Великая скорбь

Категория: Авторские работы. Собственные произведения

Жанр: фантастика, драма; возможно, автор не удержался от лёгонького стёба (исключительно доброжелательного)
Рейтинг: R
Пейринг: Кьюи/Тэси и другие
Саммари: Новый день мы всегда встречали с большой радостью: яркий диск зондера медленно всходил над полями гри и дарил тепло и жизнь каждой твари от жужжащего полосатого шеля до ворующей зерна крылатой серой длиннохвостки. Дружной толпой мы плелись обрабатывать грядки гри и ропши, кукура и подзондерника. Мы не жаловались на тяжёлую долю.

Отношение к критике: приветствуются любые комментарии, и критические в том числе

---

Новый день мы всегда встречали с большой радостью: яркий диск зондера медленно всходил над полями гри и дарил тепло и жизнь каждой твари от жужжащего полосатого шеля до ворующей зерна крылатой серой длиннохвостки. Дружной толпой мы плелись обрабатывать грядки гри и ропши, кукура и подзондерника. Мы не жаловались на тяжёлую долю – работникам шахт, добывающим камни, жилось гораздо хуже.

Нас даже почти не навещали боги – землекопы считались покладистыми. К тому же, еда всегда оказывалась у нас под рукой: незрелые семена павшего подзондерника и украдкой съеденные зелёные горсти гри, а также мясо земляных червей. Иногда кому-то везло поймать полевую мышь, мягкую и сочную. И, конечно, дважды в день мы подпитывали силы свежей ботвой, сваленной на лужайке возле нашего жилища. Пили мы в изобилии из каналов орошения, испещрявших поля вдоль и поперек.

Сегодня день наступил яркий и теплый, так что настроение у меня было приподнятое. Я ненавидел работать во время дождя – почва размокала, конечности увязали в ней и нещадно мёрзли, особенно в верхнее время года. Тогда хотелось остаться под крышей и греть друг друга, пока ветра и холода не отступятся. Но божественное клеймо не позволило бы нам такой бессовестной праздности: в сердце возникала нудящая боль и не утихала, пока мы не оказывались на поле.

Вспомнив это неприятное ощущение, я невольно потёр вмятину на груди, образующую мое полное имя – Кьюи-Два-Три-Восемь. Имя присваивалось, когда дети достигали сознательного возраста и их распределяли по секторам, для пополнения общин. Это случалось примерно на седьмом, иногда восьмом полном обороте зондера. Тогда нас отлучали от общих матерей и, постепенно вырастая, мы забывали лица подаривших нам жизнь самок и первые имена, данные ими при рождении.

Сейчас мне было двадцать два зонда, и я забыл свою мать, но все ещё хранил в памяти нежно произносимое ее последовательницами Олти. Мне уже не было больно, как в день обряда взросления, когда жалящий хвост божества ранил мою кожу и навсегда привязал мою жизнь к Создателю, создав нерушимую связь между нами и тем возвеличив мою полезность. И уже не было страшно, как в первые несколько лет после отлучения. Боги заботились обо мне, давали пишу и кров, и не было лучшей доли, чем землекопа.

Но иногда... иногда изнутри меня терзали опасные мысли о том, как было бы чудесно существовать в мире без богов и самим решать, в какой общине и с кем нам хотелось бы работать. Как было бы чудесно копать грядки вместе с матерью, знать лицо своего отца, и может, иметь братьев и сестер – мне думалось, что сильная привязанность сделала бы общину сплоченнее, а труд здоровее.

Такие необычные мысли пришли ко мне после того, как я сошёлся с Тэси-Семь-Ноль. Сейчас она ползла параллельно со мной, выдергивая сорняки между кустиками гри и аккуратно закапывая их под землю для улучшения плодородия. Поглядывая на меня каждые несколько мигов, она дарила мне белозубую улыбку, и мне казалось, что зондерные искорки выпрыгивают из ее глаз и заряжают воздух между нами тем самым чувством, которое грело нас по вечерам.

Мне нравилась Тэси тем, что сходилась только со мной одним. Между нами все было не так, как между остальными. Когда ночами община укладывалась на сон в теплом сухом сене, и все согревали друг друга телами, самцы наваливались на самочек для удовольствия. Некоторым самкам нравилось отдавать себя, другие, особенно молоденькие, кричали и плакали.

С Тэси все сложилось иначе. Долгое время ей удавалось избегать внимания самцов – она отлично пряталась вне общины. А после того, как она разбила Уэфу-Четыре голову камнем до крови, и боги забрали его навсегда, никто больше не хотел с ней связываться. Она работала на поле наравне со всеми, но к ночи исчезала, и всех это устраивало. Можно сказать, она сама себе объявила добровольный бойкот.

Мне было очень любопытно, почему она не такая, как все. Однажды мы шли в соседних грядках, и я почти не мог работать, все время отвлекаясь на зондерные лучи, играющие на ее изогнутой спине, плавно переходящей в округлый зад, подсвечивающие отросшие до ушей рыжеватые волосы. Ее тонкие передние конечности виртуозно справлялись с сорняками, а на коленные мозоли она накрутила бархатистые листья лопы. Ее упругая заострённая грудь со светло-коричневыми сосками притягивала мой взгляд часто и сильно, я и не думал раньше, что груди могут быть настолько красивыми. И я из кожи вон лез, придумывая способ потрогать их так, чтобы не получить камнем в лоб.

Когда я напоролся на червячное гнездо, меня посетило неожиданное вдохновение. Очистив мясо от комочков земли, я протянул горсть червей Тэси через кустики гри, опасливо поглядывая на дикарку сквозь листья.

Она замерла, уставившись на лакомство со смесью жадности и удивления. А потом посмотрела так, словно сейчас отгрызет мне ухо, и я опустил взгляд в землю, обливаясь потом от страха. Но руку не убрал. Я так хотел добиться ее расположения, что рискнул собственной головой.

Когда червяки стали расползаться во все стороны и падать на землю, Тэси не удержалась: робко я смотрел, как она хватает мое подношение и засовывает в рот.

После этого между нами установилось что-то вроде взаимопонимания: и я, и она выбирали грядки рядом, и все мои черви были ее. И когда Тэси впервые протянула мне в ответ горсточку недозрелой гри, я был на седьмом небе от счастья.

Вечером я пошел искать ее. В тот день нас покинули сразу два члена общины: боги забрали Оди и Сиэма, два зондера не покидавших крышу от боли в животе. Потеря юдов, хоть и была грустна, всегда сопровождалась праздненством: перед сном летающая колесница сбросила на лужайку мясные питательные кубики, и я прихватил с собой два – для себя и Тэси, которая никогда не появлялась на общей трапезе.

Я долго рыскал среди ночного поля, ища Тэси по запаху. В темное время было непривычно покидать жилище, опасность таилась в нашей слепоте: можно было легко напороться на невидимую границу и тут же умереть от разрыва сердца. Но я рискнул, уже не впервые ставя свое желание завоевать Тэси выше собственной жизни.

Мне помогала спу – ночная сестра зондера, блекло освещающая землю. Я полз, иногда поднимаясь над гри на недоразвитые задние конечности, чтобы осмотреться. Я видел, как по окончанию трудового дня Тэси ускользала в сторону заходящего зондера и исчезала в листве за окраиной поля – там, куда все мы боялись ходить, потому что могли умереть.

Однажды мы все видели, как Айэф-Семь-Один бросился бежать, ужаленный шелем прямо в чувствительный глаз. Добравшись до невидимой линии в пятидесяти локтях от края поля, он упал с громким хлопком и корчился в агонии на спине, пока из его груди вытекала кровь. Такое событие навсегда отвадило остальных заходить далеко.

С опаской притормозив на самом конце грядки, я осторожно двинулся вперёд, рукой ощупывая путь и пальцами удерживая грудь, прислушиваясь к своим ощущениям.

С рычанием метнувшаяся навстречу фигура сбила меня с ног – падая на спину, я больно ударился о землю головой. В неверном свете спу, до смерти перепуганный, я увидел камень над собой в руках Тэси, сидящей на мне верхом с обнаженными острыми зубами. Замахав всеми конечностями, я отчаянно заскулил, прося пощады.

– Кьюи? – удивлённо узнала меня она.

– Я, – торопливо согласился я, надеясь избежать смерти.

– Дурак, – огрызнулась она беззлобно и бросила камень в сторону, наклонившись к моему лицу, чтобы разглядеть получше. – Я бы тебя убила!

– Я принес тебе дары богов, – промямлил я, надеясь, что мы найдем мясные кубики, разлетевшиеся при моем падении в неизвестные стороны.

– Пойдем, – смягчилась она и потянула меня к высоким шумливым кустам, ограждающим поле. – Не бойся.

Мы ступили под кроны: внутри оказалось совсем темно, Тэси вела меня вслепую. Я чувствовал ладонями и коленями мягкую тропу из опавших листьев, теплую яму, в которую Тэс потянула меня присесть. Она прижала палец к моим губам, и несколько минут мы провели в полной тишине. А затем повсюду вокруг стали разгораться светлячки, озаряя нас, уютное ложе гнезда, толстый ствол дерева, укрывающего сверху от непогоды, и каждый лист густого кустарника, превращая жилище Тэси в сказочное местечко.

– Ух ты, – пробормотал я потрясенно и заслужил широкую улыбку Тэси, гордящуюся своим обиталищем.

– Члены общины сюда не суются – знают, что их не ждет ничего хорошего! – показала она на пирамиду камней, выложенную у неприметного узкого лаза.

