Я очнулась от удивительного сна, в котором больше не была одна. Это должен быть сон, подумала я. Так хорошо на самом деле не бывает. Я пыталась вспомнить... руки вокруг меня, сладкое дыхание, ласкающее уши, вздымание груди того, кто меня обнимает... Я не хотела просыпаться. Я хотела, чтобы этот сон длился вечно.

В животе заурчало, и мне нужно было в туалет. Я больше не могла продлить этот сон.

- Не хочу… просыпаться, - пробормотала я сердито.

- Ты не должна, если не хочешь, - сказал кто-то, и я дернулась, пробуждаясь от удивления. Я изо всех сил попыталась подняться, но была быстро захвачена чем-то крепким, нерушимым, как ремень безопасности на американских горках. Всё ещё в полусне я пыталась освободиться и начала паниковать.

- Тише, - сказал голос, и что-то, сдерживающее меня, начало спускаться ниже и успокаивающе поглаживать мою спину.

Это был не сон.

- Эдвард? – спросила я, мое лицо вжалось в одну из рубашек Чарли.

- Да, я здесь, - сказал он.

- Это на самом деле произошло? Прошлая ночь? Ты?

- Я здесь, - повторил Эдвард.

Я оттолкнулась от его груди, чтобы смотреть на его лицо.

- Ты настоящий, - сказала я.

- Да.

- Ты вернулся.

- Вернулся.

- Почему ты здесь? – спросила я.

- Потому что я не могу находиться вдали от тебя.

Казалось, словно мы читали строки из Балтиморского катехизиса (прим. переводчика: стандартный текст для католических школ).

- Ты хотел убить меня, - сказала я.

- Хотел, - пристыженный, он отвернулся от меня. – Из-за демона внутри мне иногда трудно… контролировать себя, Белла. Извини, что тебе пришлось это увидеть. Мне искренне жаль.

- В любом случае, это моя вина, - я пожала плечами. – Я не должна была подталкивать тебя. Ты знал, кем станешь.

- Белла, независимо от того, что ты думаешь о моем виде, у нас есть свобода выбора. Я виноват, никто больше. Ты была щедрой и сердцем, и телом. Я… снова силен. Во всяком случае сильнее, чем был.

- Итак… что случилось? – спросила я. – Куда ты ушел?

Теперь мы оба рядом сидели на диване. Эдвард держал меня за руку, вырисовывая на ладони круги своими холодными пальцами.

- Сначала я заставил себя не двигаться. Я представил, что был пригвождён к земле. Я представил металлические шипы, пронзающие мои ноги. Я заставил себя поверить в это, убедиться, почувствовать жгучую боль, достаточно сильную, чтобы не следовать за тобой, не охотиться на тебя.

Я вздрогнула, и Эдвард набросил на меня плед.

- Как долго ты был там? – спросила я, стуча зубами.

- Я видел, как ты убежала. Я снова и снова в воображении пронзал свои ноги шипами. Не знаю, как долго. Время… У меня всегда были проблемы с ощущением времени. Раньше жизнь пролетала в мгновение ока, а теперь? Теперь, когда никого нет, время, кажется, бежит обратно, словно в отражении временной петли.

Я кивнула. Я понимала, что такое медленное течение времени, безнадежность, лишь одно желание - чтобы всё, наконец, закончилось.

- Когда я почувствовал себя достаточно сильным, чтобы не последовать за тобой, я начал бежать. Я бежал как можно дальше, чтобы быть уверенным, что случайно не увижу тебя. Сначала я бежал к побережью, затем к восточной границе штата, но я не мог покинуть Вашингтон, зная, что ты была в пределах его границ.

- Ты нашел что-то? Ты ещё кого-то видел?

Эдвард откинул голову на подушки и глядел в потолок.

- Здесь больше никого нет, Белла. Не в этом штате. Не в тех местах, которые я миновал на пути к тебе. Возможно, в каком-то уголке земли кто-то и выжил, если ушел в подполье с началом наихудшего.

Прежде чем он ответил, я осмелилась понадеяться, что мы не были последними на этом свете, что я просто не уходила достаточно далеко от дома и поэтому не могла найти других. Сейчас я была разочарована. А что если бы Эдвард нашел кого-то, ещё одного человека? Возможно, я бы не чувствовала себя так безнадежно, осознавая, что это конец. Мне бы не казалось, что я находилась в ужасном чистилище, где должна искупать вину за свои грехи, пока, наконец, не умру и присоединюсь к остальным.

