Из остановившегося напротив одного из жилых домов ГритТауэрСтрит такси, выпорхнула высокая, рыжеволосая женщина. Она направилась быстрой, уверенной походкой к подъезду и оставила в почтовом ящике конверт, адресованный Изабелле Свон Каллен.
Такой же торопливой походкой, дама покинула подъезд и вернулась в ожидающее её такси.
Вечером того же дня, письмо попало в руки адресату и было нетерпеливо прочитано ею здесь же, на лестничной клетке.
Он появился в моей жизни случайно. Так же случайно, как появляются котята и новые стулья. Просто мне захотелось курить, выходя из перехода метро, а он поднёс зажигалку к моей сигарете. Потом коснулся холодными пальцами моих ладоней, и когда я подняла на него глаза, он просто покачал головой. Медленно так, с ленцой.
Знаешь, у моей матери модельное агентство и красивых девушек и парней я видела с детства. Но его лицо… Мне тогда показалось, что таких больше не бывает. Будто бы такие лица уже закончились у матушки-природы.
Я запоздало поблагодарила его кивком, а он в ответ улыбнулся одними глазами. Улыбнулся так, что появились лучинки крохотных морщинок в уголках глаз, а сами малахитовые глаза засверкали искорками.
Встретились мы, конечно, в Лондоне. Тебе же лучше меня известно, что если с утра в столице Великобритании светит солнце, это совершенно не означает, что к вечеру не случится дождь, да? И дождь случился. И, разумеется, у меня не было зонта. Только фотоаппарат, ключи, немного денег и сигареты. Эдакая несовременная барышня. А у него был.
- Ив, меня зовут Ив.
Он помолчал немного, прижался плечом к стене, а потом представился в ответ, ласково улыбнувшись.
- А меня – Эдвард.
На самом деле, моё имя Виктория. Сокращённо Ви. Но я предпочитала менять буквы местами. Когда я сообщила ему об этом, он сделал очень серьёзное лицо, как если бы принял бы меня в этот момент за душевнобольную, но в скорости, всё с тем же серьёзным выражением лица, предложил называть его Дэ.
Слышишь, никогда, я прошу тебя, никогда не называй его так. Только мне можно. Я заклинаю тебя, оставь мне от него хотя бы это.
Так вот, в тот октябрьский вечер я попросила проводить меня домой. Было довольно темно, лил холодный дождь и противно-противно завывал ветер. А у него был зонт. И он мог меня обнять, чтобы согреть. Мы дошли до подъезда моего дома, и он поднялся на мой этаж вместе со мной. Ты даже представить себе не можешь, как мне было страшно в тот момент. Нет, меня само собой провожали домой и прежде, но это было после пары-тройки свиданий, и с мужчинами этими я была знакома дольше тех пятнадцати минут, что мы шли от метро.
- Ты прости, но уж очень мне чаю хочется, - тихо пояснил он, потирая переносицу.
Да, я сделала равнодушный вид, пожав плечами и отворив дверь, пригласила его внутрь. Но проблема была вовсе не в том, что он собирался пить чай, сидя в моей кухне. Проблема была в отсутствии чая.
- Есть только молоко и пирог, - чуть смущённо сообщила я ему, вальяжно развалившемуся на стуле.
- Молоко? Знаешь ли, молоко – это прекрасно. С удовольствием выпью с тобой молока.
И мы пили молоко. Он рассказывал мне о себе, своей работе, семье, о том, что ничего не смыслит в футболе, зато в покере и бильярде ему совершенно точно нет равных. Через два часа я уже знала, какую музыку он предпочитает, чем занимался сегодняшним днём. В тот вечер если и заходил разговор о душе, то уверяю тебя, не о моей.
Уходя, он как-то по-хозяйски коснулся моего виска губами и пожелал спокойной ночи. Ты только подумай: он пожелал мне спокойной ночи, покидая мою квартиру под утро.
Я осталась разочарованной. Если на чистоту: да, я хотела переспать с ним, хотела почувствовать его в себе, хотела ощутить прикосновения его губ к более грешным местам, чем висок, хотела оказаться в его власти, а не выслушивать его биографию.
На утро я не пошла на работу. Проснулась только к пяти вечера и, прослушав сообщения на автоответчике, узнала о себе много нового и интересного. Выкурив последнюю сигарету из пачки Голуаза и приняв душ, я пошла в магазин. Нет, мы не встретились между торговыми рядами или на кассе. Мы не встретились даже на выходе из супермаркета. Он просто сидел на лестнице около моей квартиры с букетиком маргариток и пакетом молока. То, что в конце октября он подарил мне маргаритки, удивило меня куда сильней, чем его появление.