– Членам общины хватает доступных женщин, – объяснил я. – Никому не хочется рисковать жизнью ради угрюмой недотроги.

– Но ты здесь, – заметила она, протянув руку и мягко потрогав меня за лицо. Ее глаза блеснули озорством. – Ты другой.

– Откуда ты знаешь? – мои щеки загорелись, как после удара жалящего хвоста, я чувствовал себя очень польщенным. – Ты же ни разу не ночевала со мной.

– Знаю и все тут, – склонила она голову, разглядывая мой подбородок и поглаживая шею, отчего мне хотелось закрыть глаза, доверчиво приникнуть к теплой руке и урчать. – Ты давал мне червей. Ты не сводил с меня глаз. Но ни разу не хватал руками.

– Нельзя хватать на поле, боги накажут, – напомнил я о правилах, которые опасно нарушать. Если кто-то отлынивал от прополки днем, вел себя неподобающе или развратничал, летающие стражи заставляли сердца этих болванов сильно стучать и дергаться от боли.

– Некоторых это не останавливало, – напомнила Тэси с грустной улыбкой. – А ты даже здесь, где мы совсем одни, в разрешённое время, держишь себя в узде.

Я смутился и опустил глаза на свои руки, висящие как плети. Больше всего на свете я хотел быть ближе к Тэс, мой пугливый взгляд постоянно соскакивал вниз и находил ее грудь, но я, и вправду, совсем не испытывал желания грубо навалиться, как делали все самцы в нашей общине.

– Я не хочу получить камнем в лоб, – придумал я отговорку своей нерешительности, чувствуя, что сердце начинает выпрыгивать из груди и болеть, хотя сейчас это точно не было связано с гневом богов. Ночью мы были предоставлены сами себе.

– Но ты бы хотел? – развернув ладонями мое лицо, Тэси нашла мои глаза.

Я тут же вспотел. Опасные мысли и желания разрывали меня на части.

– С первого дня, – признался я исчезающим от волнения голосом.

Она расстроилась. Присела обратно на листья и опустила глаза. Обняв себя руками, Тэси выглядела беззащитной и напуганной.

– Но вы, мужчины, делаете нам больно, – обиженно заметила она.

Я вспомнил, как некоторые самочки в нашей общине всхлипывают и умоляют остановиться, когда их берут силой, и погрустнел, признавая, что Тэси права.

– Я не хочу делать тебе больно, – пообещал я, глядя на свои руки и приказывая им вести себя прилично. – Я не хочу, чтобы ты боялась меня.

– Я знаю, – вздохнула Тэси и покачала головой. – Но тот, Уэф, был очень жестоким. У меня текла кровь!

– И он получил по заслугам, – напомнил я, хотя мне было страшно вновь представлять его разможженное лицо и хватающую его летающую колесницу, когда он пытался сбежать от нее, петляя между грядками гри.

Вся община в ужасе наблюдала за погоней, а Тэси с тех пор стали обходить стороной.

– Я не хотела убить его. Я просила оставить меня в покое, но он не слушал, и тогда...

– Я не виню тебя, – быстро перебил я, моя рука дернулась, но я остановил ее прежде, чем пальцы коснулись лица напротив. – Ты просто защищалась.

– Да, да, – с облегчением кивнула она.

– А знаешь? – вспомнил я, повеселев и стараясь приподнять настроение Тэс. – Женщинам больно не всем и не всегда! Я наблюдал: некоторые самки сами залезают на самцов, и мне кажется, что тогда они получают удовольствие тоже. Честное слово, я сам это видел, я не вру!

Тэси взглянула на меня с любопытством.

– Ты наблюдал? – спросила она удивленно. – А сам пробовал?

– Нет, – мое лицо опять принялось гореть. Взор снова притягивался к упругой груди, когда я невольно представил, что мог с нею делать, если бы Тэси позволила. Я не особенно понимал, как все происходит, но очень хотел узнать, впрочем, как и все самцы нашей общины, наверное.

– Я же говорила, что ты другой! – Тэс улыбнулась широко и схватила меня за руку, и я что есть силы сжал ее пальцы в ответ. Она почти сияла от радости, и мне ужасно хотелось быть тем, кого она во мне видит. – Ты не причинишь мне зла.

– Конечно же, нет, – согласился я, потрясённо глядя на Тэс. Встав передо мной на колени, она положила руки мне на шею и близко заглянула в глаза, и у меня совсем помутилось в голове от сильного желания схватить ее в ответ. Но не грубо, а как-нибудь по-другому. Не так, как делали наши мужчины.

Пробуя свои возможности, я аккуратно положил ладони на талию Тэс и задохнулся от гладкости ее кожи и горячей волны, прошедшей сквозь все тело.

Улыбка Тэси исчезла, но она не выглядела испуганной, а ее губы, приоткрывшиеся от изумления, притянули мой взгляд.

Закрыв глаза, я попробовал ее губы на вкус: они оказались тёплыми и мягкими, а ещё пахли чем-то сладким. Ее рот стал двигаться вместе с моим, и я совсем потерял голову от ощущений. Прижавшись к стволу дерева спиной, я потащил Тэси за собой, и наши тела впервые соприкоснулись целиком, совершая непроизвольные движения.

Тэси издала томный звук и, испугавшись сама себя, отстранилась. Сидя на мне верхом, часто дыша, как и я, она удивлённо взглянула на наши прижатые бедра и замерла.

– Ты самая красивая, – восхищённо сообщил я, глядя на нее в свете взошедшей спу. Кожа Тэс казалась синеватой в ночном освещении, налитые груди качались прямо у меня перед лицом.

Медленно подняв руку, я взял в ладонь округлость и восторженно ахнул, ощутив ее мягкость.

Тэси судорожно вздохнула, следя за моими руками, а потом, снова издав этот восхитительный звук, прикрыла глаза.

– Тебе это нравится? – Горошинки затвердели и я снова и снова катал их между пальцами, заметив, что от этого действия Тэси становится лучше: она запрокидывала лицо к небу, выгибалась к моим рукам и дышала все чаще, подбадривая меня продолжать.

– Я вся горю, – простонала она в ответ, извиваясь телом.

– Я чувствую то же самое, – дрожа, признал я, пробуя ее мягкие груди языком и чувствуя себя так, словно мой разум улетает из тела.

Мы снова нашли губы друг друга, и больше я думать не мог. Мы ерзали и прижимались, трогали и мяли, пока наши тела сами не нашли путь друг к другу, слившись без боли и страха. Мы потеряли себя, двигаясь навстречу, рыча, кусаясь и покрикивая, пока наши горящие тела не лопнули и не расплавились от внутреннего огня. Это был лучший миг нашей жизни, когда мы стали чем-то большим, чем слабым подобием богов. Мы были счастливы.

– Теперь я понял, почему все мужчины так одержимы этим, – задыхаясь от удовольствия, признал я, не переставая целовать Тэс, благодарный за то, что она доверилась мне и разделила со мной это интимное действо.

– Да, я тоже...

– Тебе понравилось? – радостно воскликнул я, ища ее глаза. Ее кожа блестела от пота, а взгляд был затуманенным от пережитого наслаждения, поражённым.

– Я даже не представляла, что это может быть таким... таким...

– Приятным? – подсказал я, и в глазах Тэси вспыхнула нежность.

– Очень приятным, – погладила она мое лицо с обожанием. – Больше, чем приятным. Это все потому, что ты другой!

А потом мы лежали, не размыкая объятий, наслаждаясь наступившим покоем и медленно приходя в себя от потрясения. Никто никогда мне не говорил, что быть с женщиной – настолько хорошо. Я больше не мог думать ни о чем, кроме Тэс. Все мои мысли были заняты только ею и тем, что между нами произошло.

Я держал ее на своей груди, слушая ее успокаивающееся дыхание и поглаживая ее подрагивающее плечо. Я ничего ещё так сильно не хотел, как остановить это мгновение и существовать в нем вечно.

Раньше я думал, что нет никого совершеннее богов, и мы – только блеклое их подобие. Они умели летать, а мы – только ползать. Они могли заставить нас боятся, могли убить нас, а мы их – нет. У них было шесть конечностей, а у нас – всего лишь четыре. Их гибкий хвост дарил им идеальный баланс, а у нас даже намека на обрубок не осталось. Черты их лиц были идеально гладкими, без изъянов, а у нас везде росла щетина и цвет был неровным, а с возрастом кожа еще и сморщивалась, как у гнилого плода. А ещё я слышал, будто у них больше мозгов и они расположены так хитро, что даже если ранить один, остальные позволят божеству выжить. Выходит, они превосходили нас во всем, а мы были так слабы, что даже удар камнем по голове от слабой самочки мог убить.

И все же сейчас мне казалось, что я держу в руках сокровище, прекраснее которого нет никого на свете. В жизни моей впервые настал момент, когда я усомнился в совершенстве богов. Тэси, с ее четырьмя изящными и гибкими конечностями, казалась мне настоящим венцом творения.

Кожа ее была гладкой и теплой, изгибы тела приятными для моих рук, губы мягкими и могли закружить мне голову, а свисающие на лоб волосы делали ее самой необычной самочкой на свете.

– Тебе нужно бывать на чистке хотя бы раз в месяц, – заметил я, с интересом изучая мягкие кудри и находя их невероятно привлекательными. – Иначе у тебя заведутся жуки.

– Я знаю, – вздохнула она, поглаживая мою гладко выбритую голову с едва наметившимся ёжиком. – Но мне так нравится быть не такой, как другие...

– Ты знаешь: боги создали нас по подобию своему и мы должны во всем к ним стремиться, – напомнил я. У богов нигде не росло волос.