Но что если я не заслужила и этого? Может, всё из-за Джейкоба?

- Как ты можешь быть столь уверенным? – спросила я.

- Я чувствую их запах, Белла. Я могу слышать мысли любого живого существа, кроме тебя. Там, где я был, царила тишина. Раньше я молился о том, чтобы заглушить голоса в моей голове. Я был так глуп, - сказал он. – Может быть, это моё наказание.

- А, может быть, моё, - сказала я.

- Твоё, Белла? – спросил он, снова садясь рядом и смотря глубоко в мои глаза. – Что ты могла сделать? Ты невиновна.

Я вспомнила Джейкоба в гробу, он умер до того, как я его поцеловала, я подумала о истекающем кровью парне, в которого выстрелила, когда он пытался на меня напасть.

- Не так уж и невиновна, - сказала я, опуская голову от стыда.

- Я в это не верю.

Я лишь смотрела на свои руки, чувствуя призрачную боль от отдачи пистолета после нажатия на курок.

- Ты многого не знаешь обо мне, Эдвард.

Он поднял мою голову пальцем.

- Независимо от грехов, которые ты совершила на этой земле, ты всё ещё невиновна. Я чувствовал это в твоей крови – крови, которую ты добровольно дала мне.

- Это нелепо, - сказала я. – Ты не мог… почувствовать это на вкус.

- Я пробовал кровь убийц, грешников и худших представителей человечества. Твоя кровь чиста.

Его глаза на мгновение потемнели, и я испугалась. Эдвард отвернулся от меня, сжимая кулаки и стиснув зубы.

- Извини, - сказал он, немного погодя. – Я почти потерял контроль. Снова. Я должен покинуть тебя.

- Нет, не надо! – я схватила его руку и приложила ее к своей щеке. – Я лучше умру от твоей руки, чем буду жить одна. Я не могу… Я просто не могу больше быть одна.

- Белла, ты не знаешь, как опасен я могу быть.

- Тогда убей меня, - сказала я. – Убей меня. Если тебе нужно будет уйти, обещай, что сначала убьешь меня.

Эдвард выдохнул сквозь зубы и энергично покачал головой.

- Нет. Я не могу дать такое обещание. Ты не знаешь, о чем просишь.

- Ты не можешь оставить меня.

Мои ладони вспотели, комната в моем воображении то уменьшалась, то увеличивалась, казалось, словно я находилась в животе большого зверя. Я водила руками, словно боролась с головокружением.

- Это не жизнь. Если ты здесь… мне есть для чего просыпаться по утрам. Если ты уйдешь, у меня ничего не останется. Если ты уйдешь, я бы лучше осталась без чувств. Я бы лучше умерла.

Теперь я кричала, вырывая волосы и раскачиваясь взад и вперед.

Эдвард пытался убрать мои пальцы с уже спутанных волос, но я сопротивлялась.

- Ш-ш, - сказал он. – Я никуда не уйду.

- Ты можешь убить меня, - сказала я. – Если это случится… я не буду против. Я отблагодарю тебя моим последним вдохом.

- Ты думаешь, что я смогу жить, если причиню тебе вред, Белла? – тихо спросил он. – Как ты думаешь, почему я покинул Форкс? И почему просил тебя бежать?

- Просто не покидай меня, - сказала я. – Если ты снова меня оставишь…, - я подумала о пистолете и последнем патроне в нем. – Я смогу… покончить с этим… своим способом, - я не уточнила, но Эдвард, похоже, и так всё понял.

- Не смей, - сказал он, прикоснувшись своим лбом к моему.

- Тогда не уходи, - сказала я, глядя на него.

Мы закрыли глаза, никто из нас не двигался, никто из нас не дышал. Кто же сделает первый шаг?

Эдвард оторвался от меня.

- Я останусь до тех пор, пока смогу быть достаточно сильным рядом с тобой, - сказал он. – А ты пообещаешь не навредить себе.

- Я не буду этого обещать, - сказала я. – Всех, кого я любила, отняли у меня. Не отнимай последнее, что у меня осталось.

- У тебя осталось больше, чем эта единственная вещь, Белла.

- И что же? – отрезала я. – Что я имею? Ты смотрел вокруг? Ты видел это место? Этот мир? Мою жизнь? Я похоронила своего отца после того, как наблюдала за ним, умирающим, - сказала я на грани истерики. – Что же ещё у меня возможно осталось?

- Я, - сказал он тихо. – У тебя есть я.

- Неужели?

- Я всегда был твой.

Я горько усмехнулась.

