрся о дверной косяк и ждал. Элис поначалу колебалась, а затем, глубоко вздохнув, выпалила на одном дыхании:
- Можно мы позаимствуем Вольво на день, съездим за рождественскими покупками в Порт Анжелес, обещаю, верну его в идеальном состоянии?
Я смотрела, как глаза Эдварда округляются от словесной лавины, несущейся изо рта Элис.
- Ещё раз, - попросил он с лёгкой усмешкой на губах. – И на этот раз с человеческой скоростью.
- Вольво. Порт Анжелес. Рождественский шопинг. Пожалуйста? – резюмировала Элис с надеждой в глазах и мольбой в голосе.
- Ты поведёшь мою машину? – фыркнул Эдвард. – В последний раз, когда я это позволил…
Элис не дала ему возможности закончить предложение, ступив вперёд и страстно защищаясь.
- Такого больше не случиться, клянусь, - торжественно пообещала она, и я с любопытством посмотрела на неё. Интересно, что же такого она сделала с машиной Эдварда в тот «последний раз». – Пожалуйста, Эдвард? Рождество же!
- Через несколько дней, - невозмутимо заметил он, лицо всё так же под жёстким контролем, несмотря на шутку.
- Эдвард! – сердито воскликнула Элис.
Эдвард вздохнул, проводя рукой по взъерошенным бронзового цвета волосам, я быстро отвернулась и покраснела, когда его взгляд остановился на мне.
- И я так понимаю, тебе тоже нужно поехать за покупками к Рождеству?
Я лишь кивнула, ещё больше краснея и смущаясь от того факта, что в принципе покраснела.
Эдвард снова вздохнул, тяжко, и закатил глаза.
- Ладно, думаю.
Он закрыл дверь у нас перед носом, и мы с Элис с минуту стояли перед ней, ничего не понимая и задаваясь вопросом, что он там делает. Оказалось, он переоделся и накинул чёрную кожаную куртку. Я заметила, что крой прекрасно подчёркивает его высокую, стройную, идеально сложенную фигуру. Куртка выглядела модной, опрятной и контрастировала с его всклокоченными волосами, ещё больше взъерошенными привычкой проводить рукой по курчавым бронзовым локонам.
- Я поведу, - единственное, что он произнёс, и мы с Элис последовали за ним к машине.
Поездка оказалась на удивление комфортной, хотя ни один из нас не произнёс ни слова. Мы слушали разноплановую музыку, доносившуюся из айпода Эдварда. Мне хотелось просмотреть весь плейлист, увидеть, что он слушает, но я не посмела к нему прикоснуться; я и так уже достаточно потревожила его мир. Вместо этого внимательно слушала музыку и слова, пытаясь понять, смогу ли разгадать хоть какую-то часть Эдварда на основании его музыкальных предпочтений, но запуталась ещё больше. Инди, рок, классика, джаз… мелодии, льющиеся из айпода, не давали ни одного намёка. Единственное, что мне удалось выяснить – из всего разнообразия стилей в его айпод не смогли пробраться лишь кантри и современная поп-музыка.
Эдвард припарковался посреди череды магазинчиков, и мы втроём разошлись каждый своим путём. Я купила раздражающе простенькие подарки для своей новой семьи, сделав акцент на подарочный открытках. Поскольку я недостаточно хорошо знала Калленов, не было ощущения, что они обрадуются любым выбранным мною подаркам. Наши покупки были бережно уложены в багажник, чтобы случайно не раскрыть содержимое. Я и оглянуться не успела, как мы уже вернулись в Форкс, и я сидела в комнате, пытаясь как можно более творчески подойти к упаковке подарков, чтобы отвлечь внимание от их банального содержимого.
Как раз закрепила скотчем обёртку последней коробочки, когда в мою комнату ворвалась Элис, постучав по пути и плотно захлопнув за собой дверь. Она плюхнулась на пол рядом со мной, лицо её горело, глаза восторженно сияли.
- Хочешь посмотреть, что я купила для Джаспера на Рождество? – поинтересовалась она, вытаскивая подарок из сумки ещё до того, как у меня появился шанс ответить.
Она держала в руке красную шёлковую ночнушку, отороченную чёрным кружевом, которая мало что оставляла для воображения. Соответствующие трусики из красного шёлка с чёрным кружевом в другой руке, похоже, дополняли комплект.
- Никогда бы не подумала, что красный – его цвет. Он кажется мне более «зимним», - плоско ответила я, слегка смущённая тем, что Элис делилась со мной невероятно интимной частью своих отношений с Джаспером.
- Честно, Белла, - рассмеялась Элис. – Ну будь серьёзнее, пожалуйста. Как думаешь, ему понравится?
- Ты уверена, что хочешь сделать… гм… надеть… - Я запнулась, пытаясь как можно лучше выразить мысль. – Ну, правда, что ли?
- Ну, да, - краснея, ответила Элис. – То есть, почему бы нет? Не то чтобы он чего-то раньше не видел.
- Элис! – ахнула я. Они всего месяц встречаются, и я даже не осознавала, что они зашли так далеко. Казалось, она в разговорах о нём со мной слишком откровенна, но, очевидно, мне досталась версия их отношений «шестнадцать плюс».
- Ну, он не видел пока меня, - нахмурившись, уточнила она. – Просто… он видел много девушек. Я хочу быть особенной.
Я скептически задрала бровь, глядя на неё.
- Ты не думаешь, что это делает меня особенной? – спросила она, покачивая в руках красный шёлк, подчёркивая свою точку зрения.
- А ты, правда, считаешь, что кусок шёлка сделает тебя особенной? – прямо заявила я, прежде чем поняла, насколько резко это прозвучало, а её лицо угасло.
- Ай, - пробормотала она, подцепив пальцем кружево воротника на рубашке.
- Я не хотела, чтобы прозвучало так, - вздохнула я. – Просто… ты действительно хочешь, чтобы Джаспер увидел тебя обычным куском шёлка?
- Нет… - неуверенно произнесла она. – Может, я оставлю это на День Святого Валентина?
Она хихикнула, а я закатила глаза и улыбнулась. Это даже мило – чувствовать себя вовлечённой во что-то такое, очень напоминающее «сестринское», по крайней мере, как я понимаю «сестринство».

---

¹Ориг. a mystery within an enigma within the Bermuda Triangle, предположительно отсылка к цитате Уинстона Черчилля «I cannot forecast to you the action of Russia. It is a riddle, wrapped in a mystery, inside an enigma» («Я не могу предсказать действия России. Это загадка, окутанная тайной, покрытой мраком неизвестности»).

---

Предыдущая глава