– Мы не должны, – возразила она с озорной улыбкой. – Мне больше нравится быть такой, какая я есть.

– Ты говоришь, как еретик, – засмеялся я удивлённо. – Не боишься жить так далеко от общины, одна, совсем рядом с краем сектора, который убивает за неповиновение. Дерешься за себя. А теперь ещё и это, – я взъерошил ее волосы, пропуская между пальцами и находя это занятие увлекательным. – Любишь нарушать правила, я заметил.

– Богам наплевать на правила, придуманные самими людьми, – дернула Тэси плечами. – Им важно только, чтобы мы выполняли свою работу. Все остальное интересует их только в связи с этим. Ты никогда не задумывался, куда они забирают тех, кто не оправдал их ожиданий? Плохо работал, нападал на других или заболел? Почему они, более совершенные существа, чем мы, умеющие создавать колесницы, способные заставить нас подчиняться, не поделятся своими секретами с нами, чтобы улучшить нас и возвести до своей высоты?

– Ясное дело, почему, – вклинился я в ее страстную речь, – потому что у них много мозгов, а у нас один, и нам просто не понять их огромных знаний, мы не достойны их. Боги создали нас из своей плоти, отняли от себя один свой мозг и дали нам, и мы переняли лишь малую часть их могущества. Поэтому мы так глупы и конечностей у нас не хватает. Годимся мы только грядки полоть и землю копать, но должны быть благодарны создателям за жизнь, которую они как дали, так и отнять могут.

– И ты никогда не хотел иметь право выбирать, быть тебе землекопом или рыбоводом? – искренне удивилась Тэс силе моей веры. – У тебя никогда не возникало желания побывать за пределами нашего сектора и посмотреть, что там есть?

– Там другие сектора, – повторил я известную истину. – Весь мир поделён на сектора ради порядка. Отсутствие порядка приводит к хаосу, а хаос – это прямая дорога к апокалипсису, концу всего живого. Поэтому боги забирают буянов и больных. Чтобы остальные были счастливы.

– Ты счастлив здесь?

– Да, – неуверенно признал я, задумываясь над всем, что она сказала. – Особенно сейчас.

– Но так будет не всегда, – заявила Тэси грустным голосом, ее теплое дыхание приятно щекотало мою голую грудь. – Тебя никто не спросит, чего хочешь ты, если ты заболеешь и перестаешь быть полезным. Тебя поймают и увезут – попробуй предположить, куда и зачем.

От этих слов по моей спине вдруг побежали холодные мурашки неясного страха.

– Те, кого забирают, попадают в лучшее место, – повторил я заученную фразу. Я всегда представлял себе рай таким же, как наши поля, но только там уже никому не приходилось работать.

– Если это так, – молвила Тэси задумчиво, – то почему Уэф так боялся, что его поймают? Если в лучшем месте так хорошо, почему он с криками убегал от колесницы, а не бежал радостно к ней?

Возможно, я всегда где-то в глубине души знал, почему, и что нас на самом деле всех там ждёт, если что-то пойдет не так, но думать об этом совсем не хотел. Если об этом думать, то начнёшь бояться, а это может свести тебя с ума. Чем ты покладистее и здоровее – тем больше шансов прожить долгую и счастливую жизнь до седых щетин. Бунтарей всегда забирали молодыми и первыми.

– Такие разговоры до добра тебя не доведут, – предостерёг я, уже волнуясь, что с Тэси может что-то случиться, что однажды я потеряю ее. – Боги заботятся о нас, нельзя наговаривать на них. Они построили нам крышу и каждый день дают нам еду. Они защищают нас от любых опасностей.

Тэси скептически на меня посмотрела, и я постарался объяснить свою мысль.

– Лет десять назад, когда я ещё был детенышем, на сектор напали чудовища. – Мне было около двенадцати зондов, но этот день я помнил до сих пор, так словно все произошло вчера. – У них было по две зубастые головы, увенчанные рогами, и развевающиеся хвосты. Они быстро перемещались на четырех задних конечностях, а в передних несли что-то устрашающее, по силе не уступающее колесницам. Они превратили двух наших стражей в огонь прежде, чем те успели на них нацелиться. И они забрали с собой столько юдов из нашей общины, сколько сумели найти, спрятавшихся во всех укромных уголках. Они увели их на цепи.

Моя история произвела на Тэси не то впечатление, на которое я рассчитывал. Я думал, она напугается, но она лишь наморщила лоб, внимательно слушая.

– А потом по небу пролетело сразу пять колесниц, – рассказывал я. – В ту сторону, куда ушли поработители. Я слышал грохот, земля задрожала, в небо поднялся черный дым. И все было кончено: захватчики изгнаны, мир восстановлен, и часть наших юдов вернулась назад. Они говорили о том, как боги покарали врагов огнем и железом, и как те позорно пали в лужах собственной крови, а некоторые уползли под землю, обратно в свой ад.

– Красивая история, – признала Тэси и с улыбкой взглянула на меня. – Но больше похоже на сражение двух не поделивших что-то богов, не находишь?

Я не понял, и тогда она продолжила.

– И у тех, и у других было по шесть конечностей, хвосты и рога, верно? И те, и другие могли уничтожить друг друга огнем. И тем, и другим нужны были мы.

Я озадаченно нахмурился, сообразив в изумлении, что Тэси права. В царстве богов, может такое быть, не все и не всегда было гладко.

– Ты странная, Тэси, – восхищённо покачал головой я. От ее предположений у меня мозг, казалось, закипает, как вода в камне под знойным нижним зондером. А она ведь все это сама продумала! – Откуда у тебя берутся эти идеи?!

– Я прожила с матерями дольше, чем другие детеныши. – Похолодало, и Тэси с охотцей устроилась на моем животе, мягкая и больше не чужая, не дикая, прирученная. Полностью только моя. Она зевнула. – Мама моя была щедра на молоко, а пока есть молоко, самок не возвращают в общины – только неспособных. Я была мелкой и меня не замечали из-за роста, а потом я научилась прятаться во времена отлова. Мне удалось прожить в материнской общине до одиннадцати зондов!

Я удивлённо ахнул: Тэси помнила свою родную мать, знала больше чем другие. Я-то знавал только общих матерей, тех что растили и подкармливали меня после того, как мою родную мать вернули в поля. Лицо женщины, подарившей мне жизнь, я давным-давно забыл.

– Трудно было, наверное, расставаться с мамой в таком возрасте?

– Когда ее забрали, я пыталась уйти с ней. Именно тогда я поняла, что боги не желают нам добра, – голос Тэс наполнился обидой. – Мы молимся им, ждём от них снисхождения и любви, прощения и дарования нам высшего предназначения, когда станем достойны, но им на нас наплевать! Иначе зачем им обязательно нужно нас разлучать? Почему мы не можем жить и работать вместе со своими семьями?

Признаться, вот эта мысль и мне не раз приходила в голову.

– Наверное, они думают, что сильная привязанность плохо скажется на трудоспособностях. Боги желают лучшего для нас, – я призадумался, точно ли это так. – К тому же, если кто из родных заболеет, нам будет тяжелее их отпустить, когда придет время забрать их в лучшее место.

– А может, они боятся, что тогда мы взбунтуемся? – вяло произнесла Тэс, явно проваливаясь в сон.

– Боги – боятся?.. – хмыкнул я со скепсисом, но зерно недоверия уже поросло внутри меня, надолго заняв голову.

С тех пор мы с Тэси стали неразлучны. Я проводил каждую ночь с ней, и нам было хорошо.

Каэл-Шесть-Три, шедший в другой соседней грядке со мной, лишь спросил наутро, где я пропадал. Я сказал, что уснул под открытым небом, но вскоре уже все догадались, что я, как и Тэси, стал отступником.

Я попытался уговорить Тэс вернуться со мной в общину, и она даже присоединилась к вечернему общаку, но Шаби, один из старших и самых сильных самцов, заявил, что она ляжет с ним этой ночью, и Тэси тут же исчезла.

Я был рад. Может, я и вправду стал на скользкий путь отступничества, а может, всегда таким был... Может, потому и не претендовал на других женщин, что они всегда были общие. Но только Тэс изменила все: я не хотел делить ее ни с кем и стал искать камень, чтобы размозжить Шаби голову, если он попытается тронуть мою самку. В тот странный миг мне было все равно, если боги накажут меня за это.

Несколько месяцев мы с Тэси жили вместе, отдельно от других. Наша связь крепла, а община становилась все менее нужной. Я забыл вкус вечерней ботвы: Тэси научила меня выкапывать в старой листве черных слепых мышей и есть круглые сладкие плоды, падающие с дерева. Она показала мне, где край земли, за которым ждёт смерть: тонкая, едва заметная нить шла в этом месте по небу, от одного лысого ствола к другому.

А ещё она делилась со мной странными историями своего детства, и я любил слушать их перед сном, хотя они заставляли задуматься о несовершенстве богов, что было вредно для единственного слабого мозга. Тэси рассказывала о том, как детеныши плакали, когда их отлучали от матерей и распределяли в общины. О том, как некоторые из них умирали после обряда посвящения. Раньше я не задумывался об этом – никто из членов общины не спрашивал новеньких, все ли из них выжили. Но теперь я думал об этой несправедливости постоянно.

Я не любил вспоминать тот страшный день, когда меня избрали достойным ритуала зрелости. Вначале, когда горечь от обязанности покинуть материнскую общину прошла, нас всех распирала гордость: два десятка детенышей прокатились на колеснице над тысячей секторов к жилищу богов, треугольником уходящему в небо. Говорят, дом богов можно увидеть лишь дважды в жизни: в день взросления и в день смерти.