- Ты показываешь это довольно забавным способом, - сказала я.

- Белла, с того момента, когда я встретил тебя, я пытался сохранить тебе жизнь. И в то время сохранение твоей жизни подразумевало находиться так далеко от тебя, как это возможно. Теперь, похоже, чтобы сохранить тебе жизнь, мне нужно быть рядом с тобой. И пусть это сложно... но я буду именно здесь, нигде больше.

- Теперь мы будем жить вместе? – озвучила я мысли вслух. – Это заставляет тебя страдать?

- Каждый раз когда твое сердце бьется, я благодарен за возможность быть здесь, даже если мне пришлось видеть смерть моей семьи. Даже если все страдания и ужас, которые я видел, как этот мир сам себя уничтожил, а его жители обратились друг против друга и стали похожими на диких животных... если именно это привело меня к тебе в этот момент, позволило мне сидеть под пледом рядом с твоим теплым телом, прижимающимся ко мне, это хороший мир.

Мой желудок снова заурчал, и Эдвард сказал:

- Тебе нужно поесть. Нужна моя помощь?

- Я не ребенок, - сказала я, поднимаясь.

Дождь закончился. Я вышла босиком на улицу, чувствуя хлюпанье грязи под ногами. Пройдя через задний двор, я вошла в лес и спряталась за деревом, чтобы Эдвард меня не увидел. Я плеснула на лицо дождевой воды из большой бочки и жадно её пила, снова и снова опуская сложенные руки в полный сосуд. Я столько дней жила с жаждой, что казалось странным, наконец, не испытывать её, не хотеть пить.

Когда я вернулась в дом, Эдвард уже сидел за кухонным столом с набором банок, консервным ножом и сервированным местом для завтрака. Я никогда не использовала наши старые тарелки – это казалось бессмысленным. В любом случае, я не могла тратить такую ценную воду для мытья посуды.

- Я не знал, что ты захочешь съесть на завтрак, - сказал он робко.

Пусть раньше я и сердилась на него за попытки накормить меня, теперь я была тронута подготовленным для меня столовым набором. Это напомнило мне дни, когда я долго оставалась в школе или проводила какие-то исследования в библиотеке. Тогда Чарли оставлял для меня подогретую еду на столе. Он знал, как я любила десерты, но иногда в нашем доме не оставалось ничего сладкого, кроме конфет. Тогда он раскладывал желейные конфеты на краю стола и они, казалось, были молчаливыми и осуждающими зрителями моего позднего ужина.

- Спасибо тебе, Эдвард, - сказала я. – Это так мило с твоей стороны, - я пыталась контролировать свой голос.

Он сел рядом со мной и смотрел, как я ела.

- Разве еда не пробуждает в тебе чувство голода?

- Это не… совсем еда для меня, - сказал он, разглядывая с отвращением мою вилку с холодной лапшой «Биффарони».

Я рассмеялась.

- Это вообще не совсем еда. К ней просто привыкаешь.

- Временами я жил в Италии, но никогда не слышал, чтобы пасту называли “Биффарони”, - сказал он озадачено.

- Не думай слишком много об этом, - сказала я. – Ты лишь навредишь себе. Это не еда и уж точно не итальянская, - я остановилась, чтобы не прибавить: “И это вообще не жизнь”.

Мы провели спокойный день дома, первый совместный день, когда мы оба были сильными и бодрыми, и моя жизнь, насколько я знала, не была в опасности. Эдвард хотел почитать мне, возместить все те дни, когда мне приходилось читать, ведь он был слишком голоден, даже чтобы двигаться. Я чувствовала себя гораздо моложе, когда мы вместе осматривали книжные полки, пытаясь выбрать книгу для чтения. Мне никто не читал уже много лет.

- “Тяжелые времена”? (прим. переводчика: роман Ч. Диккенса, является сильным литературно-художественным ударом по капитализму) - предложил он, вытаскивая маленькую книжку в мягкой обложке.

Я показала язык.

- Не Диккенс. Это даже быть здесь не должно.

- Стивен Кинг?

- Нет, этот мир и так внушает страх.

- Может, ты выберешь?- сказал он.

Я повернула голову, чтобы видеть названия книг на переплете. Мне вдруг вспомнились выходные, когда от нечего делать я просто хотела посмотреть фильм. Я изучала нашу коллекцию дисков, но так и не могла ничего выбрать. Выбор был слишком огромный.

