Я проснулась, потянувшись, как большая кошка, и улыбнулась в подушку. Я до сих пор была в изумлении от того, что произошло прошлой ночью. Я просыпалась, должно быть, раз пять, и каждый раз, немного приподнимаясь, осознавала, что я все еще одета в черное платье, улыбалась и думала: «да, это действительно произошло», снова ложилась и засыпала. Я не могла точно сказать, когда Эдвард встал с кровати. Но когда я окончательно проснулась и открыла глаза, мой взгляд немедленно наткнулся на сложенный лист бумаги и одну алую розу на длинном стебле. Я придвинула к себе тонкий листок и развернула его. Там элегантным почерком Эдварда было написано: «Ненадолго вышел на охоту. Скоро вернусь и приготовлю тебе завтрак. С любовью, Э».
Я взяла розу за стебель, улыбнувшись, когда поняла, что он очистил ее от шипов, провела шелковистыми лепестками по губам, вдохнула нежный аромат большого цветка. Затем встала с кровати и направилась в ванную, взяв розу с собой.
Я оцепенела, увидев себя в зеркале - волосы в полном беспорядке, тушь размазалась вокруг глаз черными кругами, платье растрепалось и слегка сползло на бок. Мое тело было напряглось, собираясь встревожиться от своего вида, но тут же по мне пробежала волна удовлетворения. Оно того стоило.
Я сняла платье, сложила его и положила на полку в ванной, прикусив губу от осознания того, что на мне не было нижнего белья – кое-кто любезно меня от него избавил – и пробежала щеткой по волосам. Взяв губку, я принялась смывать макияж, и затем, когда споласкивала губку, мой взгляд опустился вниз, на мое тело. Я тут же кое-что вспомнила и подняла правую ногу, поставив ее на край унитаза. Там, во всем великолепии, красовалась метка, которую по моей просьбе оставил Эдвард. В случае чего, она послужит доказательством, что прошлая ночь реальна.
Улыбаясь, я включила воду в душе и зашла в него, как только пошла теплая. Несколько минут я была занята тем, что намыливала и прополаскивала волосы, потом повернулась за мочалкой. И вспомнила, как Эдвард мыл мне волосы, снова почувствовав прикосновение губки между ног, в моих фантазиях Эдвард становился передо мной на колени, мокрый и прекрасный. Моментально я так возбудилась, что едва была способна это выдержать. Возбуждение прошлой ночи, лишенное сейчас объекта, обрушилось на мена в полную силу. Почему, почему я остановила его, когда мы добрались до постели?
Я бездумно терла тело мокрой мочалкой, представляя эти картины и когда задела ею грудь, громко всхлипнула, немедленно прикусив губу. Эдвард может вернуться в любую минуту. Я не могу... или могу? Поймет ли он? Конечно, он поймет, а как же. Ладно, соберись, Свон. Я потрясла головой и быстро домылась, стараясь игнорировать реакции некоторых участков тела на прикосновения мочалки. Я смыла пену и закрутила воду, надеясь, что меня отвлекут одевание и встреча с Эдвардом.
Обмотавшись полотенцем, вышла в спальню. Я заметила, что он прибрался после наших небольших ночных развлечений, но потом нечто привлекло мое внимание. Я подошла к дивану и увидела дыру в коже на верхней части. Присмотревшись повнимательнее, я обнаружила, что спинка был довольно прилично повреждена в двух местах. В тех, где располагались руки Эдварда. Моя ладонь взлетела к раскрывшемуся от изумления рту.
Мне полагалось испугаться – это было доказательством того, как опасен был Эдвард, на чем он и сам настаивал. Но мои мысли устремились в совершенно другом направлении: это было свидетельством страсти, которую я вызвала в Эдварде. Я не боялась его силы, она приводила меня в трепет и возбуждала.
