Последний день августа уже подходил к концу. Солнце спряталось за облаками, роняя последние теплые лучи на землю. Небольшое озеро искрилось золотистыми оттенками, принимая в себя последнее тепло садящегося огненного шара. Верхушки деревьев невольно покачивались под легким летним ветерком. Тени начали сгущаться, и небольшая лесистая местность погрузилась темноту.
Для неосведомленного человека это место могло показаться обыкновенной поляной посереди неглубокого леса. Так оно и было, но в другом мире. Там, где было возможно все и царило волшебство, небольшой круг людей знал, что здесь находился Малфой–Мэнор. Семейное поместье Малфоев.
Наступили нелегкие времена, и некогда оживленное поместье, где чуть ли ни каждую неделю давали балы, сейчас стало тихим местом, куда могли войти только члены семьи и ее приближенные.

Драко Малфой уже несколько минут стоял у окна и задумчиво разглядывал открывающийся ему пейзаж. Его взгляд застыл в одной точке на несколько секунд. И пальцы непроизвольно начали теребить фамильный перстень на левой руке. За последние несколько месяцев, которые он провел дома, ему казалось, что небольшое кольцо потяжелело так, что начало весить с килограмм, не меньше. Слишком много вещей случилось в самый ненужный момент. Слишком много отягощающих слов нахлынуло на него: ответственность, долг, семейная привилегия. Все эти красивые слова, которые сваливал на него отец, можно было заменить одним предложением, которое Люциус Малфой не решился сказать в лицо сыну: “Метка Темного Лорда”. В отличие от отца, Малфой младший не был в таком восторге от того, что ему придется по собственной воле “сделать уродливую татуировку на левом предплечье”, как он сам это называл. Невольно он чувствовал себя невинным ребенком, который знает, что вокруг него происходит, но совершенно не понимает, как поступить, предпочитая играть в свои игрушки. И от этого ему становилось еще хуже. Он, будучи одним из тех людей, которые ненавидели любые виды слабостей, чувствовал призрение к самому себе от ужасной безвыходности этой ситуации.

Тишина в комнате угнетала. Каменные стены давили на душу, казалось, можно было услышать, как тяжело и часто билось сердце, и от этого становилось еще более неприятно. Спальня никогда не нравилась Драко Малфою. Она всегда казалась ему чужой, и это чувство усилилось, когда он впервые вернулся домой после первого года обучения в Хогвартсе. Однако совершенно странно то, что сам Хогвартс он на дух не переносил. Ненавидел всех преподавателей, за исключением Снегга, а вот свою комнату любил.

На первый взгляд она ничем не отличалась от спален других учеников. Он, как и все остальные, делил ее с двумя соседями: Креббом и Гойлом, которые были только рады своей удаче. Ведь соседство с Малфоем могло открыть перед ними много возможностей, в то время как для самого Драко они были не более чем двумя глупцами, которых можно использовать при надобности, когда самому руки не хочется пачкать.

Для Драко было настоящим праздником, когда эти двое отсутствовали. Он мог спокойно лечь на своей кровати, не такой удобной, да и не такой большой, как та, что дома, но в сто крат приятнее. В одиночестве он думал о квидиче, представлял, как ловит снитч, и лицо Поттера, когда Слизерин, наконец, обыграет Гриффиндор и возьмет Кубок Школы.

Там не было никакой роскоши, никакой сделанной на заказ мебели, никаких излишеств. Всего лишь его кровать, его небольшая тумбочка и одежда, аккуратно сложенная в небольшом шкафу. Прямо над головой висел флаг Слизерина, совсем как у него дома, только в Хогвартсе, когда он смотрел на него, испытывал гордость, а дома – чувствовал бремя ответственности, возложенной своими родителями.

Два места, где он жил, кардинально отличались друг от друга. В одном ему было спокойно, можно даже сказать, комфортно, тогда как во втором – он чувствовал себя загнанным в угол и чужим.

Однако никто и никогда не подозревал об этом. Малфой младший не привык показывать свои чувства. «Эмоции – это слабость», – сказал он однажды Пэнси Паркинсон, которая позволила себе расплакаться перед ним. От этой фразы девушку, словно током шарахнуло, и она, бросив взгляд полный ненависти на слизеринца, ушла. Малфоя это не задело. Меньше всего на этом свете его волновало мнение других относительно своей персоны. И он не последовал за девушкой. Юноше не хотелось слышать в свой адрес крики. Тем более что кричать Паркинсон умела так, что, наверняка, весь Хогвартс услышал бы.

