В последующие дни я много думала об этом вечере. В какой-то степени, анализировала. Возможные варианты его развития. Вероятность того, что все могло сложиться совершенно иначе. Например, я могла бы отправить Элис, а сама остаться с Розали. Или мы вдвоем могли бы остаться и попробовать как-нибудь выкрутиться. В конце концов, не так ей было и плохо. Да и оставался шанс, что начнется что-нибудь из репертуара непредвиденных обстоятельств. Пожар или наводнение. Всегда надо надеяться на лучшее. Но тогда я почему-то решила свершить нечто героическое. Или безрассудное. Или абсурдное. Или хоть что-то.

Я оставляю Элис с Розали наедине, а сама выхожу в коридор. Я еще не придумала, что конкретно сделаю, но шампанское придает мне уверенность. Начинаю завидовать Розали. В некоторых случаях лучше сидеть у унитаза и блевать. Уже через несколько дней пойму, что была чертовски права.

Останавливаюсь у зеркала во всю стену, достаю из сумочки красную помаду. Красный цвет должен с чем-то ассоциироваться. Страсть? Желание? Огонь? К счастью, меня такие ассоциации не преследуют. Даже в страшных снах. Но на мужиков действует безотказно. Проверено. Он пробуждает в них самые древние инстинкты. Это атрибутика силы и власти. Недаром красный – цвет революционеров и женщин. Он располагает к действию. Остается только дать сигнал. На мне нижнее белье красного цвета. А на губах красная помада. Я во всеоружии.

Снова оправляю юбку. Смотрю на себя сзади. Чтобы никаких стрелок на колготках, прилипших соринок, ненужных складок на материале. Идеально.

Двигаюсь дальше по коридору, поднимаюсь по лестнице на вторую палубу. Впереди еще один коридор, и я на месте. До меня доносятся приглушенные звуки музыки. Фрэнк Дюваль. Узнаю его безошибочно. Шедевр светлой меланхолии.

Моя ладонь дотрагивается до стеклянных дверей. Я секунду медлю, чтобы уже в следующее мгновение оказаться в просторном зале. Здесь приятный полумрак. В каждом углу напольные бра овальной формы, из которых струится мягкий ненавязчивый свет. У стен стоят длинные диваны цвета обожженных кофейных зерен, на полу – палас цвета молочного золота.

Всего их четверо. Четверо мужчин, и они сидят друг на против друга. О чем-то беседуют. Но стоит мне появиться, как в меня впиваются их взгляды. И это не потому что я умопомрачительно выгляжу. Хотя в действительности так оно и есть. Своим появлением я прервала их разговор. Нарушила тишину. Чуть ли не подслушала исповедь.

Моя улыбка чиста и невинна. За ней скрывается бесхитростность ребенка.

- Помешала? – произношу нараспев. Голос, тихий и глубокий, скользит к ним. Осторожно. Будто ожидая приглашения быть услышанным.

Преодолеваю несколько ступенек. Приближаюсь. Иду медленно, давая возможность рассмотреть себя ос всех сторон. Положительных, разумеется.

- Конечно, нет, - мужчина средних лет улыбается мне и встает со своего места. Это называется воспитание. Он единственный кого я знаю из этой компании. Его зовут Ричард. И я с ним. И Розали. И Элис. Пиджак от его костюма небрежно брошен рядом, черная рубашка расстегнута на несколько пуговиц.– Господа, познакомьтесь это Белла.

Мне кивают. Я киваю в ответ.

Теперь замечаю и других присутствующих. Краем глаза. Взгляд привык ни на ком не останавливаться. Не задерживаться.

- Не против, если составлю компанию? – смотрю исключительно на Ричарда. Остальные меня мало волнуют. Подхожу к нему, и он целует мне руку. Легко, чуть насмешливо. Но у меня не возникает сомнений в его искренности.