Да, кстати, я попросила его не дарить тебе маргариток. Их я тоже присвоила, прости.
В этот вечер говорила я. Говорила обо всём, что только могло прийти в голову. Это, наверное, божоле на меня так подействовало. Мы сидели на полу в гостиной. Причём, он сидел так, чтобы я могла опереться спиной на его грудь. В тот момент, когда он запустил пальцы в мои волосы, а потом наклонился, чтобы ощутить их запах, я ощутила одновременно разряд тока. У тебя такое бывало когда-нибудь с ним? Если да, то соври, ради всего святого, соври мне!
Неспешно расстегнув молнию моей кофты, он так же медленно спустил бретельки моего лифчика. Сначала одну, потом другую. Я терпеть не могу, когда мужчина мнёт мои груди, чертит по ней круги пальцами и щекочет соски. Он, должно быть, это знал. Потому что губы его я ощутила на своих плечах. В тех местах, где остаются покрасневшие вмятинки от бретелек. Поднимаясь выше, он стал ласкать мою шею, так спокойно, степенно и терпеливо, будто бы ему просто было любопытно узнать, что доставляет мне удовольствие. Поверь мне, в ту ночь его губы побывали всюду, и мне пришлось его остановить, чтобы наконец-то по-настоящему ощутить его присутствие. Впервые познав его ласки, я уже поняла, что захочу испытывать их снова и снова.
Мы так и уснули на полу гостиной в куче нашей одежды. Утром он отнёс меня в постель, так же коснулся губами виска и ушёл, оставив на моём теле свои прикосновения, запах и пот.
Я не заснула. Вернее, не должна была засыпать, потому что ещё один прогул мог довести моего босса до крайних мер по отношению ко мне. Утром, заходя в переход, я невольно улыбнулась. Вечером за мной пришло такси от некого мистера Каллена. Я тогда не сразу сообразила, что это его фамилия. Я так и уехала в этом чёртовом такси с фотоаппаратом в руках. Как оказалось, он ждал меня в элитном бильярдном клубе. Хотел научить играть. Ничего не вышло. Всё, что я помню после того вечера, это его сосредоточенные, слегка сощуренные глаза и резкое движение руки, когда кием он бил по глянцевому шарику. Ты, вероятно, удивишься, но я по-настоящему горжусь теми снимками, которые получились у меня. Эти фотографии до сих пор расставлены в рамочках у меня в спальне.
А потом он посадил меня на стол и целовал. Целовал везде, куда только мог дотянуться. Доводя до исступления одними губами. Мне и сейчас удивительно как мне удалось не сойти с ума от его ласк и прикосновений.
Когда мы возвращались ко мне домой, всё с тем же таксистом, мне ничего не стоило наклониться и, расстегнув его джинсы, взять в рот его член и доставить удовольствие. То ли мы вели себя достаточно тихо, то ли таксист оказался чересчур деликатным, но никаких ехидных улыбочек или комментариев, когда мы вышли из машины, не последовало.
И так повторялось много раз. Он присылал за мной машину, мы ехали в ресторан, играли в боулинг или смотрели кино, спектакль, теннисный или бейсбольный матч, а по дороге домой, занимались любовью в такси. Позже он стал приплачивать водителям дополнительно, чтобы они оставляли нам машину на полчаса.
Мне всегда его было мало. Знаешь, в такие моменты мы становились одержимыми. Это чертовски благотворное и лестное чувство для женщины быть желанной. Пускай даже иногда по животному и совершенно безудержно.
Бывало, он пропадал. На пару дней или на неделю. Когда он не звонил или не присылал мейлы, я задумывалась о том, чем я могла его обидеть, накручивала себя, не отходила от рабочего телефона на службе и от домашнего, как только переступала порог квартиры, постоянно проверяла мобильник. Даже в магазин в такие дни я старалась ходить крайне быстро, пролетая по рядам, словно торнадо, бездумно загружая тележку продуктами и всякой остальной ерундой.
Но когда он появлялся так же неожиданно, как и исчезал, обрушивая свои губы на мои плечи, волосы, руки, живот, бёдра, колени и снова живот, я хотела лишь одного – никогда не отпускать его из своих объятий, вновь и вновь целуя его, трогая кончиками пальцев каждую частичку его тела, прикасаясь возбуждёнными сосками его груди, плеч, спины и шеи.
Да, я привыкла к нему слишком быстро. Так же быстро поняв, что отныне мне всегда следует хорошо выглядеть и приятно пахнуть, быть готовой к встрече с ним и пребывать всегда в хорошем расположении духа.
Не вздумай, слышишь, решить, что мы только и делали, что словно безумные занимались сексом всегда и везде. Нет. Он подарил мне сотни секунд радости, миллионы мгновений удовольствия, научил по-новому относиться к обыденным вещам, прикоснулся, изучил и вознёс на пьедестал мою душу и всё-таки научил играть в бильярд.
