Два Гусара… Два Друга?

Признаюсь как на духу: у столь быстрой капитуляции Северуса существовала определённая причина, конкретная такая кудрявая и кареглазая причина. На протяжении примерно восьми лет служившая источником его тайных мучений.

Думаю, разъяснений не требуется, друзья мои? Да, виной всему снова оказалась она — Гермиона Грейнджер. С непреклонной самоуверенностью первостатейной всезнайки она спасла его, выхватив из-под самого носа у смерти. Гермиона оказалась единственной, кто сообразил наложить заклинание Стазиса на его рану, прежде чем выйти на разборки с Волан-де-Мортом (чёрт бы их побрал, этих сдвинутых на собственной отваге гриффиндорцев!). И она была единственной, кто вернулся и отлевитировал Северуса Снейпа в госпиталь к Поппи Помфри.

А ещё мисс Грейнджер стала единственной и самой верной сиделкой, которая в течении первой недели неотлучно находилась возле постели больного, меняя повязки на ранах, строго по часам поила зельями и заботливо смахивала с его лба волосы, утирая пот. Она и только она, вооружённая присущим ей исключительным упрямством, смогла достичь невозможного: вопреки всему маленькая ведьма спасла профессора Снейпа, вырвала его из цепких лап смерти и заставила жить.

После чего, быстро и невесомо чмокнув в щёку, просто исчезла из его жизни, оставив в сердце Северуса огромную, зияющую дыру. Из-за чего все эти годы его мучил один вопрос:

«Как Гермиона Грейнджер может быть такой доброй и жестокой одновременно? Как она посмела спасти меня, приручить, вновь подарить жизнь и надежду только для того, чтобы бессердечно бросить, пусть живого и здорового, но одинокого и обездоленного в безбрежном океане опустошённости?

Как смогла эта тоненькая девушка (практически девочка!) добиться того, что я, человек хладнокровный и сдержанный, привык к мягким прикосновениям кончиков её пальцев, к её тёплой ладони на лбу, к приглушённому журчанию её девичьего голоса за то время, пока она выхаживала меня, возвращая к жизни? Глупая девчонка! Она заставила меня жаждать всего этого каждое утро и каждый день с того самого момента, как оставила одного. Показала, каково это, когда кто-то заботится о тебе, а потом безжалостно лишила всего».

Правда, если уж совсем строго следовать фактам, мисс Грейнджер не бросала его. Нет. Просто однажды наступил момент, когда Северус стал чувствовать себя достаточно хорошо для того, чтобы вернуться домой, а Гермионе пришлось остаться в Хогвартсе. Она должна была закончить образование, а бывшему профессору пришло время начать новую жизнь. И всё же незаживающая рана в его сердце по-прежнему ныла, причём довольно сильно. Он не роптал. Ему просто было больно. За прошедшие годы эта непреходящая боль несколько притупилась, а затем постепенно трансформировалась в лёгкое волнительное возбуждение, которое Северус чувствовал каждый раз, когда видел молодую ведьму. К счастью (или к несчастью — кто знает, чёрт возьми?) наш зельевар не так уж часто встречался с ней. Точнее, видел он её всего лишь раз в году — на балу в честь Победы. Тем не менее, эти редкие свидания были ему необходимы. Каким-то образом они стали неотъемлемой частью его жизни.

Так вот, пятничным вечером, с того момента как старинные часы пробили шесть раз и до внезапного объявления Казимира о прибытии Люциуса Малфоя, ровно четыре минуты жизни Северуса Снейпа были наполнены концентрированной агонией. По правде сказать, наш хладнокровный профессор просто не знал, <i>что ему пришлось бы предпринять, если бы его заносчивый друг не появился вовсе. Так что, как бы странно это не звучало, Люциус с неизменной страстью к публичным приёмам оказался истинным благословением для Северуса. Его настойчивость стала настоящим даром небес, так как эффективно устраняла необходимость мучиться самооправданиями. Год за годом, бал за балом Малфой преследовал друга, чуть ли не доводя его до смертного греха, и вынуждал ходить на министерские приёмы. И это настолько упрощало жизнь Снейпа, что необходимость анализировать мотивы посещений совершенно отпадала.