- Располагайся, - он обводит помещение рукой в приглашающем жесте. Между диванами сервировочный столик. На нем стоят фрукты, бокалы, бутылки. Натюрморт из достатка, богатства, тщеславия. В какой-то степени я тоже часть картины. Атрибут роскоши.

В этом месте происходит новый поворот сюжета. До этого момента еще был шанс для благополучного окончания вечера. Например, я могла бы сесть на свободное место в конце дивана. Или рядом с Ричардом. Но у меня сегодня красный день календаря. Стандартные решения не приветствуются. Главное, чтобы в моих движениях не было ни капли неуверенности или сомнений. Любой жест должен выглядеть самым легкомысленным образом. Так, будто я каждый день занимаюсь тем, что сажусь на колени к незнакомцам.

Все это проносится в моей голове за долю секунды. Ровно столько мне требуется, чтобы развернуться и на мгновение увидеть глаза того, к кому я собираюсь трепетно прижаться всем телом. Говорят, глаза зеркало души. Если следовать этому определению, то душа у этого человека хрен знает где, но точно не в глазах. Там нет ни души, ни даже ее намека. Не проглядывается и тусклого ее отражения. Напоминаю себе, что все это не по настоящему. Понарошку. Только на каких-то десять-пятнадцать минут. Но тогда все еще было не поздно передумать, изменить траекторию движения и сесть хотя бы скромно рядом. Возможно, это помогло бы мне в дальнейшем. Но нет… Я просто перестаю об этом думать.

Не исключено, что у меня напрочь отсутствует инстинкт самосохранения, ну или находится в ремонте. Бессрочном.

Я плавно опускаюсь к нему на колени, и моя рука нежно обвивает его шею. Чувствую запах дорого парфюма. Запускаю пальцы в густые темные волосы. Кожей ощущаю его снисходительную улыбку. Игнорирую. Он не пытается меня обнять. Только небрежно придерживает одной рукой за талию.

- Принесите еще один бокал, - Ричард обращается к подошедшему официанту. Его голос спокойный. Размеренный. Для него не происходит ничего из того, на что стоит обращать внимание. Он улыбается мне. Я улыбаюсь ему. – Что будешь пить?

- Шампанское.

- Десерт?

- Клубника, - сама судорожно вспоминаю, подходит ли эта ягода к шампанскому. Вкус – он либо есть, либо его нет. Третьего не дано. Если бы господа видели, как еще четверть часа назад я пила марочное шампанское из горла, их бы передернуло. Если бы моя матушка просто сейчас меня видела, то перевернулась бы в гробу. Приятно иметь свои секреты.

- Под тобой Эдвард Каллен, - бросает, как бы между делом Ричард, наливая себе в бокал коньяка. Щелкает зажигалкой, и оранжевый огонек на несколько секунд озаряет его лицо. - Рядом Энтони, напротив Том.

Это важно. Внести ясность в ситуацию.

- Приятно познакомиться, - я наклоняюсь ближе к Каллену, так, что мои слова ласкают его кожу. Пальцем провожу по вороту рубашки. Никакой реакции. Как будто большую часть своего времени он проводит с женщинами на коленях. Вполне допускаю, что так оно и есть.

- Удобно? – спрашивает он, не глядя на меня. И я впервые слышу его голос. Низкий. Глубокий. В интонациях, которого нет и намека на заинтересованность. В нем вообще ничего нет. Пустые слова. Его рука продолжает покоиться у меня на талии. И только.

- Вполне. А тебе?

- Не люблю, когда женщина сверху. Запомни.

Я уверенна, что это лишняя для меня информация.

- Что-нибудь еще? – наконец, приносят шампанское. Я беру бокал за тонкую ножку, делаю небольшой глоток. Оно искрится у меня на языке. Сотнями маленьких пузырьков.

- Да. Прежде чем что-то сделать, спроси у меня разрешения, - равнодушно замечает он и откидывается на спинку дивана.

