23 апреля 1813. Драко и Гермиона после разговора

Оставив жену в саду, Драко направился в её спальню. Подойдя к бюро, как ему и было сказано, открыл нижний ящик, откуда достал какой-то конверт. Вернувшись, он поднял руку, показывая его Гермионе, которая, кивнув головой, подтвердила:

— Да, это та самая исповедь разбойника с большой дороги.

Он решил, что разберётся с этой «исповедью» позже и спрятал письмо в карман. Подойдя ближе, сел на расстеленное одеяло и посвятил её во все грязные, подлые подробности недавнего происшествия. Ошеломлённая Гермиона никак не могла поверить в то, что он ей рассказал.

Участливо накрыв ладонью её плечо, Драко спросил:

— Хочешь, вернёмся в дом?

— Нет, я хочу выяснить, почему все эти несчастья приключаются со мной, — отозвалась она. — Мы оба знаем, что вины разбойника здесь нет.

— Да, это точно, — прошептал Драко, наклонился и поцеловал её в щеку. — А знаешь, что ещё нам точно известно?

— Что?

— То, что мы любим друг друга.

— Расскажите мне об этом подробней, лорд Малфой, — очень серьёзно потребовала Гермиона.

— Пожалуйста, зови меня мужем. Для меня это очень важно, — попросил он.

— Наверное, я не смогу называть вас так, пока мы не выясним, что происходит и почему, — задумчиво произнесла Гермиона.

Поднявшись с одеяла, разгневанный Драко рявкнул:

— Хорошо. Я больше не желаю, чтобы вы звали меня «муж». И больше не желаю вас звать «женой»!

— Зачем ты снова лжёшь мне, муж мой?
_______________________________________________

28 июля 1812 года. Свадьба

Для Гермионы, находившейся в своей спальне на площади Гриммо, день свадьбы тянулся невыносимо медленно. Оказалось, что ей, облачённой в бледно-зелёное платье (подарок суженого), с уложенными в прекрасную причёску волосами (спасибо Мэри, горничной Габи), совершенно нечем заняться, кроме как сидеть и размышлять о предстоящей церемонии и собственной судьбе в целом. Чем она и занялась в конце концов.

Устроившись в кресле, стоящем в углу комнаты, она предалась раздумьям о детстве, родителях и, конечно же, о предстоящем браке с лордом Малфоем.

Гермиону одолевало безотчётное томительное беспокойство, хотя она и понимала: подобные чувства — обычное дело для молодой девушки в день свадьбы.
Конечно, она волновалась:

«Как пройдёт сегодняшний день? Какое будущее меня ожидает? — но сильней всего её интересовало одно: — Надеется ли на что-то мой будущий муж в первую брачную ночь? Он обещал, что подождёт, что не будет принуждать меня, но сдержит ли он своё обещание? Захочу ли я, чтобы он сдержал его?»

Гермиона закрыла глаза, представляя, каково это: разделить с ним постель… И тут же распахнула их, устыдившись собственных мыслей. Встав на ноги, она рассеянно направилась к окну.

Церемония должна была проходить на открытом воздухе, но на улице моросило.

«Считается, что дождь в день свадьбы — хорошая примета, обещание счастливого и крепкого семейного союза… — Гермиона прислонилась пылающим лбом к холодному оконному стеклу и снова закрыла глаза. — Совершаю ли я огромную ошибку или принимаю самое верное решение в жизни?»

Она страстно желала такого крепкого брака и дружеских отношений между мужем и женой, какие существовали в некоторых знакомых ей семейных парах. Тех, которые по-настоящему любили друг друга: Гарри и Джинни, Билл и Флёр, Рон и Ханна. Даже её отец и мать, хотя брак их и был договорным, всю жизнь любили друг друга невероятно.

«Любовь. Это ли самое важное условие для успешного брака? Разве не об этом спросил меня лорд Малфой вскоре после того, как я узнала о предстоящей свадьбе с ним? Любовная привязанность и дружеские отношения — одинаково ли они важны? Разве я не призналась ему однажды, что хочу выйти замуж за человека, в первую очередь заслужившего мою дружбу, и лишь во вторую — любовь?»