Это было так на меня похоже: отказаться от выбора и оставить его на произвол судьбы. Я закрыла глаза и пробежалась пальцем по книгам, выбрав ту, к которой испытала наибольший интерес. Оказалось, это были комиксы “Кальвин и Гоббс” (прим. переводчика: ежедневный комикс, который придумывал и рисовал американский художник Уоттерснон; комиксе отражены выходки и проказы выдуманного шестилетнего мальчика Кальвина и его плюшевого тигра Хоббса).

- Ты серьезно? – спросил Эдвард, когда я вручила ему комиксы.

- Да. И опиши мне все картинки, - сказала я, усевшись на свое место на диване.

Он начал читать, описывая мне рисунки. Даже при том, что я могла видеть их из-за его плеча, это было невероятно забавно. Эдвард выглядел полностью растерянным, не понимая юмора.

- Почему герои названы именами богословов и философов? (прим. переводчика: Жан Кальвин – французский богослов, основатель кальвинизма; Томас Гоббс – английский философ-материалист, автор теории общественного договора) - спросил Эдвард. - Этот тигр реален или нет? Иногда он похож на куклу, а иногда словно оживает. Здесь есть какой-то глубокий смысл?

Я пожала плечами.

- Я читала это, когда была еще маленькой. И, возможно, всё уходит на второй план, пока Кальвин верит, что тигр реален.

- Думаешь, его вера имеет какое-то значение? – спросил он.
- Просто продолжай читать, - попросила я, закатывая глаза. Я была раздражена. Так странно приятно было чувствовать раздражение, такую поверхностную эмоцию. Это походило на нездоровую потребность моей души. Я слишком давно не чувствовала таких мелочных эмоций.

Солнце уже зашло, когда Эдвард закончил читать.

- Я ничего не понимаю, - сказал он, и я рассмеялась. - Что смешного? - спросил Эдвард, нахмурившись.
- Не смогу объяснить, даже если и попытаюсь, - сказала я, чувствуя себя юной и легкомысленной. – Может прогуляемся?

- Я не против, - сказал он, осторожно положив книгу на свое законное место. Я обулась, и Эдвард подал мне руку. Мы вышли из дома на улицу, залитую тусклым светом.

- Не закрывай дверь, - сказала я. – Я всегда оставляю её открытой, когда ухожу.

- Почему? – спросил он.

- Это напоминает мне о том, что есть место, где ждут моего возвращения.

Мы шли, и в этот раз я не считала шаги. Я привела Эдварда к моим любимым деревьям, рассказала ему истории, которые я придумала о каждом из них. Например, что у одного дерева ветки стали скрюченными после драки в баре за симпатичную иву с другого края леса.

Эдвард усмехнулся.

- Ты странное создание.

- Неправда, - сказала я.

Я хотела, чтобы он почувствовал то же, что и я, поэтому подвела его под иву. Длинные ветви образовывали занавес вокруг нас, покрывая сплошным зеленым куполом.

- Ты обещаешь остаться со мной? - спросила я, внезапно становясь серьезной.

- Обещаю, - ответил он, - Я буду рядом, пока смогу тебя оберегать. Пока я не опасен для тебя.

- Этого не достаточно, - сказала я. - Главная опасность для меня - это твой уход.

- Тогда я должен остаться, - вздохнул он, выглядя грустным.

Я оплела ветвь ивы вокруг наших рук.

- Я связана с тобой, а ты со мной. Теперь мы едины – две половинки одного целого. Мы нужны друг другу, чтобы выжить. Мы связаны.

- Я был привязан к тебя гораздо раньше, - сказал он. – Ты просто не замечала этого.

- Лишь в твоем воображении. Ты был привязан ко мне, но я не была привязана к тебе. Теперь мы привязаны друг к другу.

- Что сейчас происходит? – спросил он.

- Я не уверена, - сказала я, смотря на наши руки, связанные бледно-зелеными листьями.

- А как насчет этого? - спросил Эдвард, наклоняясь и мягко целуя мои губы. Свободной рукой я обхватила его за шею, прижимаясь ближе. Мы обнимали друг друга под ивой, скрытые от окружающего мира. Я словно чувствовала те невидимые нити, которые связывали наши сердца и задрожала, но не от холода. Что-то происходило. Что-то менялось.

Ветки ивы качнулись от легкого ветерка, словно в танце. Эдвард снова поцеловал меня, его холодное запястье всё ещё было привязано к моему, своей свободной рукой он обнял меня, прижимая ближе к себе. Листья шелестели, мне казалось, будто своим шелестом они всё одобряли.

Главу перевели lena_solnce и Mussonka
Редактура: sladkaya