Но затем на смену чувства значительности пришел страх: обряд посвящения оказался настолько болезненным, что кричали даже самые сильные и храбрые. Последующее время я думать не мог: я стал слепым безмозглым комком боли, и рядом со мной кричали такие же мои собратья.

Я не запомнил, умер ли кто-то из детенышей, с которыми прибыл я – ужасное жжение раны на груди забирало все мои чувства. Но среди тех, с кем пришла Тэси, смерти случились, и это оставило в ее сердце неизгладимый след. Нам всегда внушали, что обряд пройдут лишь самые достойные, и смерть казалась нам честным наказанием за слабость духа и веры. Но Тэси утверждала, что умирали вовсе не отрекшиеся от богов, а самые обычные детеныши, ни в чем не провинившиеся, преданные. И если она говорила правду, то возникал естественный вопрос: по какой причине боги покарали их?

Тэси сказала, что превозмогла свою боль и, пока другие катались по полу и бесполезно выли, она искала путь к побегу. Через узкие норы в каменных стенах, спрятанные за решетками, Тэси незаметно обследовала дом богов, подсматривая за нашими создателями. Выхода она не нашла, зато узнала много такого, что не предназначалось для ее смертных глаз: например, нашла зал, полный странных устройств, непохожих ни на стражей, ни на колесницы, к которым мы привыкли. Они грохотали так, словно молоты падают с неба и разбивают скалу. В этом зале совсем не было юдов, а богов – очень много, и все они трудились, не меньше чем землекопы на полях.

В другом секторе дома оказалось жарко: Тэси испугалась, что застрянет и задохнется в той норе. Зато она своими глазами увидела, как боги управляют огнем.

А еще через узкие щели в стене она смогла разглядеть создателей, снявших золотые одеяния и двухконечные венцы перед отходом ко сну. Она убедилась, что их превосходство над юдами действительно огромно: она насчитала минимум пять мозгов, а каждая из шести конечностей была развитой и гибкой, оканчиваясь длинными ловкими пальцами, в которых было на два больше сочленений. Не то что у нас – на задние кривые и слабые ноги без слез не взглянешь, а пальцы там и вовсе бестолковые.

И все-таки Тэси не воспылала к создателям уважением: напротив, увиденное позволило ей поверить в то, что они не так уж и лучше нас. Тэси даже украла книгу знаний из пустующей комнаты и разобрала некоторые картинки, говорящие об устройстве нашего мира больше, чем ведают самые дряхлые старики.

Идеи Тэси пугали меня, это были мысли настоящего еретика, но богам оказалось действительно безразлично то, о чем мы беседуем в свободное время, и кара ни разу не обрушилась на наши головы. Тэси была права: пока мы выполняли свою работу, боги были довольны.

Я постепенно привык к престранным думам, одолевавшим мой скудный разум – теперь постоянно, словно у меня вырос второй мозг и я стал умнее. Я размышлял о нашем предназначении и о других целях богов, чем те, в которые привык верить. Засыпая под серебристым светом спу, держа в объятиях свою самочку, я думал о крае земли и представлял, как встречаюсь на границе с представителями другой общины и обмениваюсь с ними спелыми плодами. Привычно выдергивая сорняки, я думал теперь о том, куда и кому потом отправляется наше зерно, зачем богам его настолько много.

Я видел сородичей на соседних грядках с их обожженными зондером спинами, мозолями на неполноценных задних конечностях и мускулами на плечах, и не замечал в них никакого интереса к вопросам, которые вертелись в моей голове и тем более в голове Тэс. Умом я понимал, что Тэси сделала меня проклятым еретиком, но прекратить думать теперь не мог.

В последние времена я стал замечать изменения, исподволь тревожащие все сильнее, хотя и не отдавал полного отчёта, почему. Тэси стала задумчивой и резкой, часто кричала на меня и била ладонью в лоб, когда я пытался соединиться с ней по вечерам. Я отступал – вовсе не хотел, чтобы она плакала от боли, как женщины в нашей общине, когда самцов не волновало, каково самочкам. Но я беспокоился за нее: вдруг она заболела?

Несмотря на плохое настроение, Тэси выглядела здоровой: у нее соблазнительно раздались бедра и округлились щеки и живот, кожа лоснилась, а груди выросли вдвое и так и манили их попробовать.

В один из вечеров на исходе теплых времен я застал Тэси за необычным занятием: держа камень, она царапала имя, выдавленное на своей груди, с тихими звуками боли. По ее животу текли розовые ручейки, их впитывало наше ложе из прелых листьев.

– Что ты делаешь?! – ужаснулся я и бросился к ней, чтобы остановить. Схватил за дрожащие руки и в удивлении смотрел на слезы, побежавшие по щекам. – Что случилось?

– Меня скоро заберут! – крикнула она так, словно обвиняла меня, и одновременно молила о помощи.

Покинуть общину самке можно было только двумя способами: смертельно заболев или зачав детеныша. Я медленно осел на листья, глядя на пухлый живот: до меня, наконец, дошло, что происходит.

– У нас будет малыш, – плакала Тэси, прикладывая ладони чуть ниже пупка. Ее горе было безбрежным. – Но ты никогда его не увидишь! А у меня отберут его в год или в два, когда закончится молоко – его будут воспитывать общие матери. И вряд ли я вернусь в эту же общину, а я не хочу, не хочу быть далеко от тебя…

Все, что она говорила, будто бы пробивало в моей груди дыру. Я больше не мог дышать, когда представил всю свою оставшуюся жизнь без Тэс: без ее теплого тела каждую ночь, без ее занимательных речей, без нашей неразрывной связи, заставляющей сердце петь. Чувство потери охватило каждую мою клеточку, и от боли я застыл как камень. Я словно умирал: мои органы отказывались работать, сердце собиралось разорваться.

– Если бы я могла остаться здесь, – она снова принялась царапать грудь, а я был в таком тумане он ужаса, что даже не пытался понять, зачем она это делает. – Если я смогу избавиться от этой штуковины и мы пророем глубокую яму в земле, как слепые черные мыши, то боги меня никогда не отыщут!

– Если уж мы находим черных мышей, боги найдут тебя и подавно, – прошептал я пусто и потерянно, не чувствуя собственных пальцев от черной тоски.

Тэси лишь горше зарыдала и, бросив камень в сторону, стала расцарапывать кожу ногтями.

– Вот оно, здесь, – схватила она мою руку и прижала к кровоточащей груди, когда я вновь попытался ее остановить от членовредительства. Я пальцами ощущал липкую рану и под ней лишь нагрубевший шрам – божественное клеймо, с которым мы жили всю жизнь после обряда посвящения. – Мне нужно выдрать свою принадлежность к ним, тогда я стану свободна!

– Хочешь отречься от богов?! – испуганно вскричал я, хватая свою самку за лицо и заставляя смотреть на меня. – Тебя накажут, Тэси! Заберут, но не в общину матерей, а как Уэфа, навсегда!

– Тогда я сбегу, – ее лицо стало злым, как у настоящего еретика, совсем потерявшего веру и смирение. – Если поможешь мне вытащить эту штуку, которая заставляет нас просыпаться по утрам и колет изнутри, когда мы непослушны, то я смогу пройти прямо сквозь барьер и сбежать отсюда навсегда!

– И куда ты отправишься?! – пытался я вразумить свою вконец испорченную женщину. – Ты недолго сможешь прятаться! Тебя поймают, повсюду вокруг только такие же сектора, как наш.

– Нет, не повсюду! – Она указала рукой в сторону заходящего зондера, откуда однажды приходили чудовища, и мое сердце от ужаса похолодело. – Есть еще Мертвые земли.

– Нет, – ахнул я, прижимая Тэси к себе и нервно гладя ее по волосам. – Нет, Тэси! Это же верная смерть!

– Все лучше, чем потерять все, что я люблю, – обняла она меня руками за талию, заливая слезами. – Без тебя это уже будет никакая не жизнь!

Эта новость произвела на нас обоих эффект разрушения: мы перестали быть счастливыми и беспечными землекопами, радостно встречающими каждый новый день. Теперь я постоянно следил за небом в ожидании, когда колесница прилетит забрать мою Тэс. Гладил ее растущий живот, не в силах себе представить крошечного слепого детеныша, потому что никогда в жизни не видел новорожденных. И ночью, после того как дыхание Тэси успокаивалось, я тер собственный шрам, пытаясь понять, что Тэс хотела оттуда вытащить. Правда ли, что созданную богами связь в самом деле возможно разорвать? Отступнические мысли подобной глубины были не просто опасными – они были абсолютно недозволительными. Я ждал расплаты… но гнев богов пока что не упал на мою голову.

Это произошло, когда надвигались первые холода, и я стал подумывать о возвращении в общину, потому что мы с Тэси вдвоем уже не могли согреть друг друга по ночам. Ее живот стал огромным и мешал собирать урожай: она быстро уставала и ей не хватало еды, а черви и мыши уже попрятались от приближающегося ненастья слишком глубоко под землю.

Колесница вынырнула из-за холма внезапно и устремилась прямо к моей Тэс. Я поднялся на кривые задние конечности, первым заметив опасность, и во всем моем теле вспыхнул огонь, когда колесница зависла над нами и расправила сеть.

– Нет… – пробормотал я, чувствуя в себе небывалой силы протест, от которого мой единственный мозг как будто отключился, и я начал непрерывно угрожающе рычать. Совсем как наш вожак Шаби, когда хотел поставить кого-то на место и заявить свое право первенства.