Конечно, подобные странные невнятные заявления могли возникнуть только у девушки, которая ни разу не влюблялась. Лишь испытав настоящую любовь, Гермиона абсолютно ясно поняла, насколько важным на самом деле является это чувство. Раньше она не воспринимала его сердцем. Всегда размышляла о нём, как о чём-то абстрактном, знакомом лишь в теории, умом понимая: да, где-то оно существует. Теперь же Гермиона точно знала: любовь живёт в сердце, её можно чувствовать, почти осязать…

«Я люблю его. Но вот стоит ли дальше умалчивать об этом?.. Конечно… Ведь необходимо, чтобы и он питал ко мне те же чувства…»

В глубине души она надеялась, что Драко всегда любил её, пусть даже и отрёкся в тот страшный день в Малфой-Мэноре.

Любовь для Гермионы была так же важна, как ухаживания и страсть. Равно как и желание. Неизбежная тоска в разлуке, потребность находиться рядом, стремление к тому, кто завладел твоим сердцем — вот что, по её мнению, являлось ключом к успешному браку, именно в этом нуждалась Гермиона. Этого она боялась так никогда и не получить в браке с лордом Малфоем, потому что ей он казался абсолютно бесстрастным и холодным… по крайней мере всё то время, что она знала его взрослым мужчиной.

Кроме тех редких случаев, когда… Иногда он касался её руки, мягко, невесомо поглаживая, и Гермиона чувствовала, как сердце сбивается с ритма и бешено колотится, мешая дышать… Иногда Драко улыбался ей, и она ощущала, как в животе что-то переворачивается и замирает, скованное мучительно-сладким спазмом… Иногда его большой палец рисовал круги на её ладони, или самые подушечки пальцев скользили по щеке, и Гермиона чувствовала: он делает это неосознанно, поддаваясь безудержному влечению… Иногда Драко дотрагивался губами до её ладони, и тогда сердце таяло, согретое нежностью. Этот мужчина разжёг в ней страсть, пробудил любовь, и Гермиона знала: даже если Драко Малфой никогда не признается во взаимности, всё равно он неравнодушен к ней… ну, или станет неравнодушным… когда-нибудь…

«Я буду счастлива с ним. Он будет счастлив со мной, и однажды всё же полюбит меня. По крайней мере, я надеюсь на это… Через два часа я предстану пред всеми его невестой. А потом и женой. Навсегда».

Вообще-то Гермиона никогда сознательно замуж не стремилась, но отчаянно хотела снова обрести семью, а ещё подозревала, что Драко желает того же. И с этого самого дня их мечта начинала сбываться. Поэтому, окончательно собравшись, она спустилась вниз, дожидаться собственного светлого будущего.

[center]***[/center]

В то утро лорд Малфой одевался с особым тщанием. В то утро он был в курсе всего и замечал даже больше, чем обычно. Драко видел, что тучи грозят разрушить идеальный свадебный день, который он мечтал организовать для будущей жены. Чувствовал, как учащалось дыхание, когда представлял Гермиону в свадебном платье, а в паху начинало ныть, стоило только предаться мечтам о том, как он это платье будет с неё снимать. Ощущал, как в ожидании завершающего церемонию поцелуя у него легонько покалывало губы. Знал: оттого что в Грейсхолле давным-давно никто не жил, запах в поместье стал чуть затхлым. И был несколько смущён этим фактом, поскольку считал, что для его невесты это неприемлемо.

«У меня будет жена. Гермиона Грейнджер наконец-то станет моей женой. Почему я не додумался до этого раньше? Потратил впустую столько времени. Надо было внимательней следить за ней после войны, особенно когда умерла её мать. Из-за съедающей меня вины, только зря потратил время и вёл себя так, словно ненавидел её, словно злился… даже после того, как несколько недель назад она вернулась в Лондон. Я — глупец. Но наконец-то мне удалось хоть что-то исправить. Слава Мерлину, той ночью, когда я под видом разбойника напал на экипаж, Гермиона находилась в нём. Иначе я, вероятно, уже и не вспомнил бы о ней больше ни разу».

Драко Малфой понимал, что в очередной раз лжёт. Самому себе. Потому что всегда думал о ней. За последние два года практически не было ни дня, чтобы он не вспоминал Гермиону.