В этот раз, однако, Снейп рассчитывал на новое, существенно отличающееся от прежних версий развитие событий. Сказать по правде, отсутствие Рона Уизли рядом с мисс Грейнджер на прошлогоднем балу заставило его сердце встрепенуться радостно и пылко. Сегодня же необходимость увидеть её сжимала и скручивала это самое сердце с вопиющей назойливостью. Само собой, его владелец и не думал обращать внимание на сокращения какой-то там мышцы. Ни в малейшей степени, конечно же.

Взбудораженный подобными размышлениями, воспоминаниями и намерениями, кружащими голову, Северус завершил наконец праздничный туалет. Отточенными движениями поправив воротничок накрахмаленной белоснежной рубашки, выглядывавшей из-под тяжелой, чёрной вечерней мантии и, кинув напоследок взгляд в зеркало, наш профессор отправился навстречу блондинистому другу, терпеливо ожидавшему его в библиотеке.

А между тем, с удобством расположившийся в стенах означенной комнаты Люциус налил себе щедрую порцию огневиски, которую неспешно и потягивал, пока его проницательные серые глаза задумчиво разглядывали несметные ряды книжных корешков. Он был уверен, что ожидание не затянется надолго: Мерлина ради, всё-таки Северус столько лет являлся шпионом. И всегда был готов к тому, что капризная судьба в любой момент может подкинуть неожиданное испытание: будь то опасная миссия, острая необходимость в зелье, вопрос жизни и смерти или, как в данном конкретном случае, всего лишь министерский приём.

Их привычный короткий спектакль на тему «идти или не идти» в очередной раз несколько позабавил Люциуса. Тем не менее, кое-что для лорда Малфоя всё ещё оставалось загадкой:

«Почему Северус каждый год буквально вынуждает меня тащить его туда? Что такого привлекательного он нашёл в этих балах?»

Люциус Малфой никогда не был дураком, поэтому у него даже тени сомнений не появлялось: если бы Северус на самом деле не желал появляться на министерских приёмах, никто из ныне живущих на земле, какой бы властью не был наделён, не смог бы переубедить его.

«Совершенно очевидно, что в этих балах кроется что-то, чрезвычайно интересующее Северуса, вот только что именно? — Люциус даже языком с досады прищёлкнул. — Ну да, у моего так называемого друга нелёгкий характер, полный тайн. Что ж я и сам — отнюдь не открытая книга. Но всё-таки мы идеально дополняем друг друга: зовёмся товарищами, но никогда на самом деле не доверяем нашей дружбе безоглядно. Одно слово — слизеринцы…»

Сам-то Малфой точно знал, почему в этом году решил посетить Бал Победы. Ему потребовалось несколько лет, чтобы пережить предательство Нарциссы и исчезновение Драко. Но, в конце концов, Люциусу удалось оправиться от ударов судьбы. Теперь перед ним стояло несколько задач кряду: восстановить старые связи, поправить собственную репутацию и найти подходящую ведьму, новую леди Малфой. А в перспективе, пожалуй, даже не поздно было ещё и родить нового наследника.

«Кто знает, может фортуна расщедрится, и мне наконец-то повезёт? Ещё один шанс, почему бы и нет?»

Другими словами, сейчас Люциусу жизненно необходимо было общение.

Звук энергичных шагов возвестил о появлении в библиотеке Северуса.

— Готов? — спросил Люциус, вставая с дивана.

— Разве можно подготовиться к подобной пытке? — проворчал черноволосый друг.

— В жизни каждого мага, друг мой, бывают моменты, когда настоящая дружба требует определённых жертв, — произнес белобрысый пройдоха, принимая издевательски торжественный вид.