Тэси увидела над собой тень и завертела головой, страх в ее глазах пробудил во мне чистого зверя, и я шагнул вперед, чтобы заслонить ее своим телом. Но она уже поразительно быстро помчалась прочь, на выпрямленных задних ногах, оставляя после себя фонтанчики земли и петляя между грядками и удивленно смотрящими ей вслед другими землекопами.

– Нет! – мой жалобный злобный крик вознесся в небеса, а руки сжались в кулаки, когда колесница выстрелила сетью… но промахнулась.

– Кьюи!!! Кьюи!!! – каждый умоляющий визг Тэси словно надрывал напряжение внутри меня, заставлял органы перекручиваться колючими узлами, а дыхание учащаться от извергающейся паники.

Два стража тут же полетели Тэси наперерез, загоняя ее в ловушку, и ей пришлось повернуть в обратную сторону, мчась прямо в расставленную сеть. Я бросился ей навстречу, не представляя, что делаю – может, обнять свою женщину и попасться вместе с ней, к чему бы это ни привело, а может, вцепиться в висящие тросы и зубами грызть их, пока они не превратятся в лохмотья.

Тэс видела, что ее ждет, и отпрыгивала из стороны в сторону, ища способ обойти стражей. Она загребла землю и стала кидаться ею прямо в железные морды. Я тоже схватил ком земли, повинуясь порыву сделать невозможное, чтобы спасти свою самку, но был еще слишком далеко, и броски не достигли цели. Я кричал и махал руками, пытаясь обернуть внимание стражей на себя, но они игнорировали мои слабые потуги.

Каким-то чудом Тэси смогла избежать еще одного выстрела – припала лицом к земле, и сеть прошла над нею бестолково. Теперь между нами не стояло ничего: стражи остались с другой стороны, а колеснице требовалось время на разворот, и я с надеждой ждал, когда Тэс доберется до меня, ловя ее перепуганный, полный слез и ужаса взгляд с решимостью защищающего самца, готового пожертвовать собственной жизнью ради самки.

Я преодолел последние несколько локтей и встал между Тэси и богами, в руке сжимая грязный камень – один из многих, которые Тэс прятала меж грядок под землей, на случай если придется дать какому-нибудь идиоту в лоб. Я раньше не понимал, зачем делать это на поле, а теперь был благодарен.

Я рычал. Из моего рта текла пена, а тяжелое дыхание женщины за спиной придавало мне сил, которых я раньше в себе даже не знал. Я шел на смерть, слыша удивленные возгласы других землекопов, впервые столкнувшихся с явлением борьбы за себе подобного. Смотрел на приближающуюся колесницу богов как на чудовище с рогами и зубастой пастью, и мозг мой, покрытый кровавой пеленой ярости, работал с удвоенной мощностью.

Я размахнулся, когда колесница приготовила сеть, обходя меня полукругом, и кинул камень в пучок синего света в боковине судна, дарящего ему способность летать. Я был несовершенным созданием богов, недостойным своего родителя, но камень со звяканьем исчез в синем огне, и тот погас, а вместо него с громким хлопком изнутри повалил черный удушливый дым.

Я приготовил второй камень, но промазал, потому что колесница богов странно закачалась из стороны в сторону и с визгливым звуком начала раскручиваться в воздухе, неестественно дергаясь и сломанно покашливая. Вокруг наступил хаос: посудина заметалась по полю то вверх, то вниз, как серая длиннохвостка с подбитым крылом, напугав землекопов до умопомрачения – те брызнули врассыпную, голося от ужаса. Но только не все: часть из них продолжала смотреть, приподнявшись на слабые задние конечности и издавая потрясенные кличи, чуть ли не победные.

Случилось чудо, в которое невозможно поверить: те, кто остался, вдруг стали хватать комья земли и кидать в стражей, как делала это Тэс. Кто-то подал мне камень – это оказался Каэл с соседней грядки, в его глазах горело безумие очнувшегося от долгого сна защитника, азарт пришедшего в возбуждение самца, сражающегося за место первого.

Мы вместе метнули свои камни – к нам присоединилась Тэс и другие, кто посмелей. Всеобщий восторг наполнил наши жилы торжеством, когда один из стражей трусливо полетел прочь, теряя в пути отломанные части своего тела.

– Бежим! – схватила меня Тэси за руку и потащила вслед за корчащейся в агонии колесницей, которую тащило по небу в сторону нашего уединенного дерева на краю сектора. Ее голос дрожал от пережитого ужаса, но в глазах пылала истинная ярость еретика. И я последовал за ней. А землекопы – те, что не убежали в инстинктивном страхе – последовали за нами, как на веревочке.

Мы прибыли вовремя: горящее судно, вертясь, вонзилось прямо в лысый столб и повалило его, протаранив землю на сотню локтей, оставив после себя тлеющую гри и вонючую дымовую завесу. С упругим звоном разорвалась протянутая по небу нить, и мою грудь внезапно перестало рвать на части от саднящей изнутри боли, которую я даже не заметил в приступе бешенства. Я понял – как и другие землекопы вокруг, удивленно трогающие свои шрамы, – что сдерживающего нас барьера больше нет, а связь с богами каким-то образом разомкнулась, даже если наверняка это временно.

Сообразила это и Тэси – возможно, быстрее всех нас. Она решительно перешагнула через невидимую черту и с вызывающим видом оглянулась на меня, растерянно выпустившего ее руку и с ужасом ожидающего ее неминуемой смерти. Но колесница горела. Стражи исчезли без следа. Тэси была жива. И мы все, горстка отчаянных землекопов с одной общины, несколько мигов в молчании осознавали новую истину: мы обратили богов в бегство, мы сами, своими беспомощными и несовершенными руками уничтожили одного из них…

– Давай, Кьюи, это наш единственный шанс, – заторопила меня Тэси, протягивая ладонь и зовя за собой, кивая в сторону Мертвых земель, где не ждало ничего, кроме чудовищ и бедствия. – У нас мало времени!

Я слышал вдалеке приближающийся гул других колесниц и понимал: если мы останемся, то точно умрем. А если уйдем, то тоже наверняка погибнем, только другой, неизвестной смертью. И тут, и там нас уже ничего не ждало – мы нарушили главный закон, мы признали себя отступниками и назад пути не было. Между сдаться и умереть и бороться и умереть я выбрал второе.

Я быстро обвел глазами столпившихся вокруг землекопов, физически чувствуя с ними необъяснимую, очень могучую, несокрушимую связь – словно голос предков прорвался к нам сквозь барьеры разума. Братья, поднявшиеся друг за друга горой, ставшие не просто общиной, а настоящей кровной семьей. Словно идеи Тэс, озвученные только мне, незримо проросли внутри нас всех и сделали нас единым деревом с множеством ветвей, и вместе мы превратились в силу, способную свергнуть даже богов.

– Веди нас, – кивнул мне Каэл, готовый следовать за мной на любую смерть, и я ощутил, будто люблю его почти так же сильно как Тэс.

Шаби тоже был здесь, и четыре его самки, и все его правые руки. И множество других землекопов – практически треть общины, больше ста голов. И никто из них не оспаривал моего права на выбор решения. Даже Шаби хотел идти за мной, а не вести меня за собой.

– Бежим! – махнул я рукой и перешагнул невидимую черту, оставшись живым. Мы бросились со всех ног туда, куда тянула нас Тэси, минуя удивленных землекопов на чужой стороне, тоже пришедших поглазеть на падение божественной колесницы. Некоторые из нас, проходя мимо горящей посудины, не удержались и бросили туда несколько камней, чтобы убедиться, мертвая она уже или еще живая. Нас распирало от редкого чувства превосходства.

Я не смотрел, кто идет за мной, но когда оглянулся на гул, проверить, как близко преследующие нас новые летающие юдоловы, то обнаружил, что землекопов стало в два раза больше, и все они, даже чужаки, приняв возможность, решительно спешат в неизвестность вместе с остальными. Словно голос предков достиг и их ушей и звал за собой.

Думаю, нам очень повезло. Наши сектора лежали крайне близко от Мертвых земель, в противном случае у нас не было бы шанса спастись. Когда мы добрались и ступили на черную, твердую, выжженную дотла, пахнущую тленом, поросшую молодым лесом искореженную землю, настигшие нас колесницы уже стали хватать отставших землекопов. Сети с упругим звоном выстреливали и тут же уносили кричащих отступников, но остальные продолжали и продолжали путь, взбираясь на мертвые горы испепеленных камней, протянувшиеся на тысячи локтей до самого горизонта. Будто в этом месте когда-то давно произошло чудовищное сражение, и шли мы по гигантскому могильнику безвестного войска некогда павшей цивилизации.

Тэси тянула меня вперед, как будто точно знала, куда идти. Она искала что-то между молодыми деревьями, топтала ногами крошево рыхлых слоистых камней и кричала, будто призывала кого-то на помощь.

Потом мы все услышали шум бегущей воды и рванули туда, и внезапно под ногами исчезла твердая поверхность, и мы все, крича и кувыркаясь, покатились по опасному склону куда-то вниз, в черную дыру, где исчезала бурно перекатывающаяся река.

Собравшись в темном и влажном месте всей кучей, мы оценивали потери: Каэл и Шаби с женами были здесь, но нескольких наших не хватало, и у кого-то после падения кровоточили раны на содранных конечностях. Но выжившие в главном были целы.

Колесницы беспомощно кружили в рваной дыре над нашими головами, в которую было видно кусочек синего неба. Мы оказались слишком глубоко – они не могли забросить сюда сети. Они сдались: втянули тросы и улетели, оставив сбежавших землекопов предоставленными самим себе.