Сейчас он ощущал определённое беспокойство, хотя гордость и нашёптывала ему, что Малфои никогда не нервничают. Было ли его волнение непосредственно связано с предстоящей свадьбой и брачной ночью или просто с тем фактом, что он наконец женится на девушке, в которую давно влюблён, Драко точно не знал, да и вряд ли его это на самом деле волновало.

«Я люблю её, — ещё никогда и ни в чём он не был так уверен. — И признаюсь ей в этом… когда придёт время».

Драко на самом деле хотел открыться. Но только тогда, когда уверился бы в том, что она снова любит его, и в том, что его любовь не причинит Гермионе боль. Он догадывался, что, возможно, ей снова угрожает опасность, о чём свидетельствовало падение статуй на балу Боунсов две недели назад. И был уверен: данный инцидент вероятней всего случился потому, что врагов у него оказалось больше, чем он предполагал.

«Только поэтому я не могу и не хочу открыто признаться в своей любви. Ещё не время».

Покинув собственные апартаменты, Драко вошёл в спальню, которую распорядился приготовить для будущей жены, через общую дверь.

«Позволит ли Гермиона воспользоваться этой дверью сегодня? Я обещал, что не стану неволить её, пока она сама не будет готова сделать шаг навстречу. И зачем только я дал такое глупое, опрометчивое обещание? Кому угодно готов вознести молитву, лишь бы она решилась открыть и открыться мне сегодня вечером. Ведь я жду этого уже два года. И готов ждать вечно. Только её».

Он любил эту невероятную девушку. Больше, чем мог признаться даже самому себе. Сильней, чем она любила его (на что Драко желал и смел всё же надеяться). Ему вдруг подумалось:

«Возможно, всё же стоит признаться ей? Даже если Гермиона больше и не любит меня, должна же она, по крайней мере, питать ко мне хоть немного симпатии и искренних чувств, иначе не вышла бы за меня замуж. Она не какая-нибудь инфантильная особа. Она — гордячка с независимым характером и собственным мнением, что одновременно и раздражает, и кажется восхитительно забавным, как бы парадоксально это не звучало. Она невероятно честна, а потому никогда не согласилась бы на брак, если бы была ко мне равнодушна. Честность… вот что являлось важным для неё. Всегда. И я всегда принимал это её качество как само собой разумеющееся. Когда-нибудь мне придётся быть с Гермионой таким же честным во всём. Придётся признаться, что я — тот самый разбойник с большой дороги. Придётся рассказать, что я обещал отдать принадлежащее ей наследство её же мачехе в обмен на разрешение жениться. Вероятней всего, мне придётся признаться в том, что я люблю её и всегда любил. И эту правду сказать будет тяжелей всего, ведь однажды она едва не стоила ей жизни. Но в тот день я солгал и спас её».

Драко Малфой понимал, что воздвиг вокруг себя слишком много стен, построенных на лжи. Знал, что рано или поздно они рухнут, погребя его под собой. И тогда не останется ни малейшей надежды на то, что, когда он выберется из-под руин финальной катастрофы, Гермиона всё ещё будет ждать его на своей чистой и честной стороне.

«Если кому и под силу пробить эти нагромождения лжи, так только ей. Но я должен быть уверен в том, что она не захочет снова покинуть меня».

По окончании финальной битвы за Хогвартс воцарились невероятные смятение и неразбериха. В тот момент Драко пытался поговорить с ней ещё раз, как и в подземельях Малфой-Мэнора после выпавших на её долю пыток. Пытался объяснить, что любит её, что не предавал, но… Гермиона отказалась его слушать. Она даже разговаривать с ним не стала.

Снейп и Люпин — единственные, кто мог поручиться за Драко и подтвердить, что он шпионил для Ордена — оба были мертвы. К счастью, Люпин догадался оставить кое-какие бумаги, объяснявшие истинное положение вещей, однако их обнаружили лишь спустя несколько месяцев. После короткого пребывания в тюрьме Драко наконец выпустили на свободу, но Гермиона уже сбежала во Францию. Он чувствовал себя так, словно ему внезапно влепили ошеломляюще хлёсткую пощёчину. Словно она сбежала именно от него, хотя и знал, что родители Гермионы уехали туда во время войны, и вскоре после прибытия её матушка умерла.