Я поворачиваюсь к нему, и наши взгляды встречаются. Каллен усмехается, от чего мне становится не по себе. Не часто встретишь столько безразличия в простой усмешке. У нормальных людей она выражает обычно какие-то эмоции. Ключевое слово – «нормальных».
Разговор возобновляется. Но теперь в нем участвуют только трое. Мы с Калленом молча смотрим друг на друга. Прицениваемся. До меня долетают лишь отдельные слова. Обрывки фраз. Чтобы хоть как-то разрядить обстановку снова пью шампанское. Это незамысловатое действие придает мне уверенности, которую я за несколько последних минут порядком растеряла.

- Угостишь клубникой? – после паузы спрашиваю я. Он смотрит на меня, как на призрак. Нечто нереальное, неосязаемое, но все же неприятное.

- Угощайся, - кивает в сторону серебряного блюда, где правильной пирамидкой уложены идеально откалиброванные сочные ягоды. Уже не знаю, что лучше – дальше продолжать сидеть или встать и уйти. Оба варианта неудачны. Словно предугадывая мои мысли, он крепче прижимает свою руку к моей талии. Теперь грациозно подняться с его колен у меня точно не получится. И я остаюсь.

Чувствую себя еще глупее, чем раньше. Он выдерживает совершенное количество минут, чтобы я в полной мере это ощутила. Затем наклоняется к столику. Небрежно. Будто боится лишний раз до меня дотронуться. Потом, как выяснится, он просто не любит прикасаться к тому, что ему не принадлежит. Чтобы это ни было. Неважно.

Тогда я, конечно, еще об этом ничего не знала.

Он берет с блюда одну ягоду и осторожно подносит ее к моим губам. Я как зачарованная, приоткрываю рот и послушно принимаю ее с его рук. Неожиданно нежно, Каллен проводит кончиком пальца по моей нижней губе. Неспешно. Со вкусом.

Снисходительно улыбается. Это его победа в моей игре. Это мое поражение в его игре.
В какое-то мгновение мне кажется, что он меня поцелует. Но вместо этого тихо произносит:

- Приятного аппетита.

Даже не смешно.

Ситуацию спасает Элис. Она появляется, широким жестом распахнув перед собой стеклянную дверь. Двигается уверенно, но величественно. Кивает мужчинам, бросает короткий взгляд на меня. Между ее бровей пролегает тонкая морщинка, но она тут же исправляет эту оплошность холодной улыбкой.

- Том, Энтони, рада видеть, - она похожа на ядерную боеголовку, выпущенную в стан врага. В ней столько же совершенства и силы. – Эдвард, мои соболезнования.

Меня не удивляет, что она знает их всех, в то время как я не знаю никого. Хотя я ее практически не слушаю, потому как чувствую на шее горячее дыхание Эдварда.

- Ричард, прекрасно выглядишь, - она произносит все это на одном дыхании. Потом на секунду замолкает, подходит к музыкальному центру и ставит другой компакт-диск. Теперь играет Леонард Коэн. Элис удовлетворенно улыбается и устраивается в кресле.

- А вы слышали, что акции J&B снова в цене? На вчерашних торгах их стоимость взлетела чуть ли не в два раза.

- Это только потому, что AMB обанкротился, - фыркает ей в ответ, кажется, Том, и Элис закатывает глаза.

- Этого следовало ожидать. Повезло тому, кто раньше всех разобрался в ситуации, - она берет бокал Ричарда и салютует присутствующим. – За вас.

Потом смотрит на меня и делает вид, что о чем-то вспомнила. Только что.

- Ах, да. Белла, милая, тебя искала Розали. Она была вроде бы у бассейна.

Пользуясь хорошим предлогом, я все-таки поднимаюсь и ухожу. Ощущаю спиной его взгляд. Он прожигает насквозь как серная кислота. Боюсь обернуться. Боюсь споткнуться. Считаю шаги. И только когда двери за мной закрываются, выдыхаю.