– Что дальше? – спросил меня Шаби, пригнув голову в знак признания авторитета, к чему я еще не привык, хотя и был горд неожиданным успехом.

– Пойдем глубоко, – кивнула Тэси на непроглядную черноту подземного провала, в который убегала река. – Пока мы внутри, мы в безопасности.

Пришедшие в себя юды тут же начали спорить: что мы будем есть, – говорили они, – в Мертвых землях ничто не растет и никто не водится. Как мы сможем передвигаться в темноте, – отказывались они лезть в яму, – чтобы не сломать себе руки и ноги и не напороться на валяющийся камень или острую железяку, которых тут повсюду торчало в изобилии. Боги не оставят нас в покое, – жаловались третьи, держась за грудь, – они заставят нас вернуться, как только восстановят разрушенный барьер.

– Боги не смогут найти нас здесь! – сердилась на них Тэси – она, а не я, была не только истинным лидером, но еще и самой умной. – Если бы они могли достать нас отсюда, то не улетели бы! Не бойтесь!

– Мы с Кьюи выживали без общины много месяцев, – рассказывала она. – Мы сами находили еду и здесь она наверняка тоже есть. Вы же видели – деревья проросли сквозь мертвую землю, значит, тут водится и что-то съедобное, и я обещаю вам, что мы не умрем с голоду!

Что касается темноты, то тут Тэси ничего не могла поделать – люди не желали передвигаться вслепую, как черные незрячие мыши, к тому же всем было известно, что под землей находится настоящий ад. Кто добровольно обречет себя на такие страдания? Даже отступники, предавшие веру, не собирались спускаться в горло самому дьяволу. Если уж боги сдались и улетели подобру-поздорову от этого страшного места, то юдам и подавно не стоило делать еще хотя бы шаг.

Пока все спорили и ругались, а женщины устраивались поближе к дыре, ведущей к небесной синеве и зондеру, свет сам явился к нам. Он поднялся из глубины – тенями качаясь на бесцветных стенах, приближался откуда-то снизу. Сначала все замолкли и уставились на страшные фигуры, выползающие из черноты, затем, когда стало очевидно, что к нам движутся зубастые и рогатые твари, все заголосили и заметались по крошечному пятачку, бросаясь на покатые и почти отвесные стены в попытке выбраться из каменной ловушки.

Ужас охватил землекопов, отвернувшихся от богов. Даже Тэси больше не выглядела самоуверенной, а вместе со всеми в отчаянии царапала неприступные стены. Каменное крошево сползало под многочисленными ногами и исчезало в реке, но ни один из нас не придумал, как вылезти на поверхность.

Я, Каэл и Шаби встали плечом к плечу, встречая незваных гостей. Я поднял с земли тяжелую увесистую палку, пахнувшую ржавчиной, и выставил ее вперед словно оружие. Каэл, Шаби и еще несколько вернувших самообладание самцов последовали моему примеру.

Они выступили из темноты вереницей: высоченные, они имели не шесть конечностей, как у богов, а две ноги и две руки, как у юдов, но вместо голов у них росли страшные костяные черепа без кожи, с пустыми дырками глазниц. Тела их скрывали хламиды из серой ткани и множества цепей, в руках у некоторых горел прирученный огонь на длинных палках, а у других блестели длинные и острые клинки.

Землекопам не выдавали оружия, но все мы знали, как оно выглядит – видели в руках богов или хранили воспоминания детства, в которых наши матери пользовались ножами для измельчения еды и другими приспособлениями для разных нужд. К тому же на исходе холодов нам выдавали ручные вилы и лопаты, чтобы мы могли подготовить грядки для семян.

То, что держали в руках страшилы, поднявшиеся из-под земли, выглядело очень опасным и было направлено на нас.

– В этот раз их больше, чем обычно, – заметило одно из чудовищ хриплым и низким человечьим голосом. Оно говорили совсем не как боги – те вещали ровно и одинаково, без пауз и эмоций, – а как мы, вкладывая в слова оттенок переживаемых чувств. Это страшилище, казалось, забавлялось над нами.

– Свежее мясцо, – добавило второе чудовище со смешком, и тембр голоса был у него совсем другой.

– Ме–еченое, – довольно протянул третий.

– Боги собираются нас съесть, – в ужасе прошептал Каэл, стоящий рядом со мной и чуть не бросивший палку, когда страшилы, побросав огонь, выхватили свои клинки все как один.

Но я ему не позволил трусливо сбежать, подперев плечом. Тэси и ее еретические размышления сделали меня таким же сумасшедшим, как она, и мысли оформлялись в голове быстрее, чем двигалась летающая колесница.

– Они не боги. – Не знаю, откуда я взял эту уверенность, она пришла сама и утвердилась в тот миг, когда чудовища заговорили. – Они отступники, такие же, как и мы.

– Нет, не такие же, – решительно возразило страшилище с изогнутыми рогами на широком черепе и с ревом бросилось вперед.

Они подавили наше сопротивление быстро. Да и откуда нам было знать, как сражаться против таких огромных клинков? Мы в жизни в руках оружие не держали, не то чтобы им воспользоваться. Мы были приучены к миру и знали цену бунтовству, поэтому совсем не способны были кого-то сознательно ранить.

Почти все наши тут же побросали палки и бросились врассыпную, превратив юдов в кричащую и визжащую массу перепуганных пустоголовых тел. Только я, Шаби и неизвестный самец из чужой общины попытались отбиться, прежде чем их повалили на камни и сели сверху.

Я рычал и царапался, дергал зажатыми руками и даже выкрикивал бессмысленные угрозы, особенно когда увидел, как один из врагов схватил мою Тэс и разложил ее на камнях, прижав руки коленями. Он занес кинжал над головой, и я униженно заплакал, умоляя оставить ее в живых, сделав почти невозможное – рывком сумев почти освободиться от четверых убийц, пытающихся удержать меня за руки, в то время как пятый намеревался принести меня в жертву тем же способом.

Вокруг творился хаос из бегающих тел, ловящих их теней, криков, слез и крови, окропившей серые камни. Рыча и вырываясь, сквозь туман ужаса и горя, я смотрел, как убивают мою Тэс ударом ножа в грудь, вырезают ей сердце прямо из живого тела. Она перестала кричать, лишь изогнулась, напряженно постанывая сквозь плотно сжатые зубы, и терпела пытку со стойкостью наиболее сильного из нас.

А потом она открыла глаза и смотрела, как окровавленный ошметок бросают рядом и ударом камня разбивают вдребезги. Она лишь вздрогнула, когда на ее лицо брызнули алые капли, и… встала на ноги, увлекаемая рукой того, кто только что напал на нее с ножом. Живая. И, если не считать небольшого пореза над левой грудью, целая.

Повсюду вокруг происходило то же самое: кричащие и сопротивляющиеся землекопы поднимались и, растерянные и живые, переправлялись в сторону разбросанных огненных палок. Сгрудившись там, они замолкали, оглядываясь то на пытающихся спастись перепуганных братьев, то на окруживших их сторожащих чудовищ, вполне человеческими жестами приказывающих им не суетиться.

Я прекратил бороться, храбро взглянув в пустые глазницы черепа и найдя в их глубине осмысленный ответный взгляд. Меня распяли и держали крепко, пока воткнувшийся нож копошился в моей груди. Как оказалось, совсем неглубоко, будто кожу снимал с ботвы, чтобы добраться до золотистой сердцевины сладкого кукура и выковырять приросшие зерна. И потом изнутри меня словно потянули земляного червя. Отступник пыхтел и приговаривал, и пахло от него в точности как от землекопа, только даже смраднее. А потом он с удовлетворённым кряхтением бросил на камни блестящий от крови кругляк и несколько раз приложил его сверху другим камнем, отчего тот погнулся, а потом и рассыпался, разбрасывая искры.

– Вот теперь вы такие же, – сообщил мой мучитель с весельем и позволил подняться. Оковы спали, меня отпустили к остальным. И в первую очередь я прижал к себе Тэси, зализывая ее рану, которая уже даже перестала кровоточить.

– Теперь мы настоящие отступники, – бормотали растерянные и перепуганные землекопы, ощупывая дырки в своей груди и с ужасом посматривая на своих новых поработителей. – Боги покарают нас смертью.

– Эти шестирукие твари – никакие не боги, дурни вы необразованные, – призвал к тишине один из еретиков, с удлиненным черепом вместо головы, когда все юды были отпущены и застыли на полусогнутых задних конечностях возле стены, на которой от огней покачивались их собственные тени. – Обманули вас подло, но вам очень повезло, что вы здесь, и теперь мы позаботимся о вашем просвещении, братья.

– Видно, пришло наше время, – добавил еретик с рогами на голове, властным жестом руки призывая землекопов к молчанию. – То, что вы добрались сюда сами – настоящее чудо. Должно быть, скот просыпается, наконец, если свободу и неизвестность предпочел безмозглому рабству.

Он потянул череп вверх и землекопы дружно ахнули, когда под страшной мордой и рогами обнаружилась обычная голова. Волосы покрывали ее кудрявой коричневой гривой до плеч и груди, открытыми оставались только глаза и нос, но все-таки под черепом и шерстью страшилище оказалось таким же, как мы.

Другие еретики тоже показали себя: совершенно различные по внешним признакам и цвету, они были одинаковы в выражении глаз – в них читалась жизненная мудрость, опасная сила и спокойная уверенность. И отсутствие какого-то либо страха.

– Меня зовут Хэррри, – объявил еретик с коричневой гривой. – А это – Сеок, – показал он на рыжебородого.