Девушка сама заговорила с ним через несколько дней, видимо, подавив злость в себе, но все-таки шепнула ему на ухо: «Драко Малфой, ты самый бесчувственный человек, которого я когда-либо встречала».

Юноша не ответил, лишь кивнул в знак согласия и как ни в чем не бывало продолжил свой разговор с Забини. Так что даже если родной дом был ему не по душе, никто не узнал бы об этом, тем более, от него.
Он услышал, как дверь со скрипом открылась, и после последовал глухой звук шагов. Без стука сюда заходил только один человек: Люциус Малфой. Драко не повернулся поприветствовать отца, которого не видел почти месяц. Слизеринцу не казалось, что отец пришел сюда, чтобы поговорить о погоде, и уж тем более о семейных ценностях. Взгляд серых глаз застыл на перстне, к весу которого, пожалуй, добавилось еще несколько сотен граммов.

– Ты не поздороваешься со своим отцом? – возмущенно проговорил Люциус, закрывая за собой дверь.
Ответом на его вопрос стал лишь смешок сына, который небрежно повернулся в его сторону.
– А если я не желаю тебе здоровья? – смело произнес он со снисходительной улыбкой на губах.
Ему нравилось наблюдать, как перекашивается лицо отца в порыве гнева. От этого на душе становилось еще более радостно.
– Ты дерзкий щенок! – словно змея, прошипел Малфой старший и всего в несколько шагов сократил расстояние между ними.
– И это все? – удивленно сказал Малфой, пытаясь сдержать нотки смеха в голосе. – Думал, что после нескольких месяцев в Азкабане твой словарный запас станет немного... разнообразнее.
– Ты, что, совсем не страшишься последствий своих слов? – еще один смешок Драко вывел его из себя.
Он достал палочку, и через секунду её кончик уже упирался в подбородок сына. На лице Драко Малфоя не дрогнул ни один мускул. Словно все происходящее не имело для него значение. Будто он выпил какое-то зелье, которое придавало храбрости.
– Ну, давай, скажи это. Всего лишь два слова: Авада Кедавра, – он театрально вздохнул, – когда ты достаешь палочку, твой словарный запас становится еще более скудным.
Люциус отстранился, и его правая рука ударила сына по лицу раз, затем другой.
– Ну, хоть какое–то разнообразие, – тяжело дыша, выплюнул Драко.
Люциус отошел от сына, пропустив мимо ушей последние слова юнца.
– Темный Лорд пока не осведомлен о твоей дерзости, – спокойно, словно ничего и не было, сказал Малфой старший, смотря на Драко сверху вниз. – Я решил дать тебе время на... – он сделал паузу, видимо, подбирая подходящее слово, – обдумывание. Тебе ведь известна учесть тех, кто отказывался переходить на сторону Лорда? – задал он риторический вопрос.
Конечно, Драко Малфою было все известно, все знали, что любимым заклинанием Волан–де–Морта была Авада–Кедавра.
– Видимо, так ты показываешь свою отцовскую любовь, – язвительно произнес слизеринец. – Что ж, благодарю, за право выбора, – Люциус подошел к сыну вплотную, строго взглянул на него, видимо, пытаясь прожечь его насквозь своим взглядом.
– Запомни, ты не имеешь ни на что право. Тебе не принадлежит даже собственная жизнь. Чем скорее ты это поймешь, тем лучше будет для всех.

Дверь захлопнулась, оставив Драко Малфоя одного в своей «чужой» комнате. Он тяжело дышал, сердце бешено билось и норовило вырваться из груди. Ненависть отчетливо читалось на его лице. Он зло оглядел спальню, невидящим взглядом обвел каждый предмет: стены из темного камня, кровать, подушки, покрывало, флаг слизерина, который весел прямо над кроватью, небольшой письменный стол из дуба, стул, шкаф. Взгляд отчаянно цеплялся за каждый предмет, мысленно он уже разгромил кровать, прикроватную тумбочку, пролил чернила на каменный пол, позволяя им растечься ручьем по щелям между ровными камнями.