— Люциус, заткнись, пожалуйста. Тебе прекрасно известно, что жертв, принесённых мной, хватит, как минимум, на несколько жизней вперёд.

И спустя пару секунд друзья-волшебники шагнули в зелёное пламя камина.

Кричали женщины «Ура» и в воздух чепчики бросали

Гермиона вышла из камина в западном крыле министерства. Она опаздывала, злилась, одним словом была в растрёпанных чувствах. Вы спросите, где она нашла мужество, чтобы всё-таки явиться на бал? Уверяю вас, друзья мои, ничего она не нашла. Однако, кроме катастрофически недостающих храбрости, бравады и уверенности в себе она обрела кое-что другое. Все три отсутствующих элемента она заменила тем, что само по себе было гораздо более мощным — раздражением с большой буквы «Р». И, честно говоря, эта неприятная эмоция действовала на неё не менее, если не более сильно всех вышеперечисленных позитивных.

Кто же был тем дерзким, бесстрашным, а точней сказать, потерявшим последние крохи разума идиотом, который осмелился рассердить столь взрывоопасную в гневе ведьму?

Им оказался Кингсли Бруствер, министр. Возможно, как раз в эти дни с его мозгом случилось что-то неладное, кто знает? Чем иначе объяснить этот глупый поступок?

Когда примерно в половине седьмого вечера, после долгой и довольно бурной дискуссии с самой собой, наша львица окончательно решила, что никуда не собирается идти, камин в её доме ярко вспыхнул, и из него раздался знакомый властный голос:

— Гермиона, дорогая, ты же понимаешь, что игнорировать министерский приём — это не выход из ситуации? Ты нужна здесь в качестве официального представителя. Так что надеюсь, ты уже собралась. Хочешь, я сопровожу тебя туда?

Этот вопрос и стал переломным моментом. За секунду Гермиона взвинтила себя до состояния кипения и была готова взорваться тут же.

Да кому нужна эта чёртова уверенность в себе, когда вы в высшей степени раздражены? Так ведь?

Вспыльчивая ведьма ответила резко и ясно:

— При всем уважении, министр, в последний раз вам повторяю: Я. Не нуждаюсь. Ни в чьём. Сопровождении… Большое спасибо, ещё увидимся. А теперь прощайте.

Растерянный и даже чуть оробевший от подобной отповеди Кингсли скомканно попрощался, и зеленое пламя камина с сердитым рёвом поглотило контуры его лица.

А в результате теперь Гермиона в ярости мчалась по коридорам министерства в изысканном наряде, а шоколадного цвета кудри, словно взбесившиеся змеи, вились вокруг её лица. Спустя пять минут после появления, она, всё ещё возбуждённая и запыхавшаяся от того, что пришлось почти бежать на десятисантиметровых каблуках, стояла перед входом в праздничный зал. Слава Мерлину, уровень злости был ещё достаточно высок для того, чтобы сделать последний, маленький шажок и войти внутрь.

В тот момент, когда Гермиона пересекла порог, у неё отпали последние сомнения в целесообразности появления здесь, ведь вокруг мелькало так много знакомых лиц: Молли и Артур, Джордж с Анджелиной, профессор МакГонагалл, Невилл с Ханной, Луна. Спустя примерно полчаса сердце её наполнилось чувством глубокой благодарности по отношению к настырному министру. Она по-настоящему оценила его старания и уговоры и на самом деле наслаждалась вечером и собой. Официальная церемония, последовавшая за коктейлями, как обычно вызвала у Гермионы слёзы. Она оказалась единственной, кто встал и предложил минутой молчания почтить память погибших. Все последовали её примеру, и это был печальный, но прекрасный момент. Маги и ведьмы молча стояли, вспоминая и поминая родных и близких, которых потеряли в те страшные годы.

