Название: Нам можно?.. Категория: Сумеречная Сага
Заявка: 36
Бета: -
Жанр: романтика, ангст
Рейтинг: PG-13
Пейринг: Белла/Эдвард
Саммари: - Ты же умный парень, Эдвард. Ну, сам посуди. Обеих ваших матерей зовут Рене, а это не такое уж и распространённое имя в нашей стране, и ещё меньше женщин носят его и при этом с разницей в пару-тройку лет бросают своих совсем маленьких детей чуть ли не в противоположных концах страны.
- Ты и понятия не имеешь, о чём говоришь, и ничего не знаешь.
- Но и ты тоже не особо и осведомлён. Согласись, что вы вполне можете оказаться братом и сестрой.
- Значит, ты и Белла? Она тебе нравится? - спрашивает Таня, подсаживаясь ко мне за столик в школьном кафетерии, пока я повторяю домашнее задание по грядущему уроку биологии, а точнее лишь пытаюсь это делать. Мне нужно сосредоточиться на предстоящем занятии, но у меня ничего не выходит, потому как сегодня у нас с Беллой должно произойти нечто важное, и все мои мысли вращаются исключительно вокруг этого, а тут ещё и отвлечение в лице Тани. Я знаю, что эта девушка, вероятно, хотя бы чуточку, но в меня влюблена, ведь с самого первого моего дня здесь всегда крутится возле меня, но я эти чувства никогда не разделял, а сейчас и подавно на них не отвечу. Она мне совсем не симпатична, и да, это целиком и полностью из-за Беллы, но Тани моя личная жизнь нисколько не касается, поэтому я именно так и отвечаю:
- Это не твоего ума дело, - быть может, это и грубо, но меня не особо и заботит, обидится ли она. Воспитан я, конечно, совсем не так, но сейчас ничего не могу с собой поделать, настолько прозвучавший вопрос мне неприятен.
- Да брось. Всё и так очевидно. Вы всегда вместе и чуть ли за ручки не держитесь, но имей в виду, что у вас двоих всё равно ничего не получится. Ведь, ища каждый свою мать, вам уже давно стоило бы объединить усилия, потому как она у вас явно общая.
- Что ты сказала?
- Ты же умный парень, Эдвард. Ну, сам посуди. Обеих ваших матерей зовут Рене, а это не такое уж и распространённое имя в нашей стране, и ещё меньше женщин носят его и при этом с разницей в пару-тройку лет бросают своих совсем маленьких детей чуть ли не в противоположных концах страны.
- Ты и понятия не имеешь, о чём говоришь, и ничего не знаешь.
- Но и ты тоже не особо и осведомлён. Согласись, что вы вполне можете оказаться братом и сестрой.
Дальше я уже не слушаю и, схватив свои вещи, выбегаю прочь из кафетерия, и направляюсь прямо на школьную парковку. Уроки даже близко ещё не закончены, но меня это не волнует, и, оказываясь за рулем, я пытаюсь прийти в себя и снова начать дышать спокойно, и забыть слова Тани, вероятно, сказанные лишь со злости от того, что я не с ней. Но у меня ничего не выходит, ведь истина такова, что она может быть и права. Моя биологическая мать бросила меня, когда мне было два года, а своего родного отца я никогда и не знал. То, что меня усыновила замечательная семья, с которой я недавно и переехал в Форкс, не иначе как везение. В это же самое время Беллу растил один отец в связи с тем, что из её мамы родителя также не получилось. Она бросила мужа и годовалую дочку, уехав в неизвестном направлении, и мы с Беллой знаем лишь то, что наших матерей зовут одинаково, но до этого дня я никогда прежде не задумывался о том, что это может быть один и тот же человек. Что, если это, и правда, так? Что мне тогда делать? Как нам быть?
Думая лишь об этом, я наворачиваю круги по городу, не обращая внимания на надрывающийся от звонков телефон, пока не замечаю, что часы на приборной панели сигнализируют о том, что Белла уже наверняка дома и ждёт меня, не понимая, куда я подевался и почему вдруг игнорирую входящие вызовы. Я обещал, что после всех уроков мы обязательно встретимся, но то было утром и перед началом занятий, а теперь я, возможно, должен порвать с ней, закончить отношения, которые и не успели толком начаться, но даже не знаю, как показаться ей на глаза. Я не сделал ничего дурного и ни в чём не виноват, но чувствую себя именно так и всё же в конечном итоге останавливаю автомобиль на подъездной дорожке у её дома. Я едва достигаю входной двери и даже не успеваю постучать, как она уже распахивается, и взволнованная и однозначно накрутившая себя Белла втягивает меня внутрь и, захлопнув её, порывисто и крепко обнимает моё тело обеими руками, утыкаясь лицом в мою грудь. Я вдыхаю запах каштановых волос и прижимаю любимую девушку к себе не менее сильно, но тут она отстраняется и, подняв свои прекрасные шоколадно-карие глаза, говорит лишь ту фразу, которую я, клянусь, никогда не устану слышать:
- Я тебя люблю.