– Как вы выжили здесь? Когда и откуда вы сбежали? – посыпались вопросы со всех сторон, когда даже до самых отсталых землекопов дошло, с чем мы столкнулись.

– Мы не сбежали, – ответил еретик Сеок и дернул хламиду на груди, показывая гладкие, нетронутые шрамами выпуклые мышцы. – Мы здесь родились.

– Скоро вы поймете, как сильно заблуждались, – отступник Хэррри махнул рукой вглубь темноты, и другие отступники тут же стали поднимать горящие палки. – Идёмте, не бойтесь, мы все вам расскажем. Смелее, поднимайтесь за свои задние лапы, – он усмехнулся, горделивый и прямой, как дерево, словно никогда в жизни не опускался на колени, чтобы копать ежедневно землю в течение десятков полных оборотов зондера, не видеть дальше собственного локтя и не знать, что находится за пределами поля гри. – Вы рождены не для того, чтобы ползать. Вы способны даже на большее, чем ходить на двух ногах. Вы рождены летать, братья и сестры! Скоро вы в этом сами убедитесь.

Изумленно переглядываясь, мы двигались за нашими провожатыми в глубокое подземелье, рассеиваемое покачивающимися огнями, оставив шум реки позади и постепенно спускаясь по пологому склону. Потрескавшиеся, обветшалые стены из серого камня образовывали бесконечную нору со свисающими с потолка корнями, прутами и паутиной, усыпанную хрустящим крошевом мусора. Там и тут шныряли длиннохвостые зверьки, на вид вылитые мыши, только раз в пять крупнее. Наверняка вкусные.

Кто-то ахнул: это был Шаби, он удивленно смотрел на открывшуюся взорам высокую стену, разукрашенную цветными рисунками с изображением юдов, вот только вовсе не землекопов. Зондерные лучи проникали сюда сквозь куполообразную дыру, являя глазам невообразимую тайну, которую нам было пока не познать: на огромной картине в ряд выстроились могучие юды с кучерявыми бородами, в золотых и серебряных одеяниях, с венцами на головах и с оружием в руках. Ногами они попирали железных монстров с торчащими во все стороны трубами, выплевывающими огонь, а над головами их реяли летающие колесницы всех размеров и форм, выглядевшие куда опаснее, чем колесницы-юдоловы, плюющиеся сетью.

– Узрите правду, – громогласно объявил наш проводник, с лязгом выхватив свой клинок и указывая на картину острием, призывая остановиться, посмотреть и послушать. – Осознайте свое потерянное величие, рабы, и восприте духом. Ваши фальшивые боги сделали это с нами! Шестирукие прохвосты отняли у нас все! Выдали себя за нашего настоящего Бога! Заняли в наших сердцах место пустующее, потому что мы, возомнив себя венцом творения – умниками, равными Богу и не нуждающимися в его наставлениях, – предали истинного Отца! И поплатились за это предательство всем, что имели…

– Армагеддон… – пробормотал кто-то из нашей толпы.

– Он самый, – ухмыльнулся Хэррри сквозь густую бороду. – Что вам о нем рассказывали?

– Старики пугали, что придет апокалипсис, если мы не будем слушаться наших Создателей, и Армагеддон сотрет юдов с лица земли.

– Да только вот Создатели эти – не наши, – ткнул Сеок пальцем вверх. – Те твари просто встали на их место. Когда вера слаба, любой враг, воспользовавшись этим, может обмануть. Мы все забыли Слово отца нашего, и наступил конец всему сущему, пришло время Великой скорби¹. Напрасно вы боитесь наступления апокалипсиса сейчас – он давно начался и с тех пор не прекращается. Он длится уже так долго, что ваша память, стараниями ваших шестируких божков, не сохранила ничего об его начале!

Подобные речи в нашей общине привели бы к неизбежному наказанию: колесницы забрали бы протестантов и мы никогда больше не увидели бы их. Но здесь, вдалеке от богов, никакой кары не последовало.

Можно было продолжать цепляться за старую веру в наших создателей, да только что делать с картиной на гигантской стене, написанной явно не сегодня и не вчера. Поистершаяся, покрытая влагой и зелеными мхами, с трещинами от придавивших ее сверху огромных кусков камней, она являла собой памятник прошлому, который появился еще тогда, когда эти земли не были мертвыми. Это было место, которое построили юды, а не боги. Юды, потомками которых являлись и Хэррри с Сеоком, и мы, землекопы.

– Эти юды умеют управлять колесницами, – испуганно пробормотал Каэл, указывая на летающих железных птиц на изображении, а Тэси только сжала мою руку сильнее, будто говоря, что всегда знала это.

– Чуды-юды, так вы себя называете? – рассмеялся рыжеволосый отступник, качая головой. – Что ж, вам предстоит многое о себе переосмыслить, братья и сестры. Это, – ткнул он острием в сторону картины, – история, которой вас никогда не учили, потому что вы родились невольниками. А это, – ткнул он острием вверх, показывая на куполообразную дыру к небу, – наша с вами реальность, которую мы всё еще можем изменить. Мы проиграли, но не сдались! – басом прорычал он, и другие еретики хором подхватили этот девиз.

Перегнувшись через кособокое ограждение, он показал куда-то вниз, направив туда наши взоры, и все землекопы ахнули, разглядев на дне образовавшейся дыры разломанную, черную от сажи божественную колесницу, а рядом засохший, обтянутый выцветшей кожей шестиногий скелет.

– Была война, – отступник потряс ножом в противоположную сторону и землекопы послушно повернули головы, поражаясь все сильнее. – Мы были слишком самонадеянны и имели мало настоящей веры предков, за что и поплатились.

Еще один рисунок размером со стену рассказывал о великом побоище: слева картина почти повторяла первую, с той лишь разницей, что вся земля была усеяна окровавленными телами юдов и их горящими железными монстрами; сверху боги – те, какими мы их с детства знали – спускались с черных небес, обильно посыпая дары на головы радостно встречающей толпы. А справа те же боги, но облаченные в железные латы и серебряные двухконечные венцы, горстями уносили кричащих юдов, используя огромные сети.

Тут уж я сам с силой сжал ладошку Тэси, начиная понимать больше, чем готов был принять. В моей груди будто бы образовалась бездонная дыра, которую заполняли темные, нехорошие мысли. Вся вера, которой меня учили с детства, рассыпалась на кусочки, как тот разбитый камнем кругляк, который вынули у меня из груди. Сердце открылось чему-то новому, но то, что приходило в мою голову, пока не могло там уместиться.

– Так мы сами боги? – сдавленно прошептал кто-то из землекопов откуда-то из темноты.

Коричневоволосый отступник взбешенно к нему повернулся.

– Да и мы не боги, дурни вы неотесанные! – с досадой потряс он кулаком и показал наверх. – Но и они – нет! Забудьте все, что о них и о себе знаете. Расширьте свой разум для правды: мы никакие не боги, но мы – хозяева этой земли, а не они. Да, мы загнаны под землю, как крысы, частично порабощены, но это не значит, что все мы побеждены! И ваше появление здесь – свидетельство огромных перемен! Ваше пробуждение, осознание своего положения и побег – вот оно, проявление настоящей божественной воли, внутренней силы наших разумов, которую невозможно победить. До сих пор вам подобные никогда не появлялись здесь в таком количестве, и уж тем более не действовали заодно. Сегодня вы принесли нам настоящую, а не призрачную, надежду!

Я думаю, никто не понял то, что этот еретик сказал. Испуганные, подавленные и растерянные, мы вновь двинулись за нашими провожатыми, прокручивая в голове изображение битвы на стене и пока еще не понимая, как к этому относиться. Но ни один из нас даже не попытался сбежать. Будто бы все мы единым, сплотившимся разумом знали, что выбрали правильный путь. Еще тогда, когда внезапно все вместе стали кидать камни в летающих стражей, защищая друг друга – уже тогда что-то надломилось и переменилось в наших сердцах. И эта связь, которую в нас рвали в тот миг, когда разлучали с матерями, нашла способ выбраться из глубины и сделать нас сильнее. Сделать нас единой семьей не по крови, но по природе своей.

Поэтому все молчали, медленно вертя в голове новые знания, принимая или не принимая их – но веря.

Процессия стала спускаться вертикально по странному закручивающемуся узкому лазу, состоящему из сотен ступеней, явно сделанных не водой. С тех пор, как мы вошли в Мертвые земли, я то и дело замечал эти мелочи: идеально ровные стены и квадратные остовы каких-то сооружений, выступающих на поверхности, засыпанные мусором искусственных форм. Мертвые земли выглядели, как кладбище божественных изделий, как огромная помойка выброшенных испорченных вещей, сделанных не зубами и камнями, а гораздо более развитыми технологиями – такими, какие могли быть лишь у богов.

Бесконечная нора, которой мы следовали, укрепленная массивными каменными подпорками и разрисованная цветными знаками, повторяющими буквы наших имен, то и дело попадавшимися нам на глаза, не могла появиться сама – ее кто-то построил и расписал. И если это не наши шестиногие создатели, то кто? Свободные юды, изображенные на картинах? Наши предки, чей мир пришел в упадок после той войны?

– Что это такое? – землекопы мыслили одинаково, будто у нас на всех был один мозг или мы внезапно научились передавать мысли на расстоянии. Шаби и его жены, Тэси и Каэл, и другие юды трогали гладкие стены и железные перила, наклонялись к ступеням, словно не верили собственным глазам.