Как и всегда, в начале прозвучало несколько официальных речей, а продолжили приём танцы. К тому времени наша ведьма уже успела пригубить не одну порцию горячительных напитков, поговорила почти со всеми, с кем хотела пообщаться, и в общем-то была готова покинуть мероприятие. Однако на пути к выходу заметила некоего волшебника, как обычно одетого во всё чёрное, за которым невольно следил весь вечер. Кроме того, этот конкретный человек довольно часто в последнее время посещали сны Гермионы, возможно даже чаще, чем это было уместно. Но кого это волновало? Уж конечно, не нашу гриффиндорскую принцессу.

Таким образом, когда Северус Снейп внезапно появился неподалёку от нашей «золотой девушки», та не нашла в себе сил остановиться. Напитки, потреблённые ранее, вкупе с теми самыми распроклятыми снами подтолкнули мисс Грейнджер практически на подвиг. Искренняя улыбка осветила её лицо, когда она решительно подошла к бывшему преподавателю.

Гермиона скучала по нему, просто и незатейливо скучала. Она на удивление ярко и отчётливо помнила то послевоенное лето. И особенно всё, что касалось его. Помнила, как поначалу всё её усилия по спасению Северуса Снейпа казались тщетными и безнадёжными, а сам он напоминал скорей призрака. Помнила, как после множества бессонных ночей она наконец уловила еле заметные признаки улучшения у её особенного пациента. И отлично помнила, каким красивым мирным и спокойным выглядел этот потрясающий мужчина во сне, когда всё самое страшное осталось позади. Да, она помнила всё — и его пылающий лоб, когда Северус сгорал от лихорадки, и нездоровый жар кожи под кончиками её пальцев.

За последние восемь лет у мисс Грейнджер редко выдавалось возможность элементарно остановиться, сесть и вспомнить. В послевоенной жизни оказалось достаточно сложностей, на которые тратилось много времени и душевных сил. Лишь с недавнего времени, когда было покончено с учёбой в университете, когда она пережила трагическую гибель Гарри и расставание с Роном, Гермиона довольно часто оказывалась вечерами и по выходным в одиночестве. В связи с чем размышления о том лете и бывшем преподавателе зелий стали её новым увлечением (вторым после чтения, само собой).

Отважная и дерзкая ведьма быстро преодолела расстояние, разделяющее её и Северуса Снейпа, и в виде приветствия выдохнула:

— Как ваши дела, профессор Снейп?

Один неверный шаг. Прелюдия

Северус силился понять, что происходит.

«Как, чёрт возьми, всё зашло настолько далеко? Чем это закончится, и какие ужасные последствия принесёт в мою жизнь?»

В последнем, кстати, он был совершенно уверен.

Должна вас успокоить, любимые читатели: «это» стало полной неожиданностью для всех, включая и меня. Хотите знать, что скрывается под словом «это»? Ладно, дорогие мои, только помните, вы сами напросились.

Итак, оказалось, что Северус Снейп (к его абсолютному удивлению) крепко-накрепко прильнул губами к бешено пульсирующей венке, расположенной на чрезвычайно чувствительном участке шеи мисс Грейнджер, прямо под линией подбородка. Ну, вы знаете... Чуть левей… Ага, именно там…

Так вот… Нашего преподавателя зелий чуть не прикончило осознание того, что он не только прикоснулся к этому месту на шее Гермионы, но к тому же ещё и посасывал его, а временами даже и прикусывал нежную кожу, издавая при этом благодарные стоны, от одного звука которых ранее сгорел бы со стыда. Кроме того, его крепкое мускулистое тело, оказывается, довольно энергично впечатывало тёплую и податливую Гермиону в стену за её спиной. Ну и, как будто всего этого было недостаточно, руки вели себя совершенно недопустимым образом! О, Мерлин, какую небывалую ловкость обрели вдруг его пальцы!

— А-а-ах… — тут же отозвалась мисс Грейнджер.

— М-м-м… — всё, чем смог ответить наш непредсказуемый зельевар.

А вот чем именно закончился вечер министерского приема после неожиданного порыва профессорского тела, разочарованием или удачей, я собираюсь рассказать вам в следующей главе.

Адью, мои дорогие!