Простыни были сброшены на пол, стол опрокинут, его ножка сломана. Одежда из шкафа раскидана по комнате, дополняя картину полного хаоса. Однако как бы хорошо не работало его воображение, в действительности ничего из вышеперечисленного не было сделано.
Драко Малфой все также стоял на своем месте, словно оцепеневший, и быстро-быстро дышал. Его щеки горели от ударов отца, сердце даже не думало успокаиваться.

Бессилен. Самое ненавистное ему слово, могло в точности охарактеризовать положение слизеринца. Некоторые в свои семнадцать лет радуются жизни, а он стоял на месте, не зная, что делать дальше.

Он давно перестал быть тем одиннадцатилетним мальчишкой, который радовался новой метле и угрожал всем гневом своего отца. Уже давным-давно для него открылась простая истина: никто пальцем о палец не ударит ради него, всего нужно добиваться самому. Если упал, поднимайся сам, а сейчас он был на самом дне пропасти, откуда мало кто выбирался. Помощи не от кого ждать, придется выкарабкиваться самому.

На секунду он прикрыл глаза, сделал глубокий вдох. Наверное, надеялся, что решение само собой придет в голову.

Он зажмурился сильно-сильно, так, что на переносице образовалась морщинка. В мгновение перед его глазами замелькало все, о чем он так усердно думал все это время: метка, Темный Лорд, отец и зеленый луч, исходящий из палочки Волан–де–Морта в момент, когда он произнесет Авада Кедавра.

Поразительно, как один незначительный рисунок на теле человека мог изменить все. Пожиратель Смерти. Вот кем он станет, если перейдет ту черту, за которой стоит отец. Человек без прошлого, настоящего и будущего. Единственное, что для него после этого должно иметь значение – приказы Лорда, которые он должен слепо выполнять: пытать, допрашивать, убивать.
Драко Малфой не мог отрицать, что в его жизни больше ненависти нежели других чувств. Большинство людей не имело для него значения, и он не огорчился бы, узнав о смерти некоторых из них. Но сейчас слизеринец сомневался, что сам сможет сказать эти два маленьких слова, которые отделяли жизнь от смерти.

“Пожиратель Смерти” – это словосочетание врезалось в его сознание, занимая все мысли. Каждый, кто обладал этим “гордым” званием либо сидел в Азкабане, либо мертв. Слизеринцу же не нравился ни первый, ни, тем более, последний вариант.

Драко затаил дыхание и пятернёй откинул волосы назад, шумно выдохнул и резко открыл глаза. Теперь он выглядел более или менее спокойным. Во всяком случае, его глаза уже не горели как несколько секунд назад, руки не дрожали, а сердце начало биться в более спокойном ритме. За окном все уже окунулось в темноту.

Драко Малфой окинул взглядом комнату, которую видел в последний раз перед отъездом в Хогвартс. Жалкое место, однако, лучше оставаться там, нежели каждый день препираться с отцом.

***

Хогвартс–экспресс на всех парах мчался в сторону школы чародейства и волшебства.
Первокурсники уже расселись по местам, сдерживая свой радостный порыв, применяя уже известные простые заклинания своими новенькими волшебными палочками. Одиннадцатилетние уязвимые молодые волшебники, которые не подозревали, что за окном поезда вполне может быть дементор. Возможно, он сможет даже проникнуть в поезд и одарить своим смертельным поцелуем каждого, кто встанет на его пути.

Драко Малфой даже несколько завидовал им, ведь они не догадывались, что происходит в волшебном мире. Стоило признать, в этом году в вагоне слизеринцев был намного тише обычного. Юноша оглядел однокурсников. Все смотрели строго перед собой, с глубоко сосредоточенными выражениями лиц. Даже Кребб и Гойл, не блиставшие умственными способностями, выглядели непривычно задумчиво. Это лето изменило многих, даже Паркинсон, которая обычно щебетала всю дорогу без умолку, сейчас тихо сидела и только иногда поглядывала в его сторону.