– Это лестница, – сообщил коричневогривый отступник. – Она ведет на сотни этажей вниз, к ядру планеты, неиссякаемому источнику энергии. Все, что вы видите здесь, воздвигли наши предшественники в период расцвета, еще до войны, триста с лишним лет назад. То, что было на поверхности – огромные города из цемента и стали, – пришельцы сравняли с землей. Но то, что было внутри, добротное и крепкое, уцелело. Мы годами не видим естественного света, но лучше уж так, чем быть рабами, как вы.

Впереди показался неясный огонь, и проводники вывели нас на небольшую площадку с массивными железными дверями. Под растрескавшимся потолком открылось маленькое окно, оттуда высунулась светловолосая голова мальчика зондов пяти-шести, таких ещё не забирали из материнских домов.

– Где твой отец, Витарр? – крикнул ему Сеок, и мы с Тэси изумлённо переглянулись.

Я долго думал, что совершаю огромную ошибку, влюбившись в Тэси и внимая ее отступническим речам. Но с тех самых мигов, как ступил на Мертвые земли и встретил настоящих еретиков, во мне укреплялось чувство правильности. Неужто в этом подземном мире, пугающе именуемом ад, где все непослушники будут вечно гореть, по словам наших старцев, мы вместо обещанного горя можем познать счастье, о котором даже на помышляли? Похоже, в этом темном царстве детенышей не отнимают ни у отцов, ни у матерей?

– Отошёл отлить, – сурово сообщил мальчик, высунув в окошко тоненькую железную трубу. – Я за него на посту.

– Папка будет тобой гордиться, – Хэррри сказал это серьезно, но я видел улыбки, мелькнувшие на лицах всех отступников. – Знаешь ведь, что делать?

– А то! – горделиво согласился малец и исчез, захлопнув окно.

Несколько мигов спустя высокие металлические двери со скрежетом поехали в разные стороны. Образовав узкую щель, они застыли, и Сеок махнул всем присутствующим рукой, приглашая заходить.

Внутри оказалось не темно. Даже когда наши проводники затушили весь принесённый с собой огонь, окунув палки в чашу с густой черной жидкостью, свет продолжал исходить со всех сторон, приводя землекопов в восхищение.

Свет, заключённый внутрь прозрачного камня, мы видели лишь на колесницах богов, летающих ночью. Любые существа, способные победить самого зондера и пленить его частицу, при этом оставшись в живых, казались бы нам богами. И вот, мы в потрясении оглядывались вокруг, и сотни крошечных зондеров размером с кулак делились с нами светом. И покорителями их были такие же обычные юды, как мы.

Раньше я тут же причислил бы еретиков к богам, но это бы значило, что мы и сами являемся богами, потому что выглядели одинаково. Хэррри уверил, что это не так. Но что тогда? Те, кому мы привыкли подчиняться, высшие существа, умеющие летать и заставить нас работать на их полях, были не более могущественными, чем еретики, то есть мы сами?

В моем единственном мозгу происходила нешуточная борьба: он пытался вместить слишком много новых знаний. Моя голова болела от интенсивного труда, но это была приятная боль, и чем больше я узнавал, тем сильнее хотел получить ещё. Я словно освободился не только от связи с богами, но моя душа обрела настоящие крылья и я в самом деле мог научиться летать.

Хэррри и Сеок вытащили большие коробки и подозвали землекопов. В коробках лежали одеяния богов, и мы благоговейно вертели их в руках, не зная, что с ними делать. Хламиды серого, белого и светло-коричневого цвета с дырками для головы и ног, с кожаными поясами и шнуровкой.

– Не стоим, одеваемся, – распоряжались наши провожатые, помогая особо растерявшимся новичкам. – Вы больше не животные, чтобы ходить в чем мать родила. Мы не пытаемся сделать вас богами, это просто одежда, запомните.

Это оказалось слегка неудобно: чувствовать, как кожи касается ткань. Но Тэси в ней выглядела изумительно красиво, а отросшие ниже ушей рыжеватые кудри приближали ее к образам здешних юдов лучше, чем нас. Но особенно мне понравилось то, что никто из наших, ни Шаби, давно положивший на Тэс глаз, ни другие самцы, больше не смогут глазеть на ее соблазнительные формы. Хламида скрыла то, что я всегда хотел держать только для своих глаз. Никто отныне, кроме меня, не будет знать, как моя жена выглядит обнаженной.

Мы снова шли, на этот раз коротким освещённым проходом к ещё одним воротам. Здесь стены были сильнее укреплёнными, каменные столбы подпирали вверх и в стороны, словно этот вход предназначался для того, чтобы выдержать удар многих колесниц. Присмотревшись, в глубине затемнённых ниш по обеим сторонам я разглядел железные трубы, похожие на те, что мы видели на картине. Оставалось только догадываться, колесницы ли это наших древних предков, оставшиеся с войны, или что-то иное.

– А сейчас я попрошу вашего внимания, – остановился Хэррри перед нами, подняв ладони. – Не пугайтесь и не разбегайтесь, а то потеряетесь. Отныне вы все – граждане нашего города. Каждому из вас дадут дом, одежду, еду, работу, обучат всему, чего вы ещё не знаете. Вы сами сможете выбрать свое предназначение, вы больше не рабы.

Он стукнул по двери, и та с ржавым скрежетанием разъехалась. Картина, открывшаяся нашим потрясенным взорам, обгоняла даже самое богатое воображение: во все стороны, вправо, влево, вглубь и даже вверх и вниз раскинулось огромное пространство, занятое переплетением не укладывающихся в голове конструкций из мостов, ступеней, ячеек и движущихся по ним и между ними людей и колесниц. Повсюду росли цветы и деревья, а между ними сидели, ходили, работали юды рядом с собственными малышами. А прямо посередине, заключённый в цепи и прозрачный камень, ярко сиял зондер размером в три обхвата рук, распространяя вокруг себя свет и тепло.

Гомон тысячи голосов ворвался в мое сознание, и я прижал к себе Тэс, обняв руками ее живот, то ли пытаясь защитить, то ли внезапно осознав, что мы в самом деле отвоевали свое совместное будущее, что мы в раю и нам не придется разлучаться ни друг с другом, ни с нашим детенышем.

Тэси повернула ко мне лицо и широко-широко улыбнулась, тоже поверив, что теперь все будет хорошо.

Сеок провел нас в центр огромной площадки, и мы завертели головами, потрясенно обсуждая и показывая друг другу на выстроившихся в ряд железных монстров, нацеленных трубами на закрывшиеся за нашими спинами двери; на железные колесницы с крыльями как у птиц, явно предназначенные для полетов; на высоких четырехногих животных, на которых гордо восседали облачённые в железо юды с оружием в руках. На смеющихся и бегающих друг за другом детенышей, возрастом старших, чем мы были отправлены в поля, но все ещё беззаботных. На весело переговаривающихся за работой юдов, трудящихся с удовольствием, а не по принуждению. Все это казалось слишком грандиозным, чтобы быть правдой.

– Это Абангу, – представил нам Сеок темнокожую женщину с волосами на голове, напоминающими цветок оду. – Она ваш гид, она отведет вас в свободные комнаты и покажет все здесь. Кто из вас главный?

Шаби и Каэл молча указали на меня.

– Как тебя зовут? – повернулся Сеок ко мне и тут же поправился, когда я пробормотал имя, выбитое на моей груди. – Как тебя звала твоя мать, помнишь?

– Олти, – признался я, чувствуя поддержку Тэси в пожатии ее крепкой руки.

– Уолтер, значит, – на свой лад переиначил Сеок с довольной улыбкой. – Не всю память предков уничтожили пришельцы, стало быть. Кое-что сохранилось. Надо только поднапрячь оставшиеся мозги и все встанет на свои места. Запомни это имя, новобранец, – торжественно положил он ладонь мне на плечо, а другой рукой обвел всех остальных и площадку. – Это древнее имя и дано было тебе неспроста, это ни что иное, как непобедимая память великих предков. Все ответы лежат на поверхности, солдат! Кого ты видишь вокруг? Это безмозглый скот или существа разумные?

– Свободные юды, – послушно ответил я.

Сеок кивнул.

– Ты близок к истине, брат мой, хоть и растерял часть букв по незнанию и отупению. Но время поможет тебе наверстать упущенное. Не юды, но люди, – усмехнулся он, широко обводя рукой. – Не детеныши, а дети. Не колесницы, а танки. Не зондер, а солнце – видать, это их, завоевателей, слово. Прилепилось, зар-раза. – Сеок чертыхнулся и смачно сплюнул.

А затем грубовато похлопал меня по плечу.

– Добро пожаловать в город Зион, – он рассмеялся, как над очень хорошей, понятной только ему одному и его друзьям шуткой. – Спасибо, что привел к нам своих людей.

– Вообще-то их привел не я, – я выдвинул Тэси вперёд, и она засияла от радости, что ее, наконец, заметили. – Это она сложила дважды два и уверенно искала ваше подземное царство. Я всего лишь рассказал ей о вашем давнем нападении на нашу общину.

Стоявший рядом с Сеоком Хэррри внимательно посмотрел на Тэс и с уважением протянул для рукопожатия ладонь.

– Мы рады принять вас на наш ковчег, умная леди. Добро пожаловать в Сопротивление.

__________________________

¹ Вели́кая скорбь (др.-греч. θλίψις μεγάλη) — понятие в христианской эсхатологии, означающее время бесконечного горя и жестоких страданий человечества. Великая скорбь описана как в «апокалиптических» главах Евангелий (Мф. 24:1-51, Мк. 13:1-37), так и в книге Откровение (Откр. 2:22, Откр. 7:14).