Драко написал ей, пока она была во Франции, в очередной раз пытаясь объяснить, что на самом деле произошло в поместье. Рассказал, что никогда не выдавал её отцу и Беллатрисе. Рассказал, что, рискуя собственной жизнью, был двойным агентом. Рассказал, что единственный раз солгал ей во время войны, когда заявил, что не любит, но ложь эта предназначалась его безумной тётке. К сожалению, ещё он заявил, что Гермиона — трусиха, потому и сбежала во Францию. Потребовал, чтобы она вернулась в Англию и встретилась с ним. Вероятно, именно эта фраза, написанная в горячке, эта ничтожная капля уязвлённой гордости, которую Драко не терпелось продемонстрировать, и стоила ему двух лет глухого безнадёжного молчания.

Потому что Гермиона лишь раз ответила ему, и послание её содержало окончательный приговор:

«Это вы — трус, сэр, и, определённо, вы — лжец. Никогда больше я не хочу слышать вас. Никогда больше не смейте обращаться ко мне. Никогда больше я не поверю ни единому вашему слову. Сожалею только о том, что призналась в чувствах к вам, которые (теперь я это твёрдо знаю) были ложными. Забудьте меня».

«Она даже не подписалась под этим письмом! Сбежала, обвинила меня в трусости, назвала лгуном и заявила, что сожалеет о том, что когда-то призналась в любви ко мне!.. Хорошо, по крайней мере, одно: согласившись на брак, Гермиона пообещала, что больше никогда не сбежит от меня, и это хотя бы немного утешает, ибо она — человек слова».

Драко поправил подушки на её кровати и, выйдя из спальни, заметил идущего навстречу дворецкого, который торжественно объявил:

— Гости прибыли, сэр.

Лорд Малфой кивнул.

«Сегодня день моей свадьбы, и Гермиона здесь, со мной, а значит, в конце концов всё хорошо».

Толпа друзей окружила жениха и невесту под сенью деревьев, на лужайке между большим домом слева и озером справа.

Гермиона вложила затянутую в перчатку ладонь в его руку и обратила внимание на то, что новобрачный выглядит сегодня необыкновенно красивым и мужественным. Она смотрела на него, подмечая даже самые мелкие детали. Драко, что удивительно, стоял перед ней без шляпы, облачён был в палевые бриджи и, соблюдая верность собственному слову, в бордово-красный камзол. Гермиона улыбнулась, и он, наконец, ответил ей тем же.

Сжав тонкую ладонь, Драко залюбовался невестой: от идеально уложенных в причёску волос, к счастью, не спрятанных под шляпку, а украшенных лентами, и до пальчиков в атласных кружевных митенках. Два дня назад он послал Гермионе бледно-зелёное платье, в котором (по его мнению) невеста смотрелась бы великолепно. Так оно в итоге и оказалось.

Паника, донимавшая Гермиону всё утро, наконец утихла, и теперь новобрачная не чувствовала ничего, кроме душевного покоя. Она вдруг всецело доверилась Драко, что ей самой казалось странным, тем не менее так и было. В тот момент, когда священник начал произносить клятву, Гермиона устремила взгляд на жениха. Она не слышала ни единого слова. Лишь чувствовала, как щеки касалось дуновение ветерка; как редкие капли дождя холодили кожу руки; ощущала, как чуткие пальцы сжимают её ладонь; слышала, как вдалеке крикнула какая-то птица, а в толпе кто-то кашляет, но ни разу не отвела от него взгляда и не услышала ни единого слова священника.

Драко практически не волновал тот факт, что количество гостей превысило ожидаемое, причём большинство из них пришли сюда поддержать Гермиону, а не его. Из всего, что замечал ранее, сейчас он видел перед собой только собственную невесту, её красоту и великодушие, понимал, что никогда не будет достаточно хорош для неё, но считал, что попытаться всё же стоит. Драко ощутил вдруг, как внутри вздымается волна безграничного счастья, и едва смог справиться с этим настолько непривычным, даже чужеродным чувством, которого не заслуживал.