Драко Малфой, как обычно, сидел один около окна. Взгляд уткнулся в пейзаж за окном, который из–за быстроходности поезда быстро менялся. Молчание, повисшее в купе, угнетало. Слизеринец посмотрел на девушку, которая сидела перед ним.
Пэнси Паркинсон откинулась на спинку сиденья. Брюнетка выглядела устало, голубые глаза, которые обычно блестели, сейчас были полны отчаяния. Со стороны могло показаться, что на ее плечах лежал тяжелый груз, который она не в силах нести. Драко Малфой не имел привычки писать на каникулах своим однокурсникам, чтобы справляться об их жизни, поэтому мог лишь догадываться об ее проблемах.

С Пэнси он был знаком еще до поступления в Хогвартс. Родители познакомили их в надежде в будущем сыграть свадьбу. Не смотря на то, что родители пока не заводили разговора о предполагающейся помолвке, не оставалось никаких сомнений в том, что выбор уже давно сделан за них. В глазах однокурсников они еще с пятого курса были парой, хотя на то время Пэнси встречалась с каким–то парнем из Пуффендуя, а Драко не проявлял особого интереса к девушкам, всецело поглощенный тренировками квидича.

Сейчас уже не имело никакого значения, что думали остальные. Рано или поздно ожидания сбудутся, и они объявят о своей помолвке. Об этом говорило то, что в это лето родители Паркинсон несколько раз приезжали в Малфой–мэнор и обсуждали нечто важное за закрытыми дверями отцовского кабинета. Так что, возможно, сейчас самое время для того, чтобы поинтересоваться жизнью будущей супруги.

– Как дела, Пэнси? – подал голос слизеринец.
От неожиданности девушка подняла на него взгляд. Словно удивляясь, что он вообще заговорил с ней.
– Не думала, что ты заговоришь со мной, Драко Малфой, удивлена что ты даже посмотрел в мою сторону, – несколько обиженно сказала девушка и отвела взгляд.
Голос был довольно раздосадованным и… немного злым? Она надеялась, что Малфой поговорит с ней?
– Не желаешь, можем и помолчать. Я не горю желанием попусту болтать, – ответил юноша и демонстративно отвернулся к окну.
Драко слишком хорошо знал Пэнси. Парень понимал, что злость у Паркинсон испарялась так же быстро, как и появлялась, стоило ей столкнутся с его безразличием.
– Нет, Драко, – довольно предсказуемо, последовал ответ девушки, – мне действительно хочется с кем–то поговорить.
– Надеюсь, ты сейчас не будешь размазывать сопли по очередному парню, который бросил тебя? Или ты его… ну, в общем, ты меня поняла.
– Драко… – с досадой в голосе прошептала она, обидевшись то ли на его нелепые слова, то ли на методы, с помощью которых он хотел отвлечь ее от неприятных мыслей. – Родители настаивают на том, чтобы на следующем собрании Пожирателей я вступила в их ряды, – Пэнси сказала это шепотом, украдкой бросая взгляд на окружающих, которые явно не проявляли интереса к их разговору.
Драко ничуть не удивился тому, что сказала ему слизерника. Более того, он не удивился бы тому, что большинство его однокурсников имели такой же разговор со своими родителями.
– Я не знаю, что делать, – добавила она после небольшой паузы. Она отвела взгляд, но вскоре снова повернулась к Малфою, рассматривая его расслабленную позу. Кажется, сказанное никак не подействовало на него.
– Ты уже принял ее? – удивленно сказала девушка, не сдержавшись и повысив голос до довольно высокого тона, так, что взгляды присутствующих устремились в их сторону. Стало понятно, что почти все поняли, о чем шла речь. Малфой разозлился не на шутку и больно схватил девушку за запястье.
– Знаешь, в вагоне Гриффиндора не расслышали. Может, пойдешь и объявишь еще и там? – прошипел он сквозь зубы, став удивительно похожим на отца в тот момент.
– Так ты это сделал? – спросила девушка уже шепотом.
Ее, кажется, не беспокоили пальцы Малфоя больно впившиеся в кожу на запястье.
Драко выпустил ее руку и откинулся назад.
– Нет, – прошептал он, но это, кажется, услышал весь вагон.
– Странно, мне всегда казалось, что ты сделаешь это первым. Учитывая то, как ты ненавидишь Поттера и его подружку грязнокровку... – продолжала рассуждать Паркинсон, в то время как ее слова только раздражали Драко.
– Ты замолчишь или помочь? – зло прошипел парень, бросая на нее ледяной взгляд, и девушка не решилась продолжать.