Но, что еще более важно, это было доказательством того, что он может контролировать себя, не причиняя мне вреда. Ведь диван, кровать или стену не жалко. Их можно отремонтировать или заменить. Это было решение: Эдварду нужно было просто направить избыток... энтузиазма на другой объект.
Осознание этого привело к двум результатам: во-первых, я ощутила почти неконтролируемое легкомыслие по поводу идеи, которая сейчас казалась более осуществимой, чем раньше, и равное по силе желание при мысли о том, что это, похоже, осуществимо. Это можно сделать. Сделать! Сделать меня! Сделай меня! Сделай_меня_меня_меня!
Я нервно рассмеялась, прижав руку ко рту, чтобы заглушить звук. Потом я подошла к шкафу Эдварда в поисках какой-нибудь одежды. На моей сумке сверху лежала аккуратно сложенная пара боксерских трусов, которые я вчера объявила своими. Я нашла то, что он позволил мне их присвоить, одновременно невероятно милым и безумно сексуальным. Опять двадцать пять!
Я схватила длинные полотняные шорты цвета хаки и темно-синюю майку и натянула их поверх красивых розовых бюстгальтера и трусиков, выбранных мною ранее за то, что по цвету они напоминали мне розу. С ухмылкой, приклеенной к лицу, я вернулась в ванную и собрала волосы в детский хвостик, потом, заметив, как явно он открывал метку, оставленную Эдвардом на моей шее, я поправила его так, чтобы хвост был пониже и сбоку, и волосы падали мне на плечо.
Я поскакала вниз по лестнице, ожидая, что Эдвард уже вернулся, но в доме было тихо и пусто. Я подумала просто перебиться тарелкой овсянки, но Эдвард сказал, что приготовит мне завтрак, и я не хотела, чтобы он решил, что я потеряла терпение, поэтому пока налила себе стакан апельсинового сока. Мне пришло в голову, что я раньше никогда не была в доме Калленов совершенно одна. Я прошлась, рассматривая фотографии, выставленные в части дома, предназначенной для гостей, и через несколько минут обнаружила, что бездумно стою над роялем Эдварда.
Я пробежалась рукой по лакированной поверхности и села на табурет. Поставив стакан сока на пол рядом с собой, я легко прикоснулась пальцами к клавишам. То, что я сидела там, где раньше много раз сидел Эдвард, заставляло меня чувствовать особую близость с ним. Я нажала несколько клавиш. Звук их отозвался в пустом доме необычайно громко.
У меня возникло воспоминание. Мне было тогда 12 или 13. Рене увлеклась вязанием и вступила в вязальный клуб, встречи которого проходили попеременно в домах его членов. У одной из женщин была дочь примерно моего возраста, кажется, ее звали Марла, у которой было пианино, и она брала уроки музыки. Я общалась с ней, пока наши мамы занимались своими делами, и она постоянно при мне разучивала одну и ту же песню, которая нравилась мне, потому что казалась грустной, но, в то же время, дающей надежду. Понимаю, что это звучит не очень умно, но я не мастер красиво выражаться.
Не успела я об этом подумать, как мои пальцы легли на клавиши, пытаясь вспомнить ноты. Марла пыталась научить меня. Мне не хватало ловкости, чтобы пользоваться одновременно двумя руками, поэтому она придумала игру, в которой она играла одной рукой, а я другой – так что мне нужно было запомнить только половину. Мы хорошо повеселились, и я дошла до того, что запомнила свою часть. Практически.
Мне понадобилось несколько минут, но вскоре я вспомнила ноты. Я была так довольна собой, что расплылась в широкой улыбке и продолжила свое музицирование, пытаясь вспомнить больше. Звучало это не очень хорошо, но почему-то воспоминание об этой незначительной части моего прошлого принесло мне своего рода неожиданное успокоение.