Гермиона была поражена его красотой, статью и чистым серебристо-серым цветом глаз. Невольно она задалась вопросом:

«А если так задуматься, напоминают ли они на самом деле глаза разбойника?.. У Драко много недостатков, некоторые я надеюсь исправить или смягчить, но никто не посмел бы сказать, что внешность его неприятна, — она вдруг устыдилась: — Как же пусты и поверхностны подобные размышления! — но тут же легкомысленно решила: — Что же… может быть, это перешло ко мне от Драко…» — и улыбнулась.

Малфой чувствовал, как от созерцания тонких черт и улыбки, озарившей лицо Гермионы, смягчается его сердце. Ему непреодолимо хотелось поцеловать её, но чёртов священник всё болтал и болтал прописные истины, приличествующие моменту. И тут жениха вдруг поразил вопрос:

«А о чём мы будет говорить сегодня, когда все гости уйдут? — странно было, наверное, размышлять о подобном сейчас, но он уже не мог не думать об этом. — Будем ли мы вести себя в беседе неестественно и напряжённо или снова бесцельно начнём перескакивать с темы на тему, как почти каждую нашу встречу?»

Гермиона размышляла, сможет ли она сделать его счастливым? Получится ли вызвать в нём любовь?

Драко мучился вопросом, сможет ли он когда-нибудь сказать ей правду? Будет ли он достаточно хорош для неё?

Конец их терзаниям положил голос священника:

— А теперь, согласно всем законам и обычаям магического мира, объявляю вас мужем и женой. Да будут ваши узы нерушимы. Можете поцеловать невесту.

Драко первым подался вперёд. В тот же момент сильный порыв ветра взметнул ему навстречу ленты из причёски Гермионы, и он, пригладив растрёпанные волосы ладонями, отвёл их назад. Первая крупная капля упала, когда теперь уже жена потянулась к нему, а он накрыл её губы своими. Поцелуй был недолгим, мимолётным, но, по авторитетному мнению мужа, отнюдь не являлся прогнозом на будущее. Туча над их головами с треском лопнула, пролившись дождём, он схватил Гермиону за руку, и вместе они побежали к Грейсхоллу, по пятам преследуемые вымокшими гостями.

Когда все, обгоняя их, поспешили через боковую дверь в главный зал и далее к большой столовой, желая подкрепиться свадебным завтраком, Драко придержал Гермиону за руку и потянул её в сторону маленькой прихожей, ведущий в ещё один похожий холл.

Сжимая её пальцы, он проскользнул внутрь комнаты. Захлопнув дверь, толкнул её к стене и, обхватив лицо ладонями, прошептал:

— Моя жена. Вот как я буду называть тебя теперь. Ты — моя жена, Гермиона.

Она улыбнулась искренне и счастливо. Драко склонился к ней и приоткрытым ртом накрыл её губы, а его язык стремительно метнулся вперёд, лаская и дразня. Как только Гермиона обняла мужа за талию, он выпустил её лицо из ладоней и, положив руки поверх её, крепко прижал к себе.

Они чувствовали взаимное вожделение и страсть, трепет и желание, глубоко скрытое, сдержанное притяжение, которые оба не могли отрицать. Гермиона чуть вздрогнула, когда губы Драко скользнули по её щеке ниже, к шее. Ей хотелось сказать, что сейчас, в это мгновение, она любит его больше жизни, но вместо этого пробормотала:

— Гости заждались, муж.

Драко вскинул голову, обрадованный тем, что она наконец-то назвала его ласковей, чем «лорд Малфой» или просто «Малфой». Коснувшись мягкими поцелуями шеи, подбородка, щеки и правого глаза, он вновь завладел её ртом. А через некоторое время вздохнул и прислонился лбом к хрупкому плечу.

— Ну, если мы должны, жена…

— Мы должны.

— Тогда пойдём.

Открыв дверь, Драко одёрнул камзол, заботливо пригладил Гермионе волосы и самыми кончиками пальцев скользнул по её щеке вниз. Она почувствовала знакомый трепет.

«Наш брак обязательно будет счастливым».

И рука об руку они направились в столовую, принять участие в свадебном завтраке