Ведь Паркинсон знала его также хорошо, как и он ее. Она понимала, что в такие моменты лучше промолчать. Драко Малфой уставился в окно, за которым уже можно было увидеть башни Хогвартса.

Через некоторое время поезд остановился и все начали пятиться к выходу. Малфой шел спокойной уверенной походкой, на удивление медленно. По лицам некоторым можно было понять, что они разочарованы, так как этот год не начался с публичной словесной перепалки Малфоя и Поттера, от которой все слизеринцы получали небывалое удовольствие. Ведь Поттер в основном срывался и не мог достойно ответить на выпады Слизеринского Принца.
Паркинсон молча следовала за ним, не решаясь подойти ближе после инцидента в поезде. Сам Малфой уже увидел идущего впереди него Поттера, который действительно довольно легко отделался в этом году. Обычно Малфой не упустил бы шанс насолить мальчику–который–остался–в–живых, но в этот раз ему показалось что «разговор» с Поттером вряд ли прибавит ему оптимизма.

В не свойственной ему манере он спокойно обошел «золотую троицу» и прошел мимо них, полностью игнорируя их персоны. Если бы он вслушался, то, наверняка, услышал бы несколько перешептываний за своей спиной. Он постарался как можно быстрее уйти, но ехидный голос за спиной не дал ему осуществить задуманное.

– Что, Малфой, нечего сказать? Не думал, что твоё красноречие закончится на седьмом курсе, – слизеринец обернулся и встретил взгляд Поттера, на который ответил лишь усмешкой.
– Просто я пожалел тебя, Поттер. Не хотелось бы понижать твою самооценку еще больше, а то силенок не хватит до Темного Лорда добраться, а ты и так хиленько выглядишь.
– Справится с одним Пожирателем сил мне хватит, – он метнулся к Малфою, но его задержала Грейджер.
На девушку Драко сначала не обратил внимания, но теперь он видел, как старательно она пыталась удержать Поттера за мантию.
– Не надо Гарри. Он не стоит этого, – громко сказала она, впиваясь взглядом в слизеринца.
– Не хорошо Поттер. Скрываешься за спиной грязнокровки. Я был лучшего о тебе мнения.
– Не называй ее так! – услышал он писк Рона Уизли.
Только этого рыженького и не хватало в сегодняшнем меню.
– Знаешь, Уизли, тебе я вообще не советую вмешиваться, ведь зашибем и не заметим.
– Петрификус Тоталус! – выкрикнул Гарри Поттер довольно быстро, успев вытащить волшебную палочку.
Малфою же с легкостью удалось отразить его удар.
– Да ты еще и палочкой управлять умеешь? Неплохо. Только заклинание слабенькое. От Избранного я ждал намного большего, – Гарри опять взмахнул палочкой, но Малфой оказался быстрее: – Экспеллиармус! – палочка Поттера отлетела в сторону, сам же гриффиндорец отступил назад на несколько шагов. – Не шути со мной Поттер, – выплюнул Малфой, – мои заклинания намного сильнее твоих.
– Конечно, Пожиратели ведь не боятся использовать непростительные заклятия? – подала голос Грейнджер, которая молча наблюдала за происходящим.
– Я бы с радостью попрактиковался ими на тебе, грязнокровка!

Слизеринец демонстративно отвернулся и, подняв голову, пошел дальше, оставаясь довольным собой. Остальные же, видимо, оказалось довольны спектаклем и быстро разбрелись. Драко Малфой еще долго чувствовал на себе взгляд, которым Поттер, видимо, пытался прожечь дырку в его спине. Эта ненависть в его адрес больше забавляла Малфоя, чем раздражала, а злость – даже веселила. Его вспыльчивость, напыщенность и уверенность в том, что он лучше Малфоя, заставляла последнего заливаться здоровым смехом.

Мальчик–который–выжил сильно переоценивал свои способности. Если уж он не может даже дать достойный ответ, то какой он имеет шанс добраться до Волан–де–Морта, да еще и убить его? Это еще смешнее.