Я и не заметила, когда вернулся Эдвард. Я не видела и не слышала его, а только почувствовала руки, обнявшие меня за талию и холодные губы, прикасающиеся к открытой шее. Я вскочила, убирая пальцы с клавиш, испуганная, что он может быть расстроен тем, что я трогала его инструмент. Он усмехнулся, прижимаясь к моей шее, и продолжил покрывать ее легкими, как перышко, поцелуями.
– Не останавливайся из-за меня, любимая, – прошептал он.
– Я... я не знаю...
– Глупости. Я слышал. У тебя хорошо получается. Почему я не знал, что ты умеешь играть?
– Эдвард, я не умею играть. Я просто знаю одну песню, то есть полпесни. Я даже не помнила об этом до того, как пришла сюда. И не помню, как она называется.
– Сыграй мне, Белла.
– Эдвард, – это меня более чем смутило. Этот виртуоз просил меня сыграть.
– Пожалуйста, Белла, – я легко поддавалась его просьбам. Как он сказал, я была слишком его.
– Не смейся, – пробормотала я.
Я почувствовала, как его губы, прижатые к моей шее, улыбаются и нежно меня целуют.
– Посмотрим, я знаю только несколько нот... – моя рука начала наигрывать ноты, которые я знала, не очень хорошо, понятное дело, а теперь еще и похуже, чем несколько минут назад, когда у меня не было слушателей – вернее я не знала, что меня кто-то слушает. – Вот и все, что я помню.
– Еще разок, – прошептал Эдвард, и я почувствовала, как он слегка сместился за мной.
Моя левая рука опять начала неуверенно перемещаться над клавишами. Вдруг правая рука Эдварда появилась над клавиатурой и заиграла вторую часть песни. Я задохнулась и спутала ноты.
– Снова, – прошептал он.
В следующий раз у меня вышло получше, но от сосредоточенности я едва дышала. Разделять это с ним было так чудесно, что я осознала, что хотела бы научиться играть, чтобы мы могли играть вместе. В игре с ним было что-то крайне интимное и даже, хотя я была так очевидно неумела, эти разделенные с ним несколько минут заставили меня почувствовать необычную связь с ним.
Не желая разрушать мгновение, я дождалась, пока звуки музыки затихнут
– Так ты знаешь, как она называется? – прошептала я.
– Да. «Лунная соната». Это Бетховен, – его дыхание у моего уха было прохладным.
– Ты знаешь ее? То есть, ты можешь сыграть ее?
Он поднялся и сел на скамью рядом со мной. Секунду он смотрел на меня так, что мое сердце забилось, как в лихорадке, повернулся к роялю и оживил звуки музыки, которые я раньше слышала только в своей памяти. Она была прекрасной и чарующей, грустной и несущей неожиданную надежду. Закончив, он повернулся ко мне и вытер подушечками больших пальцев слезы с моих щек. Только тогда я поняла, что плакала.
Удерживая мое лицо в руках, он наклонился и прижал свои губы к моим. Его поцелуй был вначале нежен, думаю, он почувствовал ту же связь, что и я. Потом он углубился, пробежал холодным языком по моей нижней губе, спрашивая позволения войти. Я открыла ему свои губы и отдалась ощущению соприкосновения наших языков. Я застонала и положила руки на его сильные плечи, провела ими вверх, по шее до волос. Я едва успела понять, что Эдвард поднял меня на руки и усадил на колени, так что мои ноги обхватили его с двух сторон. Моя промежность прижалась к его бедрам, и у меня кожа покрылась мурашками, как только я почувствовала его эрекцию.
Вся тяжесть сдерживаемого возбуждения навалилась на меня, я застонала и бесстыдно извивалась в объятьях Эдварда. Он застонал в ответ и обхватил мою спину, прижимая к себе так близко, что между нами не осталось никакого пространства.
Я ухватилась руками за рубашку Эдварда, пытаясь найти опору, чтобы прижаться к нему покрепче. Все это время наши губы блуждали по губам и шеям друг друга. Мы оба тяжело дышали, и мое сердце бешено колотилось в груди.