Любила ли я его? Полагаю, тебя это интересует?
Если отбросить, что каждое утро я просыпалась с мыслями о нём, днём ожидала встречи с ним, практически всё время думала и анализировала, как бы он отнёсся к моим действиям, заслужила бы я его похвалы, и что бы он сказал, как бы прокомментировал происходящее, то нет. Конечно же, я не любила его.
Куда он пропадал время от времени? Изменял ли он мне?
Я тоже не знаю ответов на эти вопросы, но никогда не задам ему их. Хотя бы потому, что из двух возможных вариантов ответа одному я не поверю, а второй не приму. Даже теперь.
Нет, мы не были вместе. Все эти три осени мы не были вместе. Я ждала его. Замок моей двери, моя спальня и простыни ждали его. Ждали всегда. Ждали преданней всех. И он это знал. Льстило ему это или нет – я не знаю. Но в те моменты, когда он бросал что-то вроде «Ну ты же всё равно будешь дома?», мне становилось очень неприятно. Неприятно от того, что за всё это время он ни разу, (здесь ты можешь ликовать, Белла), ни единого разу не сказал, что любит меня. Ни когда он был во мне, ни когда звонил посреди ночи, ни когда приезжал к зданию офиса. Ни-ког-да.
По сути, мы даже не расставались. Ведь нельзя расстаться с кем-то, кто не принадлежит тебе, ты согласна, Белла? Просто однажды я имела неосторожность позвонить ему, сказать «обожаю тебя» и бросить трубку. Этот день был нашей третьей годовщиной. То, какое огромное значение мы, женщины, придаем всякого рода годовщинам, одновременно вызывает тревогу и смех. Годовщина встречи, первого поцелуя, обручения, свадьбы и первой ссоры. Горе тем мужчинам,
которые забывают об этих датах. Их ждут упреки и дни молчания. Самые
трусливые стараются записывать важные даты в ежедневники, а чтобы не забыть о них, завязывают узелки на носовых платках. О чем это я хотел не забыть?
Я думала тогда, что он обязательно перезвонит мне и ответит то же самое… Или то, что он помнил об этом дне. Ты, я уверена, уже догадалась, что он не перезвонил и не помнил. Умница! Добавь себе ещё один балл за сообразительность.
Он снова исчез. И снова появился на пороге моей квартиры с букетом маргариток. Когда-нибудь спроси у него, где можно купить маргаритки в конце октября, ладно? Пряча глаза, разогрел молоко и разлил его по чашкам. Потом, взяв меня за руку, попросил простить его за всё, что было у нас и чего уже никогда не будет. Так же привычно поцеловал в висок со словами, что не сможет забыть меня и рад, тому, что я была в его жизни.
В марте мне пришло приглашение на вашу свадьбу. Такое красивое, романтичное. Заполненное твоей рукой. Да, я была на дне вашего бракосочетания. Вы оба выглядели потрясающе гармонично. Выглядели так, как никогда не выглядели мы. Ещё я наконец-то увидела его родителей. Прекрасная пара! Они действительно могут гордиться своим сыном, передай им это когда-нибудь при случае.
Недавно я видела вас в магазине для новорожденных. То, как он трогал твой живот, что-то лепетал малышу в твоей утробе и как при этом улыбался, заставило моё сердце сжаться до мельчайших размеров. Это, должно быть, прекрасно.
И последнее о чём я тебя попрошу, пожалуй, самое важно для нас обеих и обязательное к исполнению. Будь счастлива. Ведь это же просто, когда ты рядом с таким мужчиной. Сделай его счастливым. Не позволь когда-либо усомниться в правильности его выбора. Изо всех своих сил, делай что угодно, только будь счастлива.
Прости за это письмо, я не имела право вмешиваться в вашу жизнь, но всё же…
Виктория,
28.10.2010.
P.S. Я знаю, это самонадеянно с моей стороны, и не знаю, помнит ли Дэ Эдвард о своём обещании, но однажды он сказал, что дочь хотел бы назвать моим именем.
Женщина, дочитавшая письмо, аккуратно сложила его обратно в конверт, спрятала его на дно сумочки, потом провела кончиками пальцев по необъятному животу, другой рукой смахнула выступившие слезинки и одними губами прошептала «Обещаю. Он должен помнить. Мы назовём…»

Мысль о том, чтобы написать нечто подобное, появилась у меня уже давно, благодаря SperoMeliora и господину Вишневскому, наконец, реализовалась. Как всегда, буду рада читателям и вашему вниманию на форуме.
С любовью, Helga Frantsuzova ;)