- Я тоже тебя люблю. Но что с тобой? - с беспокойством в голосе спрашиваю я, не без тревоги замечая, что Белла вся дрожит. Может ли быть так, что и ей Таня сказала то же самое, что и мне? Или всё это только из-за того, что должно с нами сегодня произойти и тем самым вывести наши отношения на новый уровень?
- Я очень нервничаю...
- Но почему?
В голове снова возникают мысли о Тане, хотя в действительности они никуда и не уходили, но реакция Беллы совсем не такая, какой должна была бы быть на возможные слова о матери. Она… передумала?
- Я с тобой, и мы всегда можем подождать, - в ответ говорю я, а после прижимаю её к себе.
- Нет, - испуганно вырывается из моих объятий Белла и, кажется, пытается найти подвох в моих словах.
- Тогда почему ты нервничаешь?
- Потому что толком мы об этом никогда и не говорили, а я... я девственница.
- Но и для меня всё впервые, Белла, - будучи немного в ужасе от того, к чему всё очевидно идёт, не выдерживая, перебиваю её я. Вообще-то в этом и состоял наш план на остаток дня, но теперь всё изменилось, и я невольно задумываюсь о подводных камнях и минусах того решения, которое мы собирались претворить в жизнь. Мало того, что ей только шестнадцать, а мне уже все восемнадцать, так мы ещё, возможно, и близкие родственники, банально не знающие об этом. Я считаю своей настоящей семьёй ту, что приняла меня, как своего родного сына, а Белла, видя, что Чарли - её отцу - совсем не по душе разговоры о прошлом и об её матери, уже давным-давно перестала о ней спрашивать и даже не знает её девичью фамилию. Но кто доподлинно скажет, что скрывается за всем этим? Вот только я не могу обрушить всё это на Беллу, пока в первую очередь не разберусь во всём сам, и ограничиваюсь довольно-таки банальной фразой, надеясь, что её, тем не менее, будет достаточно, чтобы пресечь наиболее вероятное развитие ситуации: - И я не хочу причинить тебе боль.
- Но я всегда думала, что сделаю это с тем, кто будет мне по-настоящему близок, с тем, кто, возможно, окажется единственным, и я думаю, что нашла его. И это ты, Эдвард. В нашем распоряжении весь дом, ведь с дежурства Чарли вернётся только вечером, и я…
- Извини.
- За что?
- Я... Я, наверное, не могу. А если у нас ничего не получится? - прежде, чем я прихожу в согласие с самим собой и нахожу компромисс между горячим и любящим сердцем и растерянным и колеблющимся разумом, мои губы уже произносят не самые правильные сейчас слова. Белла хотела быть со мной, полностью и во всех смыслах, и с этой точки зрения они жестокие, разочаровывающие и опускающие с небес на землю, а у меня даже нет ни единой возможности всё действительно объяснить. Я просто не смогу. Не раньше, чем узнаю правду. Потом и только потом можно будет задуматься о том, чтобы честно и без утайки рассказать всё ей.
- Ты думаешь, что мы неизбежно расстанемся?
- Просто вдруг что-то случится, и что-то пойдёт не так, - качаю головой я, одновременно думая о том, что это, возможно, уже происходит, а я даже ничего не могу поделать. Бессилие почти убивает, но, не желая, чтобы расстройство передалось ещё и Белле, я старательно загоняю его вглубь себя. Она ни в коем случае не должна спрашивать себя, как же нам теперь воспринимать друг друга. Достаточно и того, что эти вещи не дают покоя мне. - Я не хочу тебя обидеть.
- Слишком поздно. Ты уже это сделал, - с зарождающимися слезами в голосе, которые я уже ясно и чётко слышу, отвечает мне Белла, и ещё до того, как я успеваю её остановить и не дать от меня сбежать, она уже скрывается наверху. Я поднимаюсь по лестнице вслед за ней, но дверь её комнаты естественно закрыта, и я ударяю по ней костяшками пальцев не сильно громко, но и не тихо, тем не менее, даже через деревянную преграду слыша душераздирающие всхлипывания. Я не идиот и всё прекрасно понимаю, и знаю, что моё присутствие сейчас нежеланно, ведь Белла, вероятно, довольно серьёзно задета и оскорблена моим отказом, но и уйти так просто я не в силах. Конечно, у меня и в мыслях нет такого варианта событий, при котором, наплевав на личное пространство и отсутствие разрешения войти, я просто врываюсь внутрь, чтобы банально быть рядом, и всё-таки о моём присутствии под дверью напоминают и слова:
- Скорее всего, ты не хочешь меня видеть, но я вернусь. Слышишь? Я обязательно вернусь.
Белла не говорит мне уходить и не велит немедленно покинуть её дом, и вообще ничего не произносит в ответ, сохраняя молчание, а я всё равно не теряю надежды, что позже, возможно, смогу всё исправить. Но для этого мне нужно будет вернуться обратно не только с мучающими меня вопросами, но и с готовыми ответами, какими бы они ни были. Лишь по этой причине, едва приехав домой, я и прохожу на кухню, где мама готовит ужин и задаю ей вопрос, который никогда прежде до этого дня меня толком и не волновал:
- Ты знаешь имя моей биологической матери?