Конечно, для Дамблдора и всего остального волшебного мира он был всеобщим любимцем, последней надеждой на спасение, однако все его геройства можно было объяснить невероятным везением и тем, что рядом всегда находилась грязнокровка Грейджер, подсказывающая нужные заклинания.

У Драко внезапно сжались кулаки от злости. Этот никчемный, ничем не отличающийся от других человек, по сути, должен бояться его, искать дружбы, пресмыкаться – Мерлин, это зрелище доставило бы ему колоссальное удовольствие – однако вместо этого: гриффиндорец смеялся ему в лицо, одерживая все новые и новые победы над Темным Лордом, тем самым, заставляя всех поверить в него.

Малфою же казалось, что сам Нэвилл Лонгботтом имел больше шансов против Волан–де–Морта, чем пресловутый Поттер. По крайней мере, этот неудачник мог сказать нужное заклинание в нужное время, а Поттеру это не удалось бы без грязнокровки, да чего уж там, Драко даже сомневался, что тот подберется близко к Тёмному Лорду. Удача и Грейджер – это единственные козыри, имеющиеся у Поттера.

Драко Малфой продолжал свой путь по направлению к каретам, и до его слуха то и дело долетали отрывки от разговора «Золотой троицы» (которую он больше любил называть «треугольником с тремя тупыми углами»).

Паркинсон по-прежнему молча следовала за ним, но, уже набравшись смелости, держала его за руку, видимо, подумав, что инцидент с Поттером намного улучшил настроение слизеринца.
Однако, даже мимолетного взгляда на его лицо было бы достаточно, чтобы понять, что он все еще не находится в благостном расположении духа. Он, не думая, просто сжимал руку Паркинсон, пытаясь отвлечься, но смех, который доносился до его слуха, не давал на это ни малейших шансов.

Над чем они смеются? Что может быть смешного в том, что происходит вокруг? Вместо того чтобы предпринимать какие–то шаги, они «смеются»?! Вот вам и спасители волшебного мира.
До карет оставалось совсем немного, но внезапно сильный порыв ветра чуть было не сбил его с ног. Солнце загородила черная туча, от чего все окунулось во мрак. Паркинсон шумно вздохнула и обеими руками вцепилась в локоть Малфоя, доставшего палочку в ожидании нападения. Он прекрасно знал, что происходит: затмения в этот день не намечалось, поэтому происходящее можно было объяснить только одим. Открывается портал, через который с минуты на минуту ворвутся Пожиратели Смерти.

– Паркинсон, хватит дрожать! – приказал Малфой. – Лучше достань палочку и вспоминай все заклинания, которые когда-либо знала, вставай за мной и не высовывайся!
В ответ он услышал что–то типа «угу», девушка сразу высвободила его руку и спряталась за его спиной, дрожа от страха.
– Люмос,– прошептал парень, и край волшебной палочки выпустил шар света, что дало слизеринцу возможность осмотреться. Никого по близости он не заметил, только сквозь толщу черного дыма смог разглядеть такую же вспышку света. Значит, они не одни. Позади него послышались всхлипывания.
– Паркинсон, прекрати истерику! – почти закричал юноша. – Соберись!
– Это ведь Темный Лорд. Я... я не хочу... я боюсь. Драко... – заикаясь, сказала она вперемешку со всхлипами.
– Слушай, – Малфой повернулся к девушке, взял ее за плечи и как можно более спокойным тоном сказал: – Я не дам тебя в обиду. Мы что–нибудь придумаем. Вместе. Хорошо? – девушка в ответ слегка кивнула. – Хорошо, а теперь успокойся и оставайся рядом.
Он попытался выдавить из себя улыбку, чтобы успокоить девушку. Девичьи слезы никогда не нравились ему.
– Малфой? – послышался сзади знакомый противный голос Грейнджер.
Он не успел ответить, как перед ними возникла черная дыра, которая начала расширяться, словно поглощая все пространство вокруг. Паркинсон ахнула и схватилась за запястье Драко. Портал приближался, а парочка все стояла, будто бы оцепенев.
– Протего, – сказал Малфой, распространяя вокруг них силовое поле, которое черная дыра сразу же поглотила.

Не помогло. Секунда и оба провалились в неизвестность. И за мгновение до потери сознания Малфой подумал: «Только бы не застрять в параллельном мире с Поттером!»