- Эдвард... - вздыхает она, и по тоске, прорвавшейся в этот звук, я понимаю, что в некоторой степени ей непременно будет больно, если однажды я отыщу человека, о котором мы говорим, и захочу с ним встретиться, но сейчас речь не об этом.
- Мне это очень важно, - просто отвечаю я, готовый в любой момент сорваться с места и поехать обратно к Белле, надеясь, что при благополучном для нас исходе дела она сможет всё выслушать, понять, что именно поспособствовало её огорчению, и принять меня обратно.
- Хорошо, но давай сначала дождёмся, когда твой отец вернётся из больницы.
- Я не могу так долго ждать. Не пойми меня неправильно, я вас люблю, и вы моя семья, вы мои единственные родители, но имя, если ты его, и правда, знаешь, нужно мне прямо сейчас.
- Что-то случилось?
- Да, но я не могу и не хочу об этом говорить. По крайней мере, не в данный момент времени.
- Ну, если так, то... - снова как-то горестно и чуть ли не отчаянно вздыхает Эсми, вероятно, мучаясь от незнания того, что происходит, и вызванной напрямую этим невозможности мне помочь. Но я получаю то, в чём нуждался, и уже мысленно нахожусь в машине, но звонок в дверь застаёт меня врасплох по пути к ней, а когда я её открываю, моему взору предстаёт Белла. Зарёванная, подавленная и прячущая красные глаза, и прежде, чем мама выходит в коридор, чтобы избежать ненужных вопросов, я поспешно увожу Беллу в свою комнату на втором этаже и закрываю за нами дверь, и усаживаю девушку на кровать, а сам присаживаюсь на полу и беру миниатюрные нежные руки в свои.
- Таня искала тебя у меня...
- И она и тебе всё сказала, ведь так?
- Поэтому ты и был таким странным и отчуждённым?
- Именно поэтому, да.
- Почему же ты мне не открылся?
- Ты повторила, что любишь меня. Разве я мог хотя бы намекнуть на то, что нам, возможно, нельзя этого чувствовать?
- Но нам можно, Эдвард. Даже если мы брат и сестра, я всё равно люблю тебя, как своего единственного, а не как родственника, - отчаянно и эмоционально говорит Белла, глядя мне прямо в глаза и не моргая, но, как бы сильно я не жаждал в это поверить и забыть о возможной преграде, не всё так просто.
- Есть лишь один единственный способ. Поговорить с родителями. И я уже это сделал.
- И теперь ты знаешь, как зовут твою мать?
- Да, знаю. Но тебе Чарли вряд ли что-то скажет.
- Он уже сказал. Я съездила к нему в участок. Конечно, он не был счастлив услышать мой вопрос, но, наверное, мой внешний вид сделал его ещё более несчастным, - отвечает Белла, и я её отца полностью понимаю. Невозможно быть радостным и находиться в позитивном настроении, когда твоему близкому человеку плохо, и особенно актуально это тогда, если речь идёт о твоём ребёнке. Хочется забрать всю его боль себе, и если бы я только мог, то тут же и поступил бы именно так по отношению к Белле.
- Скажем вслух или напишем на листочках?
- Вслух. И одновременно.
- Ты уверена?
- Да.
- Сейчас?
- Да, я... Я, кажется, готова, - кивает Белла, и в одну и ту же секунду мы едва слышно произносим имена своих биологических матерей, которые, тем не менее, не пожелали быть частью наших жизней.
- Рене Джонс.
- Рене Дуаер.
- Мы не родственники... Не брат и сестра, - облегченно выдыхаю я, лишь сейчас осознавая, что до этого момента толком и не дышал. Это, кажется, имеет отношение и к Белле, и я обнимаю её, склонившуюся ко мне, при этом поглаживая её спину. Новых слёз нет, но она всё равно слишком тихая, а это молчание не то, с чем я могу смириться и потому незамедлительно развеваю его своим вопросом: - Ты в порядке?
- А мы? – наконец, чуть отстранившись и продемонстрировав мне своё по-прежнему ещё не вернувшееся к обычному цвету лицо, спрашивает в ответ Белла, правой рукой обнимая мою шею.
- Возможно, пока и не совсем, но, несомненно, будем, - заверяю девушку я, теперь уже чувствуя необходимую и безусловную уверенность в том, что наше совместное будущее более чем возможно.
- Обещаешь?
- Клянусь. Только я не хочу торопиться, Белла. Это ведь не плохо? Ты не расстроишься?
- Конечно, нет, и это совершенно нормально. На самом деле я тоже не хочу, - соглашается со мной она, но наше обоюдное решение двигаться медленно, тем не менее, не мешает нам соприкоснуться лбами, а потом и нежно поцеловаться. Соприкосновение губ наполнено не подлежащему сомнению духовным и эмоциональным единением, и они просачиваются и в касания, когда Белла начинает перебирать кончики моих волос, а я в свою очередь прижимаю её ближе к себе, чувствуя, что, что бы ни было, у нас всё, и правда, будет хорошо благодаря связывающей нас и наполняющей всё